Ровно три месяца назад я вышел из этого подъезда. Долгое отсутствие? Да нет, пожалуй, не очень.

Может быть, мне следовало как-то предупредить Лючану о том, что я спешу к ней, исполненный раскаяния, посыпая голову пеплом? Получить соединение по ВВ-информу было парой пустяков даже на Трешке, а уж тут, на нашей станции, можно было воспользоваться любым видом связи. «Да, скорее всего, надо было известить ее, – так размышлял я, шагая к дому, и чем ближе он становился, тем медленнее становились мои шаги. – Но я этого не сделал. Почему?»

Ответ был мне ясен еще до того, как я сформулировал вопрос. Да потому, что я боялся. Я мог поступить двояко: послать сообщение – или просто позвонить и поставить ее перед фактом. У каждого способа были свои достоинства и недостатки. На письменное сообщение она могла обидеться или, во всяком случае, истолковать неправильно: решила бы, что я до сих пор не желаю с ней разговаривать, – и сама настроилась бы соответственно. А если предпочесть голосовую связь – как знать, какое воздействие оказал бы на нее мой неожиданно прорезавшийся голос? Могло ведь получиться и так, что она захотела бы продолжить разговор с того самого места, на каком он прервался три месяца тому назад? Я отлично помнил, что в тот раз наше общение завершилось свинцово-тяжелым молчанием; вот и сейчас – что бы я стал делать, если бы Лючана, услышав меня, просто дала бы отбой? Да я не решился бы после этого показаться в дверях! Снова кинулся бы к ВВ – и опять на Стрелу Третью. Нет уж: лучше появлюсь неожиданно; пусть увидит меня – и по моему облику сразу поймет, что я пришел с повинной: настолько-то уж она меня знает. Итак…

Это «итак» означало, что я уже стою перед собственной дверью, почему-то вцепившись в свой непременный кейс, словно утопающий в спасательный круг, и безбожно медлю перед тем, как приложить ладонь к замочной пластине и предъявить глаза крохотным стеклянным зрачкам на внешнем выходе Вратаря. Набираясь храбрости, я сделал три полных вдоха и лишь после этого выполнил необходимые операции. Мгновение – и дверь передо мной распахнулась.

В прихожей царила мертвая тишина – во всяком случае, на протяжении той пары секунд, что требовались Вратарю для полной моей идентификации; то была процедура, неизбежная после любой более чем месячной отлучки. Потом прозвучало привычное, все так же невыразительное, да еще и с запинкой:

– Привет, хозя…

Его слова сразу же заставили меня насторожиться. Вратарь начал заикаться после той схватки, что произошла здесь в самом начале прошлой операции, о которой я уже не раз упоминал – и, наверное, еще буду. Мы обнаружили это, вернувшись в родные стены после завершения дела. Но ведь это было давно! Ну ладно, тогда мы начали восстановление семейного гнездышка с других работ; но ведь за три месяца, что меня здесь не было, могла же Лючана наладить у Вратаря акустический блок, вернуть ему нормальное произношение, чтобы он не проглатывал звуки.

Могла – но не сделала. А это уже вызывало если еще и не беспокойство, то во всяком случае некоторое недоумение. Потому что на Лючану такое действие, а вернее – бездействие, никак не походило. Она всегда чувствовала себя хозяйкой, а любая нормальная хозяйка не терпит беспорядка и неисправностей в своих владениях и старается устранить их как можно скорее. Нет, что-то не так было в нашем доме.

– Привет, Вратарь. Где хозяйка?

– Хозя… на …ходе.

Иди теперь пойми его: на выходе? На подходе?

– Уточняю вопрос. Она дома?

– Хозя… не…ма.

Что скорее всего следовало реконструировать так: «Хозяйки нет дома».

Что же, это, наверное, не так уж плохо. До ее прихода я должен освоиться – почувствовать, что я действительно у себя дома и тут я – хозяин положения. И когда она придет – я встречу ее, а не она меня; в этом есть немало плюсов.

– Хорошо. Спасибо за информацию.

И я вошел в жилую часть. Двинулся, заглядывая во все двери подряд – чтобы убедиться, что все в порядке и мне не грозит обнаружить в ванной чужую бритву или в спальне – мужские пантуфли неизвестного происхождения. Могло ведь и такое предположение быть, верно?

Вещей неизвестного происхождения я не обнаружил и почувствовал, как основательный валун скатился с души. Но только один. А еще сколько-то их продолжало громоздиться на моей психике.

Потому что с каждым шагом и взглядом я все более приходил к невеселому выводу: здесь, в нашем с Лючаной доме, уже некоторое время никто не жил. Никто – иными словами, тут не жила она.

Начать с того, что уровень порядка, а вернее, беспорядка, против ожидания все еще царившего здесь, не изменился. Во всяком случае, практически. А это означало, что за минувшие три месяца Лючана и пальцем не пошевелила, чтобы сделать наше обиталище пригодным для нормальной жизни – такой, к какой мы привыкли.

Но трудно было представить, что она могла столько времени прожить в такой непотребной обстановке, ничего не сделав для того, чтобы восстановить, хотя бы в основном, обычный уют. Нет, не могла. Ну, пусть не все, не до мелочей, но хотя бы…

Хотя бы выкинула то, что более или менее обгорело, когда по мне тут пытались вести огонь. Мы тогда успели ликвидировать только то, что просто резало глаза, но оставалось еще достаточно. Хотя бы избавилась от осколков битой посуды: они еще при моем участии – как раз вечером накануне нашей ссоры – были приготовлены к эвакуации и так и остались лежать около мусоропровода. Хотя бы… Ох, да тут без конца было всяких «хотя бы»!

Вывод: она так или иначе перестала жить здесь почти сразу после того, как сбежал я. Не захотела – или не смогла? Или?..

Может быть, после случившегося тогда разлада стены стали давить на нее с такой силой, что ей было трудно здесь оставаться. То есть она решила сменить обстановку точно так же, как сделал это я, и, быть может, таким же способом? Так выглядел первый из выстроенных мною вариантов.

Второй был не лучше: она заболела. Причин для этого имелось более чем достаточно: участвуя в операции, она устала не меньше, а может быть, даже больше моего. И когда к этому прибавился неизбежный стресс, результат нашей с ней… нет, размолвкой это не назовешь, нашей ссоры, скандала… здоровье не выдержало. И она свалилась.

Никогда, никогда не прощу себе этого!

И, наконец, третья гипотеза: кто-то хотел отыграться на ней за провал замысла «Уракары». Вернее, отыгрываться-то следовало прежде всего на мне, но меня тут не оказалось, а ее участие в операции вряд ли оставалось секретом для тех, кто серьезно интересовался той историей. Нагрянули, схватили, похитили и…

Я еще раз прогулялся по нашему жилью, на сей раз уделяя все внимание тем вещам, которыми в нормальной жизни пользовалась – преимущественно или исключительно – только она.

Ее половина гардеробной; вообще-то, конечно, ее «половина» занимала более двух третей места, но это и естественно. Собираясь куда-то, человек, в зависимости от цели своего выхода, берет с собою разные, достаточно определенные наборы. Отдохнуть – одно, гульнуть – другое, делать, скажем, закупки – третье, а уходя навсегда – все подчистую. Как же собралась она сейчас?

Одежда: все вечернее – здесь, вряд ли в мое отсутствие она стала всерьез обновлять свои наряды. Хотя, конечно, могло быть и так. Вырвать память с корнем! Но… но вот это платье она не оставила бы ни за что. Потому что в нем она была, когда… Это уже не просто тряпка, это часть биографии. Нет, взяла бы, точно. Тем более что его можно просто засунуть в карман.

Как и этот вот пеньюар – ее любимый, в котором она выглядела просто потрясающе; даже сейчас при одном виде его у меня началось шевеление в организме. Нет, без него она не тронулась бы с места, если только…

Если только не собиралась возникнуть где-то не в своем естественном, а в каком-то другом облике. На что была мастерицей.

Обувь? Чего не хватает из того, что я помнил? Я всмотрелся и просканировал пару за парой, загибая пальцы для верности. Выходная – здесь. Спортивная, домашняя – тут. Теплая – на месте? Нет, не хватает зимних сапог. Нет и дорожных туфель – глухих, на низком каблуке. Так.

Ну а косметика, побрякушки – все такое?

Взято – насколько я могу судить – только самое необходимое – с точки зрения женщины, конечно. Малый набор леди.

С одной стороны, это вряд ли говорит о похищении. Хотя…

Во всяком случае, однозначного решения я пока не увидел.

Я быстро, почти бегом, достиг своего кабинета. Окликнул Вратаря:

– Когда ушла хозяйка? Не отвечай голосом, выведи на дисплей.

«За 2136 часов до текущего» – таким оказался ответ.

Я прикинул. Получалось, она исчезла в тот же день, что и я, – возможно, лишь несколькими часами позже.

Так. Ладно – будем искать.

Я задал поиск по больницам. По всем. И, после колебания, по моргам.

Даже для нашей техники это требовало времени. И пока компьютер работал, я открыл свою нелегальную установку ВВ-связи и запустил поиск ее ЛК – личного кода – по всей планете.

После этого я попытался найти что-нибудь для утоления голода: внезапно оказалось, что я хочу есть. Но уже заранее ощущалось, что в доме ничего не обнаружу. Так и получилось. То немногое, что оставалось в холодильнике, вряд ли стал бы пробовать даже умирающий с голоду. Придется делать заказ, его доставят через полчаса – если транспортная линия работает. Хотя она на кухне, а до кухни тогда военные действия не докатились.

Я уже приготовился было набрать нужный код, но в это время стали появляться результаты поисков.

В больницы – не поступала.

В морги – не поступала.

«Неопознанные», – скомандовал я. Голод как-то сам собою утих. Потому что все во мне сконцентрировалось на просмотре изображений. После первой сотни я понял, что эта работа не по мне. И задал сравнение по заложенной в компьютер тридиграфии Лючаны.

Пока компьютер трудился, я получил ответ по ЛК.

Ответ гласил: на Теллусе заданный номер не обнаружен.

«Ну-ну, – только и подумал я. – Все-таки как мы с нею похожи друг на друга! Даже когда делаем глупости».

У меня к тому мгновению уже полегчало на душе, потому что компьютер сообщил: среди неопознанных в больницах искомое лицо не обнаружено и не поступало. Среди неопознанных тел в моргах не обнаружено и в запрашиваемый период времени не поступало.

Значит – жива? Ну слава тебе, господи! Просто удрала с планеты, как и я. И наверняка – на другой конец Галактики, инстинктом угадав, в какую сторону кинусь я. Хотя и удрала как-то уж очень налегке.

Пришлось задавать поиск ЛК по всей Федерации. А время шло. Текло. Улетало безвозвратно. Я ждал. И мне стало уже всерьез казаться, что Лючана где-то терпит бедствие, ей нужна моя помощь – а я даже не имею представления, в какую сторону кинуться…

Надо использовать все возможности, – эта мысль настойчиво стучала в виски. Но разве я делаю не все? Осталось еще что-то? О господи, да, конечно! Вот уж не думал, что могу настолько отвыкнуть от собственного дома!..

Я снова – уже во второй раз сегодня – кинулся к древнему секретеру, под крышкой которого, позади полки с коллекционными изданиями, проделав необходимые действия, то есть раскрыв нужный том на… Черт, опять вылетело из головы – какое сегодня число? Шестое? Значит, на шестой странице, как и полчаса тому назад, приложил большой палец к красной, готических очертаний буквице. Полка послушно уехала вниз, и передо мною опять оказался пульт ВВ-информа. Но на этот раз я не стал отправлять никаких сообщений и не сделал ни одного заказа. Сейчас мне требовалось другое.

«Хорошо, – думал я. – Уходя из дому, разобиженная Лючана не оставила ни строчки, ни слова для меня; что же, это можно понять: все ведь происходило впопыхах, под сильнейшим давлением глубоко оскорбленного чувства, но никак не здравого смысла. Но это ведь вовсе не значит, что она не переговорила, прежде чем исчезнуть, с кем-то другим: попросила помощи, убежища или хотя бы совета. Вот мы сейчас и попытаемся установить – с кем же ей пришло в голову переговорить?»

Все, что проходило у меня по ВВ – и входящие, и исходящие сообщения и разговоры, – аккуратно записывалось. Поскольку, когда мы были в делах и, значит, часто отсутствовали, – необходимо было держаться в курсе того, кто и почему интересовался нами – вместе или по отдельности, все равно. Ну-с, так какие же сюрпризы приготовил мне неодушевленный клерк?

Я установил ту дату, то проклятое число, когда все полетело вверх тормашками и я сбежал. Искали ли меня таким способом? А главное – искали ли Лючану, и еще важнее – искала ли, и кого именно, она сама?

Предчувствие не обмануло: сюрпризы и в самом деле были.

И относились они прежде всего к тому самому дню.

Почти через полтора часа после моего ухода кто-то открывал мой канал. Меня не было, и вызывавший отключился, не назвавшись и не изложив своего дела. Кто же это был? Определитель… Вот так раз: никакого следа. Хорошо закрытая линия. Таких не так уж много в нашем мире. Возьмем на заметку и пойдем дальше.

Кстати: а почему не воспользовались связью, чтобы найти меня? Тогда я ведь еще не успел принять никаких мер предосторожности.

Объяснение простое: я кому-то понадобился – срочно и здесь. Раз меня тут не оказалось, искавший наверняка (если его дело было действительно серьезным) запустил поиск, но как раз в это время я мог находиться вне регистрации: уже на Трешке, но еще не успел вступить в контакт с тамошними властями даже и местного уровня. Мог существовать и другой вариант: просто на Стреле Третьей я не был им нужен, вот и все.

Так-с. Что же произошло потом?

Опять интересно. Через полчаса – повторение того же вызова – и снова отбой. Выходит, тогда я всерьез кому-то понадобился. И с чего это я так страшно заторопился? Ну ладно, что сделано, то…

Стоп. Новая запись. Что там?

Нет. Это не меня ищут. На этот раз связь идет отсюда. Иными словами – действительно, Лючана обратилась к… к кому же? Уж этот-то код никуда не девался?

Он и в самом деле сохранился. Теперь можно было бы запросить его принадлежность. Если бы…

Если бы в этом была хоть малейшая надобность. А ее не было. Потому что этот код я знал уже давно – и не хуже, чем свой собственный.

Во-от, значит, как…

Лючане ответили. И разговор начал разматываться.

Я слушал, не пропуская ни слова и, на всякий случай, записывая его в память моего мика.

Мне больше и в голову не приходило – заказать еду. Я понял: пока не выясню, что и как за этим разговором последовало, – кусок в горло не пойдет.

А тут наконец и Федеральный поиск закончился. Ответ был по меньшей мере странным, хотя я уже заподозрил, что именно таким он и окажется:

«Искомый ЛК не погашен, однако установить местонахождение сейчас не представляется возможным».

Ага. Вот, значит, какие пироги.

Ну, что же. Кое-что я уже понял и еще что-нибудь пойму в ближайшее время: остается лишь найти хоть какие-то подтверждения своей гипотезы.

Я вышел в коридор. Открыл стенной шкаф, чтобы водворить на место мой оперативный кейс прежде, чем выйти на улицу: не столько потому, что сейчас он мне вряд ли понадобится, но главным образом по той причине, что с ним меня просто не впустили бы туда, куда я вознамерился попасть.

И только тогда мне пришло в голову то, что должно было возникнуть в самом начале. То самое подтверждение гипотезы.

В этом отделении шкафа наши оперкейсы всегда стояли рядом. И когда я хватал свой, убегая из дому, ее кейс оставался на своем месте – в соседнем гнезде.

Сейчас я водворил свой на место. И тут только до меня дошло, что ее снаряжения на месте нет.

Значит, уходя, она взяла его с собой.

А это могло – должно было – иметь определенное значение. Иными словами, услышанный мною разговор трехмесячной давности получил дальнейшее развитие.

– Вратарь!

Он не ответил. Просто не услышал: микрофон связи – тот, что был в коридоре, – тоже остался незамененным со дня начала той операции. Пришлось спросить уже из прихожей:

– Кто сейчас ведет дом? Текстом!

Он нарисовал незамедлительно (хоть эти его узлы остались невредимыми, и на том спасибо!):

«Хозяйка передала управление мне».

– Сколько раз она выходила в тот день?

«Два раза. В двенадцать семнадцать, вернулась в тринадцать пятьдесят пять. И второй раз в четырнадцать тридцать. Еще не вернулась».

Это я и сам видел – что не вернулась…

Вот и последнее доказательство – того, что Лючана ушла, покинула свой дом по собственной воле и в здравом уме. А то, что не оставила мне никакой весточки – ни на бумаге, ни в записи, ни у Вратаря для передачи мне, говорило лишь об одном: после состоявшегося разговора она продолжала думать обо мне все так же, как и в предыдущую ночь и ранним утром, закрывая за собою дверь.

Хотя – только ли по этой причине?..

Сейчас я окончательно понял, куда пойду и с кем и как буду разговаривать.

– Стереги дом! – сказал я Вратарю на прощание.

– Да, хозя, – послал вдогонку мне косноязычный бедняга.

Я выскочил на улицу. Вместо стволов армагской чинкойи вдоль тротуаров сейчас стояли какие-то другие деревья. Но на это мне было уже наплевать.

На рекламном щите, нависавшем над проезжей частью, картинка сменилась; теперь горнолыжник в полном снаряжении и с улыбкой от уха до уха призывал: «Вас ждет Улар! Чудесная природа, высокие заработки, спокойная жизнь! Почему вы еще не там? Время уходит!» На это мне было тем более наплевать.

Так я в тот миг подумал.