VI
«Обращай проигрыш в преимущество и прозревай невидимое. Будь гибок, как горная тропа, быстр и сокрушителен, как сель. Так победишь».
Мангхэл-Сёрк. Правило сто первое
Они спускались все ниже и ниже. Бесплодная зона кончилась, появились первые кактусы. Обрадованные парды набивали отощавшие животы, и люди тоже повеселели. Наступило время цветения. Великолепные соцветия всех возможных окрасок украшали мясистые стволы, лопасти и отростки кактусов. Режущий лицо холодный ветер вершин наконец-то сменился теплым дуновением. Мертвые горы остались позади.
Через два дня после гибели Ортрана всадники спустились на каменное плато. С западной стороны хребта осыпей и каменных нагромождений оказалось меньше. Путешественникам ни разу не пришлось воспользоваться канатами. Не было сложностей и со свежей едой. Сочная мякоть кактусов, тушенное с пряностями нежное мясо ящериц, в изобилии шнырявших между камнями. Калан показал известное ему растение, маленький серо-голубой кактус, полый изнутри и полный терпкого сока, похожего на молодое вино. Люди пили его трижды в день и чувствовали себя превосходно. Каждому казалось: впереди ожидает что-то очень хорошее. Каждому, кроме Эрда. И, пожалуй, вагара, который не любил, когда все идет слишком гладко.
Отряд, уже вразброд, а не цепью, потому что места хватало, бодрой рысью пересекал плоскогорье, объезжая часто растущие темно-зеленые столбы кактусов. Над ними пламенело солнце, куда более приятное здесь, в горах, чем в жарких низовьях Конга.
Биорк ехал первым, внимательно оглядывая местность. Кто поручится, что впереди не поджидает враг? Моросы не нападают по собственной воле. Ее у них нет. Недавно он поделился своими сомнениями с Нилом, но сын отреагировал легкомысленно:
– Не ломай голову, отец! Должно быть, кто-то из магов поставил их стеречь перевал. Место подходящее. Ортрана жаль! Остальное – ерунда. Не тревожься!
«Нил стал совсем беспечным, с тех пор как вышел из Руны»,– решил вагар.
Но после отповеди сына обращаться к фьёль не стал. Если бы она хотела предупредить, Нил узнал бы первым. Нет так нет. Биорк был даже рад, что не надо спрашивать Этайю: старый воин робел перед фьёль, как мальчишка.
Впрочем, вагар, как всегда, был настороже. Однако на сей раз глаза, слух, обоняние – все, кроме интуиции,– подвели бывшего туринга.
Ни он, ни кто-либо другой из отряда не заметил никаких признаков опасности, пока тройная цепь солдат не преградила всадникам путь.
Даже для вагара было полной неожиданностью, когда они поднялись в двухстах локтях впереди – нестрашные с виду, маленькие фигурки в бурых, под цвет почвы, плащах. Но арбалеты, направленные на всадников, не оставляли сомнений в их намерениях.
Одного поворота головы хватало, чтобы убедиться – бежать не удастся: такие же шеренги поднялись слева и справа, а четвертая – позади, отрезая путь к бегству.
Конгаи заняли круговую оборону, но северяне не присоединились к ним – бессмысленно. Врагов слишком много. Целая армия.
– Спрячь меч, брат Пирон! – сказал Нил старшине контрабандистов.– Мы сможем справиться с сотней, если повезет. Но не с тысячей!
Солдаты приблизились. Санти не без любопытства глядел на них. Урнгриа. Узкие лица с кожей цвета старого пергамента, горбатые хищные носы, глаза, полуприкрытые тяжелыми веками.
«Тай! – мысленно позвал Санти.– Сделай что-нибудь!»
«Не бойся,– получил он ответ.– Нас не оставят!»
«Нас! А других?»
«Кому ведомы пути Судьбы?»
– Эй! – сказал Нил дружелюбно.– Опустите ваши игрушки! Мы не враги! – И поднял обе руки в знак мира. Великан говорил на конгаэне, надеясь, что его поймут.
Поняли его или нет, но обращение осталось без ответа. Между всадниками и плотно сомкнутыми шеренгами урнгурских солдат оставалось пустое пространство в десять шагов.
Время шло. С тех пор как отряду преградили путь, миновало почти полчаса. Солдаты безмолвствовали, но арбалеты держали наготове. Всадники спешились, парды легли. Если их захотят убить, то сделают это, будут они в седлах или нет.
Миновало еще полчаса, и вдали раздался топот пардов. Отряд в две дюжины всадников появился из-за кактусов. На прибывших, всех, кроме одного,– те же бурые плащи с капюшонами, то же конгское вооружение, только лучшей работы. Всадник, одетый особо, был облачен в желто-коричневый полосатый хитон. Тощие ноги в красных сандалиях сжимали бока упитанного парда. Он был без оружия, но держался как главный. Его длинные, не слишком чистые волосы удерживал обруч с медным подобием горящего факела надо лбом. «Полосатый» бесцеремонно разглядывал путешественников. Нил не менее бесцеремонно разглядывал его самого.
При виде девушек лицо урнгурца оживилось. Он что-то сказал своим спутникам. Один из них тут же возразил «полосатому». И достаточно грубо. Они заспорили, закричали друг на друга пронзительными гортанными голосами. Судя по всему, возразивший выиграл спор. По его знаку солдаты зашевелились и принялись отделять конгаев от северян. Один из солдат попытался присоединить к девушкам и Этайю, но, едва коснувшись ее, с криком отдернул руку. На его ладони, буквально на глазах, вздулся пузырь, как от ожога. Желто-коричневый велел ему подойти, долго разглядывал руку. Потом слегка поклонился Этайе, и ее оставили в покое. То есть – с северянами. Зато Санти попал в одну компанию с контрабандистами и девушками. Возразивший урнгурец сразу же, как только произошло размежевание, взял десяток солдат и уехал, забрав с собой конгаев. Причем у людей Пирона даже не отняли оружие. Остальные солдаты таким же плотным кольцом окружали четверых оставшихся. И у тех уже не оставалось сомнений, кому приготовлена столь «торжественная» встреча.
– Оружие – дать! – по-конгайски скомандовал желто-коричневый.
Три воина повиновались. Даже светлорожденный безропотно отдал меч, но с принявшим его солдатом случился конфуз. Он завопил, уронил меч и затряс рукой. Порезаться он не мог, так как Эрд отдал меч вместе с ножнами. Всадники урнгриа воззрились на него, и солдат быстро-быстро заговорил, видимо, объясняя.
Желто-коричневый с помощью одного из солдат спешился и с опаской поднял меч с земли. Он не обжегся, и на его узком длинном лице появилась довольная улыбка. Но улыбка сразу пропала, когда ему не удалось вынуть меч из ножен. Он тянул изо всех сил, но безрезультатно. Тогда желто-коричневый предложил попробовать одному из военных. Но тот отказался, красноречиво кивнув на пострадавшего солдата. Жрец, пожав плечами, протянул меч Эрду.
– Что это есть оружие? – спросил он.
– Не оружие! – опередив Эрда, быстро ответил Нил.– Жезл. Дал отец.
Жрец кивнул, видимо, удовлетворенный. И посмотрел на Эрда с уважением.
Разоружили и вагара. Маленький воин пожалел о том, что перестал брить лицо. С четырехдневной щетиной на щеках он уже не мог выдавать себя за ребенка.
Колонна двинулась. Только Этайе разрешено было остаться в седле. С ней вообще обращались с подчеркнутой вежливостью. У мужчин же отобрали пардов и заставили идти пешком. После нескольких дней верховой езды это было даже приятно. Пленников окружали всадники, всадников, перестроившись в каре,– солдаты. Меньше чем за полтора часа они прошли оставшуюся часть плато и оказались на грунтовой дороге, спускавшейся к озеру. На берегу его теснились приземистые домишки.
Архитектура урнгурских домов отличалась от конгайской. И не в лучшую сторону. Построенные из бурого камня дома плотно примыкали один к другому, располагались уступами и из-за плоских крыш напоминали гигантскую лестницу. Верней, три лестницы, потому что две прямые улицы разрезали поселок на аккуратные ломти.
Пленники и их многочисленный конвой спустились почти к самому озеру. Эрда, Биорка и Нила отделили от Этайи и заперли в большом одноэтажном доме с толстыми стенами и крохотными оконцами под самой крышей.
Изнутри здание напоминало склад. Толстые стены и прочные двери оказались очень кстати для тех, кто решил использовать дом как тюрьму. Брошенные на пол старые, не очень чистые шкуры, как предполагалось, должны были служить мебелью.
– Надеюсь, нам дадут пожрать! – сказал Нил, растянувшись на полу.– Светлейший, светлейший! Может, ты проковыряешь своим мечом дырку в стене? Хочу поглядеть, не несут ли нам чего?
Эрд хмуро посмотрел на великана и отвернулся. Раньше его раздражало, когда Нил пользовался простонародным жаргоном. Сейчас ему было наплевать.
– Э, нет! – проговорил Нил, поднимаясь.– Так, светлейший, не пойдет. Я не Этайа, на ситре тебе сыграть не могу, но и угробить тебя не позволю. Даже тебе самому!
Он подсел к неподвижному Эрду, обнял его ручищей за плечи:
– Я ведь твой слуга, не забыл?
Эрд не сделал попытки сбросить руку, но и не проронил ни слова – просто сидел, уставясь в пространство, опершись спиной на каменную стену.
– Он умер, светлейший! Умер! – настойчиво сказал Нил.– Он теперь в Нижнем мире. Если ты хочешь уйти за ним – сделай это, как подобает Асенару! Ты дрался с ним рядом. Только Владыка Судеб решает, чей узел жизни будет развязан. Его, мой, твой? Мы не выбираем, светлейший! Мы только сражаемся – и боги решают за нас все: за что мы будем биться, кого погубим, кто погубит нас. Все, кроме одного: будем ли мы сражаться достойно. Вот это решаем мы сами. Ты сражался достойно, светлейший! Не срами себя унынием, ну же!
Эрд обратил на сына вагара потускневшие глаза.
– Я мог его спасти,– сказал он безразличным тоном.
Слова эти прозвучали помимо воли Эрда. Просто они всегда были с ним.
– Ты так думаешь? – с участием откликнулся Нил.– Но, скажи, почему?
И Эрд начал говорить. Внутри у него что-то лопнуло, что-то, запрещавшее говорить о слабости, об унижении его, Эрда Асенара. Словно лопнула пряжка пояса «Честь и превосходство», и светлейший, освободившись, наконец вздохнул свободно. Он говорил не о себе, об Ортране. Нет, и о себе тоже, но об Ортране. Как он чувствовал его, как разделял каждую мысль. О том, что хольдец напомнил Эрду Дина, отца. О том, как Эрд намеревался, возвратившись, восстановить честь Ортрана. И он сделал бы это, потому что слово Асенара многого стоит в Империи.
А теперь – всё. И виноват он, Эрд, забывший, что не Ортран защищает его спину, а он – спину Ортрана…
– И что дальше? – перебил Нил.– Ты знаешь, что нас ждет? Ты уверен, что мы будем живы завтра? Через час? Вдруг ты пожалеешь, что моросы не прикончили и тебя?
Эрд с удивлением посмотрел на Нила.
– Об этом я не думал,– признался он.– Ты полагаешь, нас убьют?
– Это будет непросто! – пообещал Нил.– Но если мы умрем, то умрем как воины. Или ты стал бояться смерти, Эрд Асенар?
– Нет. Хотя…– Губы светлорожденного дрогнули, как будто он пытался улыбнуться.– Смерть перестала меня волновать! – решительно сказал он. И сам удивился этому открытию.– Понимаешь, Нил, раньше я ждал ее, словно новую возлюбленную, лучшую из всех! Я хотел ее, искал! Ты понимаешь меня?
– Конечно, светлейший! Отлично понимаю!
– А теперь я ее не хочу. Не боюсь – просто не хочу.
– Наше время еще длится, светлейший! – улыбнулся ему Нил.– И наш долг… Тот, кто разрушает наш мир, жив, светлейший Эрд! Мы не сделали своего дела – боги не позволят нам умереть!
– Да. Да. Да! – Голос Эрда постепенно обретал прежнюю твердость.– Клянусь тебе Чашей и Звездами, я не забуду о Долге! Благодарю тебя, Нил! – Эрд нашел руку великана и сжал ее.– Пока мой меч со мной, я – Асенар!
– Вот теперь я вижу! – подтвердил Нил.– Нас трое, мой светлейший! И мы заставим их уважать нас!
– Они нас уважают,– вставил вагар.– Нас оценили в тысячу воинов. Тебе мало?
– Это не воины! – отмахнулся великан.– Это корм для падальщиков!
* * *
Этайа в сопровождении двух всадников подъехала к берегу озера. Урнгурцы спешились и помогли ей сойти с седла. Пришвартованная к деревянным сходням лодка с четырьмя гребцами стояла у берега. Один из воинов осторожно поднял фьёль. Этайа не мешала ему, чувствовала, что он относится к ней с почтением. Урнгурец вошел в воду и перенес фьёль в лодку. Потом вышел на берег, спустился по сходням и прыгнул на корму. Гребцы тотчас налегли на весла, и лодка двинулась. Весла энергично вспенивали воду. Этайа смотрела на изрезанный берег озера и пыталась угадать, куда они плывут. Она чувствовала, что впереди нет опасности для нее. Но есть тревога, а это тоже не слишком хорошо. Гребцы дружно ударили веслами, и лодка резво заскользила по поверхности озера.
Они обогнули скалистый мыс, и взгляду Этайи открылась небольшая бухточка. С трех сторон ее окружали скалы. В самой бухточке, группами по два, по три, поднимались из воды верхушки камней, а посередине на каменных опорах стоял чудесный трехэтажный домик с пирамидальной крышей и желтыми, как речной песок, стенами. Последний, третий, этаж был меньше других и окружен террасой под нависающей крышей. Края крыши, серебристо-серой, с маленьким бронзовым драконом на вершине, загибались вверх, как поля четырехугольной шляпы.
Светлый, воздушно-легкий дом, казалось, парил над гладкой блестящей водой бухточки.
Лодка подошла к крытому причалу. Двое слуг-мужчин в белой, отороченной розовым мехом одежде уже протягивали Этайе руки. Опершись на них, светлорожденная вышла из лодки.
Едва она ступила на первую ступень лестницы, как высокие двустворчатые двери перед ней распахнулись, и фьёль впервые увидела Женщину Урнгура.
Этайа продолжала подниматься по короткой лестнице, и женщина, стоявшая в дверях, отступила на несколько шагов. На урнгрийке было длинное платье, плотно облегающее талию и свободными складками ниспадающее до самого пола. Узкий черный пояс, украшенный золотыми фигурками, вольно располагался на широких бедрах. Длинные концы его завершались кистями из желтого меха. Плащ-мантия, ярко-голубой, с желтой меховой подкладкой и подложенными плечами, был стянут впереди черным шнурком. В толстые, с руку, каштановые косы женщины были вплетены золотые нити, на голове сверкал обруч из светлого серебра с искусной гравировкой и множеством крохотных переливающихся самоцветов.
Что же до лица, то оно было обычным, не слишком красивым, но достаточно привлекательным лицом зрелой женщины, избегающей грима. Женщины, привыкшей повелевать, о чем ясно говорили сжатый рот с выступающей нижней губой и жесткий взгляд больших немигающих синих глаз, внутренние уголки которых были выше наружных, чем напомнили Этайе глаза женщин Тайдуана.
– Сестра? – слово было сказано по-конгайски, с полувопросительной, полуприветственной интонацией.
Этайа ощутила ум, жизнелюбивый, склонный к быстрым решениям, властный, но вместе с тем открытый, как у ребенка. И, глубоко внутри,– Силу. Настоящую Силу, а не просто дар колдуньи.
– Пусть эти уйдут! – сказала Этайа, кивнув на мужчин, стоявших за спиной урнгрийки.
– Вон! – велела женщина слугам и, много мягче тем мужчинам, что были у нее за спиной: – Покиньте нас!
– Благодарю, сестра! – сказала фьёль, когда мужчины удалились, и откинула покрывало.– В моей стране не принято показывать лицо чужим мужчинам! – Она слегка наклонила голову: – Этайа, светлорожденная Империи.
– Ронзангтондамени, Женщина селения Гнон. Войди в мой дом! – повернулась и пошла к лестнице, ведущей на второй этаж.
Пол комнаты был застлан толстым, очень мягким ковром, на котором лежало несколько подушек. Мебель отсутствовала. Деревянные панели отполированы и покрыты светлым лаком, чтобы лучше выявить естественный узор дорогого дерева. Из двух овальных окон открывался вид на бухточку и синюю гладь озера за скалами.
Ронзангтондамени села на вышитую подушку и подобрала под себя ноги, расправив длинные складки белого платья. На ногах у урнгрийки были мягкие туфли с подошвами из алой шерсти, расшитые узором из черного бисера.
Этайа тоже опустилась на подушку напротив, скрестив ноги. Хозяйка внимательно оглядела ее и улыбнулась. Лицо гостьи понравилось ей. Властью фьёль оно стало похоже на собственное лицо урнгрийки, только немного моложе.
– У тебя трудное имя! – сказала хозяйка.– Но я постараюсь запомнить его. Этайа! – повторила она.– Слава Матери Хаора, эта крыса Кунг догадался отправить тебя ко мне, когда понял, что ты не из тех женщин, что привозят к нам безбородые. Те, кто были с тобой,– твои мужья?
– Нет. Родственники и спутники.– Каждая реплика урнгрийки помогала Этайе сориентироваться.– Они прибыли со мной, и я не хочу, чтобы им было причинено зло!
Ронзангтондамени покачала головой:
– Кунгу – повеление сирхара. Они больше не принадлежат тебе. Они принадлежат Хаору. Но на женщин его власть не распространяется. И на моих мужчин тоже. У себя в Шугре он может делать, что пожелает,– то в воле Королевы. Но Гнон – мое селение. И три сотни мужчин, из тех хогр, что встретили вас в горах,– тоже мои! – И, решив, что дала понять гостье размеры своей власти: – А теперь скажи: что ищешь ты на нашей земле, Этайа, сестра?
– Ничего, Ронзангтондамени, сестра!
– Зови меня Генани! Тогда зачем ты здесь?
– Ты видела извержение Столпа Небес?
– Столпа Небес? А! Горы Хаора! Да, видела.
– Дорога к старому перевалу закрыта. Мы выбрали этот путь не по своей воле.
Лицо Женщины Гнона помрачнело.
– Плохо! – сказала она.– Теперь не будет торговли с Конгом. Мужчины, возможно, будут голодать. Плохие вести, Этайа, сестра! Верно, Хаор разгневан и не хочет, чтобы мы торговали с безбожниками! Прости, я не хочу оскорбить твою веру!
– Я поняла,– мягко ответила Этайа.– Но разве вам так нужны их товары и их девушки?
– Девушки? Вот уж кто нам не нужен! Конгаек покупает сирхар. Хотя и делает вид перед Королевой, что не знает, откуда они взялись. Нам они безразличны. В них нет силы Дочерей Урнгура!
– Дочерей Урнгура?
– Ну да! – Ронзангтондамени удивленно взглянула на собеседницу.– Ты спрашиваешь? У тебя-то она есть, сестра, раз ты не позволила Кунгу распоряжаться собой.
– Да…– Этайа поняла, о чем идет речь, и стала еще внимательней относиться к урнгрийке.– Но ты зря огорчаешься из-за вашей торговли. Новый перевал более труден, но зато путь лежит через твое селение, Генани!
Женщина Гнона задумалась.
– Пожалуй, ты права, Этайа, сестра,– признала она наконец.– Но это обидит моих сестер в соседних селениях. А самой мне нелегко будет отстоять нарушение запрета.
– Кто-то хочет прекратить твою торговлю? Кто? Сирхар? Королева?
– Нет. Сирхар получает девушек. Королева – оружие для своих хогр… Но Женщины северных селений… У них нет своей доли в Чагунской торговле. Чагун – принадлежность Королевы. Я сказала, что сама распоряжаюсь на своих землях, но если другие селения откажутся торговать с нами, нам придется туго. Еще хуже, чем без торговли с Конгом. И тогда я вынуждена буду отдать часть своих мужчин Королеве или сирхару. Прости, сестра! – вдруг встревожилась урнгрийка.– Я не предложила тебе поесть!
– Не беспокойся, Генани, сестра! Я могу долго обходиться без пищи!
– Это ясно. Но зачем, если ты – моя гостья? Мой дом еще не обеднел. Я содержу шестерых мужей, а могла бы и больше. Но нет достойных! – Женщина засмеялась. И хлопнула в ладоши.
В комнату тотчас вошли двое слуг.
– Приготовьте нам трапезу наверху! – велела Ронзангтондамени на языке Урнгура.
– Приятно поговорить с равной! – сказала она Этайе, когда слуги удалились.– Я лишена этого удовольствия уже два месяца.
– Неужели ты единственная женщина в селении?
– Нет, конечно нет! Гнон – большое селение. У нас двадцать шесть женщин! Но я – Женщина Гнона и должна держать их в подобающем удалении. Кроме моей дочери! – добавила она не без гордости.– Но малышке всего шесть лет.
– А мужчины? Сколько у вас мужчин? – спросила Этайа.
– Мужчины? Сотен шесть, я полагаю. Поля у меня невелики, но не меньше двух сотен надо, чтобы искать в горах испражнения Хаора.
– Что?
– Смола. Бальзам, который залечивает раны. Нам с тобой он ни к чему, но конгаи ценят его высоко. И хуридцы. Да и наши мужчины им пользуются.
– Я поняла. Скажи, сестра, сколько у тебя детей?
– Я же сказала: одна дочь. Разве это мало? – она улыбнулась.
– А сыновья?
– Сыновья? Странно, что ты спросила, Этайа, сестра. Я же не Королева. Рожала я раз двенадцать. По двое-трое. Только девочка выходит одна. Думаю, их десятка три. Конечно, не все выжили. Теперь, когда у меня есть дочь, я могу больше не рожать. По обычаю.
– Я хотела бы взглянуть на нее!
– Спасибо, сестра! Конечно, я покажу тебе ее! Но сейчас давай поднимемся наверх и поедим!
* * *
Нил, Эрд и Биорк тоже получили свой обед. Мякоть кактусов, грибы, пяток небольших озерных рыбок, сваренных в подсоленной воде. И кувшин с кисловатым напитком.
– Мои слуги не стали бы это есть! – сказал Эрд, попробовав каждое блюдо.
– Благодари богов, что нас кормят! – отозвался Нил, зачерпывая рукой содержимое миски и отправляя в рот: столовых приборов им, разумеется, не дали.– Ешь, светлейший! Нам понадобятся силы! Ты заметил, отец?
– Что?
– В селении я не видел ни одной бабы!
– Женщины, сын. Нас никто не подслушивает, ты мог бы говорить по-человечески.
– Неважно! Ни одной, отец! А мужчин – пруд пруди!
– Может, они работают в полях? – предположил Биорк.
– Или их держат взаперти. В Гураме, например, это принято,– вставил Эрд.
– Взаперти? Ха! Кстати, отец, как думаешь, сколько продержат взаперти нас?
– Кто знает! Чем дольше, тем лучше. Больше шансов, что солдат поубавится. Здесь горы – им не прокормить такую прорву народа.
– Тут ты прав. Уверен, они полагают, что, посадив под замок, упаковали нас надежно!
– А разве не так? – спросил Эрд.
Нил захохотал, роняя изо рта кусочки грибов.
– Не совсем,– невозмутимо ответил вагар.– Не думаю, чтобы здесь не нашлось лазейки.
– Ты радуешь меня! – пылко воскликнул Эрд.– Так выведи нас! Мой меч со мной! Мы прорубим себе путь – или умрем!
– Мой светлейший! – сказал Нил, отсмеявшись.– То же мы могли сделать и утром.
– Утром я был не в себе,– огорченно сказал Эрд.
– Я догадался, когда увидел, что ты безропотно отдал Белый меч. Кстати, почему этот парень с обручем не смог его вынуть?
– Меч Асенара может вынуть из ножен только рука Асенара! Таково родовое предание. Но, клянусь Рогами Тура, я сам вынул бы его!
– Я рад, что ты был… в печали! – заметил Нил.– Мне больше по душе славная жизнь, чем славная смерть!
– Но славная смерть и есть самое важное дело в жизни воина! – воскликнул светлорожденный.– Скажи, туринг, разве я не прав? Так учил меня твой брат!
– Не славная, а достойная! – проворчал вагар.– И не называй меня турингом! Я уже просил тебя об этом!
– Прости! Никак не могу понять, почему ты так не любишь собственную славу. Вот мой дядя, он адмирал. И останется адмиралом, даже если умрет от старости в своей постели, не дай ему боги такого несчастья!
– У вагаров свои обычаи. Уважай их, светлейший, и мы останемся друзьями!
Эрд кивнул, но продолжил:
– Но разве смерть в бою не есть достойная смерть? Умри я – передо мной в Нижний Мир бежала бы целая свора врагов!
– Нашего демона не было бы среди них,– сказал Нил.
И Эрд умолк.
– Я посплю,– сказал великан, ни к кому не обращаясь. И, завернувшись в шкуры, улегся в углу.
Эрд вынул меч и принялся выполнять один за другим все двадцать четыре малых танца Мангхэл-Сёрк. Биорк наблюдал за ним с удовольствием. Для не-вагара воин двигался недурно.
* * *
– У меня есть просьба к тебе, Генани, сестра! – сказала Этайа.– Но сначала ответь, конгайские купцы, те, что привезли девушек, что будет с ними?
– Да ничего! Хрор, старший над моими из королевских хогр, он потребовал, чтобы их отделили от принадлежащих Хаору. Мы возьмем их товары, дадим свои и отправим обратно. Если им причинят вред, кто привезет нам конгайские мечи и шелка? И девушек для сирхара! Даже шакал Кунг это понимает.
– С ними был юноша. Он не контрабандист, хотя и конгай. Он приглянулся мне. Можешь взять его дляменя?
– Конечно, могу! Скажи, как его зовут, и через два часа он будет с тобой! – Ронзангтондамени понимающе улыбнулась.– Он красив, да?
– И у него чудесный голос! Тебе понравится!.. Надеюсь, не настолько, чтобы ты захотела оставить его себе, сестра?
– Этайа, сестра! Разве у меня мало мужей? Разве я могу огорчить тебя из-за мужчины?
– Благодарю, Генани, сестра!
– Не за что! Кстати, ты не хочешь переодеться?
– Мои вещи остались вместе с пардами.
– Я пошлю слуг за ними!
– Но как они узнают, где мое? Я не хочу, чтобы мужчины рылись в моих вещах!
– Разумеется! Велю принести все тюки. И ты сама найдешь свои. Как зовут твоего юношу?
– Санти!