Проглот валялся на спине и удовлетворенно курлыкал. Первый раз, когда я увидел подобную картину, я никак не мог сообразить, каким образом этому совершенному боевому организму удается кататься по земле, не повреждая крыльев. Однако приходилось констатировать, что творец вполне успешно справился с задачей. Получившийся образец гибридной твари оказался не просто живучим и вполне приспособленным к этому миру, но, я бы даже сказал, не лишенным изящества.

Сейчас грифон блаженно отдыхал, растянувшись в зеленой мураве, подставляя для дружеского почесывания розоватое брюхо, проглядывавшее сквозь песчано-желтую шерсть. В лапах животины, точно призовой венок, красовалось диковинное растение, которое я уже имел возможность наблюдать по ту сторону зеркальной глади.

Мои познания в ботанике и в школьные-то годы с трудом можно было признать средними. А сейчас и вовсе из всяких дикорастущих объектов флоры, не считая, понятное дело, знакомых с детства деревьев, цветов и садово-огородных культур, я мог гарантированно опознать только сурепку, и то лишь потому, что таково было прозвище нашей школьной учительницы ботаники.

Так что ни вид этой лианы, усеянной какими-то кокетливыми завитками, ни ее местное название – «волчья плеть» – не говорили мне ровным счетом ничего. Одно было понятно даже без лекций о происхождении и произрастании этого ботанического экспоната – любой, кто попытался бы отобрать у Проглота его трофей, был обречен на неудачу и, вероятно, ощутимые телесные повреждения.

Возчики, наблюдавшие беззаботные игры нашего грифона, нерешительно жались у телег, опасаясь чесать подставленное брюхо и старательно удерживая на месте своих до недавнего времени смирных лошадок, ничуть не обрадованных соседством опасного зверя.

Когда началась заваруха с колокольным звоном, крепкие житейским умом селяне, быстро сообразив, что оказались в ненужное время в ненужном месте, старались держаться тише воды, ниже травы. Теперь, лишь только грохот, лязг оружия и пожар стихли, их вдвойне, а может, и втройне, заботил вопрос о том, как бы получить причитающуюся оплату и убраться отсюда подобру-поздорову.

Ночная тьма, вплотную, подступавшая к воротам замка, похоже, их ничуть не останавливала. Вероятно, дорога отсюда к родимым очагам была ими давно освоена. Но желания – желаниями, а отсутствие моста – факт, который не объедешь. Если ты не фея и не грифон, перелететь через ров, а тем более преодолеть его на возу – никаких перспектив. Поэтому недовольная вынужденным простоем публика, раздраженно переговариваясь, ожидала явления победителя, чтобы предъявить ему финансовые и все прочие возникшие претензии.

Появление на крыльце Соловья-разбойника в нашем сопровождении было встречено таким недобрым гулом, что даже Проглот ошеломленно вскочил на ноги и угрожающе захлопал мощными крыльями. Пленник обвел столпившихся возчиков брезгливым взглядом и криво усмехнулся.

Задуманная операция пока развивалась вполне успешно. После дополнительных настойчивых увещеваний вошедший в раж разбойник героически описал своему неведомому благодетелю, каким образом ему удалось пленить окруженного войском каана. Как хитроумный Фуцик, приняв вид именитого пленника, увлек за собой кортеж, чтобы в нужный момент исчезнуть и оставить с длинным носом «голубых хряков».

Скрытый во мраке заказчик, вероятно, удовлетворенный окровавленным псевдо-Юшкой, назначил встречу в предутренний час в лесу, близ стен Елдина. Я хмурился, чтобы скрыть ликование. Это была уже не ниточка, это был канат, якорный трос, аккуратно выбирая который, в конце концов, можно достать то, что спрятано в глубине.

Чувствуя близость разгадки, я торопился покинуть лесное убежище, тем более что не ровен час сюда могли нагрянуть толпы разбойников, призванные на помощь бежавшими из-под стен собратьями. Однако взволнованная происходящим бригада местных биндюжников, похоже, вовсе не была настроена выпускать кого бы то ни было без оплаты по счетам. Конечно, при большом желании мы вполне могли удалиться из лесного замка, не спрашивая чьего бы то ни было согласия, но зачем устраивать побоище там, где можно разойтись миром.

Пока я раздумывал над убедительными и в то же время не кровопролитными доводами, Вадюня шагнул вперед и, подняв в повелительном жесте руку, провозгласил:

– Мужики! Я вам конкретно говорю, как И.О. нашего крутого и наваристого короля, вы чисто свободны!

От телег послышался невнятный ропот. Должно быть, крепостная зависимость на этот час была давно отменена. Однако сия новость еще не докатилась до подурядника левой руки Уряда Коневодства и Телегостроения.

– Ша, народ! – перекрыл нестройные голоса возниц мощный бас Ратникова. – Я типа не понял, че за галдеж?!

– Ездку делали, платить кто будет? – послышался «голос из зала».

– Да всё путем, базара нет, – заверил Вадюня. – Всё, что здесь нароете, – ваше! Конкретно дарю.

Крики одобрения, которыми были встречены последние слова, подтвердили, что возницам доподлинно известно чего, где и сколько искать в хранилище разбойничьей добычи.

– Но тока ж вы типа прикиньте. Мы щас натурально отсюда валим, а дальше как хотите, так и крутитесь!

Вдохновенная речь моего друга утонула в нестройном шуме благодарственных выкриков. Никогда еще его ораторский пыл не вознаграждался столь бурным припадком народной любви. Сообщение, что замок отдается на разграбление, было воспринято с тем же энтузиазмом, с каким встречают выстрел стартового пистолета замершие в напряженном ожидании бегуны.

– Угу! – глядя на опустевший двор, кивнул я. – Можно отправляться в путь. Кстати, Делли, – я поглядел на синебоких скакунов в привычном уже для этого мира виде, ожидавших появления хозяев, – а мы-то как без моста обойдемся?

– Да ну! – отмахнулась фея. – Ты что же думаешь, я их сюда вручную волокла? У меня с собою скатерть-дорога. Какой еще мост тебе нужен?

– Проглот, морда негодная! – с деланной суровостью прикрикнул я. – Бросай траву, мы уезжаем!

Валявшийся возле замерших скакунов грифон навострил уши, вскочил на лапы, но, похоже, с зеленой веткой и не подумал расставаться.

– Это ж волчья плеть! – удивленно покачала головой Оринка, словно поражаясь нашей дикости в столь банальных вопросах. – Он ее нипочем не бросит.

Мы ехали неспешным шагом. Конь Юшки-каана, как бы ни был он хорош, не мог поспеть за волшебными жеребцами нашей конюшни, а кроме того, мнимый глава Союза Кланов был вполне реально ранен, и хотя раны, как выяснилось, не представляли особой опасности, раструсить бедолагу стремительной ездой было нежелательно.

– Грифон волчью плеть ни за что не бросит, – вещала Оринка. – Промеж них закон такой положен: кто таковое растение отыщет, непременно его из земли должен выдрать да в гнездо притащить.

– В гнездо? – покачал головой я, прикидывая, как далеко, должно быть, находится отчий дом несущейся рядом с синебокими жеребцами зверушки. – Это почему ж так?

– Так ведь каждому ведомо! – вновь подивилась моей дремучести кудесница. – Волчья плеть черных волков прочь отгоняет. А эти самые твари как есть первые враги грифонов. Всё норовят малых детенышей из гнезда исхитить.

– Не доводилось ничего о них слышать, – честно сознался я, не слишком, впрочем, прислушиваясь к речам сидевшей за моей спиной спутницы. – Серых видел, а этих…

Куда больше меня сейчас волновала предстоящая встреча, неведомый хозяин Соловья-разбойника и его не слишком обычная манера действовать. Кем бы ни оказался обладатель таинственного гласа из темноты, ему доподлинно было известно, когда и откуда будет возвращаться в столицу Юшка-каан. А уж если он и засаду на пути главы Союза Кланов успел подготовить, то, стало быть, ему и об исчезновении короля Барсиада было известно одному из первых. Вполне возможно, что и к самому его исчезновению этот тип имеет непосредственное отношение. С чего бы ему иначе пытаться залучить в свои объятия столь высокопоставленного гостя. Охота на претендента – забава небезопасная.

– …Самой мне черных волков видеть не доводилось, а кто их узрел, те от страху дрожи унять не могут да слово молвить боятся. Слышала, что ростом они с человека, глаза как плошки, шерсть черная, а при луне полной отливает серебром, совсем как дорожка на воде. Идут всегда стаей, и всякий, будь то зверь или человек, пред ними замертво валится.

– Так уж и валятся! Откуда ж, интересно, этакая напасть взялась-то? – хмыкнул я.

– Доподлинно мне о том неведомо, – извиняющимся тоном предупредила Оринка, – а только деда сказывал так.

В ту первую ночь, когда тонкая царапина горизонта впервые отделила сушу от неба, из ужаса изначальной бездны явилась сюда стая. И тот, чьей волей сотворился этот мир, увидев ее, вознегодовал, ибо не была она частью замысла его, и не было ей места в сотворенном мире. Он метал в стаю огненные копья, от которых дрожала земля и раскалывалось небо, но черные волки продолжали свой путь, не устрашенные и неустрашимые, ибо не был еще рожден страх на этой земле. Шли они, безмолвные, как та неизреченная бездна, из которой они явились. Черные волки были первыми, вступившими в этот мир. Они пришли в него, не ведая и не спросясь замысла Творца. Безмерный хаос дышал им в спину, точно рожок охотника, мчащегося вдогон по кровавому следу. Никто не скажет, сколько их было, сколько пало под разящими ударами огненных копий, но всякий из них, кто выжил, узрел воочию и мощь, и бессилие Творца. Стая первая исказила предвечный замысел, войдя в этот мир. С тех пор он изменился, а от того изменения пошли и иные. И превращениям этим нет ни числа, ни имени. Откуда пришли они? – спросишь ты, глядя, как полная луна заливает обманчивым светом великую бездну. Где следы их? Желтые глаза Великой Стаи пристально следят за тобой, и вечен ее путь, ибо вечна сила, лежавшая в начале начал.

– Странно, – отвлекаясь от своих мыслей, покачал головой я. – Бездны, творцы, огненные копья… А воруют детенышей грифонов? – Оринка насупилась.

– Это древнее сказание. Моему деду его дед поведал, а то был знаменитый дед Бабай, который одному каану предсказал, что его дохлая лошадь укусит! С тех пор-то, – вздохнула девушка, – мы неотлучно в лесу живем.

Я не нашелся, что ответить на ее слова, но, к счастью, затягивающуюся паузу прервал зычный голос Вадюни:

– Слышьте, я типа просек, с каких болтов Фуцик в красное ударился!

– Ну-ка, ну-ка! – заинтересованно поторопила его фея.

– Мы когда первый раз в Елдин под конвоем ломились, нам толмач по ушам тер, что типа есть тут две шоблы. Одна, стало быть, Юшки, другая – этой метелки, как там ее?..

– Вихорьки, – вставила фея.

– Точно. – Злой Бодун согласно кивнул. – А еще типа подполье, которое против всех.

– Красные демонята, – негромко вставил стременной.

– Так я и соображаю. Может, у Фуцика конкретно высветилось его краснодемонятческое нутро? А что, все сходится: секреты всякие, голоса там, побег с каторги. Я помню, когда у нас красные к власти ломились, они тоже по банкам шерстили, эксы устраивали.

– Неужто Симон Ненька на такое-то пошел? – ошеломленно выдохнул приближенный Юшки-каана. – Хотя, прямо сказать, отчего бы и нет. На то они и демонята.

– Симон Ненька? – ухватился я за новое имя. – А это кто таков?

– Поговаривают, есть такой. Все демонята его как отца родного чтут.

– Ну что? – Я обратился к путешествующему в нашей компании разбойнику. – Не вспомнил? Не Симон Ненька твоего пахана кличут?

– А как бы ни кликали, мне с того что за корысть? – недовольно буркнул Соловей. – А только посредь ночи я б его ни за что звать не стал.

– Ну-ну, не пугай! – осадил я пленника. – Пуганые. – Соловей только презрительно хмыкнул в ответ и угрюмо впялился безразличным взором в проплывающий мимо пейзаж.

– Версия красивая, – похвалил я напарника, и тот от удовольствия широко расправил плечи. – Но есть одна закавыка. Красные демонята сидят в подполье и воюют против всех. А здесь таинственный некто обещал Соловью реальную крышу и круто ее держал в течение нескольких лет. Причем ни понтов, ни распальцовки, ни другой блатной шелухи. Всё тихо, чинно, благородно. Банда в полторы сотни рыл трусит большак, точно золотоискатель свой лоток, а такое впечатление, что никому до этого просто дела нет.

– Оборотни в погонах! – трагическим шепотом проговорил Ратников.

– Кто-кто? – насторожилась Делли.

– Не важно, – отмахнулся я. – Монстры. Меня в этой истории другое напрягает: нечеловеческий голос.

– Может, какой дракон решил на нас войной пойти али еще нечисть какая?

– Нужны вы дракону, как на хвост пропеллер! – желая блеснуть познаниями в прикладной драконологии, заверил субурбанца Вадим. – Если хочешь знать, то весь этот базар на тему кровожадных драконов – чистой воды фуфло!

– Что? – не пытаясь скрыть недоумение, переспросил гридень.

– Предрассудки, – кратко перевел я.

– Знавали мы тут одного дракона… – не сбавляя напора, продолжил Вадюня.

– Скорее всего это всё же не дракон, – оборвал я речь напарника, продолжая развивать свою мысль.

– А кто? – обиженно надулся тот. – Типа черный волк?

– Типа вряд ли. Скорее всего это всё же человек. Возможно, маг. Здесь сказать трудно. Но есть одна мелкая зацепка. Возможно, заказчик скрывает голос потому, что он слишком хорошо известен.

– Певец, – хмыкнул Злой Бодун.

– Или ярыжка? – предположил стременной.

– Да, уж лучше, – я махнул рукой, – сам король Барсиад II, скажем, решил пополнить казну.

– А сейчас, выходит, типа сам себя похитил?

– Отчего же, – продолжал я отстаивать право на жизнь своей абсурдной версии. – Предположим, награбил по самое не могу, а теперь решил сходить в народ, выяснить, не осталось ли еще чего полезного, что можно,прихватить.

Стременной поглядел на меня не то перепуганно, не то дико. Подобные речи для него звучали не просто кощунством, а полным богохульством.

– Ну-ну, шучу, – улыбнулся я. – Мудрый король Барсиад решил лично удостовериться, как живется простому народу, и не тиранят ли его попусту государевы мздоимцы.

Тут уже на меня дико воззрился Злой Бодун.

– А этого витязя вместо себя оставил Исполняющим Обязанности, но об этом я тебе уже сказывал. Титул у него – И.О. государя. Так что прошу любить и уж во всяком случае жаловать.

Стременной почтительно склонил голову, хотя, казалось, мои слова его не слишком убедили.

– Поэтому, – продолжил я, возвращаясь к обладателю загадочного голоса, – следует искать известного могущественного человека, которому давно не по нраву государь и его окружение.

Горизонт неумолимо светлел. Вдали меж темными зазубренными пиками сосен виднелась широкая серебристая полоса реки Непрухи. Девять толстенных дубов, сошедшиеся в круг на вершине холма, образовали величественную корону, словно древний лесной государь силою чар обратился в этот холм и прилегающие к нему земли. Устроившись на его темечке, мы нетерпеливо ждали появления мистера Икс местного криминального мира, который, судя по затягивающейся паузе, не так страстно желал встретиться с Юшкой-кааном, как пытался в том убедить Соловья-разбойника.

Дорога, ведущая к городским воротам, была видна отсюда, как на ладони, но кроме крестьянских возов с провизией, которые неспешно потянулись к столице в предрассветный час, на ней не было ничего, стоящего внимания.

– По-моему, нас тривиально прокинули, – закрывая ладонью распахнутый зевотой рот, недовольно проговорил один из охранников Юшки-каана голосом Вадима Ратникова.

– Вряд ли, – с моей интонацией отвечал ему второй разбойник. – Ну-ка, – я повернул коня к стоящему посреди поляны Соловью-разбойнику, – может, вы от головной боли своему шефу пароль какой забыли сказать?

– Ничего я не забыл, – грубо отрезал гулевой атаман, чувствуя себя в лесу куда увереннее, чем в каменных палатах. – Я ничего не забываю. А только не приедет хозяин. Я о том пытался сказывать, да вы не слушали.

– Это почему же не приедет? – вкрадчиво начал я.

– Стреляного воробья на мякине не проведешь. Коли и впрямь он из первачей, с него обязательно станется послать верного человечка в палаты Юшки-каана да вызнать всё до малости – Фуцик там в чужом обличье али кто другой?

– Может, так, а может, нет, – покачал головой я. – Чтобы кого-то к Юшке-каану посылать, ему вас в измене следует заподозрить, а оно вроде бы не с чего.

– Звучит-то гладко. – Соловей-разбойник запустил пятерню в темные космы. – Да только за те годы, что я под хозяином стою, он завсегда что сказал, то сделал. Коли сюда не явился, то, стало быть, и не думал идти.

– Да мало ли, – вмешался в наш разговор Вадюня. – Так прикинуть – и короли у вас чисто не каждый день в тумане тают.

– Не придет он, – вновь покачал тяжелой головой низложенный вожак голодной стаи.

– Ладно. – Я махнул рукой. – Ждем десять минут. Если клиент не появляется, засаду можно снять. Направляемся в Елдин.

– Э-э-э… нет! – Возмущенный заложник политических страстей упер руки в боки, всем своим видом давая понять, что в столицу Субурбании его можно залучить только силком. – Уговор каков был? Я вашу брехню… то есть волю, от слова до слова в зеркало сказываю, на место вас привожу и, коли что, за вас стою. А вы мне за то в иных краях – домик в тихом месте, крепкую сторожу да жабсов на бестужную старость.

– О жабсах речи не было… – начал я.

– Заря зазря заряд взирая…

– Уши затыкайте! – что есть мочи завопила фея. – Переплутень!

Уж кому-кому, а нам с Вадимом дважды повторять надобности не было. Еще не успели отзвучать слова нашей соратницы, как ушные отверстия были заблокированы так надежно, словно ценная информация, влетевшая в одно из них, ни под каким предлогом не должна была вылететь через другое. Выполнить команду феи – лишь минимальная предосторожность при встрече с безобидной в общем-то тварью, которая, по странной прихоти предвечного Творца, обладала не только человеческим лицом и туловищем облезлой дворняги, но и замечательным бархатистым голосом, имеющим к тому же дивное свойство завораживать всякого невольного слушателя.

Никто бы, пожалуй, не решился обвинить Переплутня в злонамеренности. Вещать странным верлибром для него было так же естественно, как дышать. На его беду, всякий, услышавший складные бредни, помимо воли шел за ним, не в силах оторваться, не ведая ни сна, ни отдыха. Покуда не падал с ног от усталости.

Вот и сейчас, точно выводок утят за мамой-уткой, за гордо вышагивающим Переплутнем тянулось человек десять, одетых в буро-зеленые плащи поверх кожаных гамбизонов. На лицах слушателей крупными буквами был написан неземной восторг от услышанного. В отличие от нас они не успели заткнуть уши.

Чтобы заглушить речитатив Переплутня и не дать звукам его нелепых речей достигнуть сознания, каждый из нас во всю мощь горланил первое, что пришло ему в голову. Лично я, например: «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам». Всякая конспирация была отброшена напрочь. Выйдя на полянку меж девяти дубов, Переплутень наткнулся взглядом на Делли и, узнав старую знакомую, принялся самозабвенно толкать речь, стараясь довести до сведения выбранной жертвы свою интерпретацию последних новостей. Комментарии Переплутня весьма причудливы, но порой небезынтересны.

В прошлом году мы уже имели возможность убедиться, что при недюжинном таланте образного анализа бессвязные вирши этой человекоподобной собаки являются кладезем ценной информации. Глядя, как кривится лицо феи, старающейся не попасть под чары дружелюбного говоруна, я искренне сожалел, что не успел достать спрятанный в дорожной сумке диктофон. Однако пока я размышлял, как половчей извлечь его и включить, не подвергая себя риску получить информационную контузию, случилось непредвиденное: дремавший всё это время грифон, набегавшийся за ночь, открыл глаза и увидел поблизости четвероногое хвостатое существо сходных с ним размеров. Уж и не знаю, решил ли он поиграть с незнакомцем или же доказать, что сильнее, а значит, главнее, но крылья Проглота единым махом распахнулись, и он стремительным прыжком оказался на спине у речистого пустоброда.

Стоит ли говорить, что четвероногий оратор не привык к столь бесцеремонному обращению, и потому, опрокинувшись навзничь, испуганно заверещал. Гримаса ужаса исказила его лицо, и, вероятно, спустя несколько минут нам пришлось бы приводить в чувство несчастного болтуна, когда бы столь неожиданная реакция не ввергла в недоумение жизнерадостного Проглота. Грифеныш отскочил на пару шагов, удивленно наклонил голову с торчащей в клюве «волчьей плетью» и опасливо покосился на нас, должно быть, ожидая окрика. Однако мы продолжали утреннюю распевку, чем еще усилили недоумение и без того удивленной домашней твари. Воспользовавшись этим, Переплутень резво вскочил на ноги и рванул в ближайшие кусты со скоростью, неожиданной для его худосочного тела.

– Проглот, к ноге! – прекращая называть себя девочкой с плеером, заорал Вадюня, опасаясь, что разыгравшийся грифон пригонит обратно нашего старого знакомца.

Воспитанный щен нехотя выполнил громогласную команду, а оставленные нам в наследство спутники Переплутня, потеряв «идейного лидера» похода, опустошенно рухнули наземь. Этот фокус мы с Вадимом помнили очень хорошо. Спустя считанные минуты после того, как утихал волшебный голос хвостатого пустобреха, сознание целиком и полностью возвращалось в те места, где находилось прежде, но голова при этом еще полдня напоминала футбольный мяч после серии пенальти. Вот примерно как сейчас. Один из сидящих враскорячку на земле мужиков мучительно сфокусировал взгляд на Соловье-разбойнике, потом на мне и вслед за тем очень медленно, старательно выговаривая каждую букву и удивляясь звуку произнесенных слов, пробормотал: «Они!»

Правая рука его малоосознанным, скорее рефлекторным движением поползла под плащ и вернулась с короткой толстой арбалетной стрелой. Сам арбалет, должно быть, был оставлен в том месте, где настигли стрелков завораживающие рулады Переплутня. Но, похоже, жертва говоруна весьма слабо осознавала мир вокруг себя.

– Засада! – хватаясь за «мосберг», заорал Вадим Ратников.

– Была, – хмыкнула фея, многообещающе поднимая тонкие персты, окруженные золотистым сиянием, на уровень глаз.

Тихий переливчатый звук прервал ее пассы.

– Что это?

– Соловьиное зеркало, – запуская руку за голенище сапога, недоуменно проговорил я.