— Никогда не играй в карты, — наставительно сказала Вита.

— И не пей эту гадость, — автоматически добавил Адам, забирая свою сдачу.

Два других игрока последовали его примеру.

— Какую гадость? — немедленно спросил Кеша.

— Алкогольную, плохого качества и низкой очистки, — сформулировала Вита.

На Кешины вопросы рекомендовалось отвечать максимально точно и исчерпывающе. Для себя Вита давно решила, что неудачные отмазки намного хуже, чем дурацкие шуточки. Кеша с трудом, но принимал объяснения типа «это такая шутка, очень плохая», но был категорически не способен понять, как это на важный вопрос некоторые несознательные личности ляпают чего ни попадя. Чего там у них взбрело в тупую башку.

Впрочем, присутствующие — личный представитель императора Бэра, советник президента России по вопросам внешних сношений и спецкомиссар ООН — тупостью, как правило, не грешили. Глупостью — да, могли. Но не тупостью. Разве что Адам…

— А почему?

— Потому что будешь плохо себя чувствовать. — Вита предусмотрительно ткнула Адама между лопаток, чтобы не вздумал ляпнуть еще что-нибудь, и увела Кешу подальше, к угловому дивану.

— А кто ее пьет?

— Здесь — никто. Папа вспомнил одно старое кино. Как-нибудь при случае посмотрим, договорились?

— Семерная, — заказал Адам.

Игроки обменялись тремя скучными и одним любопытным взглядом.

— Лады, два мне и один господину Усиде, — распорядился Коля.

Возражений не последовало. Усида, правда, повертел в обалдении головой, но без споров записал положенные цифирьки в нужный сектор криво расчерченной бумажки. Правила игры он уже знал хорошо, но привыкнуть к такой вот манере — истинно русской, по его мнению, — никак не мог. А потому с готовностью воспользовался представившимся случаем попрактиковаться.

Некрон собрал карты и принялся добросовестно тасовать колоду. На этот промежуточный процесс уходило заметно больше времени, чем на все остальное.

— А почему никогда не играть?

Кешка развивался своим собственным и неповторимым путем. Эрхшшаа много рассказывали Вите о том, как растут маленькие котята, но до сих пор ни один эрхшшаа не попадал при «раскрытии» — так называли процесс инициализации наследственной памяти — под тотальное влияние чужого языка и абсолютно чуждой логики. Сравнивать было не с чем. Почти. Период, который начался у Кеши два месяца назад, явственно напоминал «почемучканье» человеческих малышей. Для Виты этот вывод был чисто теоретическим и — за отсутствием опыта обращения с человеческими малышами соответствующего возраста — абсолютно бесполезным. Приходилось отвечать, отвечать и отвечать. Спасали две вещи: иногда у котенка запускался процесс переваривания информации, и он замолкал на достаточно долгое время (иногда даже часа на полтора-два), а иногда, когда у Виты начинал заплетаться язык, Кеша соглашался попрыгать самостоятельно и дать маме отдохнуть.

— Играть — хорошо. В карты играть плохо. Потому что не игра, а черт знает что. Сам смотри: было четыре умных образованных человека. А стало — четыре полных придурка; Вместо того чтобы гулять по лесу…

— Там дошшдь, — напомнил Кеша. — И шштормовое предупреждение.

— Восемь и по вистику, — донеслось от стола.

— И не понимаю, — продолжал Кеша. — Почему придурка?

— А ты послушай, послушай, что они говорят.

Острые ушки котенка в последнее время несколько сгладились, прижались к голове и утратили подвижность, поэтому Кеша ускакал к столу сам. Внимательно оглядев игроков, он выбрал Усиду и без спросу забрался к нему на колени. Вита прищелкнула пальцами и, зафиксировав взгляд котенка, укоризненно покачала головой. Кеша сморщил нос, передними лапками изобразил, как он внимательно слушает.

Вернулся он совершенно одуревший.

— Совсем не понял. А что такое «вистик»?

— Адам, убью! — рявкнула Вита. — Ко всем относится!

— Гусары, молчать! — перевел Адам.

Желающие простенько объяснить, «что такое вистик», снова уткнулись в карты.

— Это термин, специальное слово для их игры.

— А как в нее играют?

— Люди садятся за стол, долго мешают карты, раздают поровну, тупо в них смотрят, говорят дурацкие слова, пишут цифры, складывают карты, снова перемешивают. И так далее, и так далее — много-много циклов подряд.

Кеша посмотрел на игроков, всем своим видом выражавших оскорбленную гусарскую гордость, подумал и решил, что описание полностью соответствует наблюдаемой картинке.

— Я могу допустить, что антураж непрезентабелен и может ввести в заблуждение… — последовала легкая пауза, в которую, судя по выражению лица Николая Ю-Ню, были последовательно проглочены «неопытные», «легкомысленные», «эстетически недоразвитые» и еще парочка эпитетов, — непосвященных своей недостаточной куртуазностью…

Кеша последовательно загнул четыре пальца, запоминая незнакомые слова.

— Но, думаю, горю легко помочь, — воодушевленно продолжил Коля. — Например, мы могли бы устроиться у рояля. Игра на рояле — безусловно, отличительный признак глубоко интеллигентного человека.

— А вобла на газетке на самом деле не бардак, а натюрморт, — напомнила Вита.

— Один-единственный раз! — укоризненно уточнил Некрон — который по возможности старался в семейные разборки не встревать.

Кеша быстро загнул оставшиеся два пальца на левой руке, а правой затеребил маму за рукав:

— Дедушка то же самое говорил про рояль…

— Устами младенца… — начал Адам.

— …Мам, давай я тоже буду играть на рояле?

Карты разлетелись по полу. Игроки пригнулись и замерли.

Вита набрала побольше воздуху.

— Кешенька, помнишь, ты хотел, чтобы мы купили слона?

Адам пригнулся еще ниже. Это был его ляп, допущенный при последнем посещении цирка. Кешка потом расстраивался целую неделю.

— Я помню, — тяжко вздохнул котенок. — Слон о-очень большой. — Он приподнялся на цыпочки и растопырил руки. — Поэтому мы его не купили.

— Так вот рояль немножко меньше слона. Но тоже очень большой. И неудобный. Сходи посмотри. В гостиной, черный, на трех ножках.

Кеша ускакал. Вита, глядя в пространство, нейтральным голосом сообщила:

— Если какая сволочь подкинет сейчас ребенку идею про то, что рояль и пианино — это почти одно и то же…

Некрон соскользнул под стол, быстро собрал колоду, выпрямился и с достоинством произнес:

— Эвита Максимовна, я хотел бы напомнить, что родство рояля и пианино не является секретной информацией и может быть обнаружено с помощью открытых общедоступных источников. А также с помощью академика Гофмана Максим Леонидыча.

Вита, не любившая признаваться в ошибках, зашипела сквозь зубы. Игра возобновилась, хотя и очень тихо.

— Он на пианино похож-ж-жий, — громко объявил вернувшийся Кеша. — Неинтересно.

Один из игроков невнятно хрюкнул. Вита предпочла сделать вид, что не заметила, тем более что котенок о чем-то задумался и затих.

А через пару минут инцидент был уже напрочь забыт, ибо Некрон заказал мизер. Судя по общему воплю, приветствовавшему вскрывшийся прикуп, лучше бы он этого не делал.

— Легли! — скомандовал Адам, и, поскольку японец непонимающе прищурился, аккуратно вытянул карты из его руки и положил перед собой.

Коля с Адамом сдвинули головы и невнятно забормотали: так, эти здесь, ага, третья, тут у него дыра, потом вот эту, потом эту… Усида, сложив ручки перед грудью, вежливо ждал. Сделать хотя бы один самостоятельный ход в этом круге ему так и не посчастливилось: после ожесточенной многосложной торговли Коля с Некроном сошлись на четырех в гору, и шуршащий процесс тасования возобновился.

— Кстати, могу я добавить к давешней дискуссии об интеллигентности? — кротко спросил Коля.

— Если по существу.

— Во время преферанса игроки ведут интеллектуальную беседу.

— Это в смысле когда «паровоз» навешивают?

— Не-ет, — замотал Коля головой, — «паровоз» — штука ответственная, при нем не отвлечешься. А вот пока карты тасуются — вполне. Кстати, Адам, я вот о чем хотел поговорить…

— В правительство — ни за что, — твердо сказал Адам.

— А кто такие гусары? — вдруг вспомнил Кеша.

— Это были такие военные, — Вита сосредоточилась, пытаясь объединить в ответе историческую и тактическую справедливость, — очень давно, они ездили на лошадях, махали саблями, а в свободное время играли в карты, пили эту гадость и говорили всякие глупости.

— Писали стихи, — сказал Коля. — Например, поручик Лермонтов. Полковник Давыдов. Прапорщик Гумилев… Так вот о правительстве речи не идет. Туда сейчас как ломанулись, как ломанулись…

— Прошел слух, что Серега на премьерство вынет из ваты Чубайса, — сказал Некрон. — И очередь претендентов в один миг выстроилась до Серпухова.

— Это все ерунда, — сказал Коля. — На самом деле ты нужен для другого. Особо ответственного…

— У нас уже есть одно особо ответственное поручение, — сказала Вита, потянувшись к бокалу. — Ты в курсе.

— Ма, а ты пьешь алкоголь хор-р-рошего качества и высокой очистки? — спросил Кеша.

— О да! — сказала Вита и отсалютовала бокалом Усиде. Японец широко улыбнулся и прижал руку к сердцу. — Коля, мы ведь договаривались, — повернулась она к Ю-Ню. — Мы приняли участие в Сережиной кампании. Мы объехали всю страну. Одних выступлений полтора миллиарда. И — все! Понимаешь? Все! Комедия окончена. Наши победили. Какие еще проблемы? Нам ребенка воспитывать…

— Новых — ни одной, — весело сказал Коля. — Только старые. Разве что ваш племянничек презент удружил: добыл для Земли колонию.

— И что в этом плохого? — рассеянно поинтересовался Адам, разглядывая пришедшие карты.

— Да нет, все прекрасно… — начал было Коля, но его внезапно перебил Усида:

— Госпожа Вита, позвольте, я попробую объяснить. Уважаемый Николай прав: все наши проблемы по-прежнему пребывают с нами — потому что они вне нас и практически от нас не зависят. И долго еще не будут зависеть. Империя по-прежнему остается для нас дамокловым мечом. Видите ли, так склеилось… совместилось…

— Так легли карты, — подсказал Коля.

— …что мы одновременно признали легитимность императора Бэра — и обрели колонию, планету Мизель. И это, склеенное совместно, уложилось в юридическую формулировку понятия «мятеж», на что Империя должна отреагировать незамедлительно — и другими средствами.

— По прикидкам всех наших друзей, — сказал Некрон, выделяя голосом «всех», — у нас около года на что-то. На какое-то нетривиальное решение. Поскольку не исключено, что в этот раз бить будут всерьез.

— Всех, — сказал Коля и показал глазами на Кешу.

— Угу… — пробормотал Адам. — И какие будут предложения?

— Мы решили упразднить все национальные и международные организации, которые занимаются проблемами контакта и вторжения, — сказал Усида. — Они занимаются непонятно чем и последнее время только мешают друг другу. И на их месте создать единый — очень компактный — орган при Совете Безопасности…

— Человек шесть-семь, — ввернул Коля.

— …который и должен будет выработать для нас тактику и стратегию выживания, — закончил Усида и поклонился.

— Так вот о предложениях. Есть предложение кооптировать тебя и отдать тебе русско-азиатское отделение, — сказал Коля. — Ты же и на Ближнем Востоке работал… Все ресурсы Коминваза, все ресурсы Комитета, все ресурсы разведки Флота… короче, все, на что покажешь пальцем. Карт-бланш по кадрам. Карт-бланш по финансам. Почти карт-бланш на действия… да в общем-то и не почти.

— Интересно… Снести императора мы сможем?

— Консенсусом — и по согласованию с Генассамблеей.

— А какого-нибудь президента?

— Просто щелкнешь пальцами и скажешь: «Брысь».

— Вздернуть на рее?

— Какие-то у тебя не те наклонности…

— После избирательной кампании? Самые те.

— Я думаю, рею мы протащим. А, ребята?

— А если для этого придется возродить парусный флот, все мы только выиграем эстетически, — мечтательно сказал Усида. — Во-первых, это красиво…

— Заманчиво… Хорошо, я подумаю.

— Ма, а что такое сдернуть на рее, антураж, презентаблены, куртуазость, натюрморт и вобла?

Скоро солнце опустится, и можно будет подумать о ночлеге. И, учитывая найденные не так давно следы, ночлег будет опять холодным, без костерка и супа. Правда, можно разогреть одну из оставшихся термоупаковок, что там у нас: плов и два гуляша? Жрать хотелось фантастически…

Денис покосился на Цхелая, подумал: не получится. Цхелай перестраховщик, каких мало, и поэтому, наверное, жив до сих пор. Он не позволит, чтобы запах горячих консервов разнесся хотя бы метров на пять по лесу. Вот будем на болоте — тогда под аккомпанемент болотных ароматов и разогреем, и вскроем…

Цхелай прав. А мне просто надоело, вот я и брюзжу.

Жрать будем сухое мясо. Оно без запаха, а заодно и без вкуса. На всякий случай.

На редкость дебильное — и опасное — занятие: шастать по этим партизанским (вернее, чапским; «чап» — это сокращенное от «чаппарх», что значит попросту «разбойник»; так они сами себя называют) горам, разыскивая то, не знаю что. За плечами полупудовый прибор, который то ли работает, то ли нет. Странный прибор, явно нечеловеческого изготовления. Господин Большой не слишком вдавался в объяснения, что, зачем и почему. Дескать, надо искать какие-то деформации пространственно-временной матрицы. Все, рядовой, вам известно достаточно… в общем, правильно: если захватят в плен — и захочешь, а не проболтаешься. По этой причине Денис знает только, какой будет сигнал при обнаружении очередной деформации: такой вот «пии-ик» из-за плеча. Можно самому нажать клавишу и послушать. Очень противный сигнал.

Два раза он раздавался и без нажатия кнопки. Денис тщательно определялся на местности и заносил эти точки на карту. Потом по рации сообщал их координаты Большому. Большой благодарил от имени командования и велел: валяй дальше. Нужно, видите ли, по крайней мере пять точек.

Ню-ню.

…Четыре месяца назад одна из разведгрупп Большого нашла поблизости от этих мест разбитый маленький кораблик явно кустарного изготовления. Два члена его экипажа были мертвы, а третий умирал и бредил. При дотошном анализе аккуратно записанного бреда стало ясно, что на борту кораблика есть какая-то аппаратура, заказанная лично Дьяволом Чихо. На роль неведомой аппаратуры годилось несколько вещей, но только одна из них была в исправном (вроде бы) состоянии. Большой недолго думая призвал под ясны очи Дениса Марусевича, быстро, по-военному, обаял — и отправил сюда: покорять ущелья, овраги и скалистые сопки. Требовалось проверить работу неизвестного прибора. В помощь Денису Большой выделил из личных запасов двух солдат-тиронцев. Один из них умер от сердечного приступа на третий день экспедиции. Второй, Цхелай, ухитрился разыскать местных жителей, так же быстро, по-военному, обаять — и выяснить, что подобного рода смерти в здешних краях не редкость, потому что глубоко под землей проснулся червяк Чхервык, подкрадывается по ночам и высасывает у невинно спящих людей сердце. В общем, экспедиция обещала быть чертовски познавательной — хотя бы с этнографической точки зрения…

Цхелай дотронулся до его плеча, показал вперед и влево. Под горой было почти темно, Денис взялся за бинокль. Бинокль был с зуммом и фотоумножителем. Ага… По тропе, на которую они хотели спуститься, двигалась цепочка вооруженных людей. Пять… девять… одиннадцать… И две собаки.

Можно считать, повезло.

Денис кивнул Цхелаю: назад. Пополз сам. Зацепился рюкзаком за еловую лапу. Замер. И в этот момент прибор запищал. И хотя Денис знал, что звук и в десяти сантиметрах не слышно, его все равно пробрало холодом.

А потом он подумал: ну вот, три засечки. Еще две, и можно будет возвращаться.

Знать бы, что это мы такое найдем в результате?..

— Девочка, скажи, пожалуйста, у вас тут где-то сегодня должен собираться сводный отряд.

— Я не девочка, я здесь работаю, — отрубила Юлька, не оглядываясь. — Воспитатель Рита Симонс.

Некогда было оглядываться. Ей сейчас и без оглядываний отчаянно не хватало четырех или пяти пар лишних глаз. Поначалу ее ребятишки отнеслись к предложенной игре в «бандерлогов» без всякого энтузиазма — по-американски это «с вежливым равнодушием». Но Юлька свято чтила завет президента Шварценеггера по обращению с детьми: «Покажи им что-то новое — и полчаса они твои». И когда она — по понятиям двенадцатилетних шкетов, старая тетка — у них на глазах обогнула баскетбольную площадку по веткам деревьев, ни разу не коснувшись земли, с помощью только веревки и двух карабинов, шкеты завелись и дружно полезли на дерево. Потом так же дружно слезли и помчались к здешнему завхозу за экипировкой. Вернулись, построились как положено, выслушали инструкции — и теперь вот брыкающейся гирляндой болтались вокруг площадки в среднем в трех с половиной метрах от планеты. И сколько ни тверди себе: «Свалится — ничего страшного, умнее будет», — а Юлька все равно дергалась на каждое резкое движение.

— Мисс Симонс, я не хотел вас обидеть, но не могли бы вы все-таки ответить на мой вопрос?

Какой еще вопрос. Дядя, отойди, не засти…

— Ричи! Замри! Защелкни карабин, ты слышишь?!

— Где-то здесь сегодня должен собраться сводный отряд.

Вот зануда!

— Обратитесь вон в то здание. — Она махнула рукой, не глядя. — Я про это ничего не знаю.

— Спасибо. Удивительно, такая юная — и такой строгий воспитатель. Разрешите пожать вам руку?

Теперь иного вежливого выхода не оставалось. Юлька полуобернулась, протягивая взмокшую от волнения пятерню…

Перед ней стоял марцал.

Не Барс. Другой. Просто марцал.

Похожий, как и все они. Заметно постарше Барса, иные обводы лица, очень добрые морщинки у глаз, элегантная стрижка — только что вошедший в моду «Венецианский дож», с сединой (скорее всего искусственной), скулы поуже, мочки ушей плотно прилежат к голове…

Всего этого она не видела. Все это она вытащила потом из своей немилосердно натренированной памяти. А пока что она смотрела в глаза марцалу, и рука ее зависла в воздухе в полуметре до цели, и он деликатно склонился, подхватил ее руку и, задержав в своей, мягко сказал:

— Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Я найду. Надеюсь познакомиться с вами и вашими подопечными поближе. Не прощаюсь…

Он пошел прочь, а Юлька застыла соляным столпом, хотя за ее спиной уже слышался взвизг, хруст и треск рвущейся ткани.

Ей понадобилось целых четыре секунды, чтобы выйти из ступора.

Зато на пятой она забыла неприятную встречу начисто. Ричи, конечно же, сверзился, ободрал обе коленки и обе ладошки — и вроде больше ничего. Она осмотрела и ощупала его, но кости были целы и даже панама с головы не свалилась.

Пронесло…

Остальные к вечеру смогли предъявить разнообразные царапины, затейливо раскрашенные меркурохромом, четыре ссаженные коленки, два локтя и аккуратно, словно по шву, распоротую вдоль спины рубашку. Зато как они всем этим друг перед другом хвастались!

Чемпионом в один голос признали Ричи. Несмотря на падение, он потом трижды обошел площадку, не коснувшись земли. А у Юльки появилось оправдание почаще смотреть в его сторону. До сих пор она себя удерживала изо всех сил — и от зряшного дерганья-беспокойства, и от воспитательных нотаций. Дело было в том, что… Ну, ерунда девчоночья, конечно, только Ричи был чертовски похож на детские фотографии Пола, и, глядя на него, Юлька все представляла, каким получится их ребенок. Ну, в смысле, может получиться. Но ведь может и таким? Хотя сейчас будущий ребенок измерялся считанными сантиметрами, и там не то что коленок не разглядеть, а и голову от туловища не отличить.

Немерено возгордившиеся собой скауты приставали к ней всю дорогу до костровой площади: а что будем делать завтра? На время? Командами? Эстафету?

Юлька загадочно улыбалась. На самом деле она пока ничего не придумала и полагалась на вдохновение. Надо будет сегодня обсудить эту тему с Фазерсом, старшим воспитателем, и, может быть, получить нагоняй за излишнюю самонадеянность, а может быть, и дельный совет. В конце концов, эта штука ничуть не травматичнее футбола…

Футбол на деревьях? Она покрутила эту идею и решила, что слишком смело. А если…

На костровую они чуть запоздали, поэтому подходили не строем, а гуськом и на цыпочках, чтобы не мешать остальным. У флага кто-то произносил речь. Выйдя из-за чужих спин, Юлька… Нет, Юлька ничего особенного не сделала. Не она, а Рита Симонс автоматом заняла свое место во главе отряда (который с грехом пополам изобразил подобие шеренги) и попыталась вслушаться.

— …это даже не испытание. Я повторяю, здесь нет и не может быть никакой обиды. Ваш воспитатель говорил сейчас, что это можно сравнить с талантами в разных областях — один очень быстро бегает, другой разводит костер под дождем, третий решает в уме любые задачи… Но он несколько ошибся. Скорее эту особенность можно сравнить с цветом глаз, или формой лица, или толщиной костей скелета. От вас ничего не зависит. Просто те, кто обладает этой довольно редкой особенностью, смогут участвовать в спасении Земли. Нашей с вами Земли. Не буду обманывать, им не придется подвергаться никакой опасности, даже случайной, но от этого их помощь не станет менее важной. Сегодня я нашел четверых. Надеюсь найти больше. Я никуда их не заберу, они останутся рядом с вами, я буду приезжать специально для занятий. И я очень прошу вас: постарайтесь относиться к ним так, словно ничего особенного не произошло. Они остались вашими товарищами. Просто у них появились некоторые дополнительные обязанности. Что поделать, все мы растем, и время приносит нам только новые задачи и необходимость учиться, чтобы решать их.

Вот примерно так он и завершил свое выступление. И пока он говорил, Юлька неотрывно смотрела на четверых пацанов, стоявших рядом с ним, чуть позади. Ничего, казалось, особенного в них не нашлось бы — кроме того, как они смотрели и как они слушали. Во всем мире для них не было ничего важнее этого седого марцала.

Точно так же она сама смотрела на Барса. Совсем недавно. Готовая взорвать для него целый город. Готовая сделать вид, что взорвет целый город. Разницы-то особой не было. Главное — решить, что этого человека — нет, не человека — марцала! — нужно слушаться во всем и можно доверять ему бездумно и беспредельно, а уж потом…

Седого марцала звали Ургон. Это она узнала в тот же вечер. За неделю она узнала еще, что он приезжает на личном автомобиле, занятия ведет по четыре часа, в каждый приезд добирает в свой отряд одного-двух новичков.

Чему он может их учить? Этого она узнать не смогла. Спрашивать «избранных» было глупо — они бы заложили ее своему хозяину в ту же секунду…

Чему?

Перед глазами, заслоняя знакомые ребячьи лица, все время всплывали те трое — Пьер, Антуан и… третьего она забыла, вот ведь дурость, переиначить имена на французский манер, а уж как они этот французский калечили… Их толком и не учили ничему, их снарядили — как взрыватель, — взвели и пустили в ход.

— Миссис Симонс, а вы нам сегодня расскажете про марцалов?

— Нет, матрос, не сегодня.

Сегодня она не готова. Она может сказать правду — а к этому не готовы они. Ей никто не верил про готовившийся взрыв Питера. То есть никто посторонний. Даже Пол, кажется, решил, что это кошмар, вызванный стрессом. И в бумагах, пришедших из Министерства обороны, ничего про это не было, только обтекаемая формулировка про психическую травму, вызванную несанкционированным участием в эксперименте, проводимом марцальскими союзниками. Все переврали. И с этим лучше не спорить, если не хочешь в психушку. Если ты один знаешь правду, в которую никто не хочет верить, проще изолировать одного тебя, не так ли?

А она знала! И она ни за что не позволила бы себе забыть лица тех двух девочек из «Букета», не знакомых, не подруг, но товарищей по отряду… вернее, только одно лицо, потому что второе было обезображено «прижигалкой».

Чему-то ведь учили этих девочек «марцальские союзники»? До того, как использовать и пустить на слом. Отработавшее оборудование…

Так чему он их учит, этих ребятишек, внезапно повзрослевших и — что бы там ни болтали восторженно вслед за марцалом воспитатели — уже отделившихся от всех остальных?

Еще через неделю марцал Ургон отобрал в свой сводный специальный отряд Ричарда М. Снайпса.

Ричи.