Мы все-таки выжили. Мы — альбигойцы Аквитанско- го Ренессанса, еретики европейского и русского Возрождения, философы, инженеры, техники, ученые конца второго тысячелетия, «простецы», костром платившие за свободу, творчество, любовь — мы, те, которые «не рабы». Выжили, и собираемся жить дальше, хотя не ждем мйлости от «гуманнейших» законов природы и общества и не верим, что есть страны, «где ароморфоз осуществляется постепенно, безболезненно и практически всеми…»¹

Странная для А. Столярова фраза. Так и хочется спросить: какие такие страны имеются в виду? Ведь «не было ни одного государства, ни одной нации, ни одного племени без религии». Стоп. Рассуждение автора хотя и красиво, но неточно. Религия сама по себе не обеспечивает регуляции филогенеза ни в биологическом, ни в социальном. Скорее наоборот, религия способствует развитию отвлеченного мышления, стимулирует прогресс. (Не зря деление культуры на эпохи часто осуществляется по «религиозному признаку» — античная, христианская, буддистская культура и т. п.)

Сохранение социума обеспечивает не религия, а ее производное — церковь. Продолжая рассуждения А. Столярова, можно сказать: не было ни одной религии, которая раньше или позже не создала бы свою собственную церковную организацию. Даже буддизм, основные положения которого направлены против церкви.

Церковь как общественный институт характеризуется чрезвычайно устойчивой примитивной структурой, назойливо повторяющейся у разных стран, наций, религий. Живучесть ее поразительна: до сих пор не увенчалась успехом ни одна из попыток уничтожить или реформировать какую-нибудь церковную организацию при, отсутствии активной поддержки с ее стороны. Даже в фантастике…

В распоряжении церкви — общественные инстинкты, фанатизм, мощь первого в истории бюрократического аппарата и — всегда — инквизиция. Она может называться по–разному, например, СД или Комитет Общественной Безопасности. И церковь тоже может носить разные имена.

«Имя связано не только с „вещью", но и с ее сущностью»². Сущность церкви состоит в служении единственной истине, содержание которой не имеет определенного значения. Кстати, верить в эту истину церковь, вопреки общепринятому мнению, вовсе не требует. Необходимо и достаточно лишь ей служить.

Опыт нашей страны уникален. Мы сделали религией марксизм и превратили в церковь коммунистическую партию.

Сейчас началось возрождение — не будем спорить, всерьез или не всерьез.

Интересно другое: критика „славного семидесятилетия" рикошетом привела к ренессансу традиционных религий страны. Покаяние — церковный термин. Не религиозный — именно церковный, это надо признать.

Разрушения храмов больше не будет и ссылок верующих тоже. А если все это сменят Сумгаиты, что тогда? Я не понимаю, чем одна церковь лучше другой, раз они структурно эквивалентны? Я не вижу разницы между служением партии или Христу, тем более, что и единственные истины как-то все на одно лицо, и служение понимается одинаково.

Все возвращается на круги своя.