00: Область определения
Новое здание вокзала, дорощенное всего семь лет назад, поражало своей громадностью. Округлое, словно ракушка, с разинутой пастью центральной арки, оно было похоже на уснувшего великана. Впрочем, оно и было уснувшим великаном — измененным до неузнаваемости деревом. Последние два века генетическое проектирование совершило несколько прорывов в запретные ранее области, в частности — появилась возможность выращивать здания существенно больших размеров, чем раньше.
Шершавые дорожки ральсов тянулись вдоль каждого перрона и убегали вдаль, опутывая сложной цепью весь континент. По ральсам скользили поезда — полиморфные, отшлифованные годами селекции существа. Их уже трудно было назвать живыми — от изделий из камня или металла поезда отличались лишь тем, что их иногда приходилось кормить. Раз и навсегда жестко заданная форма, послушание и скорость — вот и все, что от них требовалось.
Аморф Леонид Дегтярев подхватил чемодан (тоже живое существо, только в отличие от поезда маленькое и мономорфное), и направился к расписанию — огромному, во всю стену. Впрочем, приятный голос дикторши прозвучал раньше, чем Леонид успел найти свой рейс в длинном перечне.
— Экспресс Берлин-Новосибирск подходит для посадки к шестому пути. Повторяю…
Леонид не стал искать подтверждение в расписании. Просто направился к проходу на перрон, рядом с которым в широком простенке была намалевана большая европейская шестерка. Когда он приблизился, ожило табло — чисто механическое. «Берлин-Новосибирск», — гласило оно. — «Рейс 959Е. Отправление 17.24»
Вот и нужный вагон — сегмент вытянутого тела поезда, похожего на длинную вязанку сосисок. Проводница — миловидная миниатюрная девушка-шпиц — профессионально улыбнулась Леониду.
— Добрый день, местер! Вы — мой первый пассажир сегодня.
Значит, вагон еще пуст.
— Здравствуйте. Билет показывать?
— Не нужно. Садитесь в свое купе, и все.
— Спасибо.
Леонид шагнул в отворенную овальную дверь и оказался в поезде. Отыскал свое купе — четвертое, из восьми — переоделся в дорожное, выложил на стол неизменную копченую курицу, выставил не менее неизменную бутылку водки, и присел у окна в ожидании попутчиков.
Он еще не знал, что станет камнем, столкнувшим лавину. Ничем не примечательная командировка в Сибирь повлечет за собой целый вихрь разнообразнейших событий. Часть из них взбудоражит всю планету, часть останется лишь в памяти непосредственных участников и в бесстрастных ячейках архивов.
А пока Леонид, задумчиво барабаня пальцами по столу, думал: «Только бы не попутчики с детьми. Кто угодно — даже благообразные старушки. Лишь бы не дети. А если уж случится кто малолетний — то хотя бы не младенец…»
* * *
Хорст Ингвар аб Штилике очень любил детективные романы, и еще он очень любил читать их перед сном. Уютный свет лампы над кроватью, испещренные буковками страницы, тишина; за окном — темень, рядом, на тумбочке, телефонная трубка, так что если с утра кто позвонит — не нужно будет вскакивать и бежать через всю квартиру, а можно будет просто протянуть руку и сонным голосом сказать: «Да-а?» А потом вернуть трубку на тумбочку и снова провалиться в блаженный сон, в котором есть шанс увидеть себя крутым сыщиком, гоняющимся за очередной сворой бандитов.
После работы Хорст заглянул в любимую книжную лавочку и приобрел сразу два томика Говарда Тона. Свежие-свежие, только из типографии. Предвкушая вечерний экскурс в мир преступлений и неизбежных наказаний, Хорст со вкусом поужинал, рассеянно посмотрел по телевизору нечто развлекательное, мельком проглядел пришедшую за день почту и, никому не ответив, он все же не выдержал, взял первый томик с аппетитным названием «Никто, кроме нас» и уселся в кресло.
Четыре часа промелькнули, словно миг. С трудом оторвавшись от книги, Хорст торопливо сварил кофе, торопливо, обжигая губы, выпил, разделся и юркнул под одеяло. В горизонтальном положении читать было как-то привычнее, и еще около часа промелькнуло так же незаметно.
А потом, ни с того ни с сего, запиликал телефон.
Хорст даже вздрогнул. Взглянул на часы — полтретьего. Ночь, самое сонное время. Кто мог звонить ему посреди ночи?
Звонки не умолкали, они были короткими и частыми, похоже — междугородними. Хорст неуверенно протянул руку и взял телефонную трубку.
— Да-а?
— Витя? — рявкнули в ухо по-русски.
— Нет, — ответил Хорст с некоторым облегчением, тоже по-русски. — Вы ошиблись.
— Погодите! — звонивший перешел на немецкий. Говорил он без всякого акцента, словно коренной берлинец. — Не кладите трубку. Я звоню из Алзамая, это в Сибири, и я в опасности. Запомните и передайте кому-нибудь из полиции: волки выжили. Здесь, в Сибири. Я не пьян, и я в своем уме. Меня зовут Леонид Дегтярев, я химик-эколог из Берлина. Совершенно случайно мне стало известно, что недалеко от Алзамая под видом староверов живут потомки людей, не проходивших биокоррекцию тысяча семьсот восемьдесят четвертого года. Все они — хищники. И, боюсь, они уже знают обо мне и моей осведомленности. Обещайте, что передадите мое сообщение кому-либо из официальных лиц. Обещаете?
Хорст Ингвар аб Штилике растерялся. С одной стороны, это выглядело не то как бред, не то как розыгрыш. Но уж слишком последовательным и упорным был этот Леонид Дегтярев. И еще — в его голосе слышалась смертельная усталость пополам с обреченностью.
— Обещаете? — повторил Дегтярев с надеждой в голосе.
— Я… Я постараюсь…
— Не надо стараться. Надо просто немедленно — слышите? Немедленно! — пойти в полицию и рассказать. Или хотя бы позвонить.
— Немедленно? Но на дворе ночь!
— Какая разница! Вы понимаете о чем идет речь? Хищники! Не Земле уцелели люди-хищники! Ночь, день, какой вздор…
В трубке вдруг послышался какой-то посторонний звук — глухой удар, а потом — протяжный всхлип. Снова грохот, словно телефон уронили. Хорст слушал это, затаив дыхание, изо всех сил прижимая трубку к уху, потому что руки заметно дрожали.
Потом стало тихо, и другой голос спокойно и внятно произнес:
— Алло, с кем я говорю?
Хорст издал невнятное сипение.
— Кто вы? Назовите свое имя.
В голосе неизвестного звенел лед. И Хорст страшно испугался. Он поспешно коснулся сенсора отбоя и испуганно отбросил трубку прочь от себя, словно собеседник мог просочиться по проводам и магическим образом выскочить из крохотного динамика здесь, в Берлине.
Заснул он только под утро, после бесчисленных чашек кофе и мучительных размышлений.
Что это был за звонок? Чей-то неумный розыгрыш? Или произошло то, о чем Хорст столько мечтал, и так боялся — все вдруг поменялось местами и одна из книжных историй вдруг шагнула в жизнь, а чьи-то глаза, жадно вглядываясь в строки, принялись следить за его, Хорста Штилике, полными грядущих опасностей похождениями?
Сообщить в полицию, конечно, можно. Но какими глазами на него там поглядят? Вежливо спровадят в психушку? Самый вероятный вариант.
Чем дольше Хорст раздумывал, тем сильнее сомневался, что его рассказу кто-нибудь поверит. И намерение зайти с утра в участок на Инхельхоффштрассе мало-помалу сходило на нет.
В тот день Хорст Ингвар аб Штилике никуда не пошел. Проспал до обеда, совершенно не отдохнул, аппетит утратил напрочь, и даже читать не смог, сколько не старался. Выходные были испорчены безвозвратно.
* * *
Будь Арчи не ньюфаундлендом, песок обжигал бы ему ступни.
Он поглядел с мыса в море — прибрежная полоса кишела отдыхающими. Люди самых разных морфем барахтались и плескались в волнах — от малышей тоев и лхассо до гигантов сенбернаров, мастифов или двойников Арчи — ньюфаундлендов. Впрочем, нюфов в воде было как раз мало, да и те, на кого ни глянь — спасатели.
К тому же, Арчи вряд ли можно было назвать гигантом — он происходил из традиционно низкорослой линии ньюфаундлендов, из де Шертарини. Восемьдесят восьмое поколение.
Мало кто в Европе… да что там в Европе? — во всем мире мог насчитать больше двух десятков поколений. Линий сорок-сорок пять могли похвастаться длиной в полсотни поколений; самой старой на Земле считалась линия овчаров-среднеазиатов ин Хасманди, насчитывающая шестерых живых представителей майората. Младшему исполнилось только девять. Старшему — Зайару Хаиду Мондиандазу Шен ин Хасманди недавно стукнуло девяносто семь. Без малого век.
Арчи в этом году собирался отпраздновать двадцативосьмилетие; два сына (ну, и дочь еще) позволяли ему не беспокоиться за судьбу линии. Свой долг перед отцом и предками Арчи выполнил. Но иногда до сведенных скул завидовал своему брату — безлинейному, но зато и беззаботному. Беззаботному и свободному — а что может быть лучше и важнее свободы?
В сущности, за последние две сотни лет наследники майората лишились каких бы то ни было привилегий. Остались только дремучие и архаичные традиции, восходящие бог весть к каким допотопным временам, да вечный ужас отцов, у которых волею судьбы рождались только дочери. Стать итогом линии — бр-р-р-ррр… Некоторые не выдерживают. А американское предложение гибкого майората, когда наследником мог бы становиться сын второго сына, если у первого наследник так и не рождался, обсуждали уже сто тридцать лет, и дело шло к тому, что предложение в очередной раз с небольшим перевесом по голосам провалят.
Солнце карабкалось к зениту белесого крымского неба. Зевнув, Арчи побрел в тень спасательской башенки. Наверху, на мостике под цветастым тентом, сидел напарник — поджарый и подтянутый лабрадор Николас Фогерт де Тром. Попросту — Ник. Линия Ника насчитывала семнадцать поколений, и к Арчибальду де Шертарини Ник относился с некоторым пиететом, коий, впрочем, моментально рассасывался после первого же бокала пива. А пиво Ник любил гораздо.
Арчи был чуть-чуть выше Ника, порыхлее и пошире в плечах. Ник же казался склепанным из пружинок, и напоминал излишне мускулистого добермана.
Они работали вместе уже третий год. Километр крымского пляжа, между Евпаторией и Мирным. Спасатели. Их хозяйство — выращенная лет сорок назад, еще при Самойлове, трехэтажная башенка, четыре послушных катера — два породы «Скат», с полупогружением, один скоростной «Блик», и тяжелый, но зато грузоподъемный «Оникс». Ну, и по мелочи всякого оборудования, конечно, навалом.
О своей прошлой жизни Арчи пытался забыть. Отчасти — по долгу той же оставленной службы. Получалось, хотя и неважно. Да и тело помнило ту жизнь лучше, чем мозг: куда деть вколоченные в спеццентре рефлексы? Друзья и просто отдыхающие часто награждали Арчи восхищенными взглядами — то он подхватывает на лету спихнутый со стола бокал, то, не отрываясь от книги, ловит за рукав пышную бульмастифшу и тычет пальцем в оброненный кошелек, то уворачивается от волейбольного мяча, волею случая пущенного ему в затылок рукой аса…
Ник спросил об этой жизни всего один раз, когда здоровенный черный терьер Виктор Жданович хлебнул лишнего и возжелал с кем-нибудь побороться на газоне перед вторым корпусом. Арчи его скрутил в четыре секунды. Во втором корпусе отдыхал в основном среднеморфный народ: несколько терьеров-шотландцев, пожилая бульдожья пара, таксы, болонки какие-то (все как одна страшно одинокие), шелти, карельские лаечки. Ну, и аморфов много, людей неопределенных морфем то есть, но никого крупнее среднего овчара как назло не случилось. Арчи, помнится, еще пожалел: всего месяц как с базы съехали борцы-профессионалы. Питбули, стаффорды, шарпеи, аргентинские доги — все, как на подбор, крепкошеие, коренастые, почти квадратные… Эти бы и с чернышом совладали без особых проблем.
«Арчи, — подозрительно спросил Ник, когда судорожно разевающего рот Ждановича унесли дюжие санитары из медцентра, — а чем ты раньше занимался?»
Арчи вздохнул, но ответил предельно честно: «Служил во внешней разведке.»
Приятель очень удивился — нюфов в подобных структурах всегда было мало, а кто и встречался — сплошь спецы. Морфология не та, да и характер небойцовский…
«Я был не спецом. То есть, спецом, но не из обслуги, а оперативником. Операции на воде. У нас в команде, кстати, и лабрадор один был. Но в основном, почему-то, аморфы да русские спаниели.»
«А, — догадался Ник. — Спаниели ведь ныряют круто. Покруче даже нас с тобой.»
«Точно», — согласился Арчи, тем более, что это была чистейшая правда.
Это произошло в первый сезон на спасательной. Сейчас к середине подходил третий, и с тех пор Ник никогда больше не возвращался к этой теме, за что Арчи был ему очень благодарен.
— Тихо? — спросил Ник из-под тента, даже не подумав пошевелиться. Вопрос показался странным — шумело море, орали дети, торговцы всякой съедобной мелочью тоже не отмалчивались. И вдруг — тихо?
Арчи протяжно вздохнул.
— Три дня никто тонуть не пытается. Даже подозрительно как-то, ей-богу!
Видимо, Ника тоже настораживал этот факт.
— Пиво будешь? — спросил он с ленцой.
— Вечером. Вахта все-таки… Сменимся, втащим.
— Законопослушный ты, Арчи. Аж противно.
— Ну, извини.
Арчибальда Рене де Шертарини, как и всякого нюфа, практически невозможно было рассердить.
Арчи сдвинул шляпу на самые брови и уселся в шезлонг, но не так, как Ник, в тенечке и аккурат под тентом, а чтобы видеть прибрежную полосу. Подростки гонялись на водных велосипедах; вдали кто-то умело подрезал волну на доске с высоким полупрозрачным парусом. У самого горизонта, в неясной полуденной дымке, угадывался силуэт круизного лайнера.
Почему-то Арчи показалось, что ничего не изменится — в ближайшие годы. Он будет так же сидеть на крыше спасательной башни и глядеть на море, солнце будет жарить людный крымский пляж, а напарник будет лениво потягивать пиво из жестяной банки и беззлобно посмеиваться над законопослушным Арчи.
Первое правило спеца: если кажется, что неожиданностей не предвидится, готовься к худшему.
Только вот — как готовиться? И к чему?
«Не буду я вечером пиво пить, — решил Арчи. — Слишком уж спокойно прошли эти три года…»
Отчего он задумался об этом именно сегодня — Арчи даже не пытался понять. Но он никогда не боялся иррациональных поступков.
«Представляю, как удивится вечером Ник», — подумал Арчи, откупоривая жестянку с минералкой.
* * *
Как всегда, Лутченко оказался прав — в баре было тесно, на открытой веранде было тесно, и даже за вынесенными просто на лужайку столиками не нашлось ни одного свободного места. Пришлось подождать, к счастью недолго: нежно ворковавшая парочка аморфов допила коктейли и устремилась во тьму, к корпусам. От девчонки даже сквозь дезодорантную завесу очень однозначно и маняще пахло.
Иногда Шабанеев жалел, что служба вынуждает его в полной мере сохранять обоняние.
— А вон и наши спасатели, — буркнул Лутченко. — В самом углу. Минералку хлещут.
— Кто? — спросил Шабанеев, лениво глядя в угол. — Лабрадор?
Лутченко покачал головой.
— Нет.
Шабанеев несказанно удивился:
— Неужели нюф?
— Именно нюф, — подтвердил Лутченко.
Шабанеев только плечами передернул.
— Ну и ну! Поверить не могу. Вот этот гриб в шляпе? Сколько, ты говоришь, у него «фитилей»?
— Семнадцать.
— А трупов?
— Два. Всего-навсего два.
«Фитилями» известные ведомства называли ситуации, когда агент вынужден был идти на убийство. Высшим пилотажем считалось обойтись в конечном итоге без трупа. Иногда такое случалось.
Редко.
А теперь Шабанеев видел перед собой человека, который сумел всухую обставить полтора десятка «фитилей»! И этот человек а) — был ньюфаундлендом, и бэ) — последнее время работал спасателем на пляже!
Немыслимо. Шабанеев пребывал в абсолютной уверенности, что известные ведомства кадрами не разбрасываются.
— Между прочим, — глубокомысленно заметил Лутченко, — он восемьдесят восьмой в линии.
— А, — догадался Шабанеев. — Вот почему его отпустили! Наследника рожать?
Лутченко поморщился.
— Простой ты, Ваня, как грабли. Тебя к людям нельзя на иглометный выстрел подпускать.
— А меня и не подпускают, — беспечно отозвался Шабанеев. — Я все больше со зверушками в вычислительном центре. Какие уж тут люди? Кстати, наследника-то он родил или как?
— Родил, — буркнул Лутченко и тут же задумался над своими словами. — То есть, не сам конечно, родил. Одна дама помогла. Очаровательная такая нюфка.
— Ну, спасибо! — с каменным лицом сказал Шабанеев. — А то я уж подумал, что он единолично. Из бедра, так сказать.
Лутченко глубоко вздохнул.
— Слушай, шеф, — Шабанеев внезапно перескочил на другую тему. — А у тебя лично «фитили» когда-нибудь случались?
Спустя секунду он уже жалел о заданном вопросе, потому что у Лутченко вдруг сделались белые глаза.
Наверное, это трудно — убивать людей. И еще труднее не сойти после этого с ума. Шабанеев никак не мог поверить, что до биокоррекции на Земле люди резали людей пачками и ничего особенного при этом не испытывали. Ни-че-го. Но и люди тогда были немного другими. Еще с геном хищника, пресловутым волчьим геном в ДНК.
— Один фитиль был, — мрачно сказал Лутченко. — Я думал, ты удосужился посмотреть мою послужную карту в этом своем вычцентре.
«Значит, и труп был, раз он так мрачен, — заключил Шабанеев. — М-да. Зря я спросил, все-таки»
Паузу развеял официант — курчавый остролицый парень-пудель. Шабанееву вдруг нестерпимо захотелось плюнуть в эту напомаженную подобострастную рожу.
— Что будем заказывать?
Но даже вот этого хлыща Шабанеев вряд ли смог бы так просто убить. Разве только при «фитиле». И только небо знает, сколько бы потом с Шабанеевым возились конторские психологи.
— Кофе, — сказал Лутченко. — И еще я бы съел чего-нибудь. Салатик, там, шашлычок. Ты будешь, Вань?
— Буду.
Официант быстро записал заказ в потрепанный блокнот и испарился в сторону бара.
«Вот, кстати, что еще странно, — отстраненно подумал Шабанеев. — Ген хищника мы в себе извели, а мясо есть так и не отучились…»
Спасатели — нюф и лабрадор — лопали креветки в шахламе и горячо о чем-то спорили, не замечая взглядов, которые кидали на них Лутченко и Шабанеев. То есть, казалось, что не замечая.
Официант еще не успел принести заказ, когда нюф внезапно исчез. Между столиками гурьбой протопала патлатая молодежь, на миг, всего на миг заслонив столик спасателей. Когда молодежь втянулась в настежь распахнутую дверь бара, нюфа за столиком уже не было. Лабрадор скалился, и цинично жевал креветки. На Шабанеева и Лутченко он глядел открыто и насмешливо.
— Привет, ребята, — обратился к ним нюф-спасатель. Он стоял за низкой оградкой веранды, и Шабанеев совершенно не отследил момент, когда он здесь очутился.
Профессионал. Никуда это не деть. Как говаривал старик Павел Борисыч Крайнюков, институтский тренер по футболу, скорости не было и не будет, а мастерство не пропьешь. Этот парень на спасательских хлебах явно следил за формой. То-то минералку потягивал за своим столиком, а не пиво, как все нормальные люди. Ну кто, скажите на милость, жарким летним вечером на море станет пить с креветками минералку, а не пиво, кроме маньяка или профессионала?
Лутченко вздохнул — в который раз уже сегодня:
— Привет, Арчи. От Бригеля — отдельный привет. Как ты здесь?
Нюф сразу все понял.
— Это проверка, или…
— Или.
Он кивнул.
— Где поговорим?
— Где угодно. У вас в башенке, например.
— Хорошо. Пойдемте.
Лутченко едва заметно усмехнулся.
— Не спеши. Мы поужинаем, а потом и поговорим. Ты ведь не спешишь?
Нюф бесстрастно ответил:
— Не спешу. А если бы и спешил…
«Вот-вот, — мысленно поддакнул Шабанеев. — Твои желания теперь не учитываются, парень. Ты теперь снова принадлежишь конторе.»
Пудель-официант сноровисто сервировал столик. Пошевелив носом, Шабанеев втянул нежнейший аромат жареного со специями мяса, и подумал, что полное обоняние иногда доставляет и редкостное удовольствие.
* * *
Здание на Бюскермоленштрассе было оцеплено уже с полчаса. Поджарый доберман по имени Манфред Шольц, взглянул из окна экипажа на верхние этажи. Где-то там, за зеркальными стеклами скрывался убийца. Возможно, именно в этот момент он смотрел на еще один подъехавший экипаж породы «Дозуа», и тогда взгляды преступника и агента имели все шансы встретиться.
Шольц открыл дверь-надкрылок и вышел из экипажа. К нему метнулись сразу трое полицейских, но едва Шольц продемонстрировал красный жетон, спасательский пыл их мгновенно угас. Полицейские заметно оживились: вмешательство влиятельной конторы почти наверняка избавляло их от многих проблем. Например, от участия в операции по захвату.
— Кто тут у вас командует?
Один из полицейских вытащил рацию — явно вусмерть голодную, потому что глазок-индикатор едва тлел.
«Блюстители, трам-тарарам, — подумал Шольц с раздражением. — Интересно, а оружие у них хоть есть? Или только дубинки?»
Впрочем, несмотря на голод, рация работала. Полицейский перекинулся несколькими словами с кем-то из начальства.
— Капитан во-он там, у экипажа. Он вас ждет, — сказал полицейский и тут же повернулся к Шольцу спиной.
Вдалеке, за линией оцепления и кордонами среди кленов, раздраженно гудели резкие биомобильные сигналы.
Капитан, плотный широкоскулый ротвейлер, молча протянул Шольцу руку и молча пожал. Кисть у него была крепкая и шершавая. Шольц сразу почувствовал к капитану симпатию — этот человек явно умел работать и не любил болтать.
— Спецагент Шольц, — представился Шольц. — Что тут у вас? Я в общих чертах знаю, но без подробностей.
— Убийца, — коротко сказал Капитан. — Зарезал двух женщин в одном из офисов на четвертом этаже. Его заметил случайный посетитель и поднял тревогу. Убийца пытался скрыться, но нас вызвали почти сразу, благо участок в двух кварталах отсюда. В общем, его вытеснили на крышу; при попытке ареста он убил еще и полицейского. Застрелил. Честно говоря, после этого мы ждали кого-нибудь из вас и ничего не предпринимали.
Шольц кивнул: совершенно правильно ждали и молодцы, что ничего не предпринимали. Двое убитых гражданских и один полицейский — это уже сенсация на весь мир. Годовая норма столицы. Брать убийц — не дело полиции. Это обязанность контор посерьезнее.
Тут подоспели ребята из отдела «У» — оперативная группа, в бронежилетах и при оружии. С механическими короткоствольными автоматами, штуками чудовищной убойной мощи. Они горохом посыпались из микробиобусов, все как один крепкие, стройные, увешанные разнообразными штучками и причиндалами штурмовиков. Генрих мигом предстал; козырнул и отрапортовал:
— Группа захвата прибыла, босс! Командуйте.
— Объект на крыше. Вооружен.
Шольц повернулся к полицейскому-ротвейлеру:
— У него огнестрелка?
Тот кивнул.
— Да, пистолет. Девять с чем-то, скорее всего.
— Работайте, Генрих, — приказал Шольц, сохраняя каменное лицо.
Ребята натягивали пуленепробиваемые шлемы и рысцой тянулись к подъезду.
— Личности убитых установлены? — поинтересовался Шольц у капитана.
— Да, с показаний. Дайана Лингден и Виктория Дегтярева. Первая — репортерша отдела светских сплетен, вторая — секретарша, из спортивной редакции.
«Дегтярева, — подумал Шольц озабоченно. — Хммм…»
— Мотив? — спросил он вслух, понимая, что ничего путного скорее всего не услышит.
Капитан в ответ только головой покачал. Ну, разумеется, откуда ему знать подробности?
«Итак, жену Леонида Дегтярева тоже убили, — размышлял Шольц. — Не успели мы с охраной… Черт побери! Снова мы отстаем от этих таинственных изуверов.»
Его немного пугала легкость, с которой эти люди убивали других людей. Что-то в этом было противоестественное, нечеловеческое.
Где-то наверху беспорядочно затрещали выстрелы; Шольц, как и все в оцеплении, тотчас вскинул голову, как раз чтобы увидеть, как от карниза отделяется темная точка и, быстро увеличиваясь в размерах, летит вниз. Точка моментально вырастает в человека, слабо размахивающего руками. Шольц даже похолодеть не успел — удар, и на асфальте начинает медленно растекаться багровая лужица. А то, что еще недавно было человеком, теперь напоминает непомерно большую куклу, ненароком угодившую под биомобиль.
Капитан-ротвейлер коротко ругнулся, и бросился к прыгуну. Шольц — тоже. Рядом с телом валялся механический пистолет «ТС».
Спустя полминуты из подъезда бегом выскочил Генрих. Мельком взглянул на труп и виновато повесил голову.
— Провал, босс. Он едва нас увидел, так сразу и сиганул, даже стрелять не пытался.
— А вы чего ж тогда палить начали? — сварливо поинтересовался Шольц. Его грызла понятная досада — в третий раз вместо языка в его распоряжении оказывался труп. Впрочем, если быть точным, труп в распоряжении оказался тоже впервые. От предыдущих двух убийц не осталось вообще ничего — один сгорел дотла, второй ровным слоем размазался по асфальту скоростной трассы Берлин-Мюнхен под несущими плоскостями грузового «Спара».
— Палить? — переспросил Генрих. — Не иначе это ребята Нарвала решили его припугнуть…
— Умники, — проворчал Шольц. — Видишь, какой он пугливый?
Генрих только вздохнул. Кто же знал, что убийца предпочтет умереть, но ни слова не сказать вээровцам?
«Что же они знают такое, из-за чего идут на смерть?» — подумал Шольц с неясной тоской.
* * *
— Берлин? — напористо спросил Коршунович. — Алло, это Берлин?
— Майор Шольц, вэ-эр Европейского Союза, — послышался голос из трубки. Шольц этот произносил русские слова по-европейски: твердо и с преувеличенной артикуляцией.
— Майор Коршунович, вэ-эр Российской Федерации. Я по делу о прыгунах.
Европеец насторожился; Коршунович мгновенно почувствовал это, и поспешил произнести заранее заготовленную фразу:
— У нас есть кое-какая информация, которая, как нам кажется, напрямую связана с вашими че-пэ на трассе Берлин-Мюнхен, в здании «Парагон Беобахтер», ну и с пожаром на Серкльштрассе тоже.
Шольц растерялся. Он явно не ожидал, что вээровцы страны-соседа так хорошо информированы о событиях минувших семи часов.
— Мы послали официальный запрос по дипломатическому каналу, — сообщил Коршунович. — Насколько я понял, вы еще не получали никаких инструкций на этот счет?
Шольц помедлил несколько секунд; потом сказал:
— Гм… Уже получил. Почти одновременно с вашими словами.
Воображение услужливо подсунуло примерно следующую картину: кабинет Шольца, заваленный бумагами стол, за полупрозрачными ширмами суетятся коллеги из вэ-эр Европы, а сам Шольц, зажав трубку телефона между плечом и щекой, сосредоточенно читает директиву с растопырившимся в верхней части листа геральдическим европейским орлом. И еще — референт застыл у стола, директиву эту пару секунд назад доставивший.
— Я все понял, — спустя какое-то время подал голос Шольц. — Рад сотрудничать. Тут сказано, что мы должны связаться по закрытому каналу. Я немедленно вызову вас, буквально через минуту. Ваша аппаратура готова?
— На приеме специалисты, — заверил Коршунович. — И я.
— Айн момент, — в трубке раздался громкий щелчок, и пожилой техник-колли, повинуясь жесту Коршуновича, переключил что-то на большом плоском коммутаторе.
— Алло, здесь Шольц. Меня слышно?
— Прекрасно слышно, — сказал Коршунович.
— Вас тоже. Итак, я слушаю вас.
— В Москве произошло убийство, скорее всего связанное с вашими тремя происшествиями.
— Почему вы решили, что связанное? — осторожно поинтересовался Шольц. Он явно боялся сболтнуть лишнее.
— Рассказываю — конечно, вкратце. Сегодня, двадцать второго июня, в восемь тридцать четыре утра, убит некто Федор Гриневский, гражданин Российской Федерации, коммодор, сорока трех лет, по профессии геофизик. Убит выстрелом в упор из игломета-селектоида у дверей собственной квартиры. Убийце удалось ненадолго скрыться, но наши оперативники почти сразу сели на свежий след, и уже через четыре часа его пытались арестовать в Москве, на станции Сходня. Он покончил жизнь самоубийством, когда понял, что будет арестован. Застрелился из того же игломета. Перед смертью он пытался уничтожить записную книжку, к счастью неудачно. Книжка эта принадлежала некоему Леониду Дегтяреву, берлинцу, без вести пропавшему на территории Сибири две недели назад, гражданину Европейского Союза, выехавшему в командировку в Корсаков. Содержимое записной книжки — адреса и телефоны. Моника Догу и Вальтер Ульбрехт ван Замнер значатся в этой книжке. Значатся там и убитый у нас Федор Гриневский, и убитый вчера в Балтии Маринас Ерумс, и объявленный вчера в розыск полицией Истанбула Мадхуз Сарапи-Онад. У нас есть все основания полагать, что некая организация пытается физически устранить всех людей, чьи координаты указаны в записной книжке Леонида Дегтярева, и, вероятно, его семью. Ввиду беспрецедентной и очевидной угрозы жизням многих представителей нескольких стран, руководство вэ-эр России призывает аналогичные ведомства Европейского Союза, Балтии, Сибири, Турана, а также Сахарского Халифата, Японокитая и Индии к сотрудничеству и немедленному обмену информацией. Оперативная сводка вэ-эр России уже передана вашему ведомству и ведомствам указанных стран. Ждем вашу сводку; и просьба выслать горячие директивы не позже, чем через тридцать минут. Все.
— Спасибо, — практически сразу же ответил Шольц. — Сводка и директивы будут отосланы по готовности. Простите, меня вызывает министр иностранных дел… По вполне очевидным причинам я обязан уделить ему внимание…
Коршунович понимающе хмыкнул. Он знал, что на Шольца в ближайшее время насядут, кроме всех прочих, еще и министр внутренних дел вместе с министром юстиции. А премьер Европейского Союза не насядет только потому, что находится в Японокитае. Хотя, скорее всего, тоже позвонит.
Техник-колли взял трубку из рук Коршуновича и водворил ее на кокетливо торчащие из корпуса полупрозрачные ушки-рычажки. Коршунович встрепенулся. В тот же миг в кармане пискнул вызов мобильника.
Этот приборчик-триморф был совсем не похож на допотопную трубку пульта закрытой связи — маленький и ладный, со светящимися клавишами набора (первый из симбионтов), аккуратным диском микрофона и трубочкой голосового усилителя (второй) и телескопическим штырем радиоантенного блока (третий).
— Коршунович.
— Палыч? Это Баграт. Я из лаборатории звоню. Биохимики в обмороке.
Коршунович нахмурился, предчувствуя недобрые вести.
— А конкретнее?
— Они сделали анализ тканей и крови убийцы.
— Ну и что?
— У него активен ген волка. Он — хищник, понимаешь?
Мобильник чуть не выпал из рук Коршунович. До сей минуты майор-вээровец пребывал в уверенности, что на планете Земля вот уже два века не существует людей-хищников. Но с другой стороны, этот факт неожиданно просто и убедительно объяснял невероятную и кровавую вакханалию, потрясшую Европу и ближайшие окрестности. Шесть убийств за день! Шесть! И это притом, что за предыдущие четыре года на всей планете было зафиксировано всего два преднамеренных убийства, да и те совершены психически невменяемыми людьми.
— Баграт… — проникновенно сказал Коршунович. — Вели биохимикам сделать несколько контрольных тестов. Если мы выдадим эту информацию в Европу, а потом окажется, что биохимики ошиблись, будет, мягко говоря, хреново. И мне, и тебе, и всему отделу, и даже всему ведомству.
— Я знаю, — уныло ответил Баграт. — Дело в том, что биохимики провели не один тест, и даже не два или три…
— Сколько? — сердито перебил Коршунович.
— Тридцать пять. Положительных проб на ген волка — тридцать пять. Отрицательных — ноль.
Коршунович судорожно вдохнул пахнущий озоном воздух. У связистов воздух почему-то всегда пах озоном. От работающих селектоидов и механической аппаратуры, что ли?
— Ладно, я понял… Пришли мне распечатки заключений. А я за горячую директиву сяду…
Он выключил мобильник и опрометью бросился к выходу. Связист-колли проводил его полным сочувствия взглядом. Ссыпавшись по лестнице и уворачиваясь от людей в коридоре, Коршунович ввалился в свой кабинет и подсел к компьютеру-полиморфу. Глаз-экран цвел рассыпчатыми вспышками фейерверков, но едва Коршунович коснулся клавиатуры, экран засветился стандартным сетевым приглашением.
[Login VR-39]
[Identify control:]
Он приложил большой палец к папиллятору, и спустя долю секунды экран раскрылся рабочим десктопом оперативника. Но сделать Коршунович ничего не успел: снова зазвонил мобильник.
— Слушаю!
Коршунович выслушал сообщение с оцепеневшим лицом.
На окраине Истанбула только что нашли труп Мадхуза Сарапи-Онад. Человека из записной книжки Леонида Дегтярева.
Чудовищные и необъяснимые пока события стремительно набирали темп.
* * *
— Газеты доставили? — спросил Варга, едва проснулся. Стюарт сдержанно кивнул головой в сторону журнального столика — там лежала пухлая стопка разнообразнейших изданий.
Последние дни Варга жадно штудировал газеты. И солидные, и скандальные, и откровенно желтые-бульварные.
Что-то он выискивал в газетах. И в первую очередь просматривал криминальную хронику. Впрочем, в последних газетах разделы криминальной хроники были жиденькие и тусклые, зато на первых страницах аршинными буквами пестрели заголовки: «Двойное убийство в Берлине». «Кровавый маньяк на свободе». Ну, и прочие страсти для жвачного обывателя.
Вот и сегодня, Варга едва умылся-побрился потребовал кофе и уселся за рабочий стол. Кондиционеры пели на самом пределе слышимости, и шелест газетных страниц вплетался в этот едва ощутимый гул.
Лаборатория «Чирс» стояла в пустыне, у самого подножия Копет-Дагской гряды. Двадцать километров до Ашгабата, три — до Верхнего Багира, два — до Нижнего и один — до крошечного, приткнувшегося к раздолбанной трассе поселка Янбаш. Шесть полусферических куполов, длинная прямоугольная коробка транспортных ангаров и два трехэтажных жилых домика, напичканных бытовыми селектоидами и электронно-механической техникой. Квадратный километр, обнесенный густой системой из колючей проволоки и теоретически непреодолимой стеной мономорфного заграждения. Через проволоку пропущен ток, напряжение такое — что дурни-удоды обращаются в пепел, едва садятся на нее. Стена-мономорф состоит в основном из колючек и крошечных бурых листиков. Колючки отравлены. Органический яд, кураре по сравнению с ним — мороженное со сливками. Местные жители убеждены, что сие — не что иное, как биотехническая база Европейского Союза. Европейский Союз убежден, что это биотехническая база Америки. Америка считает, что на самом деле тут гнездятся русские. Мнение Индии, Сибири, Японокитая, Турана и Сахарского Халифата однозначно не установлено, да и не имеет их мнение особого значения — пусть думают, что хотят, лишь бы не вмешивались.
На заре проекта, лет сорок назад, различными разведывательными службами нескольких стран было совершено семь попыток заслать сюда агентов. Все попытки пресекались в корне, а потом, лет через десять после начала, к базе «Чирс» привыкли; привыкли и к тому, что она категорически не влияет на окружающий мир. Вне зависимости от политического момента. База была нейтральна, с нее ничего не вывозили, а завозили только продовольствие и предметы жизненной необходимости.
Один-единственный раз сонное существование «Чирс» все же нарушилось — на двадцать восьмом году существования. С базы сбежал человек, непонятно как сумевший одолеть непроходимую преграду из проволоки и мономорфа. Его изловили спустя четыре часа, за Хендываром, и этот случай оставался единственным, когда из ворот базы выехало сразу двенадцать джипов, полных вооруженной охраны.
Правда состояла в том, что «Чирс» был частной биогенетической лабораторией, причем одной из совершеннейших в мире. Но за пределами базы об этом знали считанные люди, которые периодически приезжали сюда, проводили на базе некоторое время, и снова ненадолго исчезали в большом мире.
Варга был хозяином «Чирс». Уже двенадцать лет. Продолжателем отцовского дела и главой одной из самых могущественных и самых незаметных организаций Земли.
В десять явился на доклад аморф Ицхак Шадули. Ведущий специалист проекта «Хищник». Гениальный ученый и свихнувшийся человек. Его не интересовал окружающий мир — он получил сорок лет назад задачу, и все эти годы бился над ее разрешением. Как обычно, ломать оказалось гораздо проще, чем строить. Биокоррекцию на Земле провели в четыре года, лавинным методом. Ген волка вырезался из человеческого генома, и спустя довольно короткое время стали рождаться только «чистые» дети. Атавистический ген умер вместе с последним долгожителем.
Отец нынешнего главы «Чирс» пытался восстановить утраченный ген. Утраченное наследие хищных предков. И это оказалось неизмеримо более сложной задачей, нежели избавиться от него. Лучшая команда на Земле — Ицхак Шадули и шестеро его учеников — сорок лет упорно, цепочка за цепочкой восстанавливали органический код ДНК; нельзя сказать, что их труд не предполагал успешного результата.
Слишком уж отдаленным казался этот результат. То, что природа шлифовала тысячелетиями не воссоздать за десяток лет. Варга отчаялся воочию увидеть результат отцовской затеи, но не собирался он и отступать.
Практически все преступники-убийцы так или иначе попадали на «Чирс». Либо живьем, если удавалось, либо в качестве генного материала. Способность убивать сидит где-то на самом дне человеческой натуры, и нет-нет, а и прорвется на свободу. Варга пытался это использовать. Пытался добыть остатки волчьей натуры из человеческого подсознания. И жалел лишь об одном — что убийства так редки.
В самом начале проекта Ицхак Шадули категорически отказался от метода легальных спецслужб — психологической накачки. Да, спецагентам иногда приходится убивать людей. Но ради единственного нажатия на спуск, удара ножом или костью, и даже тривиальной крупинки яда в стакане целые команды психологов возятся с этими агентами и до акции, и после. Довольно долго возятся. Непозволительно долго. Поэтому подобный метод совершенно не устраивал отца Варги. Естественно, что от него отказались в принципе; но пока не был выделен чистый ген хищника, агентов «Чирс» приходилось готовить по стандартной программе. К величайшему сожалению Варги.
Ицхак вошел в кабинет босса, сопровождаемый неизменным референтом-догом. Референт возвышался над профессором, как Парижская башня над павильоном «Ле Шато». Низенький и коротконогий Ицхак рассеянно кивнул Варге, влез на любимое кресло, совершенно не подходившее ему по размеру, но тем не менее любимое, и разложил тонкие страницы распечаток на столике слева от себя. Референт-дог пристроился на низкой скамеечке без спинки — Варга давно собирался ее выбросить из кабинета, да все забывал.
— Доброе утро, профессор, — поздоровался Варга. — Газеты читали последнее время?
— Что? — переспросил Шадули. Вид у него был рассеянный, но Варга знал, что это не так. Просто, профессор как всегда погружен в обдумывание очередной идеи.
— Газеты, — повторил Варга. — Вот, взгляните.
Он подал услужливо вскочившему референту берлинский «Парагон Беобахтер». Тот самый, в здании которого разыгрался один из заинтересовавших Варгу случаев минувшей недели. Ицхак наскоро пробежал взглядом передовицу и поморщился.
— Не понимаю, Саймон, — он всегда называл Варгу по имени, — зачем ты это мне подсовываешь. Пошли людей, пусть добудут пробы тканей этого прыгуна. Лучше, если кровь. К чему мне подробности?
Варга молча подал другую газету, со статьей об истанбульском трупе — задушенном голыми руками. А потом и третью, с материалами о резне в Кракове.
— Гм… — Ицхак Шадули вопросительно воззрился на босса. — И много таких… сенсаций?
— За последнюю неделю — двенадцать трупов. И ни одного убийцы живьем взять не сумели.
Профессор задумался.
— Вспышка? Гм… А нет ли связи между всеми этими убийствами?
— Есть, — спокойно ответил Варга. Он был уверен в ответе — информация пришла от трех никак и ничем не связанных агентов и несколько раз перепроверилась. — Но связь довольно прозрачная.
— Мне обязательно вдаваться в подробности?
— Не знаю… Полагаю — да.
— Ладно, — покорно вздохнул профессор, которому явно не терпелось поскорее добраться до лаборатории. — Только покороче.
— Три недели назад, в начале июня, из Берлина в Новосибирск выехал ничем не примечательный человек по имени Леонид Дегтярев. Аморф. По специальности — химик-эколог. В Новосибирске он пересел на экспресс до Южно-Сахалинска.
— Постойте, — искренне удивился Шадули. — Экспресс? До Южно-Сахалинска? Но ведь это на острове!
— Ну и что? О таком достижении селекции, как паромная переправа вы не слыхали до сих пор? — Варга пожал плечами. — Впрочем, это совершенно неважно. В Южно-Сахалинске Дегтярев так и не появился. Где он сошел — пока не удалось выяснить ни нам, ни, похоже, легальным службам. Спустя неделю после его исчезновения начались убийства. Жертвы — либо родственники Дегтярева, либо люди, чьи адреса и телефоны нашлись в записной книжке Дегтярева, либо случайные свидетели, не к добру оказавшиеся на месте преступления. При угрозе задержания убийцы кончают с собой.
— Так-так, — Ицхак Шадули даже заинтересовался. — Организация. Определенно — организация. Этот Дегтярев явно влез не в свое дело, и, скорее всего, узнал лишнего. Его убрали. А заодно решили убрать и всех, с кем он мог связаться. По телефону, или иным способом. Саймон, мне необходимы ткани этих убийц-самоубийц. Накачка накачкой, но там и помимо психоинженерных матриц может кое-что найтись.
— Я догадался, — улыбнулся Варга. — Неужели вы полагаете, что я мог оставить такие случаи без внимания?
Ицхак рассеянно уставился в пол; у него явно вызревала очередная сногсшибательная идея.
— Полагаю, что сегодняшний отчет можно опустить. В свете новых, так сказать, фактов, — сказал Варга. — Готовьтесь, профессор. Будут вам ткани.
— Поторопите своих волкодавов, — попросил Шадули. — Я с нетерпением жду.
— Я тоже, — заверил Варга. — С исключительным нетерпением.
Сопровождаемый референтом, гений современной генетики просеменил к выходу. Варга проводил его пристальным взглядом.
К обеду поспела новая порция газет, и шеф «Чирс» погрузился в изучение шуршащих страниц, что стекались в неприметный почтовый ящик одного из почтовых отделений Ашгабата со всего мира. Новых случаев не было; газеты мусолили случившееся ранее.
Резкий зуммер экстренной связи разорвался в тиши кабинета, словно крохотная бомбочка. Варга вздрогнул.
— Босс? Дежурный охранник СБ-двенадцать. У ворот человек, он назвал нечто похожее на старый пароль и требует, чтобы его пропустили к вам. В данный момент он пребывает в карцере при дежурке, а его раздолбанный мотоцикл уже унесли.
— Какой пароль он назвал?
— Просил подзарядить аккумулятор. Неверно построил фразу. И еще он несколько раз произнес слово «Перистальтика».
Саймон Варга вздрогнул.
— Что-о-о?
— Перистальтика, — послушно повторил охранник СБ-двенадцать.
— Этот человек лыс?
— Точно так, босс. Как страусиное яйцо.
— Немедленно отправьте его ко мне. Под присмотром, естественно.
— Слушаюсь, босс.
Охранник отключился, а Варга в замешательстве откинулся на спинку кресла. О газетах он временно позабыл.
Если Гном бросил все и примчался в Ашгабат — значит случилось нечто из ряда вон выходящее. И — это в момент, когда произошли все эти необъяснимые убийства. Подобное совпадение просто не может оказаться случайным. Гном что-то разнюхал, выяснил что-то такое, из-за чего счел необходимым завалить старое прикрытие и вылететь в Ашгабат.
Он вошел в кабинет Варги вслед за парой охранников — дюжих лобастых ротвейлеров. Лысый, коренастый полукровка — полупинчер-полуаморф. Гном был изнурен и потрепан, глаза лихорадочно блестели, а левое ухо безжизненно висело и вдобавок стало совершенно черным от спекшейся крови. Правую руку Гном баюкал; брюки были разорваны и протерты, словно ему пришлось свалиться с мотоцикла и юзом проехаться по асфальту — да так, вероятнее всего, и произошло.
— Бог мой! — всплеснул руками Варга. — Охрана, свободны. И пришлите сюда врача, немедленно.
Ротвейлеры безмолвно ретировались и плотно затворили за собой дверь.
— Босс, — свистящим шепотом сказал Гном. — Вам не достать ткани убийц. Это истинные волки. Все, что от них остается, немедленно сжигают. Прикрытие на уровне президентских соглашений.
— То есть… как волки? — Варга опешил.
— Волки. Чистые волки, изолированная линия. Их предки никогда не проходили биокоррекцию. Спецслужбы Европы, России, Сибири, Балтии и Турана в готовности «икс».
Варга обессиленно опустился в кресло. Вот значит, как. Тогда — да. Тогда все сразу становится предельно ясным. И череда убийств, и сознательный провал Гнома, одного из самых ценных агентов…
А он, наивный, полагал попользоваться подвернувшимся генетическим материалом. Дьявол, да ведь искомый ген, оказывается, вовсе не утрачен! Вот он, бери, вычленяй и пользуйся!
Варга дрожащей рукой нажал на сенсор общего селектора и вызвал начальника разведотдела и отдела безопасности.
— Сулим? Состояние «экстра». Вызывай всех, подчеркиваю, ВСЕХ агентов. Все коммуникации переключить в режим «ин-онли». Увольнения отменить. Охрану удвоить. Пока все.
— Слушаюсь, босс.
Сулим, пожалуй, был единственным человеком на «Чирс», которого Варга еще никогда не видел удивленным.
* * *
— Симпатичная башенка, — сказал тот, что передавал привет от Бригеля. — Сколько ей лет, говорите?
— Лет сорок, пожалуй, — ответил Арчибальд Рене де Шертарини, не высказывая нетерпения или спешки. Впрочем, он и не испытывал ни того, ни другого. Он всего лишь исполнитель, куда ему торопиться?
— Хм… А разве при Самойлове такие выращивали?
— Выращивали.
Агент глубокомысленно покивал, словно морфография приморских селектоидов занимала его безмерно. Арчи потихоньку разглядывал обоих — и аморфа, явно ведомого, и этого поджарого русского овчара, несомненно оперативника со стажем и в данный момент — старшего двойки.
— Ник, — обратился овчар к напарнику Арчи. — Ты не погуляешь, а? Тут у нас разговор, видишь ли…
— Я уже догадался, — лабрадор продолжал скалиться. — Долго гулять-то?
— Не знаю. Полчаса, скажем.
— Ладно.
Ник коротко взглянул в глаза Арчибальду — держись, мол, напарник! — и бесшумно убрел в темноту.
— Прошу, — Арчи распахнул дверь тамбура и зажег свет. В единственной комнате первого этажа наблюдался некий разумный компромисс между рабочим беспорядком и деловой обстановкой. В углу валялись сваленные в кучу сигнальные стержни-буи, на стене, словно коллекция диковинных бубликов, красовались пробковые спасательные круги всевозможных расцветок и размеров. Стол был заставлен пустыми пакетами из-под сока и минералки, и пивными жестянками. Впрочем, жестянок из-под минералки тоже хватало.
Арчи сгреб с дивана акваланг; тот недовольно пискнул.
«Надо его в воду посадить, — озабоченно подумал Арчи. — Сколько он уже на воздухе? Суток трое, не меньше… Жалко старика…»
— Ты бы его в воду выпустил, что ли, — сочувственно посоветовал овчар, словно умел проникать в чужие мысли. — Отбросит концы, неровен час, а нового, поди, не допросишься потом.
— Прямо сейчас выпустить? — спросил Арчи невозмутимо.
— Дело твое…
— Ладно, — Арчи не собирался спорить, тем более, что периодически вспоминал об этом верном селектоиде, но с той же периодичностью забывал о нем. Обычно Арчи на первый этаж даже не заходил, поднимался по внешней лесенке наверх, и все. А бедняга-акваланг сутками маялся в душной башенке.
— Вы пока присаживайтесь. Напитки в холодильнике.
— Спасибо.
Арчи отсутствовал около минуты — ровно столько, чтоб успеть неторопливо дойти до бассейна, выпустить акваланг, и так же неторопливо вернуться обратно. Когда он вошел в башенку, овчар сидел на диване и поза его казалась позой оцепеневшего сотни лет назад покойника, а аморф задумчиво стоял перед открытым холодильником и глядел внутрь. В холодильнике было пусто, если не считать одинокой формочки с ледышками-кубиками.
— Интересно, — с ехидцей поинтересовался аморф, — а что ты называешь напитками?
Арчи усмехнулся:
— Извините. Наверное, Ник опять девок приводил вчера. Я думал, там что-нибудь есть.
— Ваня, уймись, — строго сказал овчар. — Ты уже булькаешь при ходьбе. Куда тебе еще пить?
— Так жарко же! — пожаловался аморф.
— Не растаешь, не снеговик, — отрезал овчар.
«Ну и парочка! — подумал Арчи отстраненно. — Чего это с нашей конторой за два года стряслось, если таких поцев на задания отправляют?»
— Итак, — овчар полез в карман и извлек жука-шумодава. — На стол его можно?
— Можно, — Арчи не возражал, тем более, что на столе валялась только пожелтевшая старая газета. Жук, расправив надкрылки, принялся за дело: во-первых начал эту газету методично жрать, а во-вторых поселил во всех мыслимых и немыслимых диапазонах связи сплошной треск, сквозь который невозможно будет разобрать ни слова. Если, конечно, кто-нибудь задастся целью прослушать их разговор.
— Итак, — повторил овчар. — Я — спецагент Виталий Лутченко, код «Махаон». Он — просто спец, Иван Шабанеев, компьютерщик, код тот же. Вчера на тебя пришла директива; проводку доверили нам.
— Профиль? — спросил Арчи невозмутимо.
— Инфильтрация. За новостями следишь?
— Нет.
— Но об этом же весь мир жужжит! — удивился Лутченко. — Эпидемия убийств в Европе, Туране, Балтии и России. Неужели не слышал?
— А! — Арчи несколько оживился. — Слышал. Но ведь уже неделя прошла, разве нет? Или даже больше.
— Прошла-то прошла, — Лутченко наконец изменил напряженную позу, в которой застыл с секунды выпуска шумодава и откинулся на спинку дивана. — Только сейчас мы уловили систему в происходящем.
— Так это не просто эпидемия-рецидив?
— Нет, что ты. Два десятка убийств, и это все еще продолжается. Вот, к примеру, только сегодня днем нашли некоего Хорста Ингвара аб Штилике. А убили его семь суток назад. В собственной квартире, в Берлине. Так что мы еще не обо всем знаем. Тем более, что большинство событий происходит за кордоном.
— Ладно. Давайте картину, только без излишних подробностей, — попросил Арчи.
Излишние подробности на первых порах помогают мало, зато основательно сбивают с толку. Арчи знал это прекрасно.
Овчар мгновенно собрался.
— Без подробностей? Пожалуйста. Восьмого июня из Берлина в командировку в Сибирь выехал сотрудник «ИГ Биохимикшанце» Леонид Дегтярев. До места назначения, города Корсаков на Сахалине, он не добрался. Спустя неделю, пятнадцатого июня, ранним утром по европейскому времени, он, предположительно, осуществил один-единственный звонок по стандартному открытому межгороду. Абонент, которому он звонил, до сих пор достоверно не установлен. Больше никаких сведений о местоположении Леонида Дегтярева не собрано, неизвестно также жив он или нет. Начиная с полудня семнадцатого июня по европейскому времени неустановленными лицами совершаются убийства — в Европе, Балтии, Туране и у нас в России. Практически все жертвы ранее в той или иной мере имели тесные контакты с Леонидом Дегтяревым, за исключением двух случайных свидетелей, которых просто хладнокровно убирали вместе с намеченной жертвой, да плюс еще вышеупомянутого Хорста Штилике, который Леонида Дегтярева вообще не знал, и, по нашим данным, никогда с ним не встречался. Связывает этих людей только то, что они оба берлинцы. Наши бравые аналитики предполагают, что тот самый таинственный ночной звонок Дегтярев совершил именно Хорсту Штилике, причем ошибся при этом номером — дозвониться он намеревался кому-то другому.
Теперь главное. До сих пор ни один убийца не взят живым. Они кончают с собой при малейшей угрозе ареста. И с огромной долей вероятности все эти убийства совершены людьми-хищниками.
Арчи даже при этих словах не утратил полного спокойствия. По крайней мере, внешне. Лутченко держал эффектную паузу.
— Хищниками? — переспросил Арчи совершенно ровным голосом, потому что пауза затягивалась, и от него ждали какой-нибудь реплики.
— Хищниками. Людьми с активным геном волка.
Арчи помолчал. Потом высказался — по возможности коротко:
— В другое время и при других обстоятельствах, я бы сказал, что это невозможно, и что волков на Земле не осталось. Но сейчас я скажу: продолжайте.
— Прекрасно, — Лутченко с воодушевлением потер ладони друг о друга. — Я не разочарован вашей реакцией, господин де Шертарини.
Арчи поморщился от этой официальщины, но, конечно же, смолчал.
— Впрочем, продолжу. Дальше идут только косвенные данные, из сектора «ДС».
Аббревиатура «ДС» расшифровывалась как «Досужий стук». То есть, бессистемные данные, поступившие от информаторов и не нашедшие пока какого-либо даже самого поверхностного объяснения.
— В том, что оживились разведслужбы Турана, Европы, Сибири, Балтии, Сахарского Халифата, Японокитая и Индии ничего удивительного нет. Нет ничего удивительного и в том, что зашевелились службы Америки, Аляски, обеих Канад, Панамского пояса и Латинского блока. А вот что означает, например, почти мгновенное исчезновение с насиженных мест сразу семи частных агентов, чья принадлежность до сих пор не определена? Как по мановению жезла волшебника — фуррхх! И растворились. А?
Арчи безмолвствовал. Вопрос был явно риторический.
— В общем, решено задействовать резервный вариант. Выбор тебе, надеюсь, уже ясен.
С минуту Арчи осторожно, со всех сторон, мысленно обсасывал сказанное. Он обязан был это сделать — в подготовке предусматривался и ложно-провокационный выход на «спящего» агента. Такие случаи в истории разведки случались. Но пока Арчи не видел проколов в легенде, рассказанной ему Виталием Лутченко.
— Почему я? Как все, что вы рассказали связано с моим профилем? — наконец справился Арчи. Подобные вопросы, вообще-то, не поощрялись, но и не пребывали под явным запретом.
— А вот об этом лучше расскажет мой напарник, — совершенно неожиданно ушел от ответа овчар. — Давай, Ваня!
Аморф Ваня встрепенулся, словно разбуженная птица, и доверчиво, совсем по-детски взглянул на Арчи.
— Это выбор компьютера, если говорить начистоту, — пояснил он. — Одна из последних разработок, комплексная эвристическая программа. Мое, можно сказать, детище. Компьютер хранит подробные данные на весь персонал службы. Под каждое конкретное задание происходит многоступенчатый отсев. На эту операцию прошел только один кандидат — де Шертарини. Знаете такого?
Арчи поморщился. Он не очень любил эти новомодные замашки кадрового отдела. Вообще, к механическим изделиям Арчи испытывал подспудное недоверие, хотя с каждым годом их входило в жизнь и быт все больше и больше. И по долгу службы ему часто приходилось пользоваться мертвыми изделиями из металлов, пластика и древесины. Но это вовсе не значило, что сей факт приводил Арчи в восторг.
Тут речь шла о еще более непонятной и непривычной области человеческого знания — об информационной среде. Компьютерные программы вообще не были чем-то материальным; они являли собой всего лишь набор цифр, математический код. И тем не менее, с ними сплошь и рядом приходилось считаться. Мысль, что бестелесная программа, существующая лишь как запись на субстрате, распоряжается людскими судьбами, неприятно холодила кожу. Вот, к примеру, эта чертова эвристическая мозголомка решила послать на задание Арчи, спящего агента, спящего всего два с небольшим года. В прах обращалась метода, отработанная десятилетиями. Агент, отошедший от дел, постепенно выпадает из сферы интересов иностранных коллег. И спустя лет десять-пятнадцать одного из полусотни можно с блеском использовать, практически без риска нарваться на превентивные меры. Потому что невозможно предсказать кто из полусотни будет задействован. Арчи же, скорее всего, до сих пор числился в секретных картотеках иностранных спецслужб как агент вполне действующий и, стало быть, оставался под поверхностным наблюдением.
И тем не менее, выбор пал на него, специалиста по операциям на воде. Интересно, из каких соображений остановилась именно на нем программа, написанная вот этим кудлатым самодовольным аморфом по имени Иван Шабанеев?
— В механику проводки посвящать будете? — спросил Арчи. Голос его звучал все так же ровно.
— Конечно. Начнем завтра, потому что времени нет. Как раз и замена тебе приедет, — сообщил Лутченко.
— Уже завтра? — Арчи хотел поморщиться, но сдержал себя. — Так спешно?
— Да. Так спешно. Иначе упустим инициативу. Не стоит оставлять коллегам из Европы шанс на первенство, не находишь?
По идее Арчи должен был ощутить к этому несколько развязному овчару неприязнь. Уж слишком легко тот переходил от официального «господин де Шертарини» к панибратскому подмигиванию и свойским вопросикам. Хорошо еще, что локтем не пихал, как кум свата. Но Арчи понимал, что это всего лишь маска. Это вылепленный психоинженерами образ, под которым скрывается истинный Виталий Лутченко. И нужен этот образ, для того, чтобы наиболее полно и точно выполнить возложенное конторой задание. В таком рукотворном коконе сотрудник вэ-эр мог даже убить, если придется. Неизбежная психическая травма в этом случае смягчается в сотни раз, а последующая промывка мозгов вообще сведет ее на нет.
Но Арчи знал и то, что на самом деле травма остается. Глубоко внутри. И может всплыть из небытия, из самых глубин подсознания в любой, чаще всего самый неподходящий момент. Ведь правда жизни состоит в том, что люди не должны убивать людей. Не могут убивать. Даже во имя интересов своей страны.
Но кому-то все равно приходится брать на себя этот непосильный груз, и лишать жизни такого же, как сам человека. Линейщика или аморфа. Во имя чьих-нибудь интересов. И потом всю жизнь таскать это в душе, ожидая, что оно выползет из мрака и пожрет тебя, как древнее чудище нераскаявшегося грешника.
Единственное, что Арчи мог сказать себе по этому поводу: «Если не я, то кто?»
И он говорил это. В который раз.
* * *
Вээровцы давно ушли, а Арчи еще долго сидел на первом этаже башенки, собираясь с мыслями. Конечно же, он ожидал, что нечто подобное рано или поздно произойдет. Что его вновь проведут в дело. Но он не думал, что это случится так скоро.
И еще ему сильно не понравилась ситуация. Люди-хищники, бред какой-то. Все это сильно походило на внезапно овеществленную выдумку Говарда Тона, мастера остросюжетной психоделики. Пожалуй, только операция против зомби или вампиров показалась бы более нереальной.
Хищники. Волки.
Неужели кому-то действительно удалось ускользнуть от биокоррекции и больше двухсот лет соблюдать полнейшую изоляцию от внешнего мира?
Но ведь это практически невозможно. Практически. Без должной подготовки, без заранее продуманной тактики и стратегии выживания, без железной дисциплины — невозможно. В принципе, какая-нибудь закрытая организация вертикального типа, вовремя разработавшая программу выживания, имела шансы скрыться от биокоррекции. Но уже к зрелости второго, максимум — третьего поколения от дисциплины и целеустремленности зачинателей такого странного шага остались бы рожки да ножки. Молодежь слишком часто предает идеи отцов, поэтому мир и меняется от поколения к поколению.
Что-то за этим определенно кроется. Не только в гене волка дело. Сам по себе ген не так уж и опасен — ну вырвется он на свободу, ну начнут рождаться волчата… Медики мгновенно отследят это. Отследят, и выкорчуют с корнем. Чтобы снова сделать Землю миром волков нужно настоящее потрясение. А вот его-то Арчи даже вообразить толком не мог.
Ник де Тром постучал в дверь около полуночи.
— Закончили, шпионы?
Арчи вопросительно поднял брови:
— Что закончили?
— Ну, — пояснил Ник, — Ты ж с агентами совещался.
Арчи неподдельно удивился:
— С какими агентами? Ты чего, Ник? Перегрелся?
Лабрадор застыл с приоткрытым ртом. Он не понимал — дурачится напарник или играет в конспирацию.
— А… — вздохнул он через полминуты. — Понимаю. Ладно, как хочешь. Считай, что я ничего не видел, не слышал, и ничего не знаю.
Арчи смолчал. Ему с самого начала не нравился последний приказ шефа — майора Чумаченко. Не скрывать от Ника, с которым предстояло работать спасателем, своей прежней деятельности. Понятно, не выкладывать ему на блюдечке все, что пришлось пережить. Но при случае — намекнуть, что Арчи сотрудничал с внешней разведкой.
Странный это был приказ. Нелогичный. Нарушающий все каноны профессии. Но приказы принято выполнять, не обсуждая.
— Там девчонки пришли, — сказал Ник. — С мускатом. Пойдешь?
— Ну, если с мускатом… — протянул Арчи. — Пойду.
«Надо хоть оттянуться напоследок, — подумал он. — Когда еще придется? Вот так, на море… С мускатом и девчонками.»
Он встал, нахлобучил любимую широкополую шляпу и вслед за Ником направился в темноту крымской ночи. Впрочем, здесь, в курортной зоне, темнота была достаточно жиденькая. Огни иллюминации и мельтешение дискотечных лазеров затмевали почти все звезды, кроме наиболее ярких. Только у самой полоски пляжа, цепляясь за деревца маслин, клубилась густая темень. Любимый столик спасателей прятался в этих зарослях; чья-то неведомая, но заботливая душа не поленилась бросить полевку от ближайшего домика и подвесить жестяной фонарь, хотя гораздо проще было приживить к парочке деревьев несколько химических светильников-мономорфов. Впрочем, электрический свет по яркости давал сто очков вперед мертвенному свечению существ-мономорфов. Механика неумолимо наступала на биоинженерию; все больше техногенных вещей использовалось людьми. Вот и сейчас на руке Арчи еле слышно цокали кварцевые часы, отштампованные где-нибудь в Туле или Брянске, и в узком кармане на бедре притаился стальной нож, а вовсе не живая теплая кость кинжала-мономорфа… Арчи даже сквозь плотную ткань джинсов ощущал холод металлического жала.
Арчи казалось, что это прикосновение неминуемой смерти. Не его, Арчибальда Рене де Шертарини персональной смерти, старушки с косой и в балахоне. Казалось, что мертвые изделия олицетворяют приговор целой эпохе. Что-то уходит из этого мира, Арчи это чувствовал — естеством, спинным мозгом. Меняется мир. И — увы! — не в лучшую сторону. Мертвые вещи — не причина, а всего лишь примета. Меняется что-то в психологии людей, в их отношении в жизни. Жизнь на Земле вообще разваливается на две половинки, как оброненный арбуз. На биосферу и на среду обитания человека. С некоторых пор средой обитания человека перестала быть чистая биосфера — отчасти из-за того, что в обиход стала неумолимо входить техника. И Арчи интуитивно понимал, что рано или поздно среда естественная и среда техногенная начнут конфликтовать. Мешать друг другу. Пока залогом прогресса служила одна лишь биоинженерия можно было не волноваться.
Но эти времена безвозвратно прошли.
Кто-то из древних заметил, что на рубеже столетий, и особенно тысячелетий, на мир нисходят необъяснимые потрясения. Наступление новых наук — неорганической химии, механики, электротехники и электроники — не примета ли грядущей смуты? А явление волков, людей-хищников? Ведь каким сонным, в сущности, был двадцатый век! Благоденствие и сытость. Ну, пусть в Средней Азии и в Африке народ живет не так вольготно и богато, как в Америке, Европе или Японокитае, но все же. Голод усмирили лет сто пятьдесят назад. Войны и соседские перебранки — практически сразу после биокоррекции. Была в начале века, в тысяча девятьсот втором, если Арчи правильно помнил, вспышка лавинной болезни — синдром вырожденной иммунной реакции. Много народу тогда не удалось спасти. Но все же болезнь победили достаточно быстро, благо у человечества имелся тысячелетний опыт биоинженерного вмешательства в собственный геном да и вообще в основы практически любых жизненных структур.
Благополучие девяностых годов двадцатого века представлялось Арчибальду Рене де Шертарини затишьем перед бурей. А нежданное, но предугаданное появление коллег по конторе — первым, еще легким и обманчиво безопасным порывом ветра.
Стелла, Альбинка и незнакомая Арчи девушка не стали дожидаться кавалеров — откупорили мускат, и когда Арчи с Ником вынырнули из темени и зарослей, как раз чокались после тоста «за бабское».
— Мы не опоздали? — Ник смешно повел носом.
— О! Спасатели! Налить спасателям?
— А что, — поинтересовалась незнакомая девушка приятным грудным контральто, — спасатели тоже станут пить за бабское?
— Станут! — заверил Ник, не задумываясь. — Спасатели за что только не пьют!
Альбинка ловко наполнила стеклянные (еще одна примета мертвых времен) стаканы; причем бутылку она держала на высоте не меньше чем полметра над столешницей и несмотря на это не пролила ни капли.
Стелла, предвкушая фокус ближайшей минуты, стрельнула глазами в сторону незнакомки и елейным голоском попросила Арчи:
— Эй, нюф! Шляп сними, да-а?
Арчи усмехнулся. Он проделывал это сотни раз, и неизменно повергал неподготовленную публику в секундный ступор.
Он мягким движением извлек из кармана нож и не глядя метнул в ствол ближайшей маслины — туда, где почему-то практически не было веток и в зеленой пелене шевелящихся листьев зиял лысый просвет. Нож воткнулся в дерево, отчетливо тюкнув.
Не медля, Арчи снял шляпу, взяв за полу, и метнул ее туда же, словно тарелку. Бесшумно скользнув в полутьме, шляпа повисла на ноже, словно на вешалке. Стелла и Альбинка с готовностью зааплодировали. Незнакомка заулыбалась, и чуть не выронила стакан.
— Ну и ну! — сказала она, качая головой. — А ты правда спасатель, а не циркач?
— Спасатель, — негромко заверил Арчи и пригубил мускат.
— Знакомьтесь! — оживился Ник. — Это Вика. А это наша гордость — Арчибальд Рене де Шертарини восемьдесят восьмой…
Брови Вики поползли вверх, хотя еще секунду назад казалось, что удивляться дальше она уже неспособна.
«Последний вечер, — подумал Арчи с неясной грустью. — Последний… А она ничего. Симпатичная…»
* * *
— Как мне стало известно, — сказал отмытый и обработанный медиками Гном, — спецслужбы евразийских стран начали отработку совместной операции. И, вероятно, свои собственные операции. Вкратце дело обстоит так: где-то в сибирской глуши сохранилась популяция волков, умудрившаяся спрятаться от биокоррекции тысяча семьсот восемьдесят четвертого. Некоторое время назад их засветил совершенно случайный инженер-эколог. Засветил единственным телефонным звонком. Кому именно он позвонил — волки не узнали. Поэтому они убрали этого эколога, а потом стали методично убирать всех, чьи телефоны нашлись в его записной книжке… еще не всех успели, кстати, убрать. Все это подтверждает, что изоляция волков намеренная и они стремятся сохранить инкогнито. Мое мнение — уже поздно, и стараются они зря. Но дело до конца они, скорее всего, доведут. Хотя вээровцы вполне могут им воспрепятствовать.
В кабинете шефа «Чирс» ненадолго воцарилось молчание.
— Так-так, — протянул Сулим, сохраняя на лице печать бесстрастности. — Я так понимаю, нам предстоит спланировать собственную операцию?
— Ты как всегда угадал, Сулим, — сказал Варга. — Тебе действительно предстоит спланировать, и что еще важнее — осуществить собственную операцию. Причем ты будешь вынужден обскакать всех евразиатов, как скопом, так и порознь.
Сулим задумчиво поиграл желваками на скулах.
— Какими средствами я смогу располагать? — осторожно осведомился он.
— Любыми, — незамедлительно заверил Варга. — В твоем распоряжении все агенты, любое обеспечение и любые деньги.
— Это приятно слышать…
Он ненадолго задумался.
— Хорошо. Шансы у нас есть. Я бы хотел выслушать рекомендации и пожелания руководства проекта. Что, собственно, нужно проделать? Изловить парочку волков?
— Бери выше, Сулим. Куда выше.
Сулим бесстрастно глядел на Варгу, но в глазах его явственно читался вопрос: «Как, еще выше?»
Варга водрузил локти на столешницу и свел кончики пальцев перед лицом.
— Что, вероятнее всего, произойдет в ближайшее время? — спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и вроде бы даже прикрыв глаза. — Давайте порассуждаем. Естественно, что известные службы ряда стран постараются нейтрализовать волков на собственной территории, и параллельно попытаются локализовать и отсечь от остального мира всю популяцию. Я не стану пока анализировать — возможно ли такое в принципе, предположим, что возможно. Когда популяция будет у них под колпаком останутся только два варианта развития событий: волки немедленно уничтожаются, а за локализованным ареалом и, скорее всего, за прилегающими областями устанавливается тщательное наблюдение во избежание утечек. Вариант второй: уничтожается бОльшая часть волков; оставшиеся поступают в распоряжение биоинженерных придатков к спецслужбам. Второй вариант сулит миру мгновенно возросшую напряженность, и от него вполне могут отказаться заранее. Но соблазн слишком велик, и всяк будет бояться, что страны-соперники все-таки решатся на какую-нибудь глупость, и чтобы впоследствии не остаться в дураках каждый попытается оставить черный ход открытым.
— Меня вот что занимает, — вставил круглолицый пули-хозяйственник по имени Нилаш Спойде. — Как они сумеют истребить всю популяцию? Это же не одна тысяча чело… волков, то есть. Где они столько агентов-убийц возьмут? А за неделю их просто не подготовить.
— Да какая разница — как? — пожал плечами Варга. — Уверен, что у каждой страны в распоряжении давно разработанный и продуманный в деталях план операции массового поражения на значительных территориях. Вирусы, газ, яд, излучение — мало ли чего напридумали разные свихнувшиеся ученые за последние двести лет? Неважно это. Но исходить надо из того, что подобные возможности у вээровцев имеются. И опередить вээровцев. Да еще неплохо бы оставить их в полном неведении относительно того, что их опередили, и в полной уверенности, что свою миссию они успешно выполнили.
— Ну и задачки у вас, шеф! — покачал головой Сулим.
— Справишься, — сказал, как отрезал Варга. — Кадры у нас не хуже любой разведки, да еще преимущество перед всеми.
— Это какое такое преимущество? — недоверчиво спросил начальник связи, овчар Бертольд Непке.
— Нам не нужно думать о защите целой страны, общественном мнении и о политике в целом. Мы — безмастная карта. Джокер.
— Джокер тоже иногда кроют, — заметил Сулим мрачновато.
— Вот и позаботься, чтобы крыть было нечем. Хорошенько позаботься, — парировал Варга и повернулся к Гному: — Что еще скажешь?
— Есть пара мыслей. Вероятно, в район предполагаемого волчьего ареала стоит забросить агента. Насколько я знаю, я лучший, кто есть в распоряжении «Чирс».
Варга осклабился:
— Ты не страдаешь ненужной скромностью.
— И еще мне кажется, — невозмутимо продолжал Гном, — что в этом ареале в ближайшее время обнаружится пропасть случайных людей: геологов, этнографов, туристов, переселенцев… Ну, просто десятки. Это надо учесть, поскольку вся эта публика, безусловно, неожиданно ловко для местных будет пользоваться оружием, коммуникационными селектоидами и техникой… ну, в общем, всем арсеналом разведчиков.
— Да, кстати, — оживился Сулим. — В пределах ареала есть постоянные поселки неволков? Нормальных людей?
— Наверняка, — ответил Гном. — Это легко установить.
— Ух ты! — Нилаш Спойде оскалился и покачал головой. — Если там есть хоть один поселок, весело же придется вээровцам! Ухлопать много волков — это трудно, но ухлопать вместе с ними еще и некоторых людей… Шеф, мне кажется, ни одна из стран на это не пойдет.
— Много ты знаешь, — фыркнул Варга. — Даже я не способен предугадать, на что они пойдут. Японокитай, например, в сороковых такое на островах Пасифиды вытворял — эксперты с ума сходили прямо над выкладками. Думаешь зря Австралия им биоэмбарго объявляла на целых двадцать семь лет?
Спойде сокрушенно вздохнул. Эрудиция шефа всегда его потрясала.
— Вернемся-ка к плану, — попросил Сулим. — Итак, возможны два варианта. Но ведь нам нужно опередить вээровцев. Что нужно конкретно? Я так и не понял.
Варга резко развел руки в стороны и в упор взглянул на шефа разведки.
— Установить контакт с вождями волков и убедить их переселиться в окрестности «Чирс». Провести само переселение. И отсечь неизбежные слухи-пересуды. Скажем, временный палаточный лагерь на Хендываре. А?
Сулим судорожно сглотнул.
— Что? — поинтересовался Варга вкрадчиво. — Тебе такая задача кажется невыполнимой?
Сулим не ответил.
— А тебе? — Варга повернул голову к Гному. — Как непосредственному исполнителю?
Гном провел рукой по гладкому черепу.
— Это трудная задача, шеф. Но мне она не кажется невыполнимой. Полагаю, волки и сами захотят куда-нибудь переселиться. Я думаю, они и от биокоррекции ускользнули под видом переселения. Знакомая схема, в обиходе «гантелей» зовется. На старом месте знают, что еще не, а на новом думают, что уже да.
— Кого назначим в прикрытие первого круга? Кого во второй? — Сулим брал быка за рога.
— Давай помозгуем… — сказал Варга. — Кто там у нас сейчас в наилучшей форме?
— Бизон… Лэснер. Потом, братья Шарадниковы, — Сулим методично рылся в памяти. — Испанец.
— Испанец? — удивился Спойде. — Его же сломали два месяца назад в Геок-Тепе.
— Уже в строю, — отмахнулся Сулим. — Стаффорды — морфа крепкая, не тебе чета.
Пули только вздохнул. Он прекрасно понимал, что стаффорд — действительно не ему чета. Да еще такой чокнутый, как Испанец. Говорят, он может убить без всякой накачки, правда, только если изрядно выпьет.
— Значит так, — Сулим прищелкнул пальцами. — Шарадниковых лучше заслать вперед, пусть повертятся в Алзамае. Полагаю, вокзал там есть? Вот пусть там каждую пылинку изучат. Их наверняка быстро отследят и пофиксят, но пусть. Бизона забросим втихую, и поглядим, как его будут обхаживать. И кто — тоже поглядим, разумеется. Потом для острастки сунем Испанца — этот быстро чьи-нибудь кости переломает, и пока вээровцы будут хором суетиться, по следу рванет Лэснер, как самый незаметный…
Сулим увлекся, и не он один; его речь захватила остальных, будто детективный роман. Только Гном слушал Сулима с легким скепсисом во взгляде: мол, напланировал море, но ведущим-то идти все равно Гному. А о нем шеф разведки пока даже не заикнулся.
— …тебе же, Гном, — Сулим наконец вспомнил о лучшем агенте «Чирс», — спокойнее будет во втором ряду. И только когда Лэснер беспрепятственно дойдет до цели, подключишься ты.
— Полагаешь, Лэснеру дадут БЕСПРЕПЯТСТВЕННО дойти до цели? — Варга пытливо глядел на Сулима. — Всерьез полагаешь?
Сулим выдержал тяжелый, как бетонная плита, взгляд руководителя «Чирс».
— Если все организовать правильно… может получиться. Должно получиться. Все-таки мы профессионалы, шеф.
— В вэ-эр тоже не лопухи работают.
— Ну… — Сулим вежливо усмехнулся. — Мы оплачиваемся лучше. Кто же станет много платить худшему?
— Ладно, ладно, — проворчал Варга. — Не ершись. Я только хотел сказать, что нельзя недооценивать вээровцев.
Сулим промолчал. И это послужило лучшим ответом.
— Итак, — Варга подтянул клавиатуру поближе. — Поехали, что ли?
Сулим подсел к столу; референт тут же подал портативный компьютер-полиморф.
— Глянем на окрестности Алзамая. Где тут можно успешно прятаться? Запад сразу отпадает, тут шоссе…
— Тоже мне, шоссе, — Спойде презрительно оттопырил нижнюю губу. — От Янбаша до Бикровы проселок и то пристойнее, чем это шоссе.
— Умный ты, завхоз, как пуделиха после течки. Лесозаготовки там. Вот, видишь? И вот.
Пули, поглядев на карту, пристыженно умолк. Его терпели, хотя привычка совать нос в каждое дело многих раздражала. Но в своем ремесле Спойде слыл асом: если бы к обеду шефу понадобилась атомная бомба, Спойде ее отыскал бы и сумел бы доставить на «Чирс». У лохматого венгра, добрейшего, в сущности, человека, весь мир был опутан сложной сетью знакомств и обязательств, причем всегда получалось так, что весь мир обязан чем-нибудь Нилашу Спойде, а Нилаш Спойде никому и ничем, как правило, не обязан. Варга считал его ценным работником, а уж в чем нельзя было обвинить руководителя проекта «Хищник», так это в покровительстве бесполезным людям.
* * *
— Входи, Виталик, — майор Коршунович приглашающе взмахнул ладонью.
Виталий Лутченко вошел в кабинет начальника отдела и подсел к столу. У него не было с собой ни папки, ни портативного блокнота-полиморфа. Никаких записей. Только то, что осело в памяти, но уж там все оседало накрепко и без ошибок.
— А Шабанеев где? — спросил Коршунович.
— В вычислительный умчался. Ты же его знаешь.
Коршунович кивнул. Он действительно достаточно хорошо знал Ивана Шабанеева. Но он также хорошо знал и Виталия Лутченко, и поэтому был стопроцентно уверен, что на все вопросы, которые могли возникнуть к Шабанееву, полно и точно ответит Лутченко.
— Ладно, — Коршунович отодвинул клавиатуру. — Как он? Давай по порядку.
— Нормально, — осклабился Лутченко. — Нас с Ванькой вычислил мгновенно. Мы вечером пошли, он как раз со своим напарником-лабрадором в кафешке расслаблялся. Кстати, заметь, Вениамин Палыч: пили оба не пиво, а водичку, хотя креветки лопали — сплошное заглядение.
— Может он вас раньше отследил?
— Нет, — Лутченко отрицательно потряс головой. — Исключено. Вообще-то пиво он потребляет, мы у них в башенке разговаривали. Пустая тара в наличии… Мне показалось, что он сознательно ограничивает себя в спиртном.
— А почему? — поинтересовался Коршунович.
— Бес его знает. То ли пытается держать себя в форме, то ли у него действительно развито предчувствие.
— Ладно, проехали, — Коршунович откинулся в кресле и прикрыл глаза; кресло жалобно пискнуло.
«Черт, — подумал Коршунович. — Опять я его забыл покормить… Ладно, закончим — сразу Вальку покличу.»
— Реакция на задание была просто заглядение: сдержанно-позитивистская. В том смысле, что, конечно, это глупость дергать спящего агента на третьем году, но раз контора так решила — значит есть причины. Готовность у него, по моей оценке, близка к стопроцентной.
— Что с напарником? — продолжал допытываться Коршунович.
— И тут все внешне близко к идеалу. Лабрадор даже не скрывал, что знает о прежней причастности Ника к разведке. На просьбу прогуляться отреагировал вполне адекватно: спросил сколько ему гулять и свалил. Во время беседы его рядом не было, действительно куда-то ушел.
— Жучка потом-то хоть с него снял?
— Арчи снял. Я его попросил. Ночью, когда они с девками мускатик в кустах попивали.
— Понятно… Реакция на состав?
— Вот тут интереснее, — Лутченко потер переносицу. — Мне показалось, что он не поверил. В принципе не поверил. Ну, сам подумай: приходят к тебе, спящему агенту, какие-то олухи и начинают плести небылицы о волках. Честное слово, я то и дело угадывал в его взгляде желание дать нам с Ванькой по кумполу и задействовать резервный канал связи с конторой. Но он сдержался, и это не стоило ему особенных трудов. Я потом эмоциограмму проглядывал. Само спокойствие. Просто холодная оценка вариантов и выбор наиболее приемлемого.
— М-да, — Коршунович задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. — Прям не агент, а ангел какой-то. Даже подозрительно. Неужели никаких недостатков? А, Виталий?
Лутченко выдержал небольшую паузу.
— Только один, Вениамин Палыч. Только один. Но боюсь, что он может перевесить все, что я сейчас расписал.
Коршунович требовательно глядел на него. Просто — глядел, и вслух ничего не спрашивал.
— Тоска, — изрек Лутченко. — Такая у него во взгляде тоска иногда прорезается… аж жуть.
— Брось, — Коршунович поморщился. — Семнадцать «фитилей», вспомни. Тут не то что тоска во взгляде, тут игломет в руке прорежется. Но только не в реальности. Такие не ломаются, Виталий. Ломаются вообще обычно на первых трех «фитилях». Кто переступает через пятый — уже не ломается.
Лутченко вздохнул.
— Тебе виднее, Вениамин Палыч.
— Ладно, — буркнул Коршунович. — Официальная оценка?
— Годен без ограничений, — вздохнул Лутченко.
— Так и пиши, — клавиатура перекочевала к Виталию; тот быстро открыл документ-заключение об оперативной проверке, настучал то самое «годен без ограничений» и приложил палец к папиллятору.
— Скажи, Вениамин Палыч, — спросил Лутченко отодвигая клавиатуру. — Только начистоту, ладно?
— Ну? — Коршунович нахмурился. — Что такое?
Лутченко, глядя в стол, выдохнул:
— Почему вы так привязались к этому нюфу? Он что, действительно такой ас?
Коршунович некоторое время молчал, словно прикидывал: стоит рассказывать или не стоит. Наконец, решился:
— Он действительно ас, Виталик. Но дело не в этом. У него такое прикрытие есть на эту операцию, обсвистишься. Я даже не поверил сразу.
Лутченко заинтригованно подобрался на стуле.
— Прикрытие?
— Ага. Родная бабуля в Алзамае. И бабуля в данный момент при смерти. Он, кстати, еще не знает.
Лутченко задумался на секунду.
— Хм… Любящий внук прется к престарелой бабуле из Крыма через всю Сибирь? Что-то не особо верится…
— Но он настоящий внук. Настоящий. Его проверят, и выяснят, что настоящий. Понимаешь, в таком деле даже секундная заминка соперника может обеспечить нам победу.
— Ты полагаешь, что соперники будут? — с сомнением протянул Лутченко.
— Готовиться, Виталик, — назидательно произнес Коршунович, — всегда нужно к самому худшему. Учу-учу вас, обормотов, а вы все задаете и задаете одни и те же вопросы. Я-то уже привык, что все обстоит не так плохо, как кажется, а гораздо хуже. Привыкайте и вы.
— Привыкнешь к такому, пожалуй, — Лутченко поднялся. — Когда наш ангел прибудет-то?
— Завтра, наверное. Готовь проводку по неформалке, не будем же мы его тащить в контору на виду у всех…
— Добро, все обеспечим. Мне доступ оформили?
— А как бы ты документ подписал? — фыркнул Коршунович.
Лутченко хлопнул себя по лбу:
— Тьфу, ты! Верно. Никак не привыкну к этим новомодным штучкам-дрючкам-умным полиморфам… Шабанееву легче.
— Всем легче, — сказал Коршунович, — кто не делает ни хрена.
Позвать техничку, чтоб покормила в кабинете мебель, Коршунович, конечно же, и сегодня забыл.
* * *
Впервые за два с лишним года Арчи встал не на рассвете, а гораздо позже. В башенке было пусто; сдвинутые в сторону буи казались бренными останками погибшего спрута. На столе, вопреки ожиданиям, царил порядок, видно Ник с утра зачем-то решил прибраться. За окном было ярко; Арчи вскочил и поглядел на часы: девять пятнадцать.
«Е-мое! — подумал он сердито. — Все проспал! Ник, зараза, не мог разбудить. Ну, я ему!»
И торопливо зашлепал в умывальню.
Ника он увидел, едва свежий и взбодренный покинул башенку: напарник хлопотал с кем-то неразличимым издалека у загона катеров. Скрежетнув блендамедными зубами, Арчи направился туда же, предвкушая, какую сейчас учинит Нику выволочку, потому что старшим формально числился Арчи, и Ник обязан был разбудить его на рассвете (сегодня как раз была очередь Ника просыпаться первым, по будильнику). И никакие вчерашние гульки не оправдание, хотя девушка-аморф оказалась фантастически пылкой и заснул Арчи порядком измочаленным.
Он приблизился настолько, что стал различать слова; с некоторым удивлением Арчи убедился, что распинается Ник перед другой девушкой. Причем, девушкой-нюфкой.
— …даже в шторм не капризничает, не то что «Скаты»! — Ник завершил фразу и увидел напарника.
— А вот и шеф! — радостно сообщил он нюфке и крикнул Арчи: — А я тут твою смену с катерами знакомлю!
— Здравствуйте! — поздоровалась нюфка. — Ирина Поволоцкая, Азовская водная школа. Меня вместо вас прислали!
Арчи сдержанно кивнул. Как будто и так непонятно, что вместо него.
Лицо и фигура этой Ирины свидетельствовали о чистой и достаточно длинной линии. Арчи даже немного порадовался, что уезжает, потому что вся база с сегодняшнего дня хором стала бы ожидать стремительного романа. Два чистых нюфа, ля-ля-тополя, и все такое прочее. Даже неловко как-то.
— Инструктаж я уже провел! — хитро подмигнул Ник.
Арчи не стал его распекать. Расхотелось. Вместо этого снял с шеи медальон с чеканным названием базы и словом «Спасатель», и отдал его девушке.
— Вот… Теперь это ваше. Не роняйте честь морфемы, Ирина!
Ирина улыбнулась, принимая медальон.
— А вы к нам в гости заезжайте! — храбро попросила она.
«Ну, вот! — подумал Арчи уныло. — Опять цепляют…»
Впрочем, он чувствовал, что при случае заехал бы сюда на недельку просто отдохнуть с превеликим удовольствием.
И дабы не искушать себя заранее, круто развернулся и побрел к башенке. Собираться.
Вещей у него было исчезающе мало. Нож, шляпа, часы, зубная щетка и портативный компьютер. К этому весьма пошел бы солидный пухлый бумажник, но Арчи бумажников не любил и деньги всегда носил в карманах. Подхватив единственную небольшую сумочку, Арчи огляделся. Казенная форменная одежда — уже в ванной, в стиралке. Собственная — извлечена из свертка и надета. Что еще?
Ему не впервой было уходить с привычного и насиженного места.
«Что ж, — подумал Арчибальд Рене де Шертарини. — Это были не самые худшие два года моей жизни.»
Скрипнула дверь — в башенку сунулся Ник. Прощаться, надо понимать.
Арчи опустил сумку на диван, подошел и крепко напарника обнял. Бывшего напарника. Почему-то в такие моменты спасатели всегда понимали друг друга без слов. Вздохнули хором. Похлопали по спинам.
— Ну, — сказал Арчи, — бывай, друже.
— Ты, как шпионов своих переловишь, действительно заедь как-нибудь, — попросил Ник тихо. — Девчонки без тебя скучать будут.
— А ты не давай им скучать, — посоветовал Арчи.
Он уже хотел потянуться к сумке, но вместо этого снял с руки часы.
— Вот, держи. На память.
Дарить при расставании нож запрещали давние обычаи. А больше у Арчи ничего и не было.
Ник засуетился, полез в тумбочку и отыскал свои — он всегда не любил носить часы на руке. Часы у Ника оказались покруче — не тулка, и не Брянский часовой. Настоящий «Daemon», мечта подводника.
— Ого! — поразился Арчи. — А не жирновато ли мне будет?
— Носи, носи. Считай, что это мой вклад в оборону, — Ник хмыкнул.
Арчи послушно продел руку в браслет и еще раз полюбовался подарком.
— Спасибо, Ник. Теперь я точно буду вспоминать тебя чаще.
Они вторично обнялись.
— Все! — сказал он спустя секунду, решительно подхватил сумку, на ходу хлопнул Ника по плечу и пошел прочь.
Нюфка сидела на лавочке перед бассейном. Она энергично помахала Арчи ладонью. Вероятно, снова приглашала как-нибудь заехать.
Директор базы, не глядя, подмахнул документы (компьютеризация в курортное дело входила чрезвычайно медленно), пожал Нику руку и сказал, что если будут проблемы с работой — то всегда милости просим. Толстая болонка-бухгалтерша выдала не менее толстую пачку кредиток. Арчи пересчитывать не стал, хотя ему показалось, что выдали больше, чем он рассчитывал.
По пути к воротам он еще с кем-то прощался, с шоферами, с девчонками-ложкомойками, с радистом-меломаном, который все лето напролет травил отдыхающих своим тяжелейшим роком. Хмин-Петрович даже вызывался подбросить Арчи на молоковозе до трассы, но Арчи отказался. Хотелось пройтись пешком.
До трассы было километров семь. Два — вдоль шеренги пансионатов, и пяток по плоскому, изредка затопляемому дну лимана. Узкая насыпь, приплюснутая дремлющей лентой асфальта, изгибалась наподобие серпа, и, некоторое время сопровождая пологую Донузлавскую гряду, вливалась в трассу Мирный-Евпатория.
Торговцы пивом, фруктами, креветками, семечками неутомимо отсиживали предполуденные жаркие часы на обочинах дороги. Многих Арчи знал в лицо; и добро никто из них не догадывался, что уезжает он надолго.
На полпути к трассе его догнал Мишка-почтарь на разболтанном зеленом «каблуке».
— Эй, Арчи! Куда шагаешь? — весело закричал он в никогда не закрывающееся окошко.
— В Евпаторию.
— Так садись! Я на почтамт.
Арчи сел. Ритуал пешего прощания с местом он уже совершил. Теперь Мишка случился даже кстати — кто знает сколько пришлось бы ловить на трассе попутку? А путешествия в душных и переполненных рейсовых биобусах мог любить только полнейший маньяк.
Весельчак-Мишка, зубоскал и трепач, тут же завел очередную историю; Арчи слушал вполуха, погрузившись в блаженное оцепенение. В нужные моменты он кивал, цокал языком и посмеивался, а Мишке большего и не требовалось.
У вокзалов Арчи попросил:
— Останови-ка!
Мишка с готовностью притормозил перед поворотом на Курортный бульвар.
— Ты назад когда? А то я часа в четыре поеду. Могу подобрать, если что.
— Видишь, ли, Мишка, — признался Арчи. — Я не вернусь. Уволился. Домой уезжаю.
— О как! — Мишка явно огорчился. У спасателей для него всегда находилась спасительная поллитра. — Жаль. Ладно, давай лапу. И удачи, гражданин де Шертарини!
— Бывай, Мишка. Спасибо что подвез.
— Да чего там…
Арчи захлопнул дверцу. Мишка, трогаясь, просигналил, свернул на Курортный и его «каблук» вскоре исчез за рыжим хлебным фургоном.
«Вот и прощальный горн, — подумал Арчи. — Воплощенный в хриплом гласе зеленого трудяги-«каблука».
У билетных касс, как всегда, творилось нечто невообразимое. Не то взятие Бастилии, не то штурм последнего парома на Большую Землю. Но Арчи это совершенно не заботило. Ему было не сюда, а к коллежскому коменданту. Точнее даже, к секретарю коменданта, потому что секретарю надлежит всегда находиться на рабочем месте, а комендант имеет неприятное обыкновение отсутствовать по делам неизвестно где и неизвестно доколе.
— Коменданта нет, — сообщил секретарь, мельком взглянув на Арчи и мгновенно распознав в подтянутом парне не вполне штатского человека. — Когда будет неизвестно.
— А он мне и не нужен, — благодушно сообщил Арчи и перешел к кодовому диалогу: — Жарко, а?
— В тропиках жарче, — осторожно отозвался секретарь, еще внимательнее приглядываясь к Арчи.
— Вот мне до тропиков билетик и выдайте, — Арчи расцвел в улыбке.
— А, может, лучше, в Заполярье?
— Когда там будут тропики, — с удовольствием. А пока… Пока до Москвы.
— Купе, спальный? — поинтересовался секретарь, щелкая клавиатурой.
— Лучше спальный.
— Секундочку…
После минутной манипуляции с октоморфом-принтером, Арчи сделался обладателем желтого органического билета.
— Счастливого пути, — пожелал секретарь, сочувственно глядя на Арчи. — Поезд в семь вечера. Не опоздайте.
— Нам нельзя опаздывать, — вздохнул Арчи, подхватывая сумку. — Благодарю.
Секретарь развел руками — мол, чего там, работа такая.
— Если хотите, — предложил он, — сумочку можно в сейф. До поезда.
Арчи задумался. Действительно, таскаться последний свободный день по Евпатории с сумкой — мало радости.
— Неплохо бы.
— Пойдемте, — секретарь поманил его за собой. В соседней комнате рядком вытянулись незыблемые шкафы-сейфы; Арчи даже знал породу: Южная Секвойя. Твердая, тверже камня, кора разошлась, открывая доступ в камеру. Арчи примостил в этом закрывающемся биоинженерном дупле сумку, получил феромонный ключ и еще раз поблагодарил секретаря.
Впереди было несколько часов свободы и беззаботности.
Арчи только не знал еще наверняка — перед чем?
* * *
— Я слушаю, господин премьер, — сказал Манфред Шольц в телефонную трубку.
— Шольц? Введите меня в курс событий.
— Простите, господин премьер, этот канал закрытый или открытый?
— Разумеется, закрытый, Шольц. Я даже жене звоню по закрытому каналу.
— Отлично, господин премьер. Извините за вопрос… но ситуация нешуточная.
— Ничего. Я понимаю и одобряю ваш профессионализм. Итак?
— Убийства, увы, продолжаются. Но благодаря информации русских семнадцать человек уже находятся под наблюдением и защитой. Четыре покушения предотвращены. К сожалению, есть потери с нашей стороны: погиб оперативник группы прикрытия. Из семи человек, которых мы не успели найти и взять под защиту, двое убиты. Остальные разыскиваются по всем доступным каналам и как только будут обнаружены, также попадут под защиту. Русские, прибалты и туранцы все время предоставляют горячие директивы, но надо сказать, что по-настоящему ценная информация имеется только у русских.
— Покушавшиеся арестованы?
— Увы, господин премьер. Трое скрылись, один погиб. У нас пока не достает их бесстрашия перед ликом смерти.
Вопреки ожиданиям, премьер-министр не стал прохаживаться по этому поводу. Он прекрасно понимал, что человеку без должной подготовки с волком не сладить. А времени на подготовку как раз не хватало. Уже то хорошо, что предотвращены хотя бы некоторые покушения. Откровенно говоря, премьер не рассчитывал и на это. Он вновь обратился к Шольцу:
— Совместные действия с разведками соседей санкционированы?
— Кем?
— Эффенбергом, конечно! — в тоне премьера, как показалось Шольцу, впервые мелькнула нотка раздражения.
— Так точно, санкционированы. Через десять минут у министра юстиции совещание, полагаю, что основной темой будет именно обсуждение и коррекция совместной с русскими операции.
— Какие еще страны, помимо России, претендуют на участие в совместной операции?
— Сибирь, наверное, поскольку все это будет происходить на их территории. Туран и Балтия, вероятнее всего, предстанут только в информационно-совещательном порядке. Остальные, в общем-то, в стороне.
— Хорошо… И еще, послушайте, Шольц… Я, конечно же, буду держать постоянную связь с Эффенбергом. Но вы на всякий случай — отсылайте моему референту копии отчетов и материалов, которые вам покажутся важными. Такой способный работник, как вы, наверняка сумеет снабдить премьера Европейского Союза всем необходимым, не так ли? А способные работники имеют свойство быстро продвигаться по служебной лестнице. Надеюсь, вы правильно поняли меня, Шольц.
— Да, господин премьер. Я вас прекрасно понял.
— Ну и отлично. Надеюсь на вас.
В трубке раздались короткие гудки. Шольц задумчиво надавил на отбой и уставился на служебный телефон-селектоид, застывший посреди рабочего стола.
«Вот это номер, — подумал он. — Премьер пытается получить информацию в обход министра юстиции и в обход внешней разведки! Что же назревает, тысяча чертей?»
Некоторое время Шольц обдумывал предложение премьер-министра. Тот явно и недвусмысленно дал понять, что если Шольц будет исправно снабжать его оперативной информацией через головы коллег, это отразится на его, Шольца, карьере.
Шольц был не из тех, кто идет к цели по головам. Он потому до сих пор и оставался всего лишь майором, что хорошо проведенное дело ценил выше собственного кресла. Но как и всякий здравомыслящий человек, от повышения вряд ли отказался бы. Проблема состояла в том, что кое-какую информацию он даже премьеру не имел формального права предоставлять, а уж тем более — без ведома Эффенберга. Разведка есть разведка. К тому же, у премьера явно натянутые отношения я Эффенбергом, а какому вээровцу захочется попасть в опалу собственному шефу?
Окончательного решения Шольц так и не принял. Решил ориентироваться по ходу момента. Не откликнуться на «просьбу» премьера тоже нельзя.
Шольц встал, вызвал Генриха и собрал распечатки по делу о хищниках в пухлую папку.
* * *
Курский вокзал встретил Арчибальда Рене де Шертарини многоголосым гулом и безудержными броуновскими толпами. Разница с курортным Крымом моментально ощущалась, хотя выразить словами в чем именно она заключается Арчи, наверное, не сумел бы. У курортников даже взгляды особенные. А здесь все были озабоченны и деловиты, и отдыха во взглядах совершенно не отслеживалось.
Огибая носильщиков с тележками, Арчи направился к тоннелю. Единственная сумочка выделяла его из толпы приехавших — мало кто был нагружен так легко. Носильщики глядели на Арчи презрительно.
Разномастный людской поток втягивался в арку подземки. Арчи направлялся именно сюда. Еще в купе он переложил ключи из кармашка сумки в карман джинсов; мыслями он был уже там, на Пятой Парковой, в маленькой квартирке на верхнем этаже свечной двенадцатиэтажки.
Именно отсюда два года назад прошедший реабилитацию после шестнадцатого и семнадцатого «фитилей», осунувшийся и похудевший агент Шериф отбывал в «спящие». Вот с этой самой сумочкой проделал тот же путь в обратном порядке: до Курского, в поезд Москва-Евпатория, и ту-ту навстречу морю и карьере спасателя. Но не думал Арчи, что карьера эта будет такой недолгой.
Но и он уже не тот — море, время и спокойная работа — отличные лекари. И даже трещина в душе, в хрупкой человеческой личности, успела надежно зарасти. Арчи чувствовал себя готовым к очередному «фитилю», даже без обычной подготовки у психоинженеров. В конце-концов, двенадцатый и пятнадцатый «фитили» он тоже пережил без подготовки, хотя труднее было пережить только самый первый. Но — пережил. И не свихнулся, как предрекали многие психоинженеры. Наверное, сказалось своеобразие морфемы. Какой-нибудь холеричный доберман или пудель точно тронулся бы умом. Но только не ньюфаундленд.
В подземке он спустился по двуморфу-эскалатору на перрон, подождал поезд, втиснулся в него вместе со всеми, и поехал на восток. В Измайлово, район парков, гостиниц и телецентра. Туда, где надо всей Москвой высится шпиль Измайловской Иглы. Ее выращивали двенадцать лет, уникальными форсированными методами. Вся столица съезжалась поглядеть на укореняющийся саженец.
Шесть остановок. Шесть перегонов. Десять минут пешком. Вечно сонный лифт. И вот она, восьмидесятая квартира.
Здесь почти ничего не изменилось за два года. Те же книги в скрипучем полуживом шкафу. Те же вскрытые компьютеры, к которым постоянно подживляются новые морфосоставляющие. То же расхлябанное кресло перед стареньким монитором.
Хозяин, конечно же, отсутствует. Он здесь вообще редко появляется, раз-два в неделю, не чаще.
Арчи опустил сумку на пол, перед застеленной койкой. Здесь часто приходилось отлеживаться после операций в самых разных точках планеты. В Америке такое состояние называли «залечь на тюфяки». Спрятаться. Отсидеться. Перевести дыхание.
Но сейчас Арчи явно не дадут отсиживаться. Так и есть — телефон уже звонит.
Он поднял трубку, надеясь, что кто-нибудь просто пытается разыскать Самохина. Формального хозяина этой берлоги.
Но звонившему Самохин был ни к чему.
— Двадцать один сорок, — произнес совершенно незнакомый Арчи голос. — Казанский вокзал. Поезд двадцать семь, десятый вагон. Место четырнадцать.
Арчи послушно повторил, как того требовали правила:
— Двадцать седьмой поезд, десятый вагон, место четырнадцать. Двадцать один сорок с Казанского.
Звонивший внимательно выслушал Арчи, и, не проронив больше ни слова, отключился. Арчи вернул трубку на базу, голодно пискнувшую. Пришлось сходить на кухню, отыскать в холодильнике брикет универсального корма и осчастливить телефон. Заодно Арчи накормил холодильник и дверной звонок. Сервер оказался сытым — уж его Самохин никогда не заставлял голодать.
«Значит, проводку начнут прямо в дороге, — думал Арчи отстраненно. — Жаль.»
Он надеялся побродить по Москве. Не выйдет, до поезда оставалось неполных четыре часа.
Все же Арчи прогулялся. По Измайловскому бульвару, потом по Сиреневому. Даже знакомого встретил — Вадика Чикова, когда-то учились вместе. Опрокинули за встречу по бокалу пива; Чиков тащил Арчи к себе в гости, но времени уже не оставалось.
В полдесятого Арчи, небрежно помахивая сумкой, ступил на перрон Казанского вокзала. Он давно заметил: на тех, кто молча и мрачно тащит свой багаж, почему-то обращают больше внимания, чем на беззаботных с виду. Насвистывая нечто легкомысленное, Арчи дошел до вагона; проводника у входа не оказалось.
«Тем проще, — Арчи только порадовался. — Билета-то у меня нет.»
Дверь четвертого купе была открыта настежь. В купе сидел уже знакомый русский овчар — Лутченко. Напарника его пока не было видно.
— Денечек добрый! — нейтрально поздоровался Арчи.
— Здравствуй, Арчи, — ответил Лутченко. — Можешь расслабиться, это спецвагон.
— Понял, — Арчи кивнул и забросил свою символическую поклажу на верхнюю полку. Мельком глянул в багажный отсек — там стояли новенькие, еще пахнущие накопителем сумки.
— Вон та — твоя, — сообщил Лутченко, указывая на крайнюю слева. — Можешь переодеться. Треники, там, тапочки, футболка.
В соседних купе кто-то негромко переговаривался.
— А пожевать есть что-нибудь? — спросил Арчи. — А то я не успел…
— Найдем.
Едва Арчи облачился в выстиранный спортивный костюм, поезд тронулся. Откуда-то появился проводник, принес белье, ничего не спросил взамен, билетами тоже не поинтересовался, и безмолвно канул в коридор.
Лутченко прикрыл дверь.
— С бабулей твоей плохо, — сказал Лутченко. — Ты знаешь?
— Знаю, — со вздохом ответил Арчи. — Девяносто восемь лет, все-таки…
— Между прочим, ты к ней направляешься.
Арчи вскинул брови:
— Даже так?
— Так уж вышло, извини. Тебе в Алзамай. Для начала. А куда потом — не знаю.
— Прямое прикрытие? — понял Арчи. — Так вот почему я вам понадобился… А свистели — эвристическая программа, компьютер, жесткий отбор, то-се…
— Программа действительно выбрала тебя, Арчи. Просто совпадение.
«Совпадений не бывает, — хотел сказать Арчи. — Совпадения — это миф.»
Но сдержался.
— Там мама моя, наверное, в Алзамае, — мрачно сказал он несколькими мгновениями спустя. — Вы же ее подставляете.
— Арчи. Ты едешь к бабуле. Возможно, тебе и не понадобится действовать. Ты просто разведчик. Глаза и уши.
— Надеюсь, — буркнул Арчи.
Тут явился проводник с подносом, уставленным всякой всячиной, и некоторое время Арчи было не до проблем, потому что проголодался он неожиданно сильно. Лутченко терпеливо ждал.
Бабку свою Арчи знал плохо: последний раз видел ее еще в детстве, и в памяти остался полуразмытый образ пожилой женщины с глиняной кружкой молока в руках. Мать часто просила, чтоб съездил в Алзамай, проведал. Но все не складывалось: сначала школа, потом первые задания. В сущности, бабка была чужим для Арчи человеком, но легкие уколы совести все же неприятно бередили душу.
Мама, конечно, уже там, в Алзамае. Странно, что не позвонила на базу. Обычно она звонила раз в месяц, иногда даже умудрялась застать Арчи. Как она там?
Бабуле, скорее всего, уже никакое лекарство не поможет. Возраст. Подобные мысли, конечно, циничны. Но работа приучила Арчи видеть мир именно таким, каков он есть, не лучше и не хуже, без прикрас и напрасных надежд. Всех нас когда-нибудь прихлопнет последним сроком. Бояться этого глупо, сопротивляться — бессмысленно. Сопротивляться нужно только если кто-нибудь или что-нибудь пытается отправить тебя в мир иной ДО неизбежного срока. К тому же, Арчи не раз слышал от пожилых людей, что от жизни тоже иногда устают и, порой, смерти ожидают как избавления.
«И все-таки, — повторил себе Арчи, — если бы не это задание, ты бы не поехал. А так… что же. Остается сделать все зависящее. Деньгами, там, помочь, побегать по канцеляриям нашим неизменным. Похороны — вещь хлопотная. Никакой родственник не помешает.»
Когда Арчи добрался до чая, Лутченко встрепенулся.
— Ну, что? Начнем, пожалуй?
— Давай, — согласился Арчи, помешивая в стакане ложечкой. Бесшумно. По привычке — не задевая за стеклянные стенки.
— Итак. Исходная посылка несложная.
В окрестностях городка Алзамай, где-то в тайге, обитает популяция настоящих волков. Неважно — долго обитает или нет. В какой-то момент они появились в этих местах. Волки либо соблюдают строгую изоляцию от мира обычных людей, либо умело маскируются под таких же людей. Обитатели Алзамая вполне могут считать их сектантами, геологами, кем угодно. Ибо волк — это не стремление убивать, а всего лишь способность.
Эколог, который раскрыл их, попытался сообщить об этом по телефону. Волки пошли по следу и предприняли попытку обрезать все нити. Попытка эта заранее прогнозировалась как не стопроцентно удачная, и тем не менее волки делают все возможное и невозможное, чтобы отыскать человека, который о них теперь знает; собственных жизней они тоже не щадят, из чего можно заключить, что это не просто забытая обособленная группа, а организация, ставящая перед собой некие не вполне понятные, но явно конкретные цели.
Реакция евразийских стран на подобные события практически однозначна и легко предсказуема: найти и локализовать. Честное слово, не знаю на что надеются самые верхи, — Лутченко многозначительно указал взглядом в потолок, — но нам поставили первоочередную задачу: найти и попытаться договориться. Ты — исполнитель. Но на первом этапе решено просто понаблюдать. Не может же, в конце концов, жесткая организация существовать вообще без контактов с внешним миром?
Операция проводится совместно органами внутренней безопасности Сибири и разведками Европейского Союза и России. Балтия, Туран, Японокитай и Сахарский Халифат участвуют в качестве наблюдателей.
А теперь кухня. Ты идешь не один, но учти: твой двойник работает чисто как агент России. Будь готов, что на месте отыщутся и солисты других стран, включая Америку, латиносов и обе Канады. Поэтому рыльце держи по ветру и не зевай. Ты их должен обскакать. Если все у тебя начнется гладко, сибиряки и европейцы, скорее всего, тебе мешать не станут, даже могут прикрыть в случае чего.
И еще одно. Похоже, что на месте окажутся и некие частные лица, не представляющие ничьи правительства. Наблюдение доложило, что по всему миру зашевелились вольные стрелки. Это наиболее опасная публика, поскольку их ничто не сдерживает.
— Жарковато там будет, пожалуй, — задумчиво сказал Арчи. — Значит, я первое время не дергаюсь, только наблюдаю? Если удается вычислить, где скрываются волки, я должен отправиться в их логово и поговорить с вожаком. Склонить к прохождению биокоррекции. Так?
— Именно так, — подтвердил Лутченко.
— А вдруг у них нет вожака?
— Исключено, — покачал головой Лутченко. — Что люди, что волки — иерархические существа. У хищников это еще резче выражено, чем у нас.
Арчи помолчал.
— Грохнут они меня, скорее всего, — глухо сказал он, глядя в окно.
Теперь помолчал Лутченко.
— Арчи… Мы понятия не имеем — кто они. Знаем только, что волки. Но ведь они разумны, и с ними всегда можно договориться. Это все равно что встретиться с людьми восемнадцатого века. До биокоррекции. Ну активен у них этот ген. Ну и что? Разве из-за этого с ними нельзя разговаривать?
— Скоро узнаем, — вздохнул Арчи. — Слушай, а морфемы у них хоть сходные?
— Все, о ком у нас есть информация, принадлежат к одной и той же морфеме, похожей на овчаров-немцев. Собственно, это могут оказаться истинные волки в морфологическом смысле.
— Час от часу не легче, — пробормотал Арчи. — Но ведь истинные волки не стали разумными? Их ведь истребили?
— Официально считается так. А на деле — кто знает? Биоинженерия средних веков была чрезвычайно запутанной и несистематичной. В каждом замке сидел свой спец и вел собственные исследования, благо рабочего материала под рукой у него всегда хватало. Кто знает, до чего были в состоянии доэкспериментироваться отдельные умельцы-гении? К конце-концов, алзамайские волки могут оказаться смешанной ветвью, отшлифованной временем до нынешнего состояния.
— А чем они могут угрожать миру? — спросил Арчи, хотя догадывался об ответе. — Их же мало.
Лутченко поморщился.
— Да что ты как маленький… Имея в распоряжении этот ген можно в несколько лет сколотить целую армию хищников. Это же идеальные солдаты. Убийство для них естественно. Потому-то евразийские страны так и всполошились. Потому-то остальной мир и вздрогнул. Мы все сейчас, абсолютно все, в сущности, повисли на волоске.
Впрочем, ладно. Хватит о высоких материях, Арчи. Пошли к психоинженерам, с час тебе мозги слегка промоют.
Арчи одним глотком допил остывший чай. Накатывало знакомое чувство пустоты в душе перед началом операции. Сейчас ему эту пустоту заполнят. Собранностью, верностью, внимательностью, готовностью на все. Ну, или почти на все.
Хотя, чего там играться в дипломатию. Именно на все. Даже на убийство.
* * *
Российско-сибирскую границу проскочили ночью; ни таможенников, ни пограничников Арчи так и не увидел. На станциях в вагон никто не подсаживался — да и немудрено, потому что это был спецвагон. Каково же было удивление Арчи, когда на захолустной южноуральской станции к вагону вдруг подкатил обтекаемый черный «Егерь» и проводник опрометью бросился открывать дверь и опускать лесенку.
В вагон поднялись четверо. Двое в форме сибирских полицейских и двое в штатском. Сибиряки в итоге оказались никакими не полицейскими, а безопасниками, причем один в весьма высоком чине. Одного из штатских Арчи поверхностно знал: начальник из вэ-эр России, но не слишком генералообразный. Не то майор, не то подполковник.
Они сразу же вызвали в крайнее купе Лутченко, шефа психоинженеров и пузатого молчаливого дядьку, которого Арчи дважды видел в коридоре, и о чем-то долго совещались. Арчи лежал с присосавшимся к виску ментоморфом и старался ни о чем не думать. В сознании шарила холодная гибкая игла.
Потом пришел Лутченко и озабоченно поманил Арчи пальцем.
— Пойдем-ка… Есть новости.
Арчи встал и, превозмогая слабость в ногах (ментоморф, зараза, отнимал много сил), последовал за овчаром к собранию.
Крайнее купе оказалось сдвоенным, то есть стенка, которой полагалось отделять купе от соседнего, просто отсутствовала. Столик у окна был подлиннее и посолиднее, да и вообще планировка идеально соответствовала проведению летучек и совещаний человек на восемь-десять.
Арчи в купе стал одиннадцатым.
Давешний сибиряк-псевдополицейский, тот, что постарше, внимательно уставился на Арчи и секунд пять, не мигая, разглядывал его. Россиянин в штатском выразительно посмотрел на психоинженера и тот немедленно полез снимать с Арчи ментоморфа. Было это болезненно и вообще неприятно, но раз затеяли — значит действительно что-то произошло.
— Прошу вас, — сказал россиянин, когда Арчи был готов слушать.
«Полицейский» откашлялся и начал:
— Я — работник службы внутренней безопасности Сибири, полковник Золотых, к вашим услугам. В последние три часа один из наших закрытых отделов выдал оперативную информацию, которая неожиданно скоррелировала с информацией, полученной от европейских генетиков. Мы связались с европейцами и коллегами-россиянами, и в результате вдогонку — или, если угодно, навстречу — агенту де Шертарини был выслан самолет с нами.
Сразу оговорюсь, ситуация кажется неправдоподобной. Посему я попрошу пока воздержаться от любых комментариев.
Итак. Информация от европейских генетиков: пробы и анализ крови и ДНК волков-убийц, орудующих в Берлине, показали, что их генные структуры носят ряд существенных отличий от структур вида Canus Sapiens Sapiens. Отличия не являются принципиально неосуществимыми биоинженерией Земли, но до сих пор ни одна из зарегистрированных биокоррекций не вносила изменений подобного рода в ДНК людей. Ни одна из известных морфем не носит сходных линейных признаков или следов вмешательства, способных привести к подобному результату. Краткий анализ несанкционированных коррекций последних десятилетий также не выявил ничего подобного.
Информация от сибирского отдела слежения погранично-воздушных сил: последние тридцать лет в районе города Алзамай и над прилегающими территориями чрезвычайно часто засекались неопознанные летающие объекты. В последние шесть лет их число утроилось, а в последние полгода — достигло пиковой величины. Погранично-воздушными силами Сибири предпринимались попытки перехвата этих объектов, все до единой — безуспешные. Агрессивности объекты не проявляют, от преследования уходят, причем наши эксперты считают, что тактико-позитивные данные неустановленных летательных селектоидов значительно превосходят земные аналоги.
Делайте выводы, господа.
Арчи едва не разобрал нервный смех; сдержался он только усилием воли. В другое время его реакция не была бы такой острой, но после нескольких часов контакта с ментоморфом психика еще не вошла в обычное состояние.
— Другими словами, — деревянным голосом спросил Лутченко, — нас проводят к мысли, что эти волки — инопланетяне?
Сибиряк-безопасник глубоко вдохнул, и неожиданно устало сообщил:
— Господа! У меня эти странности уже вот где сидят, — он рубанул ладонью по горлу. — Я никогда не верил ни в летающие тарелки, ни в снежных койотов, ни в шотландских рептилий. Не верю я и сейчас. Но у меня, черт побери, приказ, и я обязан, черт побери, ознакомить вас с выкладками экспертов!
Вмешался офицер-россиянин, выглядевший более уравновешенно:
— Не стоит раньше времени сгущать краски, коллеги. Это всего лишь ничем не подтвержденные и возможно — даже никак не связанные между собой факты. Что в сущности установлено? Что генетические развертки волков не вполне совпадают со среднестатистическими? Так они и не должны совпадать, если эта группа долго держалась в изоляции. Что над Алзамаем часто засекаются некие неопознанные объекты? Так они над всем миром постоянно засекаются, не только над Алзамаем. Восемьдесят процентов из них — просто необычные атмосферные явления. Еще пятнадцать имеют вполне земное происхождение и оказываются чем угодно, от метеозондов-полиморфов до любительских аэростатов. И только пять процентов действительно остаются неопознанными, но и это не значит, что они имеют обязательно внеземное происхождение. Налицо просто два совпадения, которые при некоторой натяжке могут натолкнуть на… э-э-э… достаточно смелые и необычные выводы.
— Но отмахнуться от них, Вениамин Палыч, мы все едино не вправе.
— Не вправе, — согласился Вениамин Палыч, и Арчи сразу вспомнил его звание и фамилию: майор Коршунович. — И отмахиваться мы не станем. Пока наиболее фантастичной остается следующая гипотеза: район Алзамая облюбовали для каких-то своих загадочных целей волки-пришельцы. Возможно, даже основали скрытую базу. Эколог Дегтярев случайно раскрывает их, и становится первой жертвой в длинном списке…
— А какая, в сущности, разница, земные это волки или нет? — недоуменно спросил психоинженер. — Разве от этого меняется хоть что-нибудь?
Коршунович вдруг поднял взгляд на Арчи, и совершенно неожиданно поинтересовался:
— А ты как думаешь, спасатель? Есть разница или нет?
Арчи пожал плечами:
— Конечно, есть. Если они — чужаки, с ними будет куда труднее договориться. И делать это лучше не разведчикам, а ученым.
В глазах майора мелькнуло одобрение.
— Молодец, Шериф! Мыслишь верно. Чужаки на биокоррекцию не пойдут, это и ежу понятно. Тем более, что они явно получше нас разбираются и в биологии, и в технике. Но если они развитее нас, то и в социальном плане должны зайти дальше. А чем выше их уровень, тем легче с ними будет договориться…
— Ага, — мрачно вставил Лутченко. — То-то они людей десятками режут. А поговорить так ни с одним и не удалось.
— Вот! — Коршунович усмехнулся самым уголком рта. — Я к этому и веду. Никакие это не пришельцы. Наши эксперты просто перебдели. Впрочем, пусть, перебдеть лучше, чем недобдеть.
— А не может быть, что нам просто голову морочат? — спросил психоинженер. — Кормят дезой?
— Кто? — с иронией в голосе осведомился сибиряк. — Наши собственные пограничники?
— Ну… Европейцы, например.
— Не станут они этого делать. У них и так больше всего жертв. Им бы прекратить это все побыстрей, а не дезой заниматься.
— Кстати, — вставил Коршунович. — А вот заокеанская братия вполне может затеять игру. Легко. Причем, вряд ли это Панама и латиносы. И вряд ли Аляска. А вот Америка или одна из Канад — вполне.
— Господа! — сибиряк выразительно поднял обе руки и развернул ладонями к собеседникам. — Давайте не будет заниматься вещами, которыми мы заниматься не должны. Анализ вариантов на международном уровне проведут и без нас. Наша задача — должным образом подготовить агента совместной операции. Чем мы и займемся. Итак, господин…
— Шпаковский, — с готовностью отозвался психоинженер.
— Господин Шпаковский. Вашим людям предстоит откорректировать психоматрицу, которая накладывается на Шерифа. С учетом базовых реакций на… хм… возможное внеземное происхождение волков. Но! Подчеркиваю, поскольку это очень важно! Ни в коем случае не вводить эти реакции в первоочередной рефлекторный ряд! Шериф просто должен подсознательно учитывать подобную возможность. Но вовсе не ориентироваться на нее. Вы меня понимаете?
— Да, господин Золотых. В общем-то, это очевидно.
— Я рад, что в России работают настоящие профессионалы! — дипломатично закруглился сибиряк. — Приступайте.
Психоинженер подхватил со стола контейнер с ментоморфом и обратился к Арчи:
— Мы будем готовы начать через час. Постарайтесь поспать это время.
Арчи вопросительно взглянул на Коршуновича.
— Иди, Шериф. У тебя еще тридцать семь часов до начала операции.
Арчи кивнул и вышел. В коридоре маячил рослый тип со смутно знакомой физиономией. Он дружелюбно взглянул на Арчи и негромко сказал:
— Если чего надо, ты скажи. Водички, там, или пожевать. А то отцы о самом главном редко думают и часто забывают.
— Спасибо, друг, — сказал Арчи совершенно искренне.
Он почти никогда не говорил этого. Почти никогда.
В купе он повалился на полку и практически сразу же уснул.
* * *
Сулим выслушал донесение с каменным лицом. Потом коротким скупым жестом отпустил связиста.
«А ведь это многое объясняет… — подумал он, навалившись локтями на столешницу и задумчиво глядя на портрет Бжезинского, что одиноко расположился на противоположной стене. — Не может быть, чтобы столько лет они варились сами в себе, а потом вдруг засветились. И от коррекции ускользнуть не так-то просто было, что бы там Гном о «гантелях» не пел.»
Он взял трубку внутреннего телефона. Варга откликнулся через пяток секунд:
— Что там, Сулим?
— Информация. Из первого ряда.
— Зайди, — велел Варга.
Это Сулим одобрил. Телефоны телефонами, а разговор с глазу на глаз все равно продуктивнее. Хватит и того, что на «Чирс» эта информация поступила по радио, пусть и по насмерть закодированному протоколу. Что один человек намудрил, другой рано или поздно разгадает. И меняй ты код хоть каждые десять минут…
Он поднялся к шефу. В приемной нос к носу столкнулся с Ицхаком Шадули. Точнее, не нос к носу, а грудь к носу, потому что Шадули был на добрую голову ниже Сулима.
— Доброе утро, профессор, — поздоровался Сулим.
Шадули вальяжно кивнул и скрипучим тенорком осведомился:
— Материал мне еще не наловили, а господин спецназ?
— Наловим, профессор! — пообещал Сулим, хоть обещать было не в его правилах. — Дайте только срок.
— Ну-ну…
Шадули и его долговязый референт-дог направились к лифту.
«Вот, валенок старый, — сердито подумал Сулим. — Два дня всего как начали, а ему уже материал подавай!»
Гном вылетел в Иркутск вчера; Шарадниковы и Испанец — еще позавчера рванули в Красноярск. Лэснер — тоже в Красноярск, но вчера. Шарадниковы уже должны были добраться до Алзамая, Испанец, выждав некоторое время в Красноярске, тоже мог выйти на финишную прямую. Лэснер по плану должен приехать на место завтра к утру. Гном — по обстоятельствам. Но не позже завтрашнего вечера. А Бизона от операции пришлось отстранить — нашлось дело второстепенной важности в Пасифиде.
— Входи, Сулим! — донесся голос из кабинета.
Сулим очнулся — оказалось, что он задумался и застыл на пороге.
«Тьфу! — подумал он. — Чертов яйцеголовый, все памерки мне забил…»
— Что стряслось?
Стол шефа был по обыкновению завален газетами.
— Окно в сибирской спецслужбе выдало информацию. Только предупреждаю, шеф, она недостоверна, скорее всего.
— Это что? Небось отчет о необычайно высокой концентрации летающих тарелочек в треугольнике Братск-Канск-Нежнеудинск? Так это давно уже не секрет.
Сулим впечатлился:
— Хм! Откуда вы знаете, шеф?
Варга только плечами пожал — он и не думал рисоваться перед подчиненными. Тем более перед Сулимом, которого практически невозможно было удивить или вывести из равновесия. Просто руководитель «Чирс» всегда интересовался самыми неожиданными вещами.
— Неважно откуда. Лучше скажи, что это, по-твоему, меняет?
Сулим оглянулся, пододвинул любимое кресло Ицхака Шадули и сел. Он был одним из немногих на базе, кто мог это делать без спроса.
— Если предположить, что тарелочки и волки связаны…
— Изволь выражаться конкретнее, — попросил Варга. — И не бойся слова «инопланетяне». Мне кажется, что даже самые нелепые варианты стоит рассмотреть.
Сулим послушно кивнул. Вообще-то он и не боялся этого слова. Просто он не верил в инопланетян. Но в его обязанности входило работать на благо «Чирс» даже если из соседнего ущелья выползет настоящий дракон, или если черти гурьбой полезут из подвала. И никакого значения не имеет, что Сулим не верит ни в драконов, ни в чертей.
— Если предположить, что волки вовсе не сидели все эти годы незаметно в окрестностях Алзамая (а мне это всегда казалось маловероятным), то одной натяжкой у нас становится меньше. В самом деле, почему двести лет о них никто слыхом не слыхал, а потом они вдруг расползлись по Европе, как тараканы, за какую-то неделю? Предположим, что чужие, — Сулим поморщился. Не нравилось ему это слово. Но слово «инопланетяне» нравилось еще меньше. — Допустим, что чужие добрались-таки до Земли. Что они предпримут в первую очередь? Скорее всего, заложат базу где-нибудь в глухой местности…
— Это если у них долговременные интересы на Земле, — заметил Варга. — А если нет?
— А если нет — они не стали бы убивать столько народу. Сели бы в свою тарелочку и убрались в заоблачные выси. Что им какой-то инженер-эколог, которому ни один здравомыслящий человек не поверит? Даже если он их и видел, чужих, на самом деле?
— Резонно, — согласился Варга. — Итак, будем плясать оттого, что интересы у них тут долговременные и прочные. Дальше?
— Закладывают они базу, — продолжал рассуждать Сулим. — И начинают потихонечку осматриваться. Тут на их голову падает этот самый злополучный эколог, и, вероятно, раскалывает их. Потом все, как мы и думали — звонок, записная книжка, чехарда со знакомыми эколога. И тут выясняется, что нашем мире не убивают. Ну, почти не убивают. Чужие выясняют, что облажались, и замирают. Так?
— Так, — подтвердил Варга. — За последние сутки не случилось ни одного покушения на людей из книжки. Дальше?
— А дальше вот что. Веселая кампания агентов со всего света выныривает в Алзамае и начинает лихорадочно искать их следы. Допустим, даже находят. Допустим, что это будет Гном. Я думаю, у него немного шансов столковаться с волками. Если бы это была гонимая и озлобленная группа — тогда дело другое. Тогда бы они с радостью ухватились за наше предложение. А так — наши шансы здорово падают.
— Гнома надо соответственно проинструктировать, — задумчиво протянул Сулим. — На этот дурацкий и невероятный случай. Кстати, из всех возможных вариантов правдой оказывается почти всегда почему-то самый дурацкий. Ты не замечал?
— Шеф, — сказал Сулим, игнорируя последний вопрос. Он был одним не немногих на «Чирс», кто мог себе позволить и это тоже. — А ведь если они не с Земли, говорить с ними нужно отнюдь не Гному.
Варга в упор уставился на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Вам нужно немедленно выезжать в Алзамай. Да и мне тоже, наверное.
Варга задумался. Надолго.
— Черт побери! Ты прав. И, наверное, даже обычным рейсом из Ашгабата. Дабы не привлекать. А?
Сулим только вздохнул.
— А вот, Сулим, — спросил вдруг Варга, самолично вытаскивая из сети расписание рейсов ашгабатского аэропорта, — ты можешь допустить, что инопланетяне генетически сходны с нами?
Сулим неопределенно пожал плечами.
— Не знаю, я не специалист. Но возникли же на Земле сходные виды человекообразных? Почему бы им не возникнуть еще где-нибудь? К тому же, эти волки вполне могут оказаться и не самими инопланетянами, а, скажем, захваченной ранее группой землян. Или потомками захваченной ранее группы — еще до коррекции захваченной.
Сулим, увлекшись, даже привстал в кресле.
— А что? — сказал он с воодушевлением. — Захватили чужие когда-то сотню-другую людей. А теперь решили вернуть. Высадили под Алзамаем, дурень-эколог это подсмотрел… И пошло.
— Но какой резон им убивать? — бросил Варга через плечо.
— Мало ли… — Сулим снова пожал плечами.
Варга хмыкнул.
— А ты романтик, как я погляжу, — сказал он. — Не ожидал. Впрочем, на тебе это до сих пор не отражалось.
Он щелкнул клавишами.
— Так. Ты, я, Родион, кто еще нам понадобится? Пару твоих ребят в охрану, наверное?
Варга заказывал билеты на вечерний рейс «Ашгабат-Красноярск-Якутск».
