Часть первая
Королевский пингвин
Глава первая,
в которой я дважды падаю в обморок, Шерлок Холмс что-то понимает, и начинаются самые фантастические поиски в истории человечества (Рассказ продолжает доктор Ватсон)
— Ватсон, милый, очнитесь… — тормошил меня Холмс. Я открыл глаза и спросил:
— Мы победили?
— Ну что вы как маленький — победили, проиграли, — недовольно ответил Холмс. — Ничья.
Ничья заключалась в том, что полицейские со стенаниями потирали ушибы и шишки, Лестрейд сидел в кресле и улыбающийся Мак-Смоллет прикладывал к его лбу холодный компресс. Иванду вновь точил кинжал. У Кубату и Холмса под глазами появились симметричные синяки.
— Вы неплохо знаете джиу-джитсу, — сообщил Холмс Кубату, приведя меня в чувство.
— Работа такая, — скромно ответил лжегенерал.
— Все равно я вас арестую, — со слезами в голосе простонал Лестрейд. — Все равно! Возьму подмогу и арестую… Ой, моя голова…
— Голова — кость, что с ней сделается, — утешительно сказал ему Мак-Смоллет. — Вот я сколько раз головой бился — никаких изменений в самочувствии не наблюдалось!
— Выслушайте меня, джентльмены, — вновь предложил Кубату. — А потом… потом делайте так, как подскажет вам совесть.
— Говорите, — предложил Холмс.
— Начнем с того, что я солгал. Но лишь потому, что правда чудовищнее и удивительнее лжи. Дело в том, что мы трое родились в две тысячи пятисотом году от Рождества Христова. Ну, приблизительно.
— Хе-хе, — сказал Лестрейд. А я подумал, что страх перед арестом замечательно стимулирует человеческую фантазию.
— Выслушайте меня, а потом делайте выводы, — поморщившись, предложил Кубату. И вот что он рассказал…
По словам генерала-шпиона, через шестьсот лет вся наша Земля объединилась в единое государство. Кубату был генералом всепланетной армии, которая защищала Землю от злых венерианцев. Мак-Смоллет и Иванду являлись его подчиненными. Но и в двадцать пятом веке встречались злодеи! Один из них, гениальный, но преступный ум, похитил двух ребятишек и спрятал их самым тщательным образом, причем, как подозревал Кубату, — в прошлом. Веке так в двадцатом или в двадцать втором… Не в силах найти детей сами, Кубату и его друзья решили обратиться к лучшему сыщику всех времен и народов — Шерлоку Холмсу. С помощью чудесной машины, позволяющей передвигаться во времени, они прибыли в Лондон начала двадцатого века. Но поскольку боялись, что Холмс им не поверит, придумали затейливую историю об индийском маге и археологе с двумя детьми…
Мое писательское самолюбие было несколько задето фантазией Кубату. Я, конечно, отдавал должное новомодным сочинениям вроде недавно вышедшей «Машины времени» молодого писателя Герберта Уэллса. Но построить на этой забавной гипотезе такую чудовищную ложь… Иронически улыбнувшись, я покачал головой. Лестрейд стонущим голосом хихикнул и жестом попросил Мак-Смоллета сменить ему повязку. Лишь Холмс сохранял серьезный вид. О, мой гениальный друг умел притворяться!
— И чем же вы можете доказать столь удивительную историю? — поинтересовался он. — Не сомневаюсь, что, если вы убедите нас в своей искренности, добрейший инспектор Лестрейд отпустит вас в двадцать пятый век… ну и меня с Ватсоном туда же, помогать вашим розыскам.
— В двадцать пятый век? Отпущу, отпущу, — просипел Лестрейд. — Докажите только… шпионы!
— Докажем, — не выказывая растерянности, заявил Кубату. — Сейчас, только штаны натяну…
Через минуту троица была уже одета. Лестрейд зорко поглядывал на нее, побитые полицейские насторожились, да и мне закралась в голову мысль: может, вся ложь имела единственной целью расслабить нас?
— Итак, — профессорским голосом сказал Кубату, — наша машина времени осталась в двадцать пятом веке. Чтобы вернуться туда, мы все должны зайти в этот шкаф…
— Куда-куда? — заволновался Лестрейд. Подскочил к огромному платяному шкафу, открыл дверки. Шкаф оказался совершенно пуст, лишь на полке лежала пара грязных носков, которые Мак-Смоллет поспешил стыдливо спрятать в карман юбки. Лестрейд на всякий случай заглянул под шкаф, подвигал его, убеждаясь, что никакого потайного хода нет, и картинно взмахнул рукой:
— Прошу!
Кубату держался великолепно. Ни единым жестом он не дал понять, что его игра проиграна. Галантно уступил Холмсу право первым войти в шкаф, потом предложил мне последовать примеру друга.
Я решил продолжать игру до конца и зашел в шкаф. Следом втиснулись Кубату, Мак-Смоллет и Иванду. Честно говоря, в шкафу, хоть тот и отличался большими размерами, стало тесновато. Кубату торжественно прикрыл дверцу, и наступила тишина.
— Что теперь? — спросил Холмс. — Вам надо дернуть за рычаг или произнести заклинание?
— Зачем же? — гордо спросил Кубату. — Мы уже приехали. Открывай дверцу, Смол… Мак-Смоллет!
— Не могу, руки заняты, — сдавленно ответил Мак-Смоллет. — Я Иванду держу.
— Герой, — согласился Кубату и толкнул дверцу — судя по звуку, ногой.
Я первым выглянул из шкафа, готовясь иронически улыбнуться Лестрейду. Но Лестрейда снаружи не было. Не было и полицейских.
Честно говоря, даже гостиницы «Бодливый бык» снаружи не было. Глазам моим предстал огромный зал, уставленный длинными рядами книжных шкафов. Я оглянулся, проверяя, рядом ли Холмс, и плавно опустился ему на руки.
— Что-то вы стали частенько падать в обморок, — с сочувствием сказал Холмс, обмахивая меня какой-то книжкой.
— Последствия афганского ранения, — нашелся я. — Где мы?
Холмс вздохнул:
— Как ни трудно мне это признать — но, видимо, в двадцать пятом веке. Оглядитесь, Ватсон.
Я встал и последовал его совету. Помещение, где мы оказались, было, судя по всему, большой библиотекой. При виде множества книжных шкафов я испытал некоторую радость — потомки наши были образованными и светскими людьми. За спиной у меня стоял здоровенный шкаф, из которого мы, судя по всему, и вылезли. Шкаф оказался слегка поломан: он стоял на трех ножках, вместо четвертой была небрежно подложена толстая книга. Я поморщился. Все-таки истинная культура до двадцать пятого века не дожила.
Библиотека располагалась в большом сводчатом зале, напомнившем мне средневековые замки. В окнах виднелся чудесный сельский пейзаж — ивы, березки… пальмы, бамбуковая рощица. Я потер глаза, но смешение растительности осталось.
— Где мы? — вопросил я.
— В Африке, — отозвался подошедший Кубату. — Африка, двадцать пятый век. Вам нравится?
— Ничего, — вынужден был признать я. — Удивительно. Вы не лгали… Простите мои сомнения, сэр.
Кубату расцвел в улыбке.
— А по воздуху вы летаете? — Мое любопытство не давало мне покоя.
— Еще как!
— А электричество нашло самое широкое применение в быту?
— Широчайшее! Правда, здесь, на острове Мадагаскар, оно не в чести. Здесь сохраняется патриархальный, я бы даже сказал, отсталый образ жизни. Зато тут в ходу магия.
— Я был прав, — оживился Холмс. — Развитие науки не мешает развитию спиритизма!
— Иногда даже способствует, — с неожиданно кислым видом согласился Кубату. — Что ж, господа, перекусим — и за работу?
Мы кивнули и прошли следом за Кубату в еще более роскошный, хотя и мрачноватый зал. Там уже суетились Мак-Смоллет и Иванду, сервируя необъятных размеров стол. Меню отличалось некоторой странностью: нам подали соленое свиное сало и соленые же огурцы, свежее молоко и спелые бананы, вареное мясо с горохом. Я не сразу рискнул приступить к такому взрывоопасному обеду, но Холмс шепнул мне: «Ватсон, мы в гостях у потомков, соблюдайте их обычаи!»
И мы соблюли.
После обеда, когда Иванду подал десерт — зеленые бананы, манго и восхитительную настойку на кокосовом молоке, — мы закурили трубки и вернулись в библиотеку для беседы.
— Я понимаю, — расхаживая вдоль книжных шкафов, заявил Кубату, — как вам хочется узнать о мире двадцать пятого века, о чудесных переменах в науке и культуре, обществе и искусстве. Увы, пока я не могу многое вам рассказать. Замечу лишь, что все народы Земли ныне слились в единое государство, культура невиданно расцвела, а преступления очень редки. Поэтому мы и были вынуждены потревожить вас, Холмс, и вашего неизменного помощника — доктора Ватсона. Да. А электричество, Ватсон, нашло у нас самое широкое применение!
— И зачем же мы понадобились? — поинтересовался Холмс. — Как я понимаю, сказку о пропавших детях можно отложить в сторону. Речь идет о чем-то неизмеримо более важном…
Кубату всплеснул руками:
— Что вы, что вы! Речь именно о детях! И я почти не лгал вам: двух мальчиков, чьи родители — археологи, похитил жуткий злодей, маг и волшебник, обитавший прежде в этом замке!
Холмс сконфуженно потер переносицу.
— Да, и моя дедукция дает сбои… Но как я могу вам помочь, ведь я не знаю вашего мира, языка, обычаев…
Кубату вздохнул:
— Холмс, весь ужас в том, что дети спрятаны не в настоящем мире!
— А какие еще бывают? — жадно поинтересовался я.
— Вам ли не знать, Ватсон! Вы же писатель!
— Ну…
— Что вы делаете каждый вечер?
— Мою ноги перед сном, — признался я. Беседа с Кубату чем-то напоминала мне разговоры с Холмсом.
— Я не о том! Что вы делаете дальше?
Я почувствовал, что краснею, но спорить с потомком не решился.
— Ну… снимаю верхнюю одежду, надеваю кальсоны… По пятницам и средам… вам обязательно надо это знать?
— Да нет же, по каким дням вы спите с женой, мне неинтересно. Хотя советую сменить пятницу на субботу, равномернее… Но интересует меня другое: когда вы пишете?
— По утрам! — обрадовался я безопасной теме.
— Вот! По утрам вы творите. Создаете Вымышленные миры.
— Никакие не вымышленные, — обиделся я. — Правда и только правда.
— А если бы чуть-чуть присочинили? Написали бы книжку, где Шерлок Холмс — добродушный толстяк, разводящий орхидеи и разгадывающий преступления не выходя из дома?
— Заманчивый образ… — вздохнул Шерлок.
— Ну, это был бы вымышленный Холмс.
— Вот именно! Вы создали бы Вымышленный мир!
— Но ведь только на бумаге!
— Все, что создает человеческий разум, существует в реальности! — важно заявил Кубату. — Едва писатель откладывает перо, как созданный им мир начинает жить сам по себе!
— Кошмар, — признался я. — Любая книжка так оживает?
— Да!
— И романчики ужасов, и непристойные французские сочинения?
— Да! Конечно, если книжка тупа и бездарна, то мир ее зачахнет, захиреет и станет нежизнеспособным.
— Простите, что перебиваю вашу интересную дискуссию, — произнес Холмс, — но позвольте узнать, в какой Вымышленный мир злой чародей спрятал детишек?
— Вот это вы и должны выяснить, — торжественно заявил Кубату.
— Где свершилось преступление?
— Здесь, — Кубату обвел руками море книг.
— Да, — только и произнес я. Вокруг было не менее десятка тысяч томов. Все лучшее, что создал человеческий гений за два с половиной тысячелетия, собралось, вероятно, в этой библиотеке. Сколько их, оказывается, было — гениев!.. Но Бог мой, каким же образом Холмс найдет нужную книжку?
— Позвольте узнать, — ничуть не смутившись, спросил Холмс, — как происходит сам процесс путешествия в Вымышленный мир? Вероятно, действует чудесная и сложная машина?
— Работающая с помощью электричества! — добавил я.
Мак-Смоллет неожиданно хихикнул, но под строгим взглядом Кубату тут же принял серьезный вид.
— Увы, — признался Кубату. — Техника наша, даже с помощью электричества, не способна на такое. В Вымышленные миры можно проникнуть лишь с помощью магии. Этот самый злой колдун, в чьем замке мы находимся, скрылся в неизвестном направлении, но перед этим соорудил… э… э… Магический шкаф!
И Кубату торжественно указал на тот самый шкаф, из которого мы недавно вылезли!
— Забавно, — ледяным голосом сказал Холмс.
Кубату нервно заулыбался:
— Ваша обида естественна, но ошибочна, дорогой Шерлок! Шкаф, как видите, слегка поломан — у него не хватает одной ножки. Если вместо нее подставить книгу — то можно зайти в шкаф и выйти в том мире, который описан в книге. Соответственно, войдя в том мире в любой шкаф, вы сможете вернуться обратно. Но, Холмс! Если подложить вместо художественной книжки реалистическое сочинение, как, например, рассказы доктора Ватсона о вас, — то шкаф будет работать вместо обыкновенной машины времени!
— Так это моя книга? — вскричал я, поспешно выхватывая из-под шкафа несчастный томик. Да, это была моя книжка, содержащая не меньше трех десятков рассказов о моем гениальном друге. Я бережно погладил переплет и открыл томик. Так… статья об авторе… Мне бросились в глаза слова: «Вспомним: спутнику главного героя романа большой дороги положено оттенять его качества…» Да, верная мысль! Что там дальше?.. «…и доктор Ватсон исправно выполняет эту задачу». Хм. Несколько грубовато… я ведь все же автор! Перелистнув страницу, я наткнулся и на такую хамоватую фразу: «Правда, доктору Ватсону однажды довелось выслушать от своего друга слова одобрения». Ничего себе! Холмс меня часто хвалит! Но прочитать хоть чуть больше я не успел. Кубату выхватил книгу у меня из рук и укоризненно покачал головой:
— Что вы делаете, доктор! Некорректно читать чужие книги без разрешения!
— Это моя книга! — взорвался я. Но Кубату продолжал качать головой, а потом шепотом спросил:
— Вы что, хотите узнать из библиографической справки о том, в каком году умерли? Или как сложилась ваша семейная жизнь? Или когда умер уважаемый Холмс?
— Упаси Господь! — воскликнул я. — Этого ведь уже не изменишь?
— Никоим образом, — вздохнул Кубату. — Вы не беспокойтесь, вам еще немало осталось, каждому бы такое долголетие… Но зачем с ужасом ждать рокового дня?
— Все-все. — Я понял причину поспешности Кубату и перестал тянуться к книжке.
— Да, путешествия во времени таят в себе удивительные и страшные тайны, — промолвил Холмс. — Путешествия во времени… Да… Расскажите мне немного об этой зловещей фигуре, этом Мориарти двадцать пятого века, этом маге и чародее.
— Для дела? — поинтересовался Кубату.
— Конечно!
— Иванду, расскажи-ка ты! — предложил Кубату негру. И пояснил: — Он с этим злодеем давно воюет. Иванду, если честно, здесь вроде полицейского…
Негр почесал затылок, встал, откашлялся, вытащил и спрятал кинжал, затем произнес:
— Злодей наш — фигура страшная, просто сказочная. Ростом средний, пухленький, выглядит моложаво, хотя лет ему — ой как много! Шутник, прикольщик, но шуточки у него все злые, под стать натуре.
— Черный юмор, одним словом! — весело воскликнул Мак-Смоллет, но под тяжелым взглядом негра поспешно зажал рот руками.
— Злой юмор, — мрачно сказал Иванду. — Аккуратист он еще, педант. Бананы не любит. Людоедствует помаленьку. В науке толк знает. К женскому полу прохладен, к мужскому агрессивен, боя… писателей терпеть не может.
— Это еще почему? — возмутился я.
— Сам когда-то бумагу марать пробовал, да как увидел, что плохо получается, в науку подался. В душе лентяй, но скрывает сие тщательно. Университет закончил, магией занялся… ну и натворил делов.
— Думаю, информации хватает, — улыбнувшись сказал Холмс. — Вполне хватает.
— Да? — задумался Кубату.
Холмс, не обращая на него внимания, прошелся вдоль книжных шкафов, вынимая и разглядывая некоторые книги. Осмотрел Магический шкаф. Закурил трубку, подумал и произнес:
— Итак, у нас есть около двадцати книг, в которых могут быть спрятаны дети.
— Так много? — страдальчески спросил Кубату.
— Минуту назад у вас был выбор из нескольких тысяч томов, — резонно заметил Холмс.
— Тогда не будем тянуть, — со вздохом сказал Кубату. — Иванду! Надень штаны и рубашку! Мак-Смоллет! То же самое!
— Может, не надо? Я в юбке меньше потею.
— Как хочешь, конечно, но за последствия будешь отвечать сам, — весело ответил Кубату и потер руки. — Наконец-то! Начинаем!
Пока Иванду переодевался, а Мак-Смоллет задумчиво оправлял юбку, Холмс достал из ближайшего шкафа какую-то книжку и показал ее Кубату. Тот замахал руками:
— Нет, нет и нет! Я не хочу знать, куда мы попадем!
— Почему? — поразился Холмс.
— Мне это не нужно, — гордо ответил Кубату. — Я большой знаток литературы, для меня будет удовольствием узнать книжку по первым же страницам… то есть минутам.
— Как угодно. — Шерлок подложил книжку под шкаф, толкнул его (шкаф стоял прочно) и удовлетворенно улыбнулся.
— Вперед! — Кубату бросился в шкаф и гордо выкрикнул из его недр: — Я никогда за чужой спиной не прячусь, первым в бой иду!
Мы последовали за отважным генералом.
В шкафу было тихо и довольно-таки уютно. Пыхтел Мак-Смоллет, позвякивал саблей Кубату, терпко пах Иванду. Я прижал губы к самому уху Холмса и шепнул:
— Честно говоря, до сих пор не могу поверить в происходящее. Машина времени — еще куда ни шло… Но ожившие книги?
— Вам стало стыдно, Ватсон? — проницательно спросил Холмс. — Что ж… У каждого врача есть свое кладбище, а у каждого писателя, как видите, наоборот.
— Что «наоборот»? — возмутился я.
— Ожившие персонажи. — Холмс хихикнул.
— Приехали, думаю, — подал голос Мак-Смоллет. — Начальник, выметаемся?
— Я первый! — храбро сказал Кубату и начал путешествие по шкафу, пробираясь к выходу. Увы, было слишком тесно, и поскольку он зашел первым, то честь выйти навстречу опасностям выпала Иванду. Точнее, выпал он сам.
…Да, Кубату не врал. Мы действительно оказались в ином мире!
Спустившись по шаткой деревянной лесенке, мы увидели уютный дворик, окруженный двух-трехэтажными домами. Посреди двора стояло странное дощатое сооружение, откуда мы и выбрались. Его дверца поскрипывала, шатаясь на петлях и позволяя рассмотреть кучи птичьего помета на полу будочки.
— Курятник? — предположил Мак-Смоллет. — Помню, однажды…
Холмс взял на палец немного помета, растер, рассмотрел и удовлетворенно кивнул:
— Голуби. Это голубятня.
— Что ж, мир достаточно спокойный, — зорко глядя по сторонам, заметил Кубату. — Если дети здесь, то им по крайней мере ничего не угрожает…
Вслед за Кубату и Мак-Смоллетом мы двинулись по двору. Замыкал шествие Иванду с обнаженным кинжалом в руках. Двор был тихий и безлюдный, заросший какими-то желтыми цветочками и в изобилии усыпанный конфетными фантиками.
— Надо найти аборигена, — рассуждал вслух Кубату. — Узнать новости… Холмс, теперь вы нам верите?
— Разумеется, — извлекая трубку, сказал Холмс. — На кокаиновое опьянение происходящее не похоже. Я горжусь не только своим трезвым умом, но и вниманием к тайнам Востока и достижениям спиритизма.
— Молодец! — решительно одобрил Холмса Кубату. — Во! Аборигены!
Мы как раз вышли из дворика и остановились на широкой безлюдной улице, вымощенной крупным булыжником. Невдалеке виднелось здание цирка, возле которого толпилась кучка народа.
— Интересно-интересно, — бормотал Холмс, едва не проглатывая от волнения трубку. — Однако, Ватсон, это очень развитая страна! Или же в книге описан мир будущего.
— Почему?
— Видите — у цирка электрические фонари.
— Восхитительно! Какой чудесный, яркий свет они должны давать ночами! — воскликнул я. — Как сияет весь этот город! Интересно, как он называется?
— Сейчас узнаем, — зловеще прошептал Кубату, высовываясь из подворотни. По улице как раз пробегал мальчик лет одиннадцати, одетый только в сандалии и красные ситцевые трусики.
— Малец! — зазывно позвал Кубату.
— Чего? — откликнулся малец.
— Хочешь конфетку?
— Ищи дурака! — фыркнул невоспитанный ребенок. Но тут же заколебался. — А конфета какая? Шоколадная?
— Ага! — гордо сказал Кубату и похлопал Мак-Смоллета по плечу: — Конфету, майор!
Мак-Смоллет вздохнул и извлек из кармана юбки конфету в яркой обертке. Мальчик с сочувствием оглядел шотландца, потом взял у него конфету и спросил:
— Чего надо-то?
— Мальчик, — начал Кубату, — а не видел ли ты здесь двух ребятишек, твоих ровесников? Одного зовут Стас, а другого — Костя. Мы их ищем.
— Еще конфеты есть? — по-деловому подошел к вопросу мальчик. Кубату требовательно посмотрел на Мак-Смоллета. Тот виновато улыбнулся.
— Нет, — упавшим голосом сказал генерал.
— Значит, не видел, — пожал плечами мальчик и убежал, на ходу разворачивая конфету.
— Мои познания в литературе дают осечку, — хмуро признался Кубату. — Я не узнаю этой местности. А что можете сказать вы, Холмс?
— Мы находимся в городе на берегу реки в день большого праздника. Сейчас июнь, население города чем-то обеспокоено, но старается не подавать виду.
— Поразительно! — воскликнул Мак-Смоллет, украдкой извлекая из кармана конфету и засовывая ее в рот. Да, воинская дисциплина в будущем хромала. — Почему река, почему праздник, почему июнь?
— Пахнет водой — но не соленой, вдоль улицы развешаны флаги и транспаранты, у цирка цветут кусты желтой акации, которая зацветает в июне, — лаконично объяснил Холмс. — Предлагаю прогуляться по городу, ознакомиться с обстановкой и продолжить поиск похищенных детей.
— Согласен, — кивнул Кубату.
Около часа мы гуляли по набережной, с любопытством разглядывая развешанные повсюду плакаты и лозунги. Смысл их по большей части был непонятен. Вот, например: «Пятидневке — ура!» Или: «Перейдем реку досрочно и вброд!» А самый частый и странный лозунг гласил: «Проискам нэцкистов — решительное фу!»
— Что такое нэцки? — спросил Мак-Смоллет.
Кубату покрутил ус и ответил:
— Нэцке?.. Куколки такие маленькие, восточные.
По улицам сновали люди — в большинстве своем мальчики разного возраста. Девочек и взрослых практически не было, а изредка встречавшиеся выглядели крайне смущенными, как бы чувствуя свою неуместность. Потом мы услышали гул моторов, и по улице медленно проехало пять черных мотоциклетов. Механизмы эти выглядели великолепно, и я уверился, что это и впрямь фантастический мир. Молодые парни в белых рубашках и шортах, сидевшие на мотоциклетах, проводили нас внимательными взглядами.
— Ох, что-то готовится, — тоскливо сказал Иванду. — Чую!
Инстинкты негра не подвели. Над городом вдруг прокатился колокольный звон, и люди засуетились, торопливо двигаясь в одном направлении. Нас подхватило толпой и понесло. Взрослых стало больше, они выскакивали из домов и присоединялись к потоку, опасливо озираясь по сторонам. Из переулков выезжали рычащие мотоциклеты, образовавшие сплошное кольцо вокруг толпы.
— Куда нас ведут? А? — запаниковал Мак-Смоллет. — Чего-то мне это не нравится…
Кубату молчал. Он казался растерянным. Холмс зорко оглядывался по сторонам. Я начал припоминать порядок первой помощи при травмах, потому что толпа густела и несколько человек уже едва не упали под ноги идущих. Мы медленно приближались к мосту, перекинутому через реку.
— Привет, туристы!
Мы оглянулись. Людским водоворотом к нам прибило того самого проворного юнца, что польстился на шоколадные конфеты.
— Что происходит? — взял быка за рога Мак-Смоллет.
— Праздник Перехода Реки, — пожал плечами мальчик. — Ну вы и темные…
Иванду, явно болезненно воспринимающий цвет своей кожи, помрачнел. А Мак-Смоллет истерически воскликнул:
— Ты нам зубы не заговаривай! Что за праздник? А то вмиг уши надеру!
Толпа двигалась тихо, и слова Мак-Смоллета услыхали все. От нас шарахнулись как от прокаженных. Мальчик удивленно приподнял брови. А со всех сторон уже протискивались парни в белых рубашках и шортах, побросавшие свои чудесные мотоциклеты. С некоторым удивлением я понял, что нас подхватывают под руки и волокут.
— Еще порядочными притворялись, впятером шли! — выкрикнул тощий прыщавый юнец, глядя, как нас утаскивают. — Я сразу понял — провокаторы! Да здравствуют Ветерки!
— Ура! — нестройно ответила толпа.
— Что вы себе позволяете? — возмущался Кубату. — В чем дело?
— Как в чем? — Темноволосый желтоглазый парень, явно предводитель мотоциклетчиков, ехидно прищурился. — Вы грозили избить невинного ребенка!
— Не избить, а уши надрать! — возмутился Мак-Смоллет. — И это ведь просто фигура речи! Слова!
Парень помрачнел:
— А слова — это, по-вашему, не обидно? Мальчик, тебе было очень горько?
Выбравшийся из толпы вместе с нами мальчик пожал тощими плечами:
— Ну… Не так чтобы очень… Умеренно.
— Умеренно — но больно! Эх…
— Что делать-то будем? — осведомился у предводителя рыжий, интеллигентного вида юноша. — Сделаем внушение и отпустим?
— Внушениями тут не отделаться, — предводитель махнул рукой. — К Яру их!
Нас повели вдоль берега, к маленькой трибуне, возвышавшейся у моста. Оханье и писк толпы стали тише. Многие падали в воду, но не выбирались на берег, а с радостными возгласами форсировали реку.
— Яр… Яр… — бормотал Кубату. — Я знаю это имя! Я читал! Я вспомню…
— Быстрее вспоминай, — нервно ответил Мак-Смоллет. — В расход пустят, падлы! Ох и зачем я на это подписался…
Трибуна была обсажена молодыми тополями и выглядела очень уютно. В простом деревянном кресле сидел пожилой мужчина, потягивавший что-то из пузатой бутылки с надписью «Верона» и с довольным видом поглядывавший на переправу в бинокль.
— Подозрительных типчиков привели, — сплюнув, сказал предводитель мотоциклетчиков. — Мальчика обидели, ведут себя странно.
— Юра, не кипятись, — осадил его пожилой. — А вдруг люди издалека? Надо разобраться.
— Как знаешь, пап. — Парень облокотился на перила трибуны и с показным безразличием уставился на реку. В этот момент Кубату гулко хлопнул себя по лбу и заорал:
— Ярослав Игоревич? Родин? Скадермен? Очень приятно познакомиться!
Старик расплескал свой напиток и подозрительно уставился на генерала:
— Откуда вы меня знаете?
— Да кто ж вас не знает! — веселился Кубату. — Рад, очень рад встрече!..
Все разинув рты глазели на нас. Старик размышлял. Потом спросил:
— Если можно, один вопрос. Напоследок… Земля, город Нейск, магазин мужской одежды. Это не вы стояли в витрине, одетый в костюм аквалангиста?
— Н-нет, нет, н-не я, — неожиданно начал заикаться Кубату.
— А похожи… Бей их, ребята!
В ужасном положении, в которое мы попали, бить нас было нетрудно. Сплошное кольцо народа вокруг, да еще наша растерянность… К счастью, мотоциклетчики повели себя очень странным образом. Они разбежались вокруг широким кольцом (лишь Юра грудью прикрыл старика) и принялись кидать в нас маленькими мячиками, слаженно выхватывая их из карманов. Точность попаданий была замечательной, но ввиду легкости оружия серьезного ущерба мы не понесли.
— Ходу! — взвизгнул Мак-Смоллет, и мы помчались. Ох как мы мчались! Впереди несся Иванду, раскидывая нападавших, за ним мы с Холмсом, а Кубату и Мак-Смоллет прикрывали отход.
— Яшка, особыми — огонь! — кричал за спиной Юра. Через секунду Мак-Смоллет взвизгнул.
— Что случилось? — поинтересовался на бегу Холмс.
— Падлой буду, они в шарики свинец залили!
— Значит, бежим быстрее, — рассудил Шерлок.
Погоня отстала — молодежь принялась взнуздывать свои мотоциклеты.
— Узнали книгу? — полюбопытствовал у Кубату Холмс.
— Узнал. Знаменитый русский детский роман.
— Детский? — Холмс не скрывал своего удивления. Да и я поразился. Ох уж эти загадочные русские души!
— Да, но это не сам роман. То, что мы видим, происходит лет через десять после описанных в нем событий… Интересно. Вымышленные миры порой развиваются в непредсказуемых направлениях…
— Вынужден вас огорчить, — Холмс казался смущенным, — в этой книге пропавших детей нет.
— Огорчить? Да вы меня обрадовали! Но почему нет?
Холмс загадочно улыбнулся и твердо сказал:
— Нет. Гарантирую.
— Тогда бежим… Где бы нам обнаружить шкаф приличных размеров? А!
Вслед за Кубату мы вошли в дом, над дверью которого красовалась вывеска: «Таверна „Пустой город“». Вопреки названию она оказалась не пуста, а, напротив, — полна мокрых, веселых, довольных людей, попивающих за столиками вино. Видимо, грелись после переправы.
— Шеф, давай задержимся? — оживился Мак-Смоллет.
— Забыл, как свинец под ребра бьет? — каменным голосом ответил Кубату, решительной поступью направляясь в дальний угол таверны. Там сквозь табачный дым проступал солидный платяной шкаф.
Посетители поглядывали на нас, но ни о чем не спрашивали. Возле шкафа мы выстроились в небольшую очередь. Кубату открыл шкаф, вытащил оттуда гору одежды самых разных фасонов, сложил на пол. Сурово сказал:
— Первыми уходят Холмс и Ватсон. Мы с Иванду прикрываем.
Под удивленные возгласы посетителей мы втиснулись в шкаф. Возгласы стихли. Добросовестно посидев в шкафу с полминуты, Кубату распахнул дверцу. Признаюсь, мне было страшновато — а ну как чудесное изобретение не сработает и мы вновь окажемся перед разгневанными мотоциклетчиками?! Но все было в порядке. Книжные полки, пальмы и березки за окном…
Холмс бережно вынул из-под закачавшегося шкафа книгу, положил ее на стол, стал отбирать новые тома. Спросил у Кубату:
— Отдохнем или как?
— Отдохнем, — решил генерал. — Чайку попьем, бананов покушаем. Такое приключение надо зажевать… Шерлок, а почему вы решили, что в этой книге нет наших детей?
— Элементарно, Кубату. — Холмс присел на стопку книг и знакомым мне тоном произнес: — Как я понял, маг ваш — фигура весьма зловещая. Раз уж он решил учинить детям пакость, то в детскую книгу их никогда не пошлет. Выберет что-нибудь другое…
— Вот паразит! Морда бессмертная! — возмутился Иванду. — Что учинил!
— Если нам в детской книге так бока намяли, — потер ушибленную поясницу Мак-Смоллет, — то что же во взрослой маячит?
Кубату, который явно гордился своей начитанностью, мудро изрек:
— Отображение реальности, дорогой Мак-Смоллет, нередко утрирует жизненные коллизии, трудности, человеческую агрессивность. Это естественно, поскольку придает повествованию занимательность. Нам придется быть предельно осторожными, чтобы не сгинуть среди книг.
— О-хо-хо, — вздохнул негр. — Кащей проклятый!..
— Кто? — не понял я.
— Кащей, — раздраженно пояснил Кубату. — Мага так зовут — Кащей Бессмертный!
Глава вторая,
в которой Кащей встречает дикарей
Лысый генерал произнес это с такой значительностью в голосе, что и Холмс, и Ватсон почувствовали себя несколько уязвленными. Для них имя это было пустым звуком.
…Для них, но не для внимательного читателя, знакомого с историей острова Русь. Он помнит, как закованный в цепи Манарбит после восстановления этномагического поля вновь обернулся злыднем Кащеем и проводил своих незваных гостей проклятьями и угрозами. Далее события развивались так…
На третьи сутки пребывания в неволе Кащей поклялся озолотить того, кто его освободит. На седьмые передумал и решил только пообещать озолотить, а после освобождения наоборот: превратить своего спасителя в какую-нибудь особо мерзкую тварь. К концу третьего месяца Кащей, приобретший за этот срок привычку разговаривать сам с собой, торжественно произнес вслух:
— Клянусь, когда меня освободят, я не стану тратить силы на того, кто это сделает. Нет. Я уничтожу весь этот гадкий мир, в котором я, самый могущественный волшебник, подвергаюсь неслыханным унижениям!
В тот же миг, подобострастно кланяясь на ходу, в камеру пыток просеменил невесть откуда взявшийся поп Гапон.
Кащей сообразил, что не стоит посвящать Гапона в свой новый, только что выдуманный, план, и вскрикнул с притворной радостью:
— Гапончик! Милый! Ты ли это?!
— Я, Кащеюшка, кто же еще.
— Вот радость-то, вот радость, — забренчал оковами Кащей. — Ну-ка, Гапончик, помоги мне отсюда выбраться. Будем с тобой мед-пиво пить, усов у нас нет, так что все в рот попадет. Жить будем дружно…
Тут только осмыслив беспомощность своего вчерашнего господина, Гапон выпрямился, расправил плечи. Приосанился:
— Жить дружно? С тобой, что ли, козел? — Он прошелся вдоль Кащея, проверяя надежность цепей, и добавил: — Мед-пиво пить? Да с тобой хоть с усами, хоть без усов ничего в рот не попадет. Ты же все приколы строишь! Кто мне банан из слоновой кости подсовывал? А?! А кто в зелено вино слабительного намешал? Кстати, мед с пивом ничуть не хуже подействуют…
Не удержавшись, Кащей хихикнул от приятности воспоминаний, но тут же, взяв себя в руки, взмолился:
— Да это я по дружбе, Гапончик! Ты ж мне как брат родной!
— Как брат?! — покачал головой Гапон. — А не ты ли мне говорил, что правильно свет мой — Алена Соловьинишна — к Муромцу убегла, что, мол, зачем ей такой, как я, заморыш дебильный?
— Заморыш, Гапончик, — это значит гость заморский, важный, и не дебильный вовсе я говорил, а дебелый — рослый да здоровый.
— Не знаю такого слова, — нахмурился Гапон.
— Словарь Даля почитай! — посоветовал Кащей. — И вообще, шутил я!
— Ясненько. Освободить я тебя освобожу. Дай только придумаю, чего за это просить с тебя да как сделать, чтобы ты от обещаний своих не отрекся.
С этими словами Гапон уселся на стоящую поодаль плаху и тяжело задумался.
— Предложеньице есть, — первым нарушил тишину Кащей минуты через три.
— Выкладывай, обмозгуем.
— Думаю, нет тебе ничего милее, как стать князем русским заместо Владимира, а княгиней — чтоб Соловьинишна была. Это я тебе запросто устрою. А во-вторых, как сделать, чтоб я свое обещание выполнил. Нужно взять с меня честное Кащеево слово…
— О-ха-ха! О-хо-хо! — схватился за живот Гапон. — По первой-то части я с тобой согласен: князем быть — это хорошо. А вот с честным словом твоим — это ты загнул, загнул…
— Ты что же, тать, не веришь мне?! — грозно вскричал Кащей, вспылив, но тут же и осекся. — Ладно, будем считать, первая часть принята за основу. Давай про вторую думать.
Они вновь надолго замолчали. Первым опять взял слово Кащей:
— Ничего нам не придумать. Как ни поверни, все равно я тебя обхитрить смогу. Так что или поверить тебе придется мне на слово, или уж не знаю что.
— Погодь-погодь, — перебил его Гапон. — Есть одна мыслишка! Дай додумать, не мешай…
Кащей нетерпеливо побренчал цепями, но произнести еще хоть слово не решился. А Гапон принялся излагать свою гениальную идею:
— В цепи тебя Иван со своими басурманами заковал, так?
— Ну, так…
— Оттого они это сделать смогли, что прибор твой колдовской отключили, верно?
«Он слишком много знает», — подумал Кащей, а вслух согласился:
— Верно.
— Почему ты, несмотря на всю силу свою колдовскую, освободиться не можешь? Потому что руки закованы, а тебе, кроме заклинаний, еще и пассы специальные надо делать. Так?
— Так, — неохотно признал Кащей.
— От прибора нить волшебная тянется к дубу, где яйцо хрустальное хранится. Если ниточку эту обрезать, то ты снова силу свою потеряешь!
— Только попробуй!!! — взъярился Кащей.
— Не боись, не буду. Мне это самому невыгодно. Так я поступлю: освобожу тебе одну руку, пилку дам. А сам возьму ножницы да с нитью той рядышком сяду. Ежели ты супротив меня коварство какое измыслишь, вмиг ту нить перережу, и снова ты силу потеряешь.
— Не перережешь! — злобно сверкая глазами, заявил Кащей. — Ты тогда и сам другим человеком станешь.
— А мне терять нечего, — захихикал Гапон, — я и с прибором человек маленький — попик Гапончик, советник княжий да Кащеев. И без прибора — литературный критик, тому обучающий, чего сам делать не умею. Так что обрежу, будь спокоен.
Кащей сник, а Гапон, схватив пилку, перепилил оковы на правой руке, отдал инструмент и опрометью выскочил из камеры.
Освободившись (для скорости Кащей пилил не цепи, а собственные конечности, тут же вырастающие заново), чародей выбежал из дворца. Гапон сидел на поляне, в одной руке держа кабель транслятора, а в другой — ножницы. Мелко трясясь и хихикая, Гапон крикнул:
— Эй, Кащей, сделай-ка мне сюда еды побольше, а то ведь проголодаюсь!
— Я те что, холоп дворовый? — огрызнулся Кащей.
— Ну как хочешь, как хочешь — закивал головой Гапон. — Режу!
— Тьфу ты, навязался на мою голову, — проворчал в сердцах Кащей, затем что-то прошептал и взмахнул руками. С громким хлопком и бирюзовой вспышкой возле Гапона возникли три корзины — с фруктами, пирогами и бутылями.
— И колбаски, колбаски еще! — крикнул Гапон. — Да получше.
Ударив его по затылку, с неба свалилась палка сервелата. Глаза Гапона расширились:
— Ты так больше не шути, Кащеюшка, — крикнул он. — Я ниточку-то чуть было уже не перерезал. Лучше делом займись. На все тебе три дня даю, как положено. А потом — пеняй на себя. Ну-ка расскажи, как обещание свое выполнить думаешь?
— А вот это уж фиг тебе, — отрезал Кащей. — Сказал — сделаю. Как — не твоя забота.
Со словами этими он повернулся к Гапону спиной и воротился в замок. Уселся на трон и задумался. Выполнять обещанное Гапону он не собирался, это само собой. Другая мысль глодала его — как весь мир уничтожить? Не так-то это легко, если учесть, что сила его действует только в пределах острова. Да и тут ДЗР-овцы снуют… Кащей скривился от неприятного воспоминания и для успокоения взял нелюбимый фрукт — банан.
Но мысль о ДЗР-овцах не отступала, и вдруг Кащей почувствовал, что она же может ему чем-то и помочь. Департамент реальность защищает, он же хочет ее уничтожить. Значит, нужно выяснить, что реальности угрожает, и этим воспользоваться…
На мгновение Кащея посетила неприятная мысль: «А сам-то я не исчезну вместе с реальностью? — Но он без труда отогнал ее: — Нет, быть того не может. Я ж бессмертный». Этномагическое поле действовало на умственные способности своеобразным образом.
Тут-то и припомнилась Кащею похвальба Смолянина: о том, как они спасли мир, вернув в свое время каких-то пацанов…
«Вот! — мысленно вскрикнул Кащей. — Выкрасть отроков да упрятать понадежнее!» От волнения он засунул в рот так и не очищенный банан и сжевал его, не обращая внимания на кожуру.
«Как выкрасть? — принялся он бегать туда-сюда по тронному залу. — Где схоронить? Здесь разве? Нет, тут ДЗР-овцы уже побывали, могут снова пробиться! Убить? Нет, лучше чего-нибудь посмешнее придумать…»
Выскочив в дверь, он сбежал по каменной лестнице, метнулся в подземелье. Двери камер были распахнуты настежь, пленники отпущены — значит, и это помещение ненадежно. Вернувшись в тронный зал, он наткнулся на другую дверь: туда, став Кащеем, он за ненадобностью не заходил никогда. На двери, шевеля губами, Кащей прочел: «Библиотека» — и с трудом вспомнил, что это означает. Из всех книг Кащей уважал лишь свои собственные былинки, высмеивающие князя Владимира, богатырей да боянов.
За дверью обнаружились длинные ряды запыленных стеллажей с книгами. Они занимали все обширное помещение, оставляя место только письменному столу и старому шкафу в углу. И тут Кащей аж присел от удовольствия: вот прикол-то! Он спрячет драгоценных отроков в книгу! Пусть их там попробуют найти! Вперив взгляд в платяной шкаф, Кащей забормотал волшебную тарабарщину и взмахнул руками. Грохнуло, вспыхнуло, и шкаф отныне превратился в магический прибор, переправляющий любого желающего в вымышленный книжный мир. А в какой, зависит — вот прикол-то! — от того, какую книжку под шкаф заместо сломанной ножки подсунешь.
Он схватил для проверки какой-то том, сунул его под просевший угол, открыл дверцу и забрался внутрь. Посидел пару секунд, размышляя, как же действует его волшебство, и решительно полез обратно.
…И оказался на залитом солнцем берегу океана!
Кащей огляделся. Его окружала непроглядная тропическая чаща. Ни одной березки или клена — сплошные пальмы и инжир. И никаких следов человека… Тут Кащей испугался. Ведь, согласно произнесенному им заклинанию, чтобы вернуться назад, он должен был войти в любой шкаф того вымышленного мира, в который попал! Магическая интуиция подсказывала ему, что, если создать в этом мире шкаф при помощи колдовства, действовать надлежащим образом тот не будет. Шкаф должен быть местный, плоть от плоти этой книжки!
— А вдруг этот остров — необитаем? — с дрожью в голосе спросил себя Кащей. И сам же задал встречный вопрос:
— Совершенно необитаем?
— То есть абсолютно!
По спине злодея прошла дрожь. Он храбро возразил сам себе:
— Я шкаф тогда сооружу!
— Без топора не выйдет.
— А я топор в лесу найду! — по-детски схитрил Кащей.
— Найдешь топор — и что же? Ты размахнешься по сосне — а трахнешь по ноге!
«Заговариваюсь, — подумал Кащей. — Откуда здесь сосны?» Однако замечание внутреннего голоса насчет ноги и топора было так обидно, что он завопил:
— Но почему?!!
— Да потому, что никогда и ничего не делал в жизни сам!
Да, это было верно. И, прекратив спор, Кащей уныло побрел вдоль берега. Что же делать? Как вернуться и угробить весь мир? И вдруг…
— Обитаем! Обитаем! — завопил Кащей, чуть не запрыгав от радости. На узкой полоске мокрого пляжа он обнаружил след босой ноги и, радостно приплясывая, пропел: — Я готов целовать песок, по которому ты ходил… Только кто?
И тут невдалеке послышались гортанные крики и грохот барабанов. Кащей, приплясывая еще веселее, двинулся на звук. Но, приблизившись и выглянув из-за валуна, остудил свой пыл. Эти до шкафов еще не додумались…
На берег были вытащены огромные пироги, а их хозяева развели на берегу костер и что-то стряпали на огне, пританцовывая: видимо, стряпня являлась ритуалом.
Вдруг несколько человек отделились от остальных и побежали к лодкам, а еще через минуту они уже тащили к костру двоих своих соплеменников, на ходу освобождая их от пут. Одного из них ударили по голове дубинкой, не особенно церемонясь распороли живот и принялись потрошить. Дикари так увлеклись этим занятием, что не сразу заметили, как второй вдруг ринулся вперед и с невероятной быстротой пустился бежать по песчаному берегу. Трое устремились за ним в погоню.
— Уйдет, уйдет ведь! — Симпатии Кащея, конечно же, полностью принадлежали людоедам. Не рискуя приближаться, он, однако, всей душой был с ними.
На пути убегавшего оказалась небольшая бухточка, беглец ринулся в воду и в два счета переплыл ее. Двое из троих преследователей сделали то же самое. Их потенциальный обед скрылся в чаще, и тут Кащей увидел, как навстречу преследователям выскочил одетый в лохматые шкуры человек. Первого этот новый персонаж уложил прикладом громоздкого мушкета, во второго выстрелил в упор. Затем вернулся в заросли.
Кащей прокрался поближе и сквозь кусты увидел, что так и не съеденный дикарь и одетый в шкуры человек, обменявшись какими-то знаками, вместе двинулись в глубь чащи.
Пригибаясь, Кащей проследовал за ними и вышел к частоколу. Пакостить на чужой территории было для Кащея делом привычным, поэтому перебрался он без труда.
Из-за стены дощатой хижины доносился хриплый неуверенный голос: «Это хлеб. Это молоко. Пей, пожалуйста. Пей. Пей же, придурок!» Обогнув хижину, Кащей остановился как вкопанный. Вот он! Наконец-то! За изгородью чинно прохаживались похожие на куриц птахи, а в дальнем углу загона прилепился к частоколу собранный из бамбуковых плетенок шкаф! Кащей не задумываясь перелез через забор, пробежал мимо взволнованно раскудахтавшихся птиц, приоткрыл створку и увидел внутри три плетеные же полки. На них лежали мелкие коричневые яйца. Видимо, так оберегал их хозяин от местных тушканчиков. Кащей, согнувшись в три погибели, втиснулся под нижнюю полку, вытянув руку, затворил дверцу… И тут же выпал из шкафа в библиотеке своего замка.
Поднявшись и исполнив от радости пару хореографических па, он вытащил из-под шкафа книгу и по слогам прочел название: «Даниэль Дефо. Робинзон Крузо».
«Вот так занесло! — подумал он. — Впредь буду осторожнее».
Похвастаться очередным волшебным достижением не терпелось, и он побежал к Гапону.
Поп выслушал его, не выпуская из рук ножницы и кабель, отчего сердце Кащея холодело, энтузиазма не проявил, заметил только:
— Ты, Кащей, просто свихнулся от переживаний. Помешался. На шкафах. Как твое изобретение поможет мне стать князем русским?!
— А-а! — с обидой махнул Кащей рукой. — Что с тобой толковать! — Но, увидев, как хищно поп пощелкал ножницами, добавил: — Поможет-поможет, не боись! — и помчался обратно в замок, бормоча: — Теперь только детишек выкрасть осталось…
Задача осложнялась тем, что отправиться за пацанами в прошлое Кащей не мог: там, в отсутствие этномагического поля, он потерял бы свое нынешнее обличье, магические способности и злодейский характер. А все это ему очень любо было.
Выход нашелся скоро. Кащей решил сделать во времени дыру (что это такое, он и сам не понимал, но знал, что справится) и уговорить пацанов в эту дыру шагнуть.
Привычно взмахнув руками, Кащей произнес зловещие заклинания. На потолке библиотеки зазвенела люстра, стеллажи с книгами зашатались, а посреди помещения возникло дрожащее пятно света…
Кащей подошел поближе и вгляделся. Глазам его открылась небольшая комнатка с продавленным диваном, на котором сидели два мальчика с разинутыми от удивления ртами.
Глава третья,
в которой Стас берет инициативу в свои руки, но это не очень-то помогает (Рассказывает Костя)
Когда я пришел из школы, Стас сидел на диване и, высунув от натуги язык, писал в клетчатой тетрадке, подложив под нее учебник природоведения. Услышав, как хлопнула дверь, он торопливо спрятал тетрадку в самое надежное место — под диван. Вот глупый, не понимает, что в зеркале, висящем в прихожей, все прекрасно видно. Интересно, что он такое секретное пишет?
Бросив портфель в угол, я посмотрел на Стаса и поинтересовался:
— Что на обед?
— Варенье с батоном, — хмуро ответил Стас. — На второе — чай.
— Лентяй! — возмутился я. — Сегодня твоя очередь готовить!
— Не хочешь варенье — зажарю яйца, — согласился Стас. — Как ты вчера.
— Хочу варенье, — быстро передумал я. И мы отправились обедать.
…Продолжались третьи сутки нашего автономного существования. Запасы пищи подошли к концу вчера, деньги — на день раньше.
— Это ты виноват, что у нас только хлеб и варенье остались, — намазывая очередной бутерброд, обвинил я Стаса.
— Я думал, ты не очень расстроишься, если я позову друзей перекусить после футбольного матча, — смущенно ответил брат.
— Одного-двоих — это еще куда ни шло, — рассуждал я, давясь ненавистным бутербродом. — Но целая орава проголодавшихся пятиклассников — это офигеть можно!
— Надо было спасать положение, — оправдывался Стас. — Мороженые пельмени — идеальное решение!
Бутерброд определенно не лез в горло, а торопливо спрятанная Стасом тетрадь не давала покоя. Стихи он, что ли, писать начал?
— Делай яичницу, — велел я, откладывая истекающий вареньем хлеб. Стас вздохнул, открыл холодильник и стал доставать с плетеных полок мелкие грязные яйца, брезгливо держа их кончиками пальцев. А я тихонечко пошел в комнату, запустил руку под диван, вытащил тетрадь и принялся читать…
Вы про меня ничего не знаете, если не читали книжки под названием «Сегодня, мама!», но это не беда. Эту книжку написали сразу два писателя, наверное, в одиночку не решились, и в общем не очень наврали. Кое-что присочинили, но в общем рассказали все как было. Это ничего. Я еще не видал таких людей, чтобы совсем не врали, кроме разве Кубатая и Смолянина да еще сфинксов, но они не люди. Про Кубатая — это генерал-герой, — про Смолянина и сфинксов рассказывается в этой самой книжке, и там почти все правда, только кое-где приврано. А еще эти писатели решили, что если в книжке два главных героя, то одного надо все время ставить в смешные положения и показывать каким-то недотепой. Не знаю, как они выбирали, над кем будут издеваться, может, спички тянули, только издевались в основном надо мной. А мой старший братец Костя все время оказывался таким умным и находчивым, что, прежде чем я дочитал до конца, я две книжки порвал на кусочки.
Только в этой истории никакого такого вранья не будет. И ничего смешного тоже, я уж постараюсь. Это будет зловещая книжка. Так что если кто-то хочет посмеяться, то пусть эту книгу не читает, а идет в магазин, покупает себе колбасу, ест ее и хихикает. А я буду писать серьезно и трогательно, как знаменитый детский писатель Игорь Петрович Решилов.
Недавно наши родители уехали в Антверпен, на конгресс археологов — борцов за палеоконтакт. Мы с Костей немножко надеялись, что они и нас возьмут. Но не получилось по финансовым соображениям, так папа признался. Про наши приключения в будущем никто не знает, а вот родители недавно откопали какую-то древнюю железяку и сразу стали знаменитыми. Вот их и пригласили на халяву.
Папа очень не хотел оставлять нас одних — он считает, что если дети остаются одни дома, то с ними непременно случаются всякие неприятности. Но мама, конечно, его переспорила. Она-то помнит, как достойно я проявил себя в Древнем Египте.
Так что мы родителей за границу отпустили. Папа ведь даже в прошлом не был, а уж на Венере и мама не бывала. У них было тяжелое детство: у мамы рабовладельческое, у папы — пионерское. Пусть отдохнут. Нам оставили в морозильнике котлеты и пельмени на неделю, деньги на молоко и хлеб — в пределах разумного, как сказал папа, — и попросили соседку тетю Клаву за нами присматривать. Ничего интересного пока не случилось, и я боюсь, что…
На этом месте, похоже, мое появление прервало Стасово творчество. Я спрятал тетрадь и покачал головой. Ну и Стас! Вот это да! Писателем решил заделаться! С чего бы это? Может, ему витаминов не хватает? Или от того, что я его футбольным мячом по голове стукнул? Бедняга…
— Я сготовил яичницу, — хмуро сообщил Стас, входя в комнату и подозрительно меня оглядывая. — Только она… не очень. Будешь есть?
— Буду, Стасик. — Оставив его в полном остолбенении, я вышел на кухню. Есть яичницу, приготовленную писателем, мне еще не доводилось, и я мужественно приступил к обеду. Ничего особенного, скажу вам. Яичница как яичница, подгорелая и несоленая.
Потом я вернулся в зал, сел рядом с притихшим и настороженным Стасом, и мы немножко поговорили на древнеегипетском. Это чтобы не утратить навыка и еще потому, что мы по маме скучали, хоть и не хотели друг другу в этом признаваться.
— Большая железная птица, в которую сели папа и мама, перенесла их над широкой-широкой рекой, — грустно сказал Стас. В древнеегипетском нет слов «самолет» и «океан», так что ему приходилось выкручиваться.
— И молодая рабыня-прислужница прошла по большой железной птице и накормила их ножками маленькой домашней птицы, — со вздохом подтвердил я. Слово «курица» я забыл, а может, и не знал никогда. — И мудрые погонщики железной птицы перегнали ее через большую-большую реку… Какую реку, Стас? Разве селение Антверпен находится на другом большом куске земли?
— Нет конечно, — признал Стас. — Но так красивее звучит…
И тут случилось ЭТО!
Что-то сверкнуло, грохнуло, нас качнуло на диване так, что сразу вспомнились мамины рассказы о землетрясениях. И перед нами появилась ДЫРКА! Не в стенке, а прямо в воздухе. В эту дырку было видно большое, заставленное книгами помещение, библиотека, наверное. А прямо перед нами стоял толстенький румяный дядька с лукавыми глазками на добродушном лице.
— Добрый вечер, мальчики! — вскричал он и хитро подмигнул.
Стас, наверное, вложил все свои умственные способности в написание романа. Он спросил:
— Вы кто? Если бандит, то у нас денег нет. Только варенье в холодильнике…
— Варенье? Отлично, — обрадовался бандит. — Знаете, после путешествия во времени так хочется сладенького.
— Так вы… — хором завопили мы.
— Из двадцать пятого века, — гордо сообщил дядька, утирая пот со лба. — Привет от Кубатая.
— От Кубатая? — Стас подался вперед и дрогнувшим голосом сказал: — Я знал, знал, старый друг — не ржавеет.
Тут он что-то явно напутал с пословицами, но я не стал смеяться, зная его восхищение генерал-сержантом, и пошел за вареньем. Выбрал банку малинового, оно самое вкусное и сладкое, вернулся и протянул дядьке. Тот взял банку, не высовываясь из своей дырки, и принялся пальцем отколупывать бумажную крышку.
— Вы заходите, заходите, — суетился Стас. — Чайку попьем!
— Не могу, — отхлебывая варенье прямо из банки, отозвался наш гость. — У вас нет этномагического поля.
— Какого? — удивился я.
— Этномагического. Я ведь не на машине времени прилетел, а более интересным методом воспользовался, — дядька небрежно показал на дырку.
Уточнять мы не стали, помнили, какая секретность там у них, в Департаменте. А дядька отставил пустую банку и сказал:
— Ну, ребята, вас, наверное, уже вопросы одолели?
— Да, — признался я. — Вы к нам как, отдохнуть или в командировку?
— В командировочку, — сладким голосом подтвердил он. — Кубатай в беде. Он зовет вас. Ему нужна ваша помощь, ребятки.
Стас охнул, но дядька не дал ему расслабиться.
— Ты, который пухленький, принеси-ка мне еще варенья, — попросил он.
Вот чудо из чудес: Стас не возмутился, а покорно пошел! Дядька же уселся на пол в своей библиотеке и почесал затылок.
— Думаю, нам надо познакомиться. Я — Манарбит. Знакомый Кубатая. Работали с ним вместе… транслятор чинили… да. Ты, как я понял, Костя, а это, — он ткнул пальцем в возвращающегося Стаса, — твой младший брат.
— Это не я его младший брат, — возмутился Стас, — а он мой старший брат!
— Логично, — согласился Манарбит. — Так вот, у Кубатая беда. Ему нужна ваша помощь.
— А что, путешествия во времени разрешили? — с надеждой спросил Стас.
— Нет, дети. Не разрешили. Но в ДЗР сложилась критическая ситуация. Помните остров Русь?
— Какой остров? — замялся я. А Стас важно подтвердил, ну прям словно он что-то помнит:
— Смолянин упоминал про какой-то остров, только ему было запрещено рассказывать.
— Это он и есть! — закивал Манарбит. — Остров Русь проклятый! Беда ДЗР-овская, горе-горюшко… Ты варенье-то давай, Стасик, а то небось тяжело держать…
И он рассказал нам про остров Русь, богатырей, князя Владимира, ученого Кащеева, который стал Кащеем Бессмертным, змеев горынычей, леших, боянов и прочую нечисть. Кубатай со Смолянином и местный богатырь Иван-дурак чуть было Кащея не победили, а магию его чуть не разрушили. Только стало им жалко, что все волшебство исчезнет, так что они магию сохранили, а Кащея в цепи заковали. Думали, удержат надолго. Куда там! Кащей уже через несколько месяцев от цепей освободился. Он мужик хитрый, все это признают…
— У вас в будущем и волшебство есть? — обрадовался я. — Драконы, богатыри, Кащей?
— В будущем все есть, — гордо сказал Манарбит. — Будущее светло и прекрасно. Так вот, мальчики, Кащей решил такое сотворить, что еще ни один злодей в мире не делал!
Манарбит торжественно помолчал, прожевал ягоды (на этот раз варенье было вишневым), потом ловко выплюнул косточки в стоящую на нашем журнальном столике греческую амфору. Пролетая сквозь дырку во времени, косточки красиво заискрились. А Манарбит обвел нас взглядом и шепотом продолжил:
— Кащей решил извести какого-нибудь знаменитого человека в прошлом. Чтобы ход истории нарушился и весь мир погиб.
— Он же и сам тогда погибнет! — заявил Стас. Временами у него бывают удачные мысли.
— Ну и что? — отпарировал Манарбит. — Он такой злодей и пакостник, что ему себя не жалко! К тому же Бессмертный он, неуязвимый и неубиваемый. Решил проверить, уцелеет ли.
Наступило тягостное молчание, только Манарбит громко прихлебывал. Я побежал за новой банкой. А когда вернулся, то первое, что увидел, — как Стас, подпрыгивая, спорит с Манарбитом.
— Вовсе мы не знаменитые! — вопил он. — И еще неизвестно, чей потомок сфинксов создал — мой или Костин!
— Значит, Кащей вас обоих уничтожит, — грустно сказал Манарбит, просовывая сквозь дырку руку и выхватывая у меня падающую банку.
— Кащей нас убить решил! — сообщил мне Стас, обрадовавшись, что я не слышал этой новости. — Представляешь? Кащей Бессмертный за нами охотится!
— Ну и как он это сделает? — засомневался я. — Мы-то в двадцатом веке, а он — в двадцать пятом! А машины времени у него нет.
— Зачем Кащею машина времени? — засмеялся Манарбит. — Он же волшебник! Понимаете — волшебник! Куда хочет, туда и попадет.
— Так что же делать? — спросил я, стараясь не смотреть на Манарбита, а то у меня губы начинали слипаться.
— Прятаться. Вы сейчас отправитесь в будущее, и я вас так спрячу, что даже Кубатай не найдет. Это будет самым надежным.
— А как мы в будущее попадем? — полюбопытствовал Стас.
— Проще пареной репы! — заверил Манарбит, потирая руки. — Шагайте ко мне. Вот так, вот так…
Мы, словно загипнотизированные, двинулись к дырке. Наверное, очень уж нам хотелось в будущем снова побывать. И когда подошли к самой границе настоящего и будущего, Манарбит цепко схватил нас за грудки и проворно втянул к себе, только волосы дыбом встали от электричества. Мы ввалились в библиотеку, которая оказалась очень большим мрачным залом со сводчатым потолком.
— Это как? — обалдело спросил Стас. — Это что?
— Это магическая Дырка во Времени! — гордо сказал Манарбит.
Мы не сразу нашлись что ответить. Потом я спросил:
— Так вы волшебник, как Кащей Бессмертный?
— Почему «как»? — давясь от смеха сказал Манарбит. — Я и есть Кащей!
Зал осветился бирюзовой вспышкой, завыл ветер, и симпатичный дядька, вытянувшись ростом чуть не до потолка, посерев и осунувшись, вскричал страшным низким голосом:
— Добро пожаловать в замок Кащея Бессмертного! Ха-ха-ха!
— Вы нас обманули! — завопил Стас.
— Нет! — крикнул в ответ Кащей, ухохатываясь. — Я же ни разу вам не соврал! Вот смеху-то! Меня и вправду Манарбит зовут! И с Кубатаем я знаком! Я не врал! И еще варенья на халяву нажрался! А вы попались! Попались!
«Вот влипли!» — подумал я. Кащей Бессмертный — это, конечно, персонаж сказочный, и бояться его вроде бы незачем. Иван-дурак Кащея всегда побеждает.
Но мы-то не Иваны. И не дураки, кажется.
А Кащей тем временем вновь принял свой прежний, не такой грозный, вид и сказал:
— Короче, мальчики, допрыгались. Теперь — делать нечего, придется вам выполнять все, что прикажу.
— Типа? — спросил Стас.
— Типа… идти за мной, — ответил Кащей и пошел к двери.
Но мы не сдвинулись с места. Остановился и Кащей:
— Ну?
— А если не пойдем? — спросил я.
— Тогда превращу в кого-нибудь. В черепах, например.
Стас толкнул меня в бок:
— Костя, хочешь быть черепахой?
— Конечно! — вскрикнул я как мог обрадованно. — Они, во-первых, живут сто лет, а во-вторых, под водой, там интересно.
Кащей оторопело нас разглядывал, пытаясь понять, шутим мы или нет.
— А в тараканов можете? — продолжал блефовать Стас. — Хочется тараканом побыть или еще каким-нибудь насекомым. В любую щелку пролезешь, столько нового увидишь…
«Только не бросай меня под ракитов куст», — подумал я. Неужели Кащей такой тупой?
— Хе-хе, — засмеялся, словно закашлялся, Кащей. — «Побыть», говоришь. Да не побыть, а насовсем.
— Насовсем не выйдет, — уверенно заявил Стас. — Придет Иван-дурак, найдет яйцо, в нем иглу, иглу сломает — тут тебе и смерть. А с ней и чары спадут.
— Не придет! Не найдет! — заорал Кащей в ярости, но тут же остыл и сказал заискивающе: — Ну ладно, ребятки, пойдем, а?
— Ты нас сначала напои, накорми да спать уложи как положено, — потребовал Стас, — а завтра уж поговорим.
— Времени нету, — ответил Кащей, почти оправдываясь. Потом нахмурился, что-то в уме прикинул и сообщил: — Накормить-напоить — это пожалуйста. Но до завтра ждать не будем.
— Ладно, корми, — согласился Стас, — там посмотрим.
Кащей злобно зыркнул на него глазами, но спорить не стал, а взмахнул руками, что-то прошептал, и стол посреди библиотеки заискрился от множества появившихся из ниоткуда блюд.
Мы уселись. Признаться, самостоятельная жизнь заставила меня проголодаться, но абсурдность происходящего несколько сбила аппетит. Стас же с ходу принялся уплетать куски печеного поросенка, запивая их квасом. Потом нагло заявил:
— А медовухи нет?
— Молод еще медовухой-то баловаться, — обрезал Кащей и мечтательно сказал: — Вот они сидят, двое вредных пацанов. Вот они сидят в моем грозном замке! Как же мне расправиться с ними, чтобы погубить весь мир? Как расправиться с мальчишками, которых я так ловко заманил к себе? Об этом стоит подумать.
Стас хихикнул, чуть не подавившись свининой, мне тоже стало веселее. Кащей выглядел таким идиотом, что угрозы его только забавляли.
— Я мог бы превратить их в поросят, зажарить и съесть. О, я мог бы это сделать! Или не превращать и не жарить, а съесть сырыми…
Он говорил, посверкивая на нас подслеповатыми глазками, а у меня внезапно появился аппетит. Я взял себе полную тарелку салата, опрокинул его в блюдо с жареной щукой, подвинул к себе и принялся обедать.
— Да, я мог бы их съесть, — бредил Кащей, — или вырвать сердца у них из груди и вложить туда сердца из камня. Я мог бы сделать их своими маленькими слугами, если бы вложил им сердца из камня…
— О, преврати меня, — давясь сказал Стас, — в поросенка! Мне кажется, что ничего на свете не может быть хуже каменного сердца!
— Угу, — согласился я. Рыба была замечательная. Я раньше никогда щуку не ел, да и видел ее только на картинках. Оказывается — вкусно. Костей только много.
Кащей Бессмертный достал из кармана маленькие круглые очки (как у Джона Леннона, я у папы портрет видел) и надел.
— А может, посадить их в башню, чтоб они умерли с голоду? — спросил он себя. — Не нужны мне свиньи, не нужны мне слуги! Да, посажу-ка я наглых пацанов в Голодную Башню, пусть подохнут с голодухи.
Он начал прохаживаться взад-вперед, погруженный в свои думы. Новая идея нравилась ему все больше и больше.
— Да, я заточу их в Голодную Башню! — бормотал Кащей. — Потом приду — а они уже померли! Кости попинаю… плюну на них… Люблю я это дело — на тех отвязываться, кто постоять за себя уже не может.
Стас принялся украдкой запихивать в карманы пирожки, за пазуху — фрукты, а в рот — все новые и новые порции поросенка.
— Ешьте-ешьте, перед голодной смертью, — милостиво позволил Кащей. Я по примеру Стаса тоже принялся наедаться впрок.
— А чем нам заниматься-то в башне? — Стас наглел все основательнее. — Дай хоть книжку почитать!
Кащею слова Стаса явно чем-то понравились. Он кивнул и сказал:
— Дам. Ох нравитесь вы мне, ребята! Даже жаль убивать…
— Так не убивай, — решил я подстраховаться.
— Да нет, надо…
— А чем это, интересно, нравимся? — недоверчиво спросил Стас, переставая жевать и уставившись на Кащея.
Тот под его взглядом поежился и сказал:
— А тем, что вредные. Почти как я.
— Ты нас еще плохо знаешь, — пригрозил Стас и продолжил трапезу. Кащея его слова задели за живое:
— То есть как, вреднее меня? Вот наглец! Я же злодей, похититель невинных девушек, людоед, садист, истерик и даже занимаюсь литературной критикой!
— Ну, до девушек мы еще не доросли, — признал Стас, — а в остальном… Ха, критик. Ты бы мое последнее сочинение почитал… Я там пишу, что Лев Толстой был французским шпионом и в тексте «Анны Карениной» зашифровал секретные донесения для начальства.
Кащей тихонько икнул. Неуверенно предположил:
— Но ведь нельзя же так… голословно… основания надобны…
— Французский больно хорошо знал, — объяснил Стас.
Подумав минуту, Кащей радостно заявил:
— Толстой еще и полинезийским шпионом был!
— Почему? — настала очередь Стаса удивляться.
— Босиком ходил!
— Способный ученик! — Стас привстал и похлопал Кащея по плечу. Тот понял, что подставился, и скрипнул зубами:
— Все равно я хуже!
— Да, да, — снисходительно подтвердил Стас.
— Побывал бы в моей шкуре, поносил бы на совести тяжесть злодеяний неслыханных, плач жертв замученных — разревелся бы! — грозно прошептал Кащей. Мне вдруг стало не по себе.
— Побывал бы в моей, походил бы в школу, поучил бы уроки — от страха бы помер, — отпарировал Стас.
Кащей запыхтел и явно собрался что-то сказать, когда я, чтобы разрядить обстановку, встрял в разговор:
— Книжки дай почитать, обещал ведь.
Стас посмотрел на меня таким взглядом, что я понял — что-то сделал не так, зря помешал. Но было уже поздно. Кащей с готовностью прервал спор и спросил:
— А вы книжки какие любите? У меня — вот… много.
— Все любим, кроме сказок, — заявил Стас. — Особенно русско-народных.
— У меня всякие есть, — гордо сказал Кащей. — Сейчас составим вам культурную программку…
Он направился к стеллажам. Я крикнул вслед:
— А фантастика есть?
— Наверное, — пожал плечами Кащей. — Я давно уже не читаю, буквы почти забыл…
— А говоришь — литературный критик! — укоризненно произнес Стас.
— Это не мешает, — захихикал Кащей. — Критик — не читатель… Так… Что же вам дать на прочтение перед смертью?
— Вот дурной, — шепнул я Стасу.
— Точно, — согласился Стас. — У тебя карманы пустые?
— Да.
— Насыпь вон тех конфет… Как ты думаешь, нас спасут или мы сами из башни убежим, возьмем волшебный меч и замочим Кащея?
— Спасут. Мне его жалко убивать.
— Мне тоже… Значит, Кубатай спасет. — Стас потупился и добавил: — Может, пойдем в ДЗР работать?
— Подумаем, — решил я.
…Толком подумать мы не успели. Кащей бухнул на стол пачку пыльных томов и гордо заявил:
— Вот!
Мы со Стасом принялись разглядывать книги. Их было семь. Я прочел названия. Это оказались: «Справочник юного энтомолога», «Мать», «Цемент», «Госпожа Бовари», «Физика для всех», «Как закалялась сталь» и «Словарь ненормативной лексики русского языка». Прочитав последнее название, Стас озадаченно глянул на меня, а затем открыл словарь на букве «Ю». Прочел что-то. Покраснел. Интересно, что за слово-то могло быть?
— Ты что, гад, издеваешься? Где фантастика?
— А нету? — сконфуженно спросил Кащей.
Я покачал головой.
— Щас, щас еще подберу, — затараторил Кащей.
— Ну нет, — решил Стас, — мы сами выберем. Пошли, Костя.
И мы стали рыться в книгах. Тут и вправду было все. Стас принялся отбирать стопку фантастики. Помирать с голоду он явно решил долго и содержательно. Вначале он набрал всяких разрозненных томов, потом наткнулся на полное собрание сочинений Жюля Верна и попробовал унести его. Но Жюля Верна сменил Герберт Уэллс, а вскоре и Уэллс был водворен на полку, зато Стас завладел собранием своего любимого детского фантаста Решилова. Его он хоть и с натугой, но мог унести.
— Пойдем голодать, Стас, — потянул я его за руку.
— Погоди, — отстранился он. Его глаза блестели жадным огнем. — Вдруг еще чего найдем?
И тут он увидел, как Кащей, стараясь не шуметь, подсовывает под обломанную ножку платяного шкафа какой-то том.
— Ага! — взревел Стас и бросился к шкафу. — Так и думал! Самое интересное прячешь, да?
Я кинулся за братом. Тот принялся вытягивать книгу из-под шкафа, и вдруг Кащей подобострастно заявил:
— Бери, бери, только в шкафу не ройся…
— Хитрый, да? — и Стас немедленно ринулся в темноту шкафа. Кащей ловко закрыл за ним дверцу, и я услышал испуганный вскрик брата.
И тишина. Только мелкое хихиканье Кащея:
— Ой уморил! Ой какой глупый!.. Решили Кащея обхитрить… Ой умора. В Голодную Башню, ха-ха!
— Где Стас? — сжимая кулаки, крикнул я.
— В шкафу! — с готовностью заявил Кащей. — Загляни…
— Не буду! — Я сообразил, что сейчас сгину вслед за Стасом, и отбежал. Но Кащей с неожиданной ловкостью бросился за мной, схватил за воротник рубашки, на пухлых ручках вздулись арбузы мускулов — и зловеще сказал:
— Я и вправду бы вас съел или на кусочки порезал. Только кое-что позабавнее придумал…
И он понес меня, держа перед собой, как котенка. Я несколько раз лягнул коварного злодея, но он этого словно и не заметил. Он поднес меня к шкафу — и пинком отправил внутрь.
Я летел вперед, будто за шкафом была пустота. Самым обидным было то, что за спиной слышалось затихающее хихиканье Кащея. И вдруг в глаза ударила яркая белизна. Такая яркая, что я зажмурился от боли в глазах.
…А когда открыл их, понял, что лежу в снегу. Было ужасно холодно. Я поднялся на ноги и тут же провалился по колено. То, что я увидел, повергло меня в ужас. Ровный сверкающий снежный наст распростерся до горизонта. Я огляделся. Все то же, куда ни глянь. Только повернувшись кругом, я обнаружил некоторое разнообразие в этой белизне: серым пятном шагах в пяти от меня лежал Стас. Снег вокруг нас был нетронут, словно мы упали с неба. Я испугался и хотел было уже позвать брата, но тут он шевельнулся и поднял голову.
Глава четвертая,
в которой Холмс проявляет то поистине английское упрямство, то поразительную прозорливость, то — ужасающий цинизм (Рассказывает доктор Ватсон)
— Друг мой, — обратился ко мне Шерлок, когда Мак-Смоллет и Кубату закончили свой рассказ о колдуне Кащее Бессмертном, решившем погубить весь мир. — Приходилось ли вам ранее выслушивать подобный бред?
— Не приходилось, — признался я.
— Однако, к сожалению, все то, что мы с вами пережили в последние часы, неопровержимо доказывает правоту наших потомков.
— Да, доказывает, — вынужден был согласиться я.
— Что ж, — сказал Холмс, — детей надо выручать. Из того, что я услышал, следует, что под шкафом должна была лежать та самая книга, в которую Кащей их отправил…
— Ее там не было, — грустно сказал Кубату. — Кащей — осторожный, вынул, наверное…
Холмс задумался.
— Предлагаю провести следственный эксперимент, — произнес он наконец. — Допустим, что злоумышленник действовал не по заранее обдуманному плану, а импровизировал. Вот вы, мой друг, — обратился он ко мне, — вы будете старшим из мальчиков. А вы… — он замялся, забыв имя (видимо, сказывалась нехватка кокаина). — Вы, лысый, — младшим.
— Верное решение, — кивнул Кубату, сумев, как истинно интеллигентный человек, не заметить бестактность, — у нас всегда со Стасом родство душ ощущалось.
— А вы, — Шерлок кивнул Мак-Смоллету, — будете Кащеем.
— Всегда так, — заныл тот. — Как Кащеем, так сразу я…
— Не горюй, добрый молодец, — хлопнул его по плечу Иванду, — помоги спасти землю Русскую.
— И не только, между прочим, русскую! — одернул негра Холмс. — Так вот, вы трое должны удалиться из этой комнаты, затем быстро войти и, двигаясь к этому магическому шкафу, вести непринужденную беседу. Когда поравняетесь со шкафом, то вы, дети, — Холмс строго глянул на нас с генералом, — начнете наивно и беззаботно озираться по сторонам. А вы, сэр злодей, — ткнул Холмс пальцем в лжешотландца, — как бы невзначай возьмете первую попавшуюся книгу и подсунете ее под шкаф. Существует немалая вероятность, что это будет именно та книга.
— Как-то не слишком это научно… — начал было Кубату, но Холмс перебил его:
— По-научному сами будете следствие вести, а раз обратились ко мне, положитесь на чутье сыщика.
Мы вышли из дверей библиотеки, а затем вновь вошли и двинулись к шкафу. Мак-Смоллет затеял непринужденную беседу.
— …Так вот, кенты. Яйца золотые — штука незаменимая.
— О да, — поддержал его Кубату, — есть в этом образе нечто фаллическое. Вы только вслушайтесь, как звонко это звучит: «золотые яйца».
Слегка недоумевая, но понимая ответственность момента, поспешил подыграть им и я:
— Лично мне такие яйца показались бы излишне щегольскими и чересчур тяжелыми…
Тем временем мы поравнялись с приоткрытой дверцей шкафа. Мак-Смоллет, повернувшись спиной к полкам, незаметно нащупал какой-то том и сунул его под шкаф.
— Вперед, друзья! — вскричал Шерлок, и мы гуськом, один за другим, вбежали в пыльную темноту. Постояли секунду, потом Кубату взволнованно приказал: — Назад, товарищи!..
— Вот они! — сдавленным полушепотом крикнул Холмс, указывая на две мальчишеские фигуры впереди, бегущие по узенькой улочке полуночного городка, где мы вдруг оказались.
Мы кинулись вслед, однако на самой окраине потеряли отроков из виду. Место было глухое, за городом простиралось кладбище. Осторожно, дабы суетой не обидеть прах усопших, двинулись мы меж гранитных надгробий и крестов. Однако все попытки обнаружить мальчиков были тщетны.
Вдруг невдалеке от нас послышались возня и сдавленная ругань. Мы двинулись на звук, и вскоре перед нами открылась следующая картина.
Возле свежевыкопанной могилы зловеще чернел открытый гроб. Луна освещала бледное лицо мертвеца. Рядом стояли трое. Один из них что-то яростно кричал другому. Тот, на кого кричали, внезапно сделал короткий удар и свалил им противника на землю.
Мы крадучись приблизились настолько, что уже могли расслышать слова, которые выкрикнул третий:
— Эй вы! Я товарища бить не позволю!
Выкрикнув это, он кинулся на ударившего, и они сцепились в рукопашной. В это время сбитый с ног поднялся, и в руке его блеснул нож. Один из дерущихся ударил другого поднятой с земли доской, но тут же нож третьего вонзился ему в грудь.
Мак-Смоллет тихонько ойкнул и зажал рот перчаткой.
В это время на луну набежали тучи и покрыли мраком страшную сцену. Но глаза уже привыкли к тьме, и вот тут-то совсем рядом с нами, но явно нас не замечая, из-за надгробий выскочили два мальчика и без оглядки бросились бежать. Мы кинулись за ними.
Они сразу далеко оторвались от нас, а еще через несколько минут мы напрочь потеряли их.
Запыхавшись, мы бежали вслепую мимо деревянных домишек окраины. Лаяли проснувшиеся сторожевые псы. Но вот луна вновь выглянула из-за туч, и в ее мертвенном свете мы смогли увидеть, как две мальчишеские фигурки юркнули с дороги в какую-то совсем уж развалившуюся хибару.
Когда мы добрались до нее и, подойдя на цыпочках вплотную, прислушались, из-за стены доносился дрожащий детский голос:
— Гекльберри, как ты думаешь, что из всего этого будет?
— Если доктор Робинсон умрет, думаю, выйдет виселица.
— Да не может быть!
— Уж это наверное, Том.
Голоса смолкли. Я с удивлением заметил, что строгое лицо Холмса просветлело, озарилось поистине младенческой радостью. Он осторожно заглянул в окошко, вздохнул, а потом, сделав нам знак рукой, на цыпочках отошел от хибары. Мы последовали за ним. Оказавшись на приличном расстоянии от строения, Холмс шепотом спросил наших спутников:
— Как, вы говорили, зовут детей?
— Костя и Стас.
— Отсюда следует, джентльмены, что я все же ошибся в способе выбора книги.
Я как всегда поразился прозорливости своего друга и способности его к трезвой критической самооценке. А он продолжал:
— Поэтому предлагаю вернуться. Для этого нам необходим шкаф. Какие будут предложения?
— Единственный выход, — заявил Кубату, утирая с лысины пот, — зайти в первый попавшийся дом.
— Не, — отозвался негр, — по морде получить можно.
Мак-Смоллет опасливо покивал.
С ними согласился и мой гениальный друг:
— Есть подозрение… точнее, уверенность, что мы находимся в Америке в начале девятнадцатого века. А тут с непрошеными гостями не церемонятся.
Переговариваясь, мы медленно побрели по дороге к центру городка.
— Эврика! — прошептал Шерлок, уставясь на дверь небольшого каменного строения. Вглядевшись, я понял, что это церквушка.
— Тут нет никого, а уж шкаф-то найдется, — объяснил свое возбуждение Холмс и, подойдя к двери, принялся ковыряться в замочной скважине вынутой из кармана штуковиной.
— Холмс! — вскричал я. — Это святотатство!
— Спокойно, Ватсон, — ответил он невозмутимо. — Я, как вам известно, атеист. К этому мировоззрению я пришел с помощью методов дедукции и индукции. Если Бог есть, то он должен был бы сам наказывать воров и убийц. Значит, если Бог есть, то не нужен был бы я — сыщик. А раз я есть, значит, Бога нет.
Я просто онемел от такого цинизма.
Рыжий Мак-Смоллет уважительно наблюдал за действиями Холмса. Когда дверь наконец со скрипом отворилась, он присвистнул:
— Люблю специалистов! Где это вы научились?
Иванду ответил за Холмса:
— С кем, брат, поведешься, от того и наберешься.
В полутьме, проследовав через проход между рядами скамей, мы поднялись по лестнице на хоры и там действительно обнаружили платяной шкаф с висящими в нем одеяниями певчих. Не раздумывая более, мы по очереди полезли в него. Я стоял предпоследним, замыкал отступление негр.
Вдруг маленький зал осветился неровным огоньком свечи.
— Кто здесь?! — опасливо осведомился вошедший с подсвечником в руке. Судя по одежде, это был священник.
— Быстрее, — крикнул я Иванду и прыгнул вперед. Тот последовал моему примеру, и через мгновение мы вывалились на пол Кащеевой библиотеки.
— Стой, Джим! Господь покарает тебя! Я скажу вдове, и тебя продадут на Юг! — успел я еще услышать крик священника.
Интересно, за какого Джима приняли Иванду? Но этого я не узнал, так как вновь оказался в замке Кащея. Холмс стоял рядом с опасно накренившимся шкафом, любовно поглаживая вытащенную из-под ножки книгу. «Приключения Тома Сойера», — прочитал я на обложке и сразу все понял. Как же, известный юмористический романчик…
— Печально, печально, — Кубату прошелся по библиотеке, подозрительно поглядывая на отобранную Холмсом стопку книг. — Что мы имеем? Побывали в двух Вымышленных мирах, детей не нашли. Бесцельно потраченное время.
— Почему же бесцельно? — возмутился Холмс. — Все было интересно и, не побоюсь сказать, поучительно. В детстве книга о Томе Сойере оказала на меня огромное влияние! Особенно продолжение, «Том Сойер — сыщик». Том блестяще применяет дедуктивный метод, который я впоследствии развил.
Помолчав немного, Холмс смущенно добавил:
— Я и детективом-то решил стать, подражая мистеру Сойеру. Вот. Никогда никому в этом не признавался…
Шерлок достал трубку и нервно закурил. Кубату и Мак-Смоллет смущенно переглянулись, Иванду крякнул. Я подошел к Холмсу, положил руку ему на плечо и тихо сказал:
— Не смущайтесь, друг мой. Я ведь тоже… врачом стал, начитавшись «Доктора Дулитла».
— А я… я… — Кубату сглотнул комок в горле. — Я генералом-диверсантом стал, потому что в детстве «Семнадцать мгновений весны» прочитал. Хорошая книга, душевная. Я потом еще продолжения пробовал писать: «Восемнадцатое мгновение весны», «Девятнадцатое…»
— Я, — пробасил внушительно Иванду, — как грамоте обучился, так сразу бояна французского, Дюму, читывать стал. Вот… — Он сокрушенно развел руками. — Дочитался.
Мы все повернулись и уставились на Мак-Смоллета. Тот смущенно заерзал:
— Ну… а чего… нормально. Меня в детстве орфографический словарь потряс. Слов много, все разные… Стал переводчиком.
— Друзья! — Кубату обвел нас большими влажными глазами. — Возьмемся за руки, друзья! Всех нас книги наставили на путь истинный! Всем лучшим в нас мы обязаны книгам! Книга — лучший учитель! Книга…
— Лучший подарок! — радостно встрял Мак-Смоллет. Кубату поперхнулся, закашлялся и неуверенно предложил:
— Может, это… отдохнем, поспим…
Я был с ним согласен, однако Холмс почему-то придерживался иного мнения.
— Скажите, генерал, — обратился он к Кубату, — а можем ли мы отдохнуть в Вымышленном мире? Выспаться, покушать, попутно разыскивая юных джентльменов?..
— Попал в цвет, — поддержал Холмса Мак-Смоллет.
— Ребятам, конечно, трудно, но и мы устали… — почесал затылок генерал. — Холмс, вероятно, у вас есть и более серьезные аргументы в пользу этого плана?
— Есть. Этот черный маг, Кащей Бессмертный, он на свободе?
— Да, скрывается, и где — неизвестно, — признал Кубату.
— Так вот, — продолжал Шерлок, — что, если негодяй вернется в свой замок и нападет на нас, пока мы спокойно спим?
Все переглянулись. Я, хоть и не мог до конца поверить в волшебство, спросил:
— Кубату, а у вас есть… э-э-э… защита против магии? Заклинания, амулеты, молитвы?
— Как вы уже убедились, дорогой Ватсон, — сухо ответил Кубату, — нет.
— Значит, мы в опасности, — заключил Холмс. — Несмотря на ум генерала, отвагу и силу Иванду, находчивость Мак-Смоллета, а также наши скромные способности — угроза от Кащея остается. Не лучше ли нам ночевать в Вымышленных мирах?
— Там тоже опасно… — уже соглашаясь, сказал Кубату. — И магия порой бывает…
— Но не такая черная! — Холмс заявил это, не заметив, как насупился и помрачнел Иванду. Порой мой гениальный друг бывает несколько бестактен.
— Ладно, — решил Кубату. — Давайте взглянем, куда направимся на ночлег…
Он подошел к стопке книг, выбрал одну. Удивленно наморщил лоб.
— А это еще что за книга? Авторы незнакомые…
Повертел книгу в руках и сказал иронически:
— Ну а название-то… «Сегодня, мама!» Книги надо называть по-другому, интригующе и экзотически. Скажем: «Тегеран, сорок пять минут первого ночи…» Так, о чем здесь пишут-то?
Раскрыв книжку, Кубату с выражением прочитал:
Между тем наши собеседники окончили короткое совещание, и оранжевоголовый откашлялся.
— Давайте знакомиться, детишки, — сладким голосом сказал он. — Я дядя Смолянин, младший майор космофлота Земли, переводчик.
— Земли? — ахнули мы с братом.
— А он, — Смолянин сделал жест в сторону зелено-белого, — генерал-сержант Кубатай, командующий космофлотом, лицо особо важное.
Выдержав короткую паузу, он добавил:
— На вид он — хитрый перец. Но душа у него добрая, ребятишки.
Не знаю, чем этот незатейливый отрывок так поразил Кубату и Мак-Смоллета. Кубату застыл с открытым ртом, а Мак-Смоллет отступил на шаг и прикрыл голову руками.
— Так… — прошептал Кубату. — Это… что… как же так? О ком?
— Мне кажется, — сухо сказал Холмс, — что в этом отрывке говорится о генерале Кубатае и переводчике Смолянине. Что-то мне напоминают эти имена, джентльмены…
И тут меня осенило. Пользуясь дедуктивным методом моего друга, я сделал великое открытие раньше, чем он сам!
— Кубату! — заорал я. — Вы не Кубату, вы Кубатай! А Мак-Смоллет — это Смолянин! Я разоблачил вас!
Холмс страдальчески посмотрел на меня: видимо, своей догадливостью я уязвил его честолюбие. Сказал:
— Бесспорно, бесспорно. Ватсон прав. Так что же вы нам скажете, джентльмены?
Кубату по-прежнему смотрел в пространство и бормотал:
— Как… что… я — хитрый перец? Я, генерал-сержант, диверсант, герой, и — хитрый перец?
— Но душа у тебя добрая! — пискнул Смолянин. — И вообще все неправда, я такого не говорил!
На нас и на негра Кубату-Кубатай и Мак-Смоллет-Смолянин никакого внимания не обращали.
— Я… я же к тебе как к родному… как к сыну приемному… как к брату названому… как к другу-диверсанту относился, — шептал Кубатай. — А ты меня — «перцем», да еще «хитрым», при ребятах… Предатель…
— Джентльмены, джентльмены, — замахал руками Шерлок. — Спокойно! «Хитрый перец» — это вовсе не обидно, это даже в чем-то лестно! Успокойтесь!
Как ни странно, но замечание Холмса оказало свой эффект. Кубатай посмотрел на него и спросил:
— Вы и вправду так считаете, Холмс?
— Конечно, — не моргнув и глазом сказал Шерлок. — Все в порядке. Объясните лишь, каким образом вы — реальные люди — оказались в книге?
Кубатай потряс томик, задумчиво предположил:
— Ну… Очевидно, ребята рассказали о своих приключениях в двадцать пятом веке и какие-то предприимчивые авторы написали строго документальную книгу. Книгу издали, она… — Кубатай постепенно воодушевлялся. — Пользовалась огромным успехом, прожила века, попала и в библиотеку замка… Вот только чего я ее раньше не читал?
— Книг много, — вздохнул Смолянин. — Я вот старые книги собираю, уже много-много собрал, а все время новые попадаются.
— Да, ты прав… Вот тут еще одна повестушка, называется… ха… «Остров Русь»… Да-с… — Кубатай осторожно полистал томик, подозрительно вглядываясь в страницы, лукаво покосился на Смолянина, прочел:
«В этот миг дверь отворилась и на пороге показались двое — Кубатай с оголенной сабелькой в руках и Смолянин, понурый, держащийся, словно баба на сносях, за поясницу.
— Кащей, он же — Кащеев, он же — Манарбит! — вскричал Кубатай. — Именем верховного правительства Земли, вы арестованы!
— Что ж, — вздохнул Кащей, — рано или поздно это должно было случиться…»
— Помню-помню, — закивал Иванду. — Было, пленили мы ворога, а потом… Что ж дальше-то не читаешь, мудрец?
— Зачем, зачем читать? — засуетился Кубатай. — Да, отпустил я его, но ведь и ты поддержал, Иван… Так, а что еще тут интересного есть…
— Стоит ли отвлекаться? — Холмс похлопал Кубатая по плечу. — В данную книгу Кащей Бессмертный детей прятать не стал бы.
— Почему?
— Элементарно, Кубатай… позвольте называть вас подлинным именем? Отправив детишек в Вымышленный мир, где действуете вы — их отважные защитники, он ничего бы не добился. Значит, мальчики спрятаны в ином мире.
— Верно, — вздохнул Кубатай. — Ладно, отправимся еще куда-нибудь. Но знаете, Холмс, мне кажется, что вы сбили меня с интересной мысли… нет, уже забыл. Суньте какой-нибудь том под шкаф.
И мы вновь ринулись навстречу приключениям…
Глава пятая,
в которой на сцене появляется вещий мужичок
Потирая руки от удовольствия, Кащей прошептал заклинание, взмахнул руками, плюхнулся в возникшее позади него кресло-качалку и принялся ждать. Как выглядит конец света, он представлял смутно, но в том, что зрелище предстоит достойное, — уверен был.
Минуты шли, а материя мира почему-то все не расползалась по швам, не налетал разноцветный электрический смерч, сметающий с земли города и страны, не накатывала невесть откуда взявшаяся черная и густая волна небытия…
Улыбочка на устах Кащея поблекла, его раскачивания в кресле взад и вперед становились все более нервными и яростными, пока наконец, качнувшись особенно круто, он не перекувыркнулся вверх тормашками, опрокинувшись вместе с креслом на пол.
Бормоча проклятья и ругательства, он вскочил на ноги и принялся расхаживать от стены к стене библиотеки. Так и не дождавшись исчезновения ВСЕГО, он внезапно остановился и ясно произнес в пыльной тишине:
— Как же так?!
И тут же ответил себе сам:
— Их вернули! Их вернули ДЗР-овцы, кто же еще мог это сделать?! Смолянин и Кубатай — только они, проклятые, по острову шастают! Шастают да супротив меня козни вершат. А если даже и не они помешали, то только через них можно выяснить, кто это сделал. Выяснить и пресечь. Но как их найти?!
Покопавшись в широких карманах кафтана, Кащей выудил оттуда зеркальце наподобие того, что у Марьи-искусницы имелось, и вскричал:
Свет мой, зеркальце, скажи…
Или лучше покажи
(Без кокетства и утайки)
Смолянинку с Кубатайкой.
Зеркальце затуманилось, пошло рябью… и потухло. Кащей решил, что такой неверный итог его стараний связан с неудачной формулировкой приказа: то ли зеркальце не умеет работать «без кокетства и утайки», то ли оно не реагирует на уменьшительно-ласкательные формы имен искомых басурманов. Кащей поднапрягся и выпалил другое четверостишие:
Волю выполни мою,
А иначе — разобью:
Покажи мне Смолянина
С Кубатаем-осетином!
Зеркальце вновь честно попыталось выполнить его приказ, затуманилось, пошло рябью… и погасло опять.
— Проклятье! — простонал Кащей и тут только вспомнил, что сам же в целях конспирации наложил на все волшебные зеркала острова необратимое заклятье.
Шмякнув в сердцах бесполезную стекляшку об пол, так, что только острые брызги рассыпались в стороны, Кащей сплюнул и процедил сквозь зубы:
— Все равно найду.
…В княжецких палатах царило уныние. Расхворалась племянница Владимирова да жена Добрыни Никитича — Забава Путятишна. Что за хворь окаянная напала на нее, никто сказать не мог — ни лекари, ни бояны, ни даже Гакон — толстый бестолковый поп, на смену Гапону пришедший. Ясно было и неспециалисту, что скрутило ее знакомое уже царскому двору несмеянство, да в острейшей форме. Третью уж неделю лежмя лежала Забава на перинах пуховых, приговаривая лишь:
— Тошно мне… Ох тошно!..
Владимир с ног сбился.
Тут-то и появился в палатах его гость незваный, однако долгожданный — лохматый да бородатый мужик в лаптях. Пав пред князем на колени, вскричал мужик:
— Я — Гришка Распутин, святой старец! Лучшая водка моим именем прозвана да песенка заморская про меня сложена! Дозволь, Красно Солнышко, племяшку твою осмотреть да излечить по возможности!
— Чего ж не дозволить, валяй, — согласился Владимир. — Однако признайся, прохиндей, откуда о хвори-то ее ведаешь?
— Да как не ведать, княже?! Вся земля Русская стонет от вести сей горестной!
— Серьезно? Лестно мне это, лестно… Ну ладно, дерзни. Коли излечишь Забаву, богато, Гриша, одарен будешь. А уж коль не излечишь, не обессудь, головы лишишься.
— По рукам! — согласился Григорий. — Давай-ка, княже, поскорее сведи меня к ней, а то, не ровен час, отдаст она, сердешная, Богу душу, меня не дождавшись…
— Типун тебе на язык, Григорий! — всполошился князь и заторопился было, но тут же и осекся: — Не получится быстро. Забава-то с Добрыней на той половине царства живет, что я Емеле с Несмеянушкой на свадьбу презентовал… Покамест в отделе режима паспорт заграничный оформят, пока таможню пройдем…
— Развел ты, княже, бюрократию, — нахмурился Григорий. — Помрет Забава, то-то урок тебе будет.
Побледнел Владимир от слов эдаких, поежился… Махнул рукой, мол, была не была, и молвил:
— Айда, без документов попробуем.
— Стой, кто идет! — пронесся над границей зычный окрик богатырский.
— Кто, кто! — проворчал Владимир. — Дед Пихто! Князь это!
— А по мне — хоть князь, хоть грязь, а в чужой овин не лазь, — презрительно объявил пограничник.
— Видал?! — беспомощно глянул Владимир на Григория. — Я нонче — аки король заморский, Лиром именуемый! — Затем вновь обернулся к богатырю, напустил на чело грозности и заорал:
— Да ты че, Илюха! Как же этот овин — мне чужой?! Земля-то сия — Русь, а я — князь русский!
Богатырь покачал головой:
— Э, нет. Руси-то две теперича. Та, что у тебя, — Русь Владимирская. А тута — Русь Емелина, сюда пускать не велено…
Григорий отстранил князя рукой, выступил вперед и вдруг гаркнул, да так, что испуганно присел и поджал уши конь под Ильей Муромцем:
— Оборзели?!!
Илья оторопело уставился на него. Григорий набрал в легкие побольше воздуха и, выпучив глаза, рявкнул еще:
— Над князем куражиться?!! У последней черты, можно сказать, стоим! Разменяли Русь, мать вашу!!!
Ноги у богатырского коня окончательно подкосились, и он тяжело плюхнулся наземь.
— Да ладно, брось орать-то, — примирительно заговорил вынужденно спешившийся Илья. — Чего надо-то?
Однако Григорий раздухарился и, видать, в сердцах о цели своего прибытия запамятовал.
— Чего надо?! — продолжал он грозно кричать. — А если даже и ничего, тогда что?!!
Илья призадумался, но промолчал. Тут вовремя встрял Владимир. Опосля Гришкиного рыка голос его казался тоненьким и слабеньким, хотя и кричал он, пытаясь попасть тому в тон:
— Лечить Забаву будем или как?!
Илья глянул на него, презрительно поморщился, но тут князя подхватил Григорий:
— ИЛИ КАК?!! — рявкнул он.
Илья почесал шлем.
— Вот это да, — сказал он, — вот это я понимаю. Глас народа. Проходите, чего уж там. Или мы — нехристи какие, не понимаем?.. Дело-то семейное…
Григорий и Владимир чинно проследовали через границу. Князь с уважением поглядывал на своего спутника.
…Обезумевший от горя Добрыня сидел перед постелью жены, время от времени роняя на дубовый пол скупую мужскую слезу.
Войдя в покои, Владимир остановился в нерешительности. Григорий же протопал прямо к постели и приказал безапелляционно:
— Очистить помещение!
— Ты кто таков? — подпрыгнул от неожиданности Добрыня.
— Лекарь это, Добрынюшка, лекарь, — успокоил его Владимир. — Из народа человек. Святой, ежели не врет. Обещался супружницу твою на ноги поставить.
— Пущай ставит, ежели обещался, — согласился Добрыня. — А не поставит, пусть на себя пеняет.
— Очистить помещение, — неприятным голосом повторил Григорий. — И ты, князь, тоже обче-то выйди, а то, не ровен час, на тебя хворь перекинется.
— Пошли, пошли, Добрынюшка, — заторопился князь и потянул богатыря за рукав.
— Да как же я жену свою… в спальне… с мужчиной… — начал Добрыня неуверенно, но Владимир тут же инициативу перехватил:
— Да ведь старец он уже, Добрыня. Святой тем более. А медицина, брат, дело темное, разумению нашему не подлежит…
Наконец князь выволок богатыря из комнаты, и Григорий с Забавой остались наедине. Григорий откашлялся и произнес в подрагивающую от рыданий спину:
— Ну, сказывай, красна девица, что у твоей болезни за симптомы?
Забава прекратила рыдать, обернулась, села на кровати, поджав под себя ноги, утерла слезы, улыбнулась во весь рот и ответила:
— А ты — страшненький, дядька. Лохматенький. Я страшненьких люблю. — И она озорно подмигнула. — Вот и Тугарин у меня был — такая страхолюдина, глянешь — дух захватывает. А я его люби-и-ла, — вновь принялась она размазывать по щекам слезы. — Страшный, зеленый, чешуйчатый, — шмыгая носом, продолжала Забава мечтательно. — Не то что этот, — презрительно кивнула она на дверь. — Розовый, гладкий, словно девка красная, аж потрогать противно! Еще и Добрыней кличут… добрый, значит. Бр-р! А Тугарин — злой был! Решительный! Настоящий мужчина. Ты, дядька, тоже злой, по глазам вижу, — заметила она, вглядываясь в дремучие распутинские космы. — Тоже, видать, решительный… Ну иди ко мне, волосатенький, — протянула она к нему руки обольстительно, — иди, развей мои печали!
— Изыди, Сатана! — вскричал Григорий, отскочив к противоположной стене. — Руки прочь, бесстыжая!
— Ругается! — умилилась Забава и ринулась за ним.
Распутин опрометью кинулся в двери и, захлопнув их перед самым Забавиным носом, подпер их собственной спиной.
С минуту за его спиной раздавались удары и толчки, потом все стихло, а затем в отдалении вновь послышалось девичье хныканье. Григорий расслабился.
— Ну что?! — обступили его с обеих сторон Добрыня и Владимир.
— Жить будет, — объявил старец авторитетно. — Случай, однако, сложный. Сглазили бабу.
Владимир охнул, а Добрыня возопил:
— Кто?! Кто сглазил?! Скажи только, из-под земли достану!!!
Вот тут-то и выложил Григорий то, ради чего ко двору Владимирову прибыл, ради чего и весь спектакль с лечением Забавы затеял:
— Знаю, знаю я, кто это сделал. Не первый то случай на Руси могучей. Шастают по ней два басурмана — Смолянин да Кубатай, они и вершат дело черное.
— Ужель Смолянин?! Ужель Кубатай?! — поразился Добрыня. — А ведь друзьями сказывались!
— То у них, у басурманов, заведено так, — наставительно молвил Владимир. — Молод ты еще, Добрынюшка, доверчив… И как же заклятье сие снять? — обратился князь к Григорию.
— Один только путь есть: поймать басурманов да пыткой выпытать. Окромя них никто этого знать не может.
— Не верится что-то, — снова вздохнул Добрыня. — Ладно, разберемся. Дозволь, княже, мне со товарищами на поиски пуститься?
— А чего ж, дозволяю, — покивал Владимир, польщенный тем, что просят его разрешения (чего давно уже не случалось). — И дурака с собой прихватите — надоел он мне пуще репы пареной. Все норовит доказать, что неверно я службу на Руси установил.
— Иван-дурак — очень даже нелишним нам будет, — согласился Добрыня. — У него к Кубатаю особый счетец имеется…
А князь, не слушая, продолжал:
— То, говорит, надобно какой-то шаг особый — «строевой» — вырабатывать, то Устав какой-то писать. Войско-то почти уж все разбежалось, а он — в воеводы метит. Отправляйтесь, короче, вчетвером. Хоть какая-то от вас польза будет.
На том и порешили.
