– Сегодня, – сказала Джина-Зинаида. – Этой ночью.

Она проговорила это, глядя на монитор покойного Люциана, на который были загружены его записи и вычисления.

– Что – сегодня? – не сразу понял Минич.

– Момент истины, – ответила она, и голос ее чуть дрогнул.

Тут и он сообразил.

– Нашла что-то важное?

Сам он мог бы расшифровывать записи покойного, пока не посинел бы, и все равно без толку. Все было в сокращениях, условных значках и прошпиговано формулами, которые для Минича были менее понятны, чем, скажем, катакана.

– Боюсь, что слишком важное…

– А так бывает? Ладно, ладно. Что там? Только популярно, да?

Он слушал, мрачнея все больше. Когда Джина умолкла, он заговорил не сразу:

– Так что же получается: на самом деле приближается эта самая планета, как ее – Небира, раз в тысячи лет…

– В десятки тысяч.

– А нам не все равно? Ее никто никогда не наблюдал – я правильно понял? – и влияние ее никак не сказывалось из-за удаленности. И вот теперь она приближается и набирает, естественно, скорость, но ее никто не наблюдает. Хотя я ведь об этом написал – и зря. Почему же? Неужели трудно навести телескоп по указанным координатам…

– Тут по записям получается, что все не так просто…

– Ну, что еще?

– У Люциана сделан расчет; если он правилен, то Небира в какой-то точке своей орбиты может – он писал об этом как о вероятности – захватить предположительно один из дальних спутников Нептуна – может быть, такой, который у нас вообще еще не открыт. Пока заняты преимущественно семьями Юпитера и Сатурна.

– Ну ладно, захватит – и что?

– Люциан построил возможную траекторию движения этого возможного пленника. И – по нему – получается, что самой Небиры нам бояться нечего; а вот это захваченное тело может оказаться в опасной близости. Вот смотри… Это схема возможного сближения. С вариантами – он не успел, наверное, просчитать возможные возмущения со стороны гигантов на это маленькое тело. Но выходит, что указанные им координаты относятся не к Небире, а именно к этому спутнику. И его, может быть, видят. Но его движение должно оказаться настолько замысловатым, непредсказуемым – если не брать в расчет влияние Небиры, а кто может учесть его, если никто и не знает о ее существовании? Я думаю, что Люциан медлил со своим сообщением – тут видно, что расчеты сделаны куда раньше, – до тех пор, пока не убедился, что захват действительно произошел.

– Выходит, что это самое тело – всего лишь спутник Небиры?

– Теперь – ее. Маленький, удаленный.

– Настолько удаленный, что его орбита должна пересечь даже и земную, пока сама Небира остается достаточно далеко.

– Этого мы не знаем. Тут он пишет, что плоскость ее орбиты сильно не совпадает с другими планетами. То есть – она там, где никто ее не ищет, потому что известно, что искать там в этом смысле нечего.

– Да все равно… Главное – что тело сейчас, как я понял, под столькими влияниями, что предсказать его путь практически невозможно – пока не обнаружена сама эта чертова Небира и не получены хоть основные ее характеристики. Вот что сейчас надо искать!

– Наконец-то!

– Радуешься?

Она кивнула:

– Пожалуй, скорее да. Наконец есть ясность.

Минич невесело усмехнулся:

– Мы, что ли, его найдем – с этим инструментом?

– Знаешь, не надо так пренебрежительно. Не так-то он и слаб. Но мы хоть знаем, где нужно его искать, – спасибо Люциану. У него есть предположительная орбита с засечками по времени. Воспользуемся ими. А вдруг!

Он покачал головой:

– Я не против, конечно: если все сложится так, как мне – нам обоим – хочется, можно станет вернуться к нормальной жизни. Знала бы ты, как я мечтаю об этом: надоело изображать нелегала-подпольщика. Так надоело!

– А мне – нет, что ли? От такой жизни мы скоро завшивеем. А…

Она внезапно умолкла, словно чуть не вырвались какие-то лишние слова. Но Минич не обратил на это внимания. Вздохнул:

– И все-таки – лучше было бы сразу сообщить все это властям.

Джина сделала гримасу:

– Для этого мы должны сдаться. И пока там будут с нами разбираться на уровне мелких чиновников, все сроки уйдут. Хорошо еще, если нас не засунут сразу в дурдом.

Она переменила тему:

– Лишь бы небо оставалось чистым. Чтобы увидеть. Больше не казниться неведением… Интересно, какая погода?

Вроде бы просто было: выглянуть в окно и увидеть. Но все ставни в доме оставались по-прежнему закрытыми; конспирация соблюдалась не напрасно – за последнюю неделю люди приходили дважды, проверяли печати на двери. А во время последнего визита догадались наконец наклеить бумажные полоски и на ставни; так что выбираться из дома, чтобы попасть на вышку, приходилось теперь через чердачное окошко – спускаться по приставной лестнице; к счастью, она стояла там всегда и, видимо, не вызывала подозрений.

Минич вскочил:

– Поднимусь – выгляну.

Он вернулся через две минуты. Вздохнул:

– Снаружи – благодать. Можно загорать, гулять, купаться… Редко бывает в сентябре такая погода.

Джина глянула на часы:

– Ждать еще не меньше семи часов – раньше не стемнеет. Поедим?

– Нет аппетита, – отказался он. – От волнения, наверное.

– Тогда надо поспать впрок: ночью, если погода не испортится, не придется.

Минич недоверчиво усмехнулся:

– Думаешь, я смогу сейчас уснуть?

– Сможешь. – Джина улыбнулась. – Я тебя убаюкаю.

– Попробуем… – проговорил он неуверенно.

Разделись и легли. И на этот раз близость тел оказалась сильнее волнения и тревоги, не оставлявших их с самого утра; может быть, именно сознание возможной угрозы так повлияло на них, но уже через несколько минут они обнялись, лаская друг друга с неожиданным пылом – как будто эта близость могла оказаться последней в их жизни. Короткая полудремота – и снова взрыв желания с обеих сторон. В перерыве Джина пробормотала:

– Кровать так скрипит – наверное, на улице слышно…

– Ну и… с ними!

– Что за выражение! Ох…

И снова были слышны только дыхание и стоны деревянного ложа.

– Ну пожалуйста – хватит… Не ждала от тебя такой прыти!

– Я и сам удивляюсь, – откровенно сознался он.

– Вторая молодость?

– Брось, – сказал он, – у меня и первая еще не кончилась. Но я как-то не понял сразу, какая ты. Так что потерпи уж…

Вместо ответа Джина снова прижалась к нему.

Она понимала: для нее это было прощанием. Ей пришлось долго себя уговаривать, чтобы именно так закончить эту связь, чтобы снизить обиду до самой малости. Женщина всегда может сыграть страсть, если есть такая надобность. Джина и сама не знала – почему. Чувствам чужда логика. Вот просто – нет. А впрочем… Может быть, в том дело, что он оказался слабым? Прячется, когда надо любой ценой спасать планету – чего бы это тебе ни стоило. Как? Придумай! Покажи, каков ты! А ты, как мышка, уползаешь в щелку. Зина любила людей сильных. Решительных. А тут… Хотя тело ее, как и обычно, испытывало удовлетворение. Даже радость. Но только тело. А этого слишком мало.