А они, собственно, даже и не убегали. Потому что, когда в голове у Минича окончательно прояснело и они начали размышлять над планом побега, то сразу поняли: бежать, по сути дела, некуда. Жилье, из которого их увезли, было известно и тем, кто привез их сюда, и тем, кто хотел доставить в какое-то другое место.

– Там уж лучше бы не было, это точно, – предположил Минич, и Джина с ним согласилась.

– Ко мне? – продолжал размышлять репортер. – Туда они первым делом кинутся. К Люциану? Тоже место известное.

– Куда угодно, только из Москвы выбраться, – рассудила Джина. – Куда-нибудь за сто первый километр; снять на время жилье, хоть какое, только подальше от большой дороги… Где милиция нечасто показывается.

– Ну, эти-то в милицию не обратятся.

– Эти. А – те?

Минич пожал плечами:

– Снять… У тебя что – деньги есть?

Она кивнула. Деньги и в самом деле были – не очень большие, но для начала хватило бы.

– Я же этого… хозяина – исцелила. Ну, почти. Что же думаешь – даром работаю? А платит он честно и неплохо. Расходов у нас не было, а то, конечно… Ты одной водки, наверное, на тысячу проглотил. А то и больше: тут все напитки – высшего сорта.

– Ладно, хватит об этом, – поморщился Минич. Он не любил, когда напоминали о том, что случалось ему вытворять после выхода на орбиту. – Что было – сплыло. Ты лучше скажи – как до этого сто первого километра добраться? На электричке? Думаешь, нас на вокзалах искать не станут? Еще как!

– Марик, а станут ли? В конце концов, свое дело я, в общем, сделала: человек от болезни почти избавился, травы он и без меня пить может, а ты им и вообще не нужен…

Он покачал головой:

– Не в тебе одной дело, я думаю. Тут разные мысли в голове шевелятся. Я ведь ему, по пьяному делу, все выболтал насчет Люциана и этого – Тела Угрозы, что ли. Сколько мы тут с тобой кантуемся – неделю? И нигде ни слова – ни в газетах, ни по ящику. Значит, и он решил эту новость утаить. Не знаю зачем, но получается, что все, кто знает, хотят на этом как-то сыграть в свою пользу – и Гречин, и этот Федор. Даже вот Хасмоней… Так как же после этого меня отпускать: я ведь никому не обещал, что буду молчать. И не буду! Не шутки: весь мир может накрыться – и такое утаивать!

– Не так громко: услышат.

– Ладно… Поэтому, честно говоря, не очень мне нравится этот твой сто первый километр. Наоборот – тут надо быть, искать возможность крикнуть так, чтобы все услышали. Потому что ведь – гибель-то реальная, и уж от нее ни на каком километре не спасешься! Тут весь мир должен на уши встать, все правительства, вся наука и техника! А ты говоришь – зарыться в стог поглубже…

– Я же не говорю – надолго. Но хоть на несколько дней, пока будут искать усердно. А за это время что-нибудь придумаем. И не нужна электричка: у тебя же машина есть. Вряд ли ее кто-нибудь стал искать после того, как нас увезли. Ночью добраться до гаража, сесть и – вон из города. А?

Минич усмехнулся:

– Если только она с места сдвинется. Там аккумулятор уже на ладан дышал, давно пора была менять, да вот не собрался.

– Она же ездила.

– Ну да, каждый день, так что батарея сесть не успевала, шла подзарядка. А за неделю… – Он покачал головой. – Конечно, машина выручила бы. Только не моя. Разве что угнать? – оживился он.

– Тебе что, приходилось?

– Да нет. – Он пожал плечами. – Но дело не очень-то и сложное. Запускать без ключа мне и свою случалось не раз. Ночью вряд ли спохватятся, а к утру придется уже где-то укрыться.

– Надо еще подумать. Но все равно я тут услышала случайно – завтра он приезжает. Федор Петрович. Тогда уйти будет труднее. Давай этой ночью отсюда уйдем, а дальше – видно будет. Всего не предусмотришь. Ах, хорошо бы все-таки добраться до дачи – посмотреть на небо, как там все выстраивается…

– Тогда вот что: давай попробуем сейчас уснуть – чтобы ночью не клевать носом. Я, например, сейчас усну с легкостью.

– Попробую и я…

На этом их совещание закончилось, не принеся, в общем, никакой ясности. В постели они на эту тему больше не разговаривали – вспомнили, что эта принадлежность мебели предназначена не только для сна. Так что уснули очень не сразу – но зато глубоко. И трудно сказать, проснулись бы они вовремя и решились бы в конце концов спуститься со второго этажа, скрутив из простынь веревки – как это делается в приключенческих романах. А если бы и предприняли столь романтическое действие – их скорее всего заметили и схватили бы, едва они коснулись бы земли. Охрана кудряшовского особняка велась на высоком уровне.

Но все это так и остается лишь в области предположений. Потому что на самом деле все произошло по-другому.

Пожар на чердаке начался в середине ночи. Впоследствии так и не удалось однозначно установить: то ли дежуривший там браток, задремав с непогашенной сигаретой, заронил огонь, то ли случилось столь часто поминаемое пожарниками короткое замыкание электропроводки – но деревянные, сухие до звона стропила старинного строения, числившегося до того, как Федор Петрович приобрел его, даже памятником старины, – стропила эти только огонька и ждали, чтобы вспыхнуть веселым и широким пламенем. Противопожарная сигнализация сработала, но когда спавшие, повскакав, бросились наверх, то поняли, что своими силами тут никак не обойтись. Накрутили ноль-один. Пожарные машины прибыли исправно и принялись за свою работу, проследив, чтобы в доме людей не оставалось; что до сторожевых собак, то их успели вывести раньше и запереть на заднем дворе – иначе борцам с огнем пришлось бы солоно. Находившийся в доме персонал до последней возможности держался в подвальном этаже, где находились сейфы и прочие важные хозяйственные и деловые устройства.

Что же касается Минича с Джиной, чья комната находилась в правом флигеле, то о них вспомнили не сразу, и они продолжали спать, как младенцы, пока добравшиеся туда пожарные не сыграли им подъем. Они едва успели подхватить одежку, чтобы надеть ее уже внизу, но один из пожарных – видно, очень предупредительный малый, – вытащил из дома и их сумку, в которой умещалось все личное имущество этой пары. Вывели их через боковую дверь. Пламя к этому времени было уже не только локализовано на чердаке, но и почти уже залито; помощник Кудлатого только качал головой, прикидывая и то, во что обойдется неизбежный ремонт, и – куда серьезнее – какую казнь придумает для него хозяин.

Странно, но забота пожарных – трое их оказалось – о спасенных от возможной гибели не ограничилась, однако, тем, что их вывели из горевшего дома. Их тут же передали на руки санитарам из подъехавшей «скорой» – которую, как выяснилось позже, никто не вызывал, потому что жертв и не было, один только чердачный охранитель вдохнул немного дыма и кашлял, но о госпитализации и речи идти не могло. А вот с двумя как бы спасенными получилось иначе: медики со «скорой» перебросились парой слов, из которых следовало, что оба вытащенных со второго этажа явно отравлены двуокисью углерода. Так что, невзирая на их возражения, их затолкали в фургончик, санитары последовали за ними – и машина спешно отбыла, даже не включив сирены – потому, наверное, что в этот тихий час движения в этих местах, по сути, не было и прохожих тоже; только две-три головы повысовывались из окон ближайшего дома – да и те ничего интересного не успели увидеть, потому что, как сказано, пожар был задушен если и не в зародыше, то, во всяком случае, в младенческом возрасте, так и не успев вырасти и как следует показать себя.

В «скорой» Минич еще попробовал было качать права, но Джина, быстрее сообразившая что к чему, сразу же одернула его:

– Молчи.

– Но, в конце концов…

– Ты что, на понимаешь? Все прекрасно. Они за нас все сделали. Даже и транспорт. Да ты что – не проснулся еще?

Минич помотал головой, как бы стараясь вытряхнуть из нее остатки сна.

– А куда они нас везут?

Разговор этот велся тем едва различимым шепотом, каким они привыкли разговаривать в дни пребывания в плену – или как это еще следовало назвать.

– Ну, в какую-нибудь больницу, наверное, – куда еще? Но ведь из больницы убежать куда проще, чем оттуда. Уразумел?

– Вроде бы, – согласился наконец Минич, начавший всерьез приходить в себя.

Оставшуюся часть пути они проехали в безмолвии; санитары находились в некотором напряжении – ожидая, возможно, настойчивых протестов со стороны спасенных. А когда стало ясно, что их не последует, один из них, усмехнувшись, проговорил:

– Ничего, ребята, – все будет нормально.

И почти тут же машина остановилась перед домом, который, однако же, если и не был похож на что-то, то именно на больницу или какое-либо другое медицинское учреждение. А более всего походил на тот дом, откуда их только что увезли. Только в этом особняке было четыре этажа, и забор, что отделял его от улицы, был, строго говоря, даже не забором, а произведением искусства: чугунной решеткой замысловатого плетения, метра в три с лишним высотою и на фундаменте, облицованном мраморной плиткой. Очень дорого выглядела решетка, хотя, может быть, и немного старомодно. Вторая часть этого впечатления была, однако, обманчивой: ворота, разместившиеся не на одной линии с решеткой, но как бы в некотором углублении (достаточном для того, чтобы подъехавшая машина не мешала, остановившись, движению других средств транспорта, а также пешеходов по проезжей части и тротуару) были насквозь современны – в том смысле, что оснащены всякого рода сигнализацией, а также электрическим приводом, который открывал и закрывал их по сигналу из будки привратника. Словом, особнячок сделал бы честь иностранному посольству – не самой, правда, значительной, но очень небедной страны, каких немало хотя бы на Ближнем Востоке. Однако ни иностранного флага, ни соответствующей таблички с государственным гербом и двуязычной надписью у ворот не было, хотя другая табличка – скромных размеров, бронзовая, судя по блеску, – все-таки имелась. И было на ней написано:

Ровно столько, и ни словечком больше.

Первым прочитал это Минич – сразу же, как только машина остановилась. Но не подал виду. Это, наверное, означало, что он уже окончательно пришел в себя, вновь обрел способность соображать быстро – а сообразив, действовать безотлагательно.

Он наклонился к Джине, чтобы едва слышно прошептать ей на ухо:

– Будь наготове – тут что-то не так…

И тут же приложил палец к губам, поняв, что сейчас она обязательно спросит, что он намерен делать, – и все провалит.

Водитель тем временем отрывисто просигналил, показав тем самым, что к правилам движения относится безо всякого уважения. Вероятно, звук клаксона являлся то ли просьбой, то ли приказом отворить ворота. Но ворота начали отворяться заблаговременно, на полсекунды даже опередив сигнал. Наверное, это должно было свидетельствовать о прекрасной организации службы в учреждении, чье название красовалось на табличке.

Однако предположивший так совершил бы, возможно, ошибку. Потому что створки ворот стали разъезжаться не столько для того, чтобы впустить вновь прибывший транспорт, сколько с целью позволить выезд лимузину длиной без малого в городской квартал, приземистому и даже на вид неподъемно тяжелому из-за толщины его стенок, да и стекол тоже. Он возник по ту сторону ворот как-то сразу, только что его вроде бы и не было. Наверное, под зданием был гараж с довольно крутым пандусом – впрочем, мы не удивились бы, узнав, что там имелся и подъемник для этого автомобиля. А за лимузином, впритык к нему, следовали, в колонну по одному, еще два мощных джипа.

Может быть, руля осторожно и внимательно, лимузин и смог бы выскользнуть из ворот, не нарушив глубокого блеска своих черных бортов; правда, для этого понадобилось бы протянуть свое длинное тело в рискованной близости от «скорой» или что там это было. Но этого не потребовалось. Потому что, не успев даже как следует поглядеть на выезжающий экипаж, водитель микроавтобуса, успев лишь пробормотать три ритуальных слова и еще добавить к ним: «Хозяин!», уже врубил задний и газанул, одновременно круто выкручивая баранку влево – чтобы выезжающему не пришлось задержаться даже на долю секунды – не дай Бог! Зина-Джина лишь на мгновение увидела за опущенным стеклом лицо с парой глаз, точно так же на миг устремивших взгляд на нее; как бы обменялись взглядами, и это почему-то осталось в памяти. А в следующие полсекунды лимузин с эскортом исчез – продолжил свой только что начатый путь без малейшей заминки.

А вот о «скорой», к сожалению, этого сказать никак нельзя. Потому что за долю секунды до того, как водила нажал на тормоза, машина получила пусть слабый, но тем не менее несомненный толчок в свою заднюю часть. А возник этот толчок по причине столкновения с не вовремя оказавшимся тут пешеходом, который тихо-мирно шагал по тротуару, никак не ожидая, что откуда-то сбоку вдруг выскочит задним ходом машина, да еще и вывернется на тротуар. Водила не успел увидеть пешехода, потому что после яркого света у ворот не сориентировался на не лучшим образом освещенной улице, пешеход же в последний миг остановился – но все равно машина задней дверцей его стукнула, хотя и не очень сильно. Так или иначе, человек упал.

Нет, он остался жив – судя по тому крику, какой вырвался из его груди. Отметим, кстати, что это не был крик о помощи, а просто несколько эмоционально очень насыщенных слов. Но так или иначе, произошло ДТП.

Возможно, водитель – будь ситуация несколько иной – и не поспешил бы проявить в возникших обстоятельствах лучшие качества русского характера, которыми являются, как известно, доброта и милосердие, особенно к людям пострадавшим. Но сейчас у него другого выхода просто не оставалось: на противоположной стороне улицы уже остановились два пешехода, перспективных свидетеля, из ворот особняка на крик выскочил человек из охраны с АКМ на изготовку, и мало того: из виновного микроавтобуса уже выпрыгнули оба транспортировавшихся лица и склонились над лежащим. Водителю и санитару не оставалось ничего другого, как присоединиться к ним. Однако они еще не успели обогнуть машину, как Минич с Джиной уже уложили на носилки пострадавшего – а им оказался джентльмен весьма зрелого возраста, донельзя разъяренный и перемежавший стоны ненормативной лексикой. Возможно, чувства его были вызваны тем, что при толчке он уронил магазинный пакет, в котором находилось нечто стеклянное, которое исправно разбилось, и на тротуаре сразу же образовалась небольшая лужица, а от нее пошел выразительный запах, знакомый многим и многим.

Водитель, увидев, что его пассажиры уже подняли носилки и закатывают их в салон, сразу же запротестовал:

– Эй, это вы чего? Куда, к…

– Его же в больницу надо! – перебив, просветил его Минич. – Ты что – сам не видишь?

– Да чего ему там делать? Может, он вообще сам поскользнулся – гляди, тут мокро!..

– Ты мне за это ответишь! – донеслось с носилок.

– Да ладно, отец, – вступил в дискуссию санитар. – Дай-ка я на тебя гляну. Может, тебе в больницу и не надо? Что там у тебя разбилось-то? Она, проклятая, что ли? Так это мы сразу…

Пользуясь тем, что взгляды всех заинтересованных были обращены внутрь «скорой», Минич, потянув Джину за руку, попятился – как бы для того, чтобы позволить и водителю поучаствовать в разговоре. А когда тот этим обстоятельством воспользовался, оба похищенных сделали еще по шажку назад, и еще, и еще. Похоже, что на это никто не обратил внимания: участники происшествия были целиком заняты переговорами о компенсации. А Минич, когда они с Джиной оказались уже в уличном полумраке, скомандовал:

– Бегом!.. Только не топай – на носочках, на носочках…

И они побежали. Там, у ворот, этого никто даже не заметил вроде бы. Но может быть, кто-то и обратил внимание – но разумно решил, что люди, требующие доставить пострадавшего в больницу, да еще и могущие обвинить в происшествии водителя, а не самого пешехода, – такие люди сейчас вовсе некстати. И не стал поднимать крика.

Чтобы исчерпать эту тему до донышка, добавим, что инцидент завершился ко всеобщему удовольствию, а именно: после переговоров с поверженным пешеходом, последняя часть которых велась вполголоса, свидетелям было громко объявлено, что мужика все же доставят в больницу, после чего автобусик уехал, запустив даже сирену, а свидетели разошлись по своим делам. На самом же деле страдальца доставили до ближайшего работавшего в этот поздний час магазина, вместо одной разбившейся купили две и после этого еще и довезли до дома – это оказалось рядом. Там он вылез и, сильно хромая, дошел до подъезда – где, впрочем, хромота его как-то сразу исчезла.

«Скорая» же благополучно добралась до своего гаража, который находился вовсе не близ особняка, а в двадцати минутах езды оттуда. И только там экипаж ее вспомнил об исчезнувших, которых было приказано доставить в распоряжение хозяина.

Воспоминание это вызвало у обоих искреннюю печаль, поскольку, как они отлично понимали, хвалить их за это никому не придет в голову, а вот ругать будут, и основательно. Обсудив несколько вариантов отчета, решили сослаться именно на ДТП, произошедшее, естественно, по вине пьяного пешехода. При возникшем столкновении оба пассажира получили телесные повреждения, правда, легкие, но тем не менее пришлось доставить их в больницу. Ну а куда они там делись из больницы – за это экипаж «скорой», естественно, никакой ответственности нести не мог и не должен был.

Авторы версии при этом исходили из того, что раз уж парочка сбежала, значит, сделает все, чтобы больше в руки никому не попадаться. А если и попадется и станет уверять, что никто их ни в какую больницу не доставлял, – тут будут два голоса против двух, да и охранник поддержит своих – и дело с концом.

Вот такие бывают у нас дела.