ЗЕМЛЯ-ДУБЛЬ, ОЧЕНЬ ПОХОЖАЯ НА СТАРУЮ ЗЕМЛЮ

Почему Платон Рассольников обратил на нее внимание? Он и сам не знал.

Разумеется, она была примечательна. Именно примечательна, а не привлекательна. К полуночи в казино “Индепенденс” собирается такая публика, что даже неверно выбранный оттенок помады или слишком громко сказанная фраза недопустимы. Моветон. И тут эта женщина… Да, недурна, недурна… И молода к тому же, и скорее всего молодость эта естественная, без нынешних штучек — но!.. Даже мысленно Платон поставил восклицательный знак. Если у молодой особы (он никак не мог назвать ее дамой) хватило денег приобрести входной билет, то почему она пожалела пару тысяч кредитов на приличное платье? Ибо ее наряд из бледно-зеленой искусственной парчи с черными слезками вышел из моды как минимум два года назад… Или больше? Пожалуй, больше. Нет сомнения, у платья имелось достоинство: вырез открывал спину до самой ямочки. Платон подумал, что удивительно гладкая, покрытая золотистым загаром кожа незнакомки выглядела куда более дорогой, нежели платье, — странное сравнение, хотя и верное, ибо нынче в мире есть только одна возможность для сравнения: это — дороже, то — дешевле. А все остальные сравнения сами не стоят и гроша.

Женщине надо было явиться сюда без одежды, смотрелась бы лучше. Впрочем, если она и не пришла голой, то могла таковой уйти. Ибо опять проиграла. В течение тех минут, что Платон следил за игрой, она все время ставила на одну и ту же цифру — “19” и все время проигрывала. Ей не везло, но незнакомка упрямо делала ставки. Даже невозмутимый крупье, небрежно сметая в очередной раз горку проигранных фишек, позволил себе улыбнуться краешком рта. Женщина заметила эту мгновенную усмешку, и тут на лице ее отразилось такое высокомерие, такое ни с чем не сравнимое чувство собственного достоинства, что все спесивые лакеи должны были немедленно вытянуться в струнку при виде этих гневно изломленных бровей. И невоспитанный крупье мгновенно оценил гримаску, лицо его вновь оледенело, а губы раздвинулись в привычной вежливой и ничего не значащей улыбке, похожей на листок бумаги, на котором написано “ничего”. После этой немой сценки Платон решил, что должен еще на несколько минут остаться возле стола с рулеткой и понаблюдать за странной гостьей. Она вновь поставила на “19”. Манера ее игры не требовала особого внимания, и, разумеется, она заметила мужчину в белом костюме с бледно-лиловым цветком “mamillaria blossfeldiana” в петлице. Мужчина был молод, лицо покрыто естественным загаром, а русые от природы волосы выцвели до оттенка натурального золота. Зато брови остались темными. Глаза смотрели насмешливо, ироничная улыбка могла бы украсить чело патриция эпохи серебряного века римской литературы. Вот только нос, коротковатый и немного курносый, переселился на лицо аристократа с физиономии водителя грузового корабля.

Женщина улыбнулась немного натянуто и опять же слишком высокомерно и поправила — чуть-чуть — темно-каштановые волосы, пронизанные золотыми струйками крашеных прядей. Мода эта была тоже давней, но в отличие от платья еще не устарела. Вновь и вновь какая-нибудь отчаянно молодая красотка решала, что золотые нити в ее прическе никто не спутает с сединой, и красила волосы подобным образом. Посетительницу казино никак нельзя назвать юной, но ей шла золотоструйная мода, явившаяся в Галактику с Немертеи — планеты, открытой много лет назад. Там все было окутано золотыми нитями; дома, дороги, и даже деревья оплетали сверкающие сетки. Планета казалась огромным самородком, и толпы законных и незаконных искателей кладов кинулись за добычей, лишь только карантинная служба Лиги Миров дала добро. Некогда было ждать выводов космических разведчиков и космоархеологов. Вмиг залихорадило межпланетную биржу, цены на золото полетели вниз… Платон даже подумывал, не заскочить ли на Немертею по дороге с… На какой же планете он тогда был? Но это в принципе неважно. Потому что он все равно не полетел. Наверное, подсказало чутье: не трать времени понапрасну. И правда — вскоре кладоискатели хлынули назад: золотоносная жила оказалась бедненькой россыпью. Да, золото на планете было. Но слишком мало. В недрах обманчивой Немертеи нашлись лишь полностью истощенные шахты. А эти нити… Они практически невесомы и не представляют ценности. Ничего не знача как произведения искусства, на вес они все вместе могли дать не более тонны. Но попробуй собрать тонну из нитей тоньше волоса. Женщина опять проиграла. И вновь улыбнулась Платону. Фишек у нее не осталось, и она медленно поднялась из-за стола. Ее место тут же заняла какая-то лощеная девица, а не менее лощеный молодой человек в смокинге встал у своей дамы за спиной. Женщина в зеленом направилась к окошку за фишками. Но шла она как-то неуверенно, будто сомневалась, стоит ли продолжать игру, и даже пару раз остановилась и огляделась по сторонам. Возможно, она хотела убедиться, что мужчина в белом костюме следует за ней. Но скорее другое: она явно кого-то опасалась. Наконец женщина решительно шагнула к окошку и протянула что-то в полукруглое отверстие в стекле. Отнюдь не кредитку — это Платон разглядел точно. И неторопливо двинулся следом, как будто тоже собирался прикупить фишек. — Только кредитки, — он скорее угадал, нежели расслышал ответ клерка. — Я прошу вас! — эту фразу Платон различил дословно — у женщины был резковатый голос. — Очень прошу… — она вновь продвинула какую-то вещицу в окошко.

— Вы уронили… — Археолог не торопился возвращать находку — золотую тончайшую пластинку с едва заметным рельефом.

Его пальцы мгновенно ощупали реверс — нет сомнения, перед ним подлинный артефакт из гробницы Немертеи. Вернее — почти нет сомнений. Таких пластин обнаружили всего восемь, и, как помнилось — а помнил он точно, — все они находятся ныне в музее Межгалактического Археологического Общества под надежной охраной. Откуда же эта, девятая?

— Благодарю… сэр. — Она взглянула на него в упор, без тени жеманства или кокетства, будто спрашивая о чем-то или испытуя. Глаза у нее были темно-зеленые, как бутылочное стекло. Нынче такой цвет радужной оболочки не в моде. Но кто знает, может быть, цвет глаз у нее натуральный?

Он вернул ей пластину и представился, назвав вместо фамилии прозвище:

— Платон Атлантида.

Она спросила в ответ:

— Вы любите погибшие цивилизации?

Получается, она знала, кто такой Платон Рассольников. Вряд ли она слышала про ученика Сократа и погибшую Атлантиду.

— О да… Особенно, если от них осталось золото. И как можно больше.

Она почему-то не улыбнулась — даже из вежливости. Напротив, нахмурилась. И тут какой-то человек (кажется, он вышел из бара, но, возможно, Платон и ошибался) подошел, или вернее, подбежал к женщине, бесцеремонно схватил ее за руку и потянул за собой:

— Уходим, скорее, уходим…

— Не хочу! — она почти закричала, и две нарядные дамы в очень дорогих и совершенно одинаковых черных платьях обернулись и строго поглядели на невоспитанную гостью.

— У тебя, еще есть кредиты? Кажется, ее спутник растерялся. Во всяком случае, он выпустил ее руку.

— Ты что, все проиграла?

— Думаешь, это сложно?

В отличие от наряда женщины, костюм мужчины был безупречен. Его обладатель говорил с заметным акцентом. Он был смуглолиц — гораздо темнее своей спутницы, — оливковый оттенок кожи казался почти натуральным — если что-то может казаться таковым в современном мире. Правильные черты контрастировали с высокими скулами, а седая шевелюра делала вид незнакомца чуточку театральным. Атлантида даже решил, что волосы у него крашеные — так они блестели в свете вечных светильников. Мужчина был среднего роста и широкоплеч, но при этом не казался громоздким.

— Я бы мог в обмен на пластинку ссудить вас некоторой суммой, — небрежно предложил Платон и поправил цветок кактуса в петлице.

Женщина испугалась (или изобразила испуг) и бросила взгляд на своего спутника. Мужчина несколько секунд молча смотрел на Атлантиду. При этом на мгновение показалось, что незнакомец вообще отключился. А придя в себя, он радостно улыбнулся, ухватил археолога за локоть и отвел в сторону, подальше от окошка несговорчивого клерка.

— И сколько вы дадите?

— Можно еще раз взглянуть на вещицу?

— Кресс! — позвал он женщину. Та подошла. — Покажи пластину. Она, между прочим золотая. — Мужчина рассмеялся.

Возможно, он надеялся, что Платон сейчас отвалит ему гору кредиток, и странная парочка сможет играть сегодня до утра. Пластина вновь очутилась в руках Атлантиды. Несомненно, немертейское золото и несомненно — какой-то другой раскоп. Не главная гробница. Но ведь в прочих ничего не нашли, кроме огромного количества глиняных сосудов, причем все — одинаковой формы, все черные, с очень сложным орнаментом. Причем орнаментом одним и тем же, идеально повторяющимся от кувшина к кувшину с точностью если не до микрон, то хотя бы до миллиметров. Или не там искали? Эта пластинка была куда тоньше тех восьми из главной гробницы… Да и узор другой. Безусловно — что-то новое. Или артефакт не с Немертеи? Уж больно странный узор. Сильно отличается от классического. Или все-таки Немертея?

— Триста кредитов, — уверенно заявил Платон. — Антиквары не дадут вам ни кредитом больше.

Он не обманывал. И эти двое тоже знали, что не обманывает. Ясно, что они побывали у антикваров прежде, чем отправиться в казино. Итак, парочке черных археологов повезло — то ли эти двое задержались на Немертее из упрямства, то ли заскочили туда ненароком (второе более вероятно), наугад заложили взрывчатку, включили команду роботов-землесосов и… провалились в погребальную камеру, полную древнего золотишка. “Мечта любого чернушника”, — усмехнулся про себя профессор Рассольников.

— Хорошо, — сказал мужчина, — Пусть будет триста.

— Вам удобнее фишками? — спросил Атлантида. Женщина снисходительно усмехнулась, находя шутку неудачной, а мужчина и вовсе не заметил насмешки, произнеся торопливо:

— Конечно, фишками.

Платон протянул кредитку в стеклянное окошечко. Если бы можно было надеяться добыть из клерка за стеклом хоть крупицу информации, Атлантида непременно взял бы парня в оборот. Но Платон знал, что это бесполезно. Получив фишки, парочка тут же направилась в игорный зал. Разумеется, фишек им хватит минут на пятнадцать-двадцать, не более. Стоит подождать, не предложат ли они, проигравшись, еще какой-нибудь золотой артефакт? Хотя, скорее всего эта пластина последняя — уж больно они нервничали.

Платон заглянул в бар и заказал коктейль “Черная собака” — три части золотой текилы, кока-кола, лед и вишенка в бокале. Обожал он этот напиток из сердцевины голубой агавы — “the agave teguilana weber azul” — одного из ста тридцати шести видов, агавы, произраставших когда-то в Мексике на Старой Земле. Многие по-прежнему, спустя тысячу лет, именуют агаву кактусом, хотя на самом деле агава — родственник лилейных. Атлантида любил все эти данные выложить какому-нибудь невежде, оскорбительно именовавшему его любимый напиток “кактусовой водкой”.

В баре никого не было.

Стены из антрацитового стекла украшали бледно-серые голограммы. На антигравитационных подставках в воздухе плавали золотистые шары светильников. Обнаружив посетителя, шары тут же устремились к Платону. Он оттолкнул один назойливый светильник, потом второй… Наконец вся стайка, повинуясь встроенным чипам, сбилась в углу бара в причудливую гирлянду. Атлантида мысленно попытался реконструировать погребальную-камеру главной гробницы Немертеи. Неужели этим ребятам удалось набрести на аналогичное захоронение? Археолог поморщился — зависть к удачливым коллегам может отравить жизнь честолюбцу. А Платон был честолюбцем и никогда этого не скрывал. Однако вряд ли эти двое сумели обнаружить что-то существенное — это Рассольников чувствовал интуитивно: не похожи они на людей, сделавших грандиозное открытие. Но что-то они нашли. И может быть, что-то еще, кроме золотых пластинок.

Браслеты? Кольца? Золотые наконечники для ногтей? Коробочки из-под благовоний?

Нет, это все староземное. Или с планеты Кемет из солнечной системы Ре. А в немертейской гробнице могли оказаться только золотые нити, черная керамика. И в небольшом количестве — пластины. Атлантида взглянул на часы. Пятнадцать минут миновали. Наверняка уже триста кредитов проиграно — пора возвращаться к окошку и предлагать азартным археологам новую порцию фишек в обмен на их находки. Платон вышел в холл. Знакомой парочки не было. У окошка какой-то господин в пиджаке с накладными плечами сгребал в карманы с мраморной доски только что купленные фишки.

— Дорогой, а ты купил на мою долю? — спрашивала его плохо реставрированная красотка с очень маленькой гладко выбритой головой. Рассольников направился в игорный зал. Неужели ребятам повезло, и на “19” наконец выпал выигрыш? Но в зале их тоже не оказалось. Атлантида обошел столы, заглянул в бары — безрезультатно. Парочка исчезла. Неужели он упустил их? Но… Вот идиот! Как ему не пришло это в голову с самого начала?! Они поставили все сразу и проигрались тут же, за минуту. Да, они глупцы, но и он хорош…

Платон направился к окошку:

— Месье… эти двое — женщина с золочеными волосами и мужчина… — из-за стеклянной преграды на Платона смотрели два стеклянных шарика. — Я не спрашиваю — они выиграли или проиграли, но лишь — ушли или нет? — Глаза человека за прозрачной преградой еще больше остекленели, хотя казалось-это уже невозможно.

— Я прошу…

Клерк ничего не ответил. Просто коснулся ладонью стекла, и оно сделалось матовым, совершенно непрозрачным, а прорезь исчезла. Разумеется, из своего логова обладатель глаз-шариков прекрасно видел назойливого клиента.

Платон почувствовал неприятную вибрацию под ногами и благоразумно отошел. Поправил цветок “mamillaria blossfeldiana” в петлице. Чувство было такое, будто он только что поговорил с профессором Брусковским. Очень хотелось дать кому-нибудь по зубам.

Никто не знает, сколько в Галактике планет под названием Земля-дубль. Наверняка штук двадцать, не меньше. И каждая из них претендует на то, чтобы быть единственной и неповторимой Второй Землей, если нельзя быть Первородной, Старой прародиной.

Эта Земля-дубль, которую посетил Платон Атлантида, была из самых-самых претендентоспособных. Особенно, если судить по ценам на гостиницы, недвижимость и аренду транспорта. Платон должен был признать, что купить жилье ему здесь не по карману. Пока. Да, именно “пока”, потому что был уверен, что когда-нибудь станет очень богат.

— Вам сообщение! — произнес мелодичный женский голос, который при наличии фантазии можно было принять за живой. Почти живой. Порой это “почти” раздражало.

— Говори! — сквозь сон пробормотал Атлантида.

— Сообщение от Руфуса Пламмера, — продолжал ворковать комп. — Зашифровано.

— Расшифруй… — приказал археолог, зевая.

— Прошу повторить распоряжение. Голос не совпадает по параметрам.

— Расшифруй, дур-ра!

— Узнаю голос, — невозмутимо отвечал комп. “Вот если бы женщины были столь покладисты”, — невольно вздохнул Атлантида. — Итак, зачитываю сообщение: “Вчера днем поступила золотая статуэтка высотой пятнадцать сантиметров от неизвестного. Предположительно — немертейское золото”.

Атлантида очнулся от сладкой полудремы и сел на кровати. Солнце-дубль уже вовсю светило в панорамное окно номера.

— Вес находки?

— Сожалею, но в сообщении не содержится такой информации.

М-да, судя по всему, этим ребятам крупно повезло — даже в главной гробнице не нашлось ни одной завалящей статуэтки. Ну а в храмах… Кстати, были ли храмы на Немертее? Или — нет? Кажется, были. Статуи из камня точно нашли. А вот статуэток из золота или серебра не было. А что, если все сведения по Немертее — вранье? Кто-то ловко прибрал к рукам богатую планету, пустил ложный слух о бедных россыпях, отправил по домам всех искателей приключений, а сейчас ловко гребет золотишко лопатой или, вернее, землесосным роботом и переплавляет в безликие слитки. А эти двое каким-то образом увели у таинственного удачника из-под носа маленькую толику добычи. В рассуждениях Платона много домысленного, но домыслы в космической археологии вполне оправданы. А вот парочку он вчера упустил глупо. Глупо и…

— Пошли сообщение Руфусу: “Буду сегодня” — и зашифруй непременно.

— Команда “непременно” излишняя, — сделал замечание комп.

"Все-таки она баба”, — не без злорадства заметил Атлантида. Однодневка. Как мотылек. Может, потому и такая капризная?

Покинув номер, Платон полностью уничтожит ее память, и ни один черный хакер не сможет восстановить то, что желал утаить черный археолог. Таковы правила. И он был уверен, что гостиничные компы об этом знают. Не могут не знать, коли находятся в сети.

Через полчаса в своем неизменном белом костюме и в белой шляпе с вентилятором Атлантида вышел из отеля. В петлице лиловел бахромчатый цветок “rnamillaria blossfeldiana”. Вентилятор в шляпе тут же стал барахлить, то рычал, как молодой пурпурный бычок с Ройка, то, вместо охлаждения, обдавал голову плевком горячего воздуха. И не мудрено — барахло это клепают на Гее-квадриус, и Атлантиду угораздило там в свое время приобрести двадцать пять таких шляп. Эта была предпоследняя, двадцать четвертая. К тому же довольно громкое хрипение вентилятора портило аристократический имидж, который так старательно создавал профессор космической археологии Платон Рассольников. В мире, где у человека зачастую нет не только родного дома, но даже родной планеты, имидж значил куда больше, чем просто хорошее впечатление. Имидж становился крепостной стеной или хотя бы слабым прикрытием. Безупречная белизна костюма, тоненькая тросточка, шляпа — это некий крошечный мир, который перемещается с человеком с планеты на планету, и под любым солнцем — первым, вторым или сотым — добавляет значения слабому телу и честолюбивой душе. Когда-то в детстве Атлантида увидел на экране компа рекламу недвижимости на Старой Земле — джентльмен в белом костюме, в белой шляпе, с тросточкой в руке и с цветком в петлице. Он рекламировал домик на берегу моря, небрежно опершись на корпус бледно-синего глайдера. И этот рекламный образ со временем стал символом для Платона — символом его стремления поселиться когда-нибудь на Родине Человечества. Какой цветок вставил в петлицу тот рекламный джентльмен — Атлантида уже не помнил. Но для себя он выбрал цветок кактуса, и этот выбор был так же символичен, как выбор костюма и тросточки. Земля-дубль застраивалась в то время, когда антигравитация сделалась делом обыденным. Повсюду над улицами были развешаны ярусами антигравитационные переходы, над домами летали такси-антигравы, и капсулы лифтов сновали вверх и вниз по причудливым обводам небоскребов. Все это создавало иллюзию легкости и вечного парения. А также неустойчивости, пусть не пугающей, но все равно несколько тревожной. Года два или три назад какой-то шутник устроил сбой в работе управляющих антигравитационными устройствами чипов. Сколько было тогда катастроф! Сколько тел испуганно приникло к Земле, пусть не подлинной а дублированной, но Земле, словно умоляя о защите. Защите, которая была уже не нужна. Но прошло несколько часов, и лифты вновь заскользили по направляющим рельсам, и снова понеслись над домами такси-антигравы. Садясь в такси, Платон вспомнил эту историю, и ему стало не по себе.

Лавка Руфуса располагалась не в самом фешенебельном районе и не на самом бойком месте. Вообще говоря, непосредственно в лавку Атлантида почти никогда не заглядывал, предпочитая просматривать виртуальные каталоги. Что-нибудь особенно замечательное редко можно обнаружить прямо на полках. Но Руфус был полезен: во-первых, через него без труда удавалось сбыть парочку сомнительных экспонатов (именно парочку — Руфус всегда рисковал по маленькой), а, во-вторых, антиквар — поставщик новостей черного археологического мира. Едва в его лавку попадала какая-нибудь интересная вещица, он тут же сообщал о ней Атлантиде, где бы тот ни был — на Земле-дубль, на Галлии-7 или в центре Галактики. Вся беда в том, что Руфус толком не мог отличить подлинный артефакт от фальшивки, и его лавка была набита подделками и дешевыми безделушками. Странно, что такой человек мог держать лавку на Земле-дубль и не разориться. Странно, как он вообще попал на Землю-дубль. Сейчас Атлантида был уверен (или почти уверен), что Руфус предъявит ему какую-нибудь грубо сработанную статуэтку и к тому же — не золотую. И весь вопрос заключался в том, кто решил подделывать немертейские статуэтки, если известно, что ни одной золотой скульптуры на Немертее не нашли? Кстати, а почему старина Руфус определил золото как немертейское? Но чем больше нелепостей громоздилось одна на другую, тем более лакомая добыча маячила вдалеке (далеко это определялось в 173 000 световых лет, не такая мелочь даже для современной межзвездной техники). Компьютер в лавке Руфуса услужливо раздвинул стеклянные двери и произнес низким мужским голосом: “Добро пожаловать в мир старины, когда двери открывали сами люди”. После чего перед Атлантидой развернулась подвижная дорожка, ведущая наверх, в кабинет хозяина. Дорожка эта была популярна в Галактике лет триста назад. Но какой-то ушлый гробокопатель всучил ее Руфусу как находку с далекой планеты — то ли с Антея-3, то ли с Пелора, утверждая, что чудесная самодвижущаяся Дорожка перемещала людей с планеты прямо к богам и украшала старинные храмы. “Кидала” назвал сей артефакт “Лестницей богов” и клялся, что расстается с чудесной находкой с болью в сердце и со слезами на глазах. Руфус так обрадовался, что выложил за “археологическое чудо” пятьсот кредитов. А Платон так хохотал, что не мог устоять на ногах, и упал на эту самую дорожку, которая благополучно сжевала своими стальными челюстями полу его новенького белого пиджака. С тех пор Платон стал относиться к сообщениям Руфуса с осторожностью. Но все же, почему золото немертейское? Не настолько же антиквар осел? Или настолько? Или только уши у него ослиные, как у царя Мидаса? Однако при всей своей ослиности Руфус умудрялся превращать свои сомнительные приобретения в золото, или, вернее, в солидные счета в банках. Атлантида встал на бегущую дорожку, и та медленно повлекла его наверх. Вспомнив про испорченный пиджак, Платон не удержался и пнул “археологическое чудо”. Пнул несильно, но добавил несколько сильных выражений. — Этот элемент дома не очувствлен, — сообщил все тот же низкий голос компа. Платон терпеть не мог эти домашние компы последних моделей. Их интеллект примитивен, на каждый второй вопрос они не могут ответить, зато постоянно лезут с советами и комментируют происходящее, не давая шагу ступить без своих поучений. Иногда археолог мечтал о старинном доме без искусственного разума сомнительных достоинств.

Кабинет Руфуса напоминал сферу, изготовленную из матового стекла. Разумеется, всего лишь визуальный эффект, но довольно правдоподобный. Забавно наблюдать за человеком, который ступает на наклонный пол, а нога его при этом проходит вглубь и касается совершенно ровной поверхности. Человек непременно отпрянет или споткнется и будет двигаться, как по холодной воде, — осторожно трогая ногой поверхность и уж потом робко ступая. Атлантида довольно быстро привыкал к подобным обманкам, гораздо быстрее, нежели сам хозяин, который нет-нет да и умудрялся споткнуться обо что-то невидимое под голубой поверхностью псевдопола.

— Едва дождался! — закричал Руфус. Голос у него в отличие от голоса домового компа был высок и пронзителен. — Сюда! Сюда! — замахал он руками, будто зазывал археолога в скальную гробницу.

Антиквар повернулся к столу и молитвенно сложил пухлые ладошки: перед ним в защитном голубоватом коконе стояла статуэтка высотой сантиметров пятнадцати. Вернее, пятнадцати с половиной, подойдя ближе, определил Атлантида. Судя по оттенку, золото было самой высокой пробы. Скульптурка изображала коша низкорослое, чем-то похожее на крошечную лошадку с очень короткими ножками животное с Немертеи. Помнится, один чудак вез целую дюжину кошей на космическом челноке, хотел показывать зверят то ли в цирке, то ли в зоопарке — коши вообще довольно понятливые и незлобивые существа. По дороге коши закуклились, а каков период пребывания в куколке — никто не знал. Горе-дрессировщик продал всю дюжину в ресторан на космической базе. После чего базу закрыли на долгий карантин. О том, что стало с обедавшими в том ресторане, рассказывали анекдоты месяца два по всей Галактике, а карантинная служба зверствовала на пересадочных базах, особенно в пищеблоках. К счастью, Платон не обедал в том ресторане… Итак, стало ясно, почему Руфус принял золотую статуэтку за немертейскую: коши водятся только на этой планете. Вряд ли кому-то придет в голову делать их изображения из золота на Пелоре или на Галлии-7. Галлия-7… Помнится, на той планете было весело.

— Можно взглянуть? — спросил Атлантида.

— О да, конечно, конечно! — Торговец убрал защитное поле.

Профессор Рассольников положил на стол тросточку и взял в руки статуэтку. Работа довольно тонкая, но формы носят явные следы архаики. Если он точно помнит классификацию немертейской культуры, золотой кош принадлежит скорее всего к началу эпохи Третьего царства. Или даже к концу Второго. Шерсть животного была намечена мелкими черточками. Штрихи шли неровно, с заметными пропусками, так, как будто шерсть у коша росла кустиками. Возможно, это и соответствует истине, а может, и нет. Или это какие-то надписи? Ведь письменности на Немертее так и не обнаружили, хотя археологи и астроисторики делали осторожные предположения, что цивилизация планеты была довольно древняя. Но кто может утверждать, что сложные орнаменты на дверях главной гробницы, — именно письменность? Ведь они до сих пор не расшифрованы.

— Ну, как, не зря ее купил? — радостно спросил Руфус.

— Да, несомненно, это более ценное приобретение, чем твоя “Лестница богов”. Кстати, можно поинтересоваться, как ты получил статуэтку? — Разумеется, нет, — засмеялся антиквар.

— Я бы мог купить коша, — небрежно добавил Атлантида. — Сколько?

— Десять тысяч, — скромно потупившись, сказал Руфус.

Платон прочистил горло.

— Сколько? — повторил голосом судьи, выносящего смертный приговор.

— Десять тысяч, — безмятежно отвечал Руфус.

Его кругленькая рожица расплылась в улыбке. Учитывая, что склонный к экстравагантным поступкам хозяин лавки вырастил у себя во рту шестьдесят четыре зуба, обаяние его улыбки удваивалось.

— Ну хорошо, — согласился Атлантида. — Три. Учитывая, что ты мне должен тысячу за тех поддельных идолов с Пелора.

— Десять, — тут же последовал ответ. — А идолов ты купил по собственной инициативе.

Платон поправил несравненный “mamillariablos-sfeldiana” в петлице.

— Четыре. Идолов я тебе никогда не забуду.

— Десять… А с идолами ты сам ошибся, профессор. — Антиквар гнусно хихикнул.

— Смотрю ты, Руфус, обороняешься упорнее троянцев.

— Так ведь Немертея! — с придыханием произнес лавочник, как будто это слово что-то для него значило.

— Ладно, у меня нет десяти лет, чтобы осаждать твой Илион. Я заплачу десять тысяч.

— Десять тысяч за троянского коня, — сострил Руфус.

— Все-таки ты осел, — Атлантида решил, что, заплатив десять тысяч, он может быть вполне откровенен. — Троянский конь — это тот, которого запихали в Трою, а не наоборот.

Из антикварной лавки Атлантида вышел в несколько взвинченном состоянии.

Не столько на него подействовала потеря десяти тысяч, сколько появление в сомнительной лавке Руфуса золотой статуэтки, в подлинности которой Платон почти не сомневался. Это тебе не идолы Пелора. Вместо того чтобы вернуться в гостиницу и там с толком рассмотреть дорогое (в самом прямом смысле) приобретение, археолог решил подняться наверх, на крышу здания, где имелся, как помнилось, неплохой ресторан и, главное, вполне приличный компьютерный зал. Здесь Атлантида рассчитывал скачать необходимую информацию по Немертее. Плохо, конечно, не иметь личного дома и личного компа… Но это временное. Когда-нибудь он обоснуется на Старой Земле, а не на этой, почти подлинной, но все равно не настоящей. Пока прозрачная кабинка антигравитационного лифта тащилась наверх, Платон рассеянно скользил взглядом по плывущим мимо разноцветным окошечкам, похожим на окошки убогих квартирок, где прежде обитали бедняки. Но ныне бедняков на Земле не осталось. Даже на этой. Земле-дубль. А эти окошки — выставленные за деньги на всеобщее обозрение личные сайты живущих где-то за сотни световых лет отсюда мечтателей, не знающих, что стоит дорого, а что не стоит ничего. Они демонстрируют с наивной небрежностью себя и свои скромные достижения, надеясь поразить дубль-землян, кто крутящимся разноцветным волчком — якобы новым совершенно неотразимым оружием, кто — полетом белых, похожих на снежинки бабочек, — новыми моделями индивидуальных компов… Кто обратит на этот волчок внимание, поднимаясь в лифте на тридцатый этаж, чтобы отведать настоящее жаркое? И как может белая бабочка помешать пассажиру прозрачной капсулы размышлять о связи золотой пластинки, купленной вчера в казино, и сегодняшнего коша, приобретение которого, пусть и в шутку, Атлантида сравнил с взятием Илиона? Итак, что же происходит там, на Немертее? Действительно кому-то очень повезло? Или тайные раскопки гробокопателей увенчались успехом? Вчерашняя парочка явно не походила на счастливцев. Если у них и было золото, то отнюдь не много. Коша они (если это, конечно, были они) продали по дешевке — достаточно взглянуть на скромно потупленные глаза Руфуса, чтобы это понять.

Платон поднялся в ресторан и заказал “Черную собаку”. Потом долго изучал меню, словно опасался, что ему могут подать здесь жареного коша. Но если кош здесь и был, то только золотой, лежащий у него в кармане. Наконец Атлантида заказал жаркое со спаржей и трюфелями, после чего начал разговор с компьютером о Немертее. Он не стал городить супербарьеры защиты, прежде всего потому, что в общественном месте это дело безнадежное. К тому же он хотел получить официальную информацию, предоставленную МГАО. Интересно, что будет готово раньше — жаркое или затребованная информация? И что обойдется дороже?.. Жаркое принесли раньше, но и стоило оно дороже.

Полученная информация ничего не прояснила, но лишь добавила загадок. Слишком много неясного слишком мало информации — Атлантида не любил такие задачки. Они напоминают пол антигравитационного лифта, сквозь который ты видишь далекую землю, но изображение искажено настолько, что лучше не смотреть… И потом эта вибрация… Платон очнулся от своих мыслей и внимательно глянул на пол. Лифт в самом деле трясло — не только пол, но и вся прозрачная капсула билась как в лихорадке.

"Аварийная ситуация”, — мило сообщил комп на сервисном браслете. Атлантида это видел и сам, без подсказки искусственного интеллекта. А вот почему молчит компьютер лифта… Прозрачная капсула подозрительно ускорялась, а на пульте управления по-прежнему любезно мигала зеленая лампочка. Рассольников нажал кнопку экстренной остановки. Безрезультатно!

Ускорение лифта приближалось к ускорению свободного падения. И это “антиграв — надежность двести процентов” — припомнил Платон слова рекламы. Недаром он всегда их одинаково не любил — то есть и рекламу, и антигравитационные лифты. Атлантида поспешно выдернул из трости верхний сегмент, укрепленным внутри лезвием сковырнул щиток управления и насадил на разъем свой миникомп вместе с сервисным браслетом. — Остановка механизма в безопасном режиме! — скомандовал он похожему на большого жука умнику.

Тот пискнул, понятливо заурчал, и лифт стал замедляться. Платона вдавило в пол, желудок выскочил в горло и придавил язык к нёбу. Потом давление ослабло, совершенно не эстетично заскрежетали включившиеся наконец аварийные механические тормоза, и лифт не особенно плавно, зато медленно продолжил свое движение.

— Спуск в Дит не удался, — пробормотал Атлантида и промокнул платком лоб. — А кто-то клялся, что антигравитационные системы практически не выходят из строя.

А ведь он утром еще вспоминал о той аварии… Случайность? Теперь Платону стало по-настоящему нехорошо.

Створки лифта раскрылись.

Служитель в сине-белой форме, цветом лица схожий с “mamillaria blossfeldiana”, слегка заикаясь, пробормотал:

— Со счастливым спуском…

— Благодарю…

Чтобы выйти из лифта, Платону пришлось опереться на незаменимую тросточку. Пред глазами у него все плыло. Атлантида перевел взгляд со швейцара на стоящую в стороне парочку, затем на пожилую даму в кружевной кофточке. Каждый ему казался убийцей. Археолог уже поднес к губам руку с сервисным браслетом, собираясь шепнуть: “Полиция”. Но передумал. Может быть, потому, что в кармане у него лежал золотой кош.

"Меня хотели убить, — сказал он сам себе. — Как это банально. Терпеть не могу банальности”.

Но из-за чего? Неужели из-за статуэтки стоимостью в десять тысяч кредитов? Быть такого не может. На Земле-дубль из-за таких сумм не совершают преступлений.

Тогда из-за чего?

На обратном пути в гостиницу Платон не отважился сесть в антигравитационное такси. Вдруг оно обрушится вниз, как лифт несколько минут назад. Атлантида потащился пешком. Впрочем, пешие прогулки для археолога — вещь не такая редкая. Только пейзаж другой, синеву неба не загораживают небоскребы. Рассольников поднял голову… Прямо на него несся сверху элипсоид такси-антиграва. И судя по черному обгорелому днищу, антигравитационная подушка выключилась и не желала включаться. Платон не стал раздумывать, в чем дело, — метнулся вперед, перекувырнулся через голову и влетел рыбкой в распахнутую дверь какого-то магазинчика. Небьющиеся оконные стекла запели на разные голоса под градом осколков, защитная мембрана входной двери выгнулась буквой “С” — в нее въехал нос развалившегося корпуса антиграва. Фонтан желтого огня вырвался из оторвавшейся хвостовой части машины, и сразу же стекла и мембрана двери сделались дымчатыми.

Хозяйка магазинчика смотрела на горящие обломки такси и беззвучно шевелила губами. Профессор сидел, привалившись спиной к стойке, и не торопился вставать.

— Вы случайно не торгуете антиквариатом? — зачем-то спросил Платон.

— Не-е-ет… — едва слышно выдохнула женщина.

Атлантида принимал ионно-гравитационно-контрастный душ и как раз подставлял тело под холодные струи воды — то есть подходил к последнему этапу процедуры, когда приятный голос компа изрек:

— Новое сообщение. Поступило от господина Монтеня.

— Да, лучше бы здесь была живая женщина, — пробормотал Платон, подставляя лицо под холодные струи.

— Приказ не понят. Я должна расшифровать сообщение или нет?

— Расшифруй, дурочка, — в этот раз он был настроен миролюбиво.

– “Имеется золотой узкогорлый кувшин. Узор частично совпадает с узором немертейской керамики. Возраст около четырех тысяч лет”. Монтень, в отличие от Руфуса, был осторожен, фальшивок не приобретал. Если он говорил — четыре тысячи лет, значит, так оно и есть. А Третье Царство Немертеи существовало как раз в этот период. А еще… Да, да, еще магазин антиквариата господина Монтеня находился в том же квартале, что и “Индепенденс”. Разумеется, Платон поступаeт неосмотрительно, покупая еще одну золотую вещицу. Если из-за двух первых его пытались убить, то что сделают из-за третьей?

И тут ему пришла в голову безумная мысль… Или, напротив, разумная? Что, если отправиться на Немертею и… Археолог еще не понял, что собирается там искать. Но чутье подсказывало — ищи. И совершенно не нужно ставить в известность о его планах Оксфордский Галактический Университет или МГАО. Очень кстати, что Передвижной Университет Ройка прислал Атлантиде приглашение… — Каков будет ответ? — поинтересовался комп.

— Покупать!

— Вы не собираетесь проводить экспертизу? — Если бы голосок гостиничного компьютера мог выражать удивление, в данном случае он бы его непременно выразил.

— Покупать! — повторил Атлантида приказ.

— У вас недостаточно информации. Монтень требует двенадцать тысяч за артефакт. Цена неумеренная.

— Это вполне философская цена. Покупаю.

— Зашифровать ответ?

— Да!

Атлантида вышел из душа. Мягкое покрытие пола имитировало старинный ковер. Настоящий ковер — это что-то очень древнее. Говорят, они сохранились только на Старой Земле. Платон уселся в кресло, налил в стакан текилы, разрезал лимон, насыпал соль на сгиб руки. Но пить не стал. Задумался… Итак, что мы имеем? Золото и тайну погибшей цивилизации. Разве этого мало, чтобы отправиться на дальнюю планету? Хватит работать на сумасшедших заказчиков — пора начать делать что-нибудь исключительно для собственного удовольствия. И для пополнения своего счета в банке “Лионский межпланетный кредит”.

Да, несомненно, пора.