Духоборец

Портнягина выручило исключительно то, что его астральное тело не стало дожидаться физического. Попробуй ученик чародея вскочить с топчанчика, так сказать, в полной экипировке, никакая бы реакция не спасла. Ну сами прикиньте: пока мозг отдаст команду, пока она добежит по нервам до мышц, пока те соблаговолят сократиться… Вообще главное неудобство нашего земного бытия заключается именно в том, что сначала приходится думать, а уж потом действовать. В астрале же, как известно, данные процессы происходят одновременно, а то и вовсе в обратной последовательности.

Тем не менее в первые секунды схватки Глебу мало бы кто позавидовал. Лишь по наитию он ухитрился перехватить в кромешной черноте руку (если это, конечно, была рука), вооружённую скальпелем (если это, конечно, был скальпель), и нанести удар коленом по предполагаемым астральным гениталиям. Разумеется, Портнягин знал, что половые признаки в астрале свидетельствуют только о косности нашего восприятия, но, как было сказано выше, время в тонких мирах слишком дорого, чтобы тратить его на мыслительную деятельность. В следующий миг Глеб уже катился в обнимку с нападающим по тесному чуланчику, пытаясь как можно крепче приложить гада затылком об эфирную оболочку пола. Если это, конечно, был затылок.

На ощупь ночной визитёр оказался невелик, но чертовски силён и такое ощущение, что четверорук, вроде барабашки. Удержать его Глебу не удалось — вырвался, отморозок! Оказавшись на ногах, Портнягин, не глядя, выстрелил растопыренную пятерню к тумбочке, где лежала раритетная сделанная лагерным умельцем финка с наборной рукоятью, — и шансы уравнялись. По легенде, ножичком этим ещё в советские времена успели отправить на тот свет человек шесть, так что его астральные свойства нисколько не уступали физическим.

Далее юный чародей сообразил наконец включить духовное зрение, однако, прежде чем ему удалось разглядеть противника, тот шарахнулся прочь — и сгинул.

Сквозь узкое бойницеподобное окно в торцовой стенке чуланчика точился жидкий лунный свет. Лежащие на тумбочке наручные часы показывали пятнадцать минут второго. На топчанчике тихо посапывало физическое тело Глеба Портнягина. На секунду учеником чародея овладело праведное желание поднять себя пинком в рёбра: спишь, козёл? А тут вон что делается! Не целясь, он кинул грешную душу финки туда, где лежала её материальная оболочка, заранее уверенный в том, что родственные сущности найдут друг друга.

Затем в тесноте чуланчика возник парнишка лет двадцати двух с ладно вылепленным насмешливым лицом — в данный момент, правда, несколько встревоженным.

— Где ж ты гулял? — с упреком сказал ему Глеб. — Меня тут чуть скальпелем не пописа́ли…

Не отвечая, паренёк (именно так выглядело неветшающее астральное тело старого колдуна Ефрема Нехорошева) зорко оглядел помещеньице — и, нагнувшись, поднял оброненный ночным гостем эфирный дубликат медицинского скальпеля.

— Где гулял, говоришь? — рассеянно переспросил он, сосредоточив внимание на кромке лезвия. — Далеко. Отсюда не видать… Ну, что не видать, полбеды, — сварливо прибавил он, — а вот что туда шнура не хватает…

В виду имелся энергетический «шнур», соединяющий тонкое тело с физическим, но Глеба сейчас больше занимало его собственное приключение.

— Хорошо ещё финка под руку подвернулась… — обиженно бросил он.

— Это ты правильно, — машинально одобрил Ефрем, продолжая изучать лезвие. — Ножа духи опасаются. Ножа, сабли, заточки… Да и живые души тоже. Покажут иному бритву в переулке — из него и душа вон… с перепугу…

— Душа — ладно! — сердито сказал Глеб. — А этот-то чего испугался? Материального тела нет: порежешь — тут же срастётся…

— Срастётся, — кивнул Ефрем, опуская скальпель. — Только всё равно ведь больно, когда режут… И когда протыкают — не слаще… — Оборвал фразу, озадаченно крутнул головой. — Давай-ка оденемся да поговорим, — скорее приказал, нежели предложил он. — Дело серьёзное…

Глеб тихонько ругнулся, подплыл к своему спящему без задних ног молодому организму, но, видимо, сказалась общая взбудораженность — «нырком» войти в тело не удалось. Раздосадованный, он применил тогда методику «влезания в рукава» — и тоже тщетно. Наконец невидимые руки наставника взяли его сзади за поясницу и довольно бесцеремонно подправили коленом.

Когда Портнягин, напялив на хорошо развитую физическую оболочку тренировочные брюки и тенниску, появился в комнатёнке учителя, тот уже варил кофе на лабораторной спиртовке, употреблявшейся обычно для приготовления небольших доз выворотного зелья.

— А чего пустой? — спросил он. — Бутылку неси.

— Ты ж в завязке, — напомнил Глеб.

— Я-то в завязке, — равнодушно откликнулся наставник, колдуя над джезвой. Измождённое морщинистое лицо его выглядело сумрачней обычного. Подобно многим достигшим преклонных лет Ефрем Нехорошев являл собою разительный контраст с собственным астральным телом. — А вот тебе сейчас надо бы стакашку принять…

— За слабонервного держишь?

— Нервы тут ни при чём, — назидательно изрёк старый колдун, снимая с огня готовый убежать кофе и бросая в него пару крохотных заговорённых кристалликов, отчего возбухшая шапкой коричневая пена съёжилась и спешно уползла обратно, в горловину джезвы. — А мозги оглушить не вредно…

Хода его мысли Портнягин не уловил.

Подсели к столу. Глеб ждал, что старый колдун примется выспрашивать о ночной драке, но тот молчал и лишь как-то странно поглядывал на питомца. За окном под единственным во дворе исправным фонарём подобно рождественскому снегу кружились мохнатые мотыльки да пара неприкаянных душ с соседнего кладбища.

— Ну и чего он на меня прыгнул? — не выдержал наконец ученик чародея. — Со скальпелем, главное…

— А ты побольше умничай, — невпопад, как показалось Глебу, ответил учитель, поднося выщербленный край чашки к сероватым сухим губам и по-прежнему не сводя заинтригованно прищуренных глаз с воспитанника. Как и все колдуны, Ефрем Нехорошев в разговоре любил заезжать околицей, ответ из него приходилось вытаскивать клещами, поэтому Портнягин счёл за лучшее промолчать.

Решение оказалось правильным. Произведя пару осторожных глотков, кудесник отставил чашку.

— А не помнишь, — промолвил он без видимой связи с чем бы то ни было, — на сколько процентов человек свои мозги грузит?

— Н-ну… одни говорят, на полпроцента, другие — на пятнадцать… По-разному говорят.

— А дети — на сколько?

Про детей Глеб не знал ничего.

— А дети все гениальны, — объявил колдун. — До пяти, до шести лет гениальны, а в школу пойдут — тупеют… Почему так?

— Ты ещё спроси, почему в армии тупеют! — буркнул Глеб.

Кудесник воззрился вновь.

— Ишь ты! — сказал он. — Верно подметил… Так вот послушай, Глебушка: годам к пяти прилетает к человеку мелкая потусторонняя погань — и чик его скальпелем по мозгам! В астрале, конечно, не здесь… И всю гениальность — как корова языком слизнула!

— Скальпелем? — встрепенулся Глеб. — Так это я…

— С ней, с ней, — покивал Ефрем. — С этой самой поганью…

— А не поздновато она спохватилась? — съязвил Портнягин.

— Может, и поздновато… «Розу мира» читал?

— Читал.

— Демона великодержавной государственности помнишь?

— М-м… Да. Помню.

— Ну так вот это мелкая его разновидность…

— Мелкая… — Глеб поиграл желваками. — Опустить бы его, мелкого… чисто духовно…

Колдун крякнул, насупился.

— Ты горячку-то не пори, — сурово одёрнул он. — Привык там у себя на зоне! Он же не совсем нас идиотами делает. Так, слегка, чтобы жить было можно…

— Лохами, что ли?

— Слышь! — осерчал колдун. — Да коли на то пошло, одни только лохи и задумываются. Остальные — прикидывают.

Портнягин прикинул. В чём-то наставник был прав. Взять хотя бы роденовского «Мыслителя». Если отбросить восторги искусствоведов и взглянуть на это изваяние спроста, то первым чувством неизбежно будет сожаление: эк тебя скрючило, болезного! Собственно, оно и понятно: от хорошей жизни человек в подобное состояние не впадёт.

— Но разум-то нам зачем-то дан…

— Разум, — ядовито повторил Ефрем. — Вот именно что раз-ум! Скажем, распоп — кто такой? Поп, которого из церкви попёрли. А разгильдяй? Купец, которого из гильдии выгнали. А разум?.. — Глеб молчал, и пришлось кудеснику завершить мысль самому: — А разум, Глебушка, это ум, который из ума выжил. Философия всякая…

— Всё равно, — упрямо сказал Портнягин. — Раз мозги повреждены — значит, хрен чего в жизни добьёшься!

— Наоборот, — с загадочным видом изронил колдун. Поднялся, кряхтя, и двинулся к стеллажу, где выстроились напоказ всевозможные «Рафли», «Аристотелевы врата», «Астроумие», «Острология», Блаватская, Парацельс и прочая эзотерика. Вытащил какой-то стержень и с натугой сдвинул в сторону весь внешний ряд полок, за которым, к удивлению Глеба, обнаружилась тайная — и неплохая! — библиотечка русской и зарубежной классики. — Вот, — глуховато произнёс кудесник, разнимая на нужной закладке томик Салтыкова-Щедрина. — «Как ни загадочным кажется успех ограниченных людей, — зачитал он, — тем не менее, это факт, против реальности которого не поспоришь». — Томик отправился на место, а взамен в сухой руке чернокнижника возник тёмно-красный кирпич, на обложке которого блеснуло золотом: «Монтень». И тоже весь в закладках. — Та-ак… — молвил Ефрем, находя нужную страницу. — «Посмотрите, кто в наших городах наиболее могуществен и лучше всего делает свое дело, — и вы найдёте, что обычно это бывают наименее способные люди». — Ничего не прибавив, вернул всё в исходное положение и снова подсел к столу.

— Ладно, — процедил Портнягин. — Твоя правда. Одни придурки наверх выбираются… А демону-то это зачем?

— Эх, ничего себе! — сказал колдун. — Если все гениями вырастут, на ком государство держаться будет? А?.. Навернись оно — демону тоже несладко придётся. Он же патриотическими чувствами питается!

Портнягин пришибленно молчал.

— Нет, бывают, понятно, и у него промашки, — поспешил добавить колдун. — Скажем, летит эта погань и видит, что дитё — того… умственно отсталое. Чего попусту скальпелем махать? Ну и летит себе дальше… А ребёныш-то целеньким остался! Глядишь, под старость Эйнштейном станет. Или Державиным. Сколько их таких, что в детстве тупыми считались! — Ефрем снова поднёс остывший кофе к губам — и снова отставил. — Или того хлеще! Возьмёт и полноценного зевнёт. Ну тут, конечно, скандал: парню уже за двадцать, а он всё ещё гений! Хотя с этими разговор короткий: долго им жить не дают… Или под дуэль подведут, или так из астрала жахнут, что психом навеки сделают…

— Погоди-погоди… — ошеломлённо прервал Портнягин. — Ты к чему это клонишь?

Колдун понимающе взглянул на ученика и ухмыльнулся.

— Не-ет, Глебушка, нет… Об этом даже и не думай. Будь уверен, скальпелем тебя чикнули вовремя… — Согнал ухмылку, помрачнел. — Но, оказывается, не до конца, — сказал он, как узлом завязал.

— А тебя? — ревниво спросил Глеб.

— А вот меня как раз прозевали вчистую.

— А как же ты живой до сих пор? Да и не псих вроде… когда трезвый…

Колдун самодовольно крякнул, потянулся за чашкой.

— Вот ты меня всё за пьянку коришь, — упрекнул он, разглядывая кофейную гущу, — а ведь только ею и спасся. Как ни прилетят — я в умате! Или с похмелья… Ну и летят себе дальше.

Нечто смутное, прозрачно-белёсое припало снаружи к пыльному чёрному стеклу, тихонько заскребло, заскулило.

— За скальпелем вернулся, — обеспокоенно известил Ефрем. — Ну-ка быстро в чуланчик! И чтобы полный стакан — до дна и залпом!

— Не хочу.

Колдун отшатнулся в изумлении и широко раскрыл страшные византийские глаза.

— Глеб! — сдавленно прикрикнул он, треснув по столу узкой резной ладошкой. — Не вводи в грех! Станешь придурком — выгоню на хрен!..

— Сказал — не буду.

— У, навязался ты на мою голову! — Бурля от гнева, кудесник схватил щепотью что-то невидимое и торопливо заковылял к форточке. Должно быть, хотел таким образом отвести опасность от ученика. Проникни астральная погань в дом и цапни эфирный дубликат скальпеля прямо со стола, вряд ли бы устояла она перед соблазном чикнуть мимоходом Портнягина по мозгам. — На, держи! — крикнул колдун и выбросил незримый инструмент в пыльную августовскую ночь.

Глеб с любопытством следил за происходящим.

— Слышь, — поддел он, когда Ефрем, тяжело дыша, опустился на табурет. — Сам-то чего ж не боишься к нему подходить? Ты ж сейчас — как стёклышко… и голова работает — дай Бог каждому…

— Мало ли что как стёклышко! — огрызнулся тот. — У меня одних остаточных эманаций на четверых хватит… А вот ты, Глеб, попомни моё слово, доиграешься! Героя он передо мной корчить будет! Девка я тебе, что ли?..

Однако Портнягин что-то уже прикидывал, поэтому отповедь цели не достигла.

— А этот демонёнок… — внезапно спросил Глеб. — Как его там?..

— Великодержавной государственности, — с недовольным видом напомнил колдун.

— Ага… Значит, чикнул он меня в детстве, но не до конца… Теперь, значит, решил ошибку исправить. А чего ж до сих пор клювом щёлкал?

— Времена были другие, — со вздохом объяснил колдун. — А нынче-то, глянь, Суслово по швам трещит, вот-вот на районы развалится. Почуяли демонята, что последние их деньки приходят, всполошились. Я ведь почему за тебя волнуюсь: не дай Бог полоснёт наотмашь, не примериваясь… — Ефрем помолчал и добавил уныло: — Начал народ умнеть — считай, конец державе. Это, брат, давно известно… Либо варвары придут и завоюют (они ж тупые, варвары-то!), либо сами от великого ума революцию учиним…

— А с чего он вдруг умнеть начал?

— Народ-то?.. Да они же и прошляпили — с кем ты сейчас в чуланчике барахтался… Возьми, к примеру, Советский Союз. При Сталине, говорят, чуть задумался — к стенке тебя! А демонята видят, что и без них прекрасно обходятся — ну и разбаловались. Какой, думают, смысл?.. И вдруг — бабах! Указ! Мыслить разрешили! А мозги-то у народа не обезврежены! И пошло государство вразнос. Если бы не зарубежные шампуни — и Россия бы вместе с Союзом тогда же накрылась, в девяносто первом…

— При чём тут шампуни? — ошалело спросил Портнягин.

— А это, Глебушка, кто-то, видать, в верхах сообразил: из-за границы моющие средства ввозить. Свои-то тогда в дефиците были. А наш человек как устроен? Перестал в затылке скрести — значит, и задумываться перестал…

Зыбкая тень заслонила на секунду тусклую лампочку на кривоватом шнуре — и старый колдун, оборвав фразу, вскочил на ноги с нестарческой резвостью. Стукнул об пол опрокинутый табурет.

— Вернулся! — В голосе Ефрема звучал неподдельный страх. Руки чародея судорожно шарили по столу в поисках хоть какого-то острого предмета, которых так боятся духи и демоны. — Говорил я тебе? Бегом за водкой! Бегом! А я его пока…

Портнягин не пошевелился.

— Бегом, я сказал!.. — надрывался кудесник. Внезапно замолчал, огляделся недоверчиво. — Улетел, что ли?..

Никаких теней в комнате больше не сквозило.

— Я ж сам видел, как он скальпелем замахнулся… — ошарашенно пробормотал Ефрем. Резко повернулся к Портнягину, с опаской всмотрелся в глаза. — Э! Ты как?..

— Нормально, — довольно бодро откликнулся тот. — Да всё в порядке, Ефрем. Ты ж меня предупредил…

— О чём?

— Н-ну… Что дурачком надо прикинуться.

Безнадёжно скривив рот, кудесник глядел на ученика с откровенным сожалением.

— Морду, что ль, дурацкую скроить? Этим ты его, мил человек, не наколешь. Он в мысли смотрит!

— Так и я про мысли, а не про морду…

Ефрем запнулся.

— Н-ну, если на время… — с сомнением промычал он. — Но ты ж не знаешь, когда к тебе в следующий раз прилетят!

— Почему на время? Вообще.

Колдун остолбенел.

— Вообще?! Да это всё равно, что дураком стать!

— Ну не скажи, — с достоинством возразил Глеб Портнягин. — Дурак — он и есть дурак. А тут думаешь для виду по-дурацки, а делаешь-то всё по уму…