10
Это был он, большой, тяжеленный, и убедительный, словно визит налогового инспектора, обрезок железной трубы.
Любой нормальный человек после такого удара должен либо распрощаться с жизнью, либо рухнуть как подкошенный и потерять сознание, по крайней мере, на несколько часов.
Вот только сотворившие мое тело мастера поработали на совесть.
Прежде чем тот, кто орудовал обрезком трубы, нанес второй удар, я успел повернуться и на него посмотреть.
Ничего особенного. Просто здоровенный громила, с очень гнусной физиономией. Тот самый тип человекообразных, с которым я, находясь в своем родном теле, предпочитаю не сталкиваться на узкой дорожке.
Впрочем, вот и произошло. Столкнулся.
Обрезок трубы вошел в соприкосновение с моей головой во второй раз. Не сказать, чтобы я при этом вообще не почувствовал боли. Боль была, и еще какая. Просто она ощущалась словно бы приглушенно, будто у меня на голове был очень хороший защитный шлем.
Все верно, так и должно быть. Конечно, те, кто создавал мое тело, позаботились о том, чтобы сделать его достаточно чувствительным, но одновременно устроили так, чтобы никакая боль не могла помешать его владельцу выполнить поставленное перед ним задание.
Кстати, насчет боли…
Громила замахнулся в третий раз. Развитие интеллекта у него, похоже, закончилось где-то в трехлетнем возрасте.
Перехватив в полете обрезок трубы, я резким рывком выдернул его из рук здоровяка и, отшвырнув далеко в сторону, спросил:
— Э, парень, а чего это ты, собственно, так разошелся? Я тебя трогал?
Громила впал в ступор. Ему понадобилось не менее трех секунд для осознания того, что забава кончилась, еще толком не начавшись. По прошествии этого времени лицо громилы приобрело крайне обиженное выражение. Точь-в-точь как у малыша, у которого отняли вкусную конфетку.
— Ах, ты вот так, да? — наконец проквакал он.
— Точно, — сказал я. — Вот так. Учти, может быть хуже. Если ты мне не скажешь, кто тебя надоумил испытать мою черепушку на прочность, я тебе сейчас пообрываю руки и ноги. Не веришь?
А в самом деле? Не исключено, что мерзавец ждал именно меня. Кто мог знать, что я окажусь здесь как раз в это время? Сплетник и его товарищи? Да нет, к чему им это? Может быть, похитители моего тела сумели запустить поисковую программу и благодаря ей определили, каким образом мне удалось смыться из кибера? Но тогда это должно было им стоить огромных денег. Вообще, не слишком ли дорого им обошлось мое тело?
— Я сам тебе что надо пообрываю, — прохрипел громила.
Правда, сказано это было с недостаточной долей уверенности.
— А вот выкуси.
С последним предложением я, похоже, переборщил. Вместо того чтобы и дальше поддерживать светскую беседу, громила на меня кинулся. Сделал он это в очень оригинальной манере, попросту наклонив голову и бросившись вперед, словно бык, пытающийся посадить на рога ненавистного тореадора. Естественно, сообразить, что нанести большой вред своей головой тому, кого не сбил с ног обрезок трубы, он не удосужился.
Мне ничего не оставалось, как за мгновение до столкновения сделать шаг в сторону. Этого оказалось достаточно. Издавая разочарованное хрюканье, громила пронесся мимо меня и с размаху врезался в стену. Она каким-то чудом устояла, а новоявленный тореадор, замычав от боли, рухнул на колени.
Я удовлетворенно кивнул.
Все правильно. Не будь малое количество мозга, содержащееся в голове моего противника, так защищено толстым костным слоем, он, сейчас мог раскроить себе череп. Вместо этого громила наверняка всего лишь заработал большую шишку, которая через неделю-другую вполне благополучно исчезнет.
Кстати, а почему он один?
К сожалению, я додумался до этой ценной мысли поздновато.
Тот, кто подкрался ко мне со спины, принадлежал к совсем другой породе.
А я, честно сказать, свалял большого дурака, слишком уж увлекшись расправой над тем, кто в конечном счете оказался всего лишь жертвенным козленочком, на которого охотник-профессионал обычно ловит опасного хищника. Вообще, надо было вспомнить о том, что подобные негодяи чувствуют себя полностью расковано лишь при наличии где-то неподалеку серьезного подкрепления.
К сожалению, я так его и не увидел. Впрочем, действовал он как настоящий профессионал. Вместо того чтобы без толку лупить меня по голове каким-нибудь тяжелым предметом, он воспользовался гшокером.
Эта штучка надежно и надолго парализует любое существо как искусственного, так и естественного происхождения. Кстати, изобрели ее уже после того, как было создано мое тело. Поэтому какой-либо, пусть даже мало-мальской, защитой от гшокера оно не обладало.
Боли не было вовсе. Просто у меня вдруг отнялись руки и ноги. Притяжение нашей старой, доброй планеты сделало свое дело, и я рухнул на мостовую, словно мешок с дерьмом. При этом мне не повезло еще раз. Я упал лицом вниз и практически лишился возможности что-либо видеть, конечно, кроме, крохотного участка мостовой, находящегося прямо возле моих глаз.
Правда я мог слышать, о чем разговаривают эти два типа, но много ли мне было от этого толка? Первые пару минут они вообще ни о чем не разговаривали.
Громила, видимо, приходил в себя, а профессионал просто молчал, поскольку был и в самом деле профессионалом.
Наконец громила настолько очухался, что предложил:
— Давай, я ему сейчас выбью все зубы. Для начала. Потом я немного передохну и возьмусь за него всерьез. Спорим, он и не представляет, что я на самом деле могу с ним сделать?
— Ты его даже пальцем не тронешь, — голос профессионала был таким холодным, что наверняка мог на расстоянии до трех метров замораживать апельсиновый сок.
— Это почему? — возмутился Громила. — Ты видел, что он со мной проделал? Будь я проклят, если не поквитаюсь.
— Ты не поквитаешься. Для дела нужно чтобы он выглядел свеженьким и нетронутым.
— Зачем тогда ты заставил меня лупить его по голове?
— Поскольку знал, что ты не сможешь причинить ему никакого вреда. А вот отвлечь… Так, в конце концов, и получилось.
Немного помолчав, профессионал приказал:
— Ладно, ты уже вроде бы в порядке. Поэтому неси-ка ее сюда.
Вполголоса сообщив о том, что он со мной еще посчитается, Громила пошел прочь. Я слышал, топот его башмаков, он звучал все тише. Вот Громила остановился, и послышался щелчок открываемой дверцы авиетки.
Ага, стало быть, они с транспортом. Интересно, что эти бандиты задумали?
Собственно, мне и в самом деле ничего не оставалось, как только гадать о намереньях этой развеселой парочки. Правда у меня было предчувствие, что очень скоро я это узнаю.
Так и оказалось.
Не прошло и минуты, как громила двинулся обратно. Теперь шаги его звучали глуше. Похоже, он нес что-то тяжелое.
Ну-ну, посмотрим, что меня ожидает.
Громила остановился в паре метров от меня, видимо, ожидая дальнейших приказаний. Долго ждать ему не пришлось.
— Отлично, — сказал Профессионал. — Положишь ее здесь. Да смотри, чтобы все было в высшей степени естественно.
Будь у меня такая возможность, я бы сейчас обрушил на головы этих мерзавцев парочку проклятий, да таких, каких даже они наверняка не слышали. Еще бы! Я был почти уверен, что они решили провернуть со мной один очень подлый и старый как пирамида Хеопса трюк.
И все же, не слишком ли я циничен? Подобные фокусы встречаются в кино гораздо чаще, чем в жизни. Хотя… Почему бы и нет? И вообще, циниками, как правило, обзывают тех, кто довольно хорошо знает жизнь, те, кто о ней не имеет и малейшего понятия. Таким образом, цинизм — это всего лишь информированность в достаточной степени.
Громила положил свою ношу на мостовую и радостно заржал. Более подлого и глупого смеха я не слышал. Обычно так смеются законченные негодяи, готовящиеся совершить очередную подлость, причем имеющие полную гарантию, что наказаны они за нее не будут.
Вот это еще — большой вопрос. Как только мне удастся вновь подчинить себе свое тело, я этого мерзавца найду, и уж тогда…
— Железяку не потерял? — поинтересовался профессионал.
— Конечно, нет.
— Ну, тогда какого черта медлишь? Давай, делай все, как было задумано.
Я напряг слух.
Результаты были минимальные. Я мог сказать с уверенностью, что Громила что-то делает, причем быстро и сноровисто, но что именно, определить так и не смог. Прошло совсем немного времени, и он браво отрапортовал:
— Готово!
— Все готово?
— Конечно.
— Ну, хорошо. Теперь, сматываемся отсюда. Кстати, посмотри-ка на авиетку…
— Куда?
Очевидно, выполняя приказание профессионала, громила и в самом деле попытался рассмотреть, что там происходит с их средством передвижения. Глупец, он, похоже, был совсем зеленым, поскольку не знал об одной очень скверной привычке профессионалов.
Раздавшийся почти тотчас резкий вскрик и стук упавшего на мостовую тела подтвердил мои предположения. Профессионалы не любят оставлять в живых тех, кто видел их за работой. Особенно, если вероятность, что свидетель проболтается, достаточно велика. В случае с громилой она была почти стопроцентная. Оставь профессионал его в живых, тот рано или поздно должен был попасть в руки мусорщиков. Такова участь всех этих крутых ребят. Рано или поздно, они, благодаря своей безграничной тупости попадают в руки мусорщиков, а уж там… Ну конечно, желая спастись от тюрьмы, он будет хвататься за любую соломинку и неизбежно начнет выбалтывать все, что могло бы заинтересовать мусорщиков.
Кстати, чем профессионал его прикончил?
Ответ на этот вопрос я получил почти тотчас.
Профессионал подошел ко мне. Падая на мостовую, я, оказывается, каким-то образом успел подогнуть под себя правую руку. Теперь для того, чтобы ее высвободить, профессионалу пришлось меня резко приподнять и вновь опустить на мостовую. Этого хватило для того, чтобы я увидел его ноги.
Вот только ничего в них особенного не было. Самые обычные ноги, ботинки, брюки…
Между тем профессионал что-то сделал с моей правой рукой. Я мог бы поклясться, что он вложил в нее тот предмет, которым был убит громила. Что это может быть? Нож? Если так, то мой противник консерватор. За последние пятьдесят лет было придумано множество компактных и относительно простых в обращении приспособлений, с помощью которых любой желающий мог лишить кого-нибудь жизни. Таким образом, мода на ножи среди представителей криминального мира почти прошла.
Тем не менее, похоже, это нож.
Немного постояв надо мной, видимо, еще раз прикидывая, все ли он сделал правильно, убийца издал какой-то горловой звук, судя по всему, означавший полное удовлетворение, и неторопливо пошел прочь. Очевидно — к авиетке.
Итак, мавр сделал свое дело, мавр должен удалиться. Со спокойной совестью, будь она неладна.
Хлопнула дверца, потом послышалось тихое урчание мотора. Еще немного погодя авиетка взлетела.
А я остался. Ждать. Неизвестно чего.
Хотя, почему — неизвестно? Известно, очень даже известно. Не надо обладать чрезвычайно развитым воображением, для того чтобы угадать, что сейчас произойдет.
Гораздо интереснее — другое. Зачем тем, кто нанял этого профессионала, надо было оставлять меня в живых? Зачем, надо пускаться во все тяжкие, вместо того чтобы приказать, все тому же профессионалу, лишить меня моей драгоценной жизни, за которую я последние сутки дерусь словно крыса, загнанная в угол?
Вот вопрос, так вопрос.
Кстати, почему бы не попытаться его обдумать именно сейчас? Все равно больше делать совершенно нечего. Можно еще попробовать погадать, для чего профессионал проделал со мной все эти манипуляции. Хотя чего уж там гадать? И так все ясно. Минут через двадцать приедут мусорщики, и в конечном счете, я все-таки попаду в их управление.
Да, да, как раз туда, куда и хотел попасть. Вот только я должен был появиться там не в качестве схваченного на месте преступления убийцы, а в качестве потерпевшего, у которого украли тело. И разница между этими двумя статусами довольно большая.
Мысленно еще раз чертыхнувшись, я попытался найти хоть какие-то объяснения тому, что меня оставили в живых. Однако думалось мне на эту тему без большого энтузиазма. Мысли мои почему-то все время возвращались к неминуемому приезду мусорщиков.
Они, конечно, приехали. Причем случилось это минут на пять раньше, чем я рассчитывал. Мусорщиков было двое, и действовали они довольно расторопно, словно все знали заранее.
Хотя о чем это я? Конечно, по крайней мере, один из них знал наверняка, что именно он должен увидеть. А может быть, и оба.
Выгрузившись из авиетки, мусорщики подошли ко мне и после совсем крохотной паузы, понадобившейся, очевидно, для того, чтобы осмотреть место побоища, приступили к делу.
— Ага, — сказал один из них. — Еще одно убийство. Подскажи мне, Ганелон, кажется, это уже шестое за неделю?
— Седьмое.
Голос у Ганелона напоминал скрип несмазанных тележных колес.
Очень милый голос. Как раз таким и нужно кричать, что сопротивление бесполезно, что все, кто надо, окружены, кем надо, и что вот сейчас обладатель этого голоса вышибет одному козлу мозги, а потом заставит его же эти самые мозги слопать.
— Посмотрим, как он выглядит?
— Конечно. Учти, это — искусственный. Будь поосторожнее. Запросто может выкинуть какую-нибудь штучку. Они такие, эти искусственные. Кто знает, может, он напичкал свое тело всякими приспособлениями и теперь только и ждет случая их применить?
— Тут ты загнул. Имей он возможность хоть что-то сделать, уж наверняка постарался бы наладить отсюда ноги. Зачем ему было дожидаться нашего приезда?
— А если ему захотелось присоединить к своей коллекции трупов парочку мусорщиков?
Я удивился.
О какой коллекции трупов они говорят? Откуда она взялась? И при чем тут я?
— Тогда, может быть, для начала продырявим ему ногу или руку? Он будет знать, что с нами шутки плохи, а мы будем уверены, что он станет вести себя вполне лояльно. Приехав в управление, скажем, что он оказал сопротивление, вот и пришлось его стреножить. Глядишь, еще получим премию за задержание особо опасного преступника.
— А если у него где-то там вмонтирован записывающий аппарат? Такое уже бывало. До суда он будет вести себя паинькой, а потом, в нужный момент, предъявит судье запись. И все! Его отпустят, а нами займутся всерьез. Нет, раз он искусственный, давай все делать, как положено, по закону.
— Ну, хорошо, по-закону, так по-закону.
Меня перевернули на спину и наскоро провели надо мной обряд задержания. Ничего особенного в нем не было. Все тот же старый, по-моему, почти не изменившийся за последнюю сотню лет текст, в котором упоминается о правах, о каком-то звонке, каком-то адвокате и говорится всякая прочая лабуда.
— Уф, кажется, все, — сказал Ганелон.
Теперь, по крайней мере, я их видел. Ганелон был под стать своему голосу. Этакая видеофонная будка, одетая в мундир, увешанная, словно новогодняя елка, инструментами, с помощью которых можно кого угодно за очень короткое время сделать инвалидом.
Второй был помельче. Недостаток массы в нем компенсировался жутко подлым видом. Работа коммивояжера способствует некоторому знанию человеческой натуры. Так вот, если я хоть что-то понимаю в людях, этот тип был вполне способен после службы, ради развлечения, выходить на ночные улицы и вспарывать животы жрицам любви.
Кроме этого, я смог, скосив глаза, оглядеться. Да, все верно, труп громилы лежал неподалеку, а в руке у меня был зажат нож, которым его прирезали. Но главный сюрприз был в другом. Неподалеку от трупа любителя орудовать обрезком железной трубы, лежало еще чье-то тело. Судя по одежде, это было женщина. Наверняка ее прирезали тем самым ножом, что и громилу. К тому же она, готов в этом поклясться, была молодая и красивая.
Почему-то тех, кто убивает молодых и красивых, ненавидят больше, чем тех, кто режет всех подряд. И наверняка тот, кто спланировал сценарий моей передачи в руки мусорщиков, должен был этот фактор учесть.
О-ля-ля!
Кажется, я влип по-настоящему. Если труп громилы еще возможно как-то объяснить самообороной, то смерть молодой хорошенькой женщины, тянет меня на дно лучше привязанного к ногам мельничного жернова.
Все, приехали. Теперь, что бы я ни говорил, как бы ни пытался доказать свою невиновность, мне никто не поверит. Все мои объяснения сочтут бредом свихнувшейся бродячей программы. А это означает скорый суд и такое же скорое наказание. Какое именно? Можно поставить сотню инфобабок против старой зубочистки, что после того как меня доставят в управление, не пройдет и получаса, как меня самым тривиальным образом сотрут.
Между тем Ганелон вытащил из авиетки кое-какое оборудование и принялся снимать место преступления. Минут через пять, покончив со съемкой, он взял злополучный нож за лезвие и сунул его в пластиковый пакет. Уложив оборудование и пакет с оружием убийства в авиетку, он выбрался из нее и подошел к напарнику.
Тот одобрительно хрюкнул и сказал:
— Ну вот, а теперь пришла пора надеть на него наручники.
— И это, Мордни, уже твоя работа, — промолвил Ганелон. — А для меня наступила пора перевести дух от трудов праведных.
Обдумав сказанное напарником, Мордни криво ухмыльнулся и сказал:
— Ошибаешься. Тебе придется сделать и это. Учти, я старший, а стало быть, моя обязанность — командовать и наблюдать.
— Ты твердо это решил?
— Твердее не бывает.
— Хорошо же…
По-моему, в голосе Ганелона послышался намек на угрозу. У меня появилась слабая надежда. Если сейчас стражи порядка начнут выяснять отношения…
— Предупреждаю, выкинешь ту штуку, что позволил себе на прошлой неделе, сломаю руку.
— И останешься без напарника.
— Ну, такого, как ты найти нетрудно. Под любым забором десяток.
— Такого как я найти нелегко. Интересно, как ты с каким-нибудь из этих подзаборников будешь проворачивать делишки, благодаря которым имеешь неплохой побочный доход? Спорим, любой из этих идиотов первым же делом попытается тебя кинуть? Если ему это не удастся, тебе снова придется искать себе напарника, а если удастся, то ты лишишься некоторого количества денег.
Мордни задумался.
Я удивился еще раз.
На моих глазах погибло мое давнее умозаключение, согласно которому такие люди на подобное не способны.
— Ладно, черт с тобой, — проворчал Мордни, снимая с пояса наручники. — Только учти, если он надумает брыкаться, я вычту из твоей доли десять процентов.
— Спорим, у тебя этот фокус не пройдет?
Мордни быстро обыскал меня и извлек на свет божий пистолет и нож. Спрятав их, он защелкнул наручники на своей и моей руке, потом рывком поднял меня, да так, словно я почти ничего не весил, и понес к авиетке. По дороге он не отказал себе в удовольствии сообщить напарнику, каким образом тот появился на свет. О подобном методе создания младенцев я не слышал за всю свою жизнь. Ганелон не остался в долгу и снизошел до неких предположений, в основном касавшихся близких родственников Мордни. Любые две фразы, взятые из его монолога наугад, могли послужить для какого-нибудь жителя гор, будь они ему сказаны, основанием для кровной мести на протяжении пяти-шести последующих поколений.
Впрочем, чувствовалось, что мусорщики грызутся лишь для проформы. Вся эта ругань для них была не более чем своего рода гимнастика. Интересно, какие перлы они могут выдать, когда наступит момент палить из орудий главного калибра?
Мордни открыл дверцу авиетки, перехватил меня поудобнее, словно узел грязного белья, и залез на заднее сиденье. Ганелон, соответственно, устроился за рулем. Подогнав авиетку поближе к трупам, он вылез, погрузил мертвые тела в багажник и снова уселся на свое место.
— Надо было его все же слегка попинать, — с сожалением в голосе, сказал Мордни.
— Зачем? — поинтересовался его напарник.
— А затем, чтобы жизнь не казалась сахаром.
Видимо, последняя фраза являлась для них чем-то вроде расхожей, каждодневной шутки, потому что после того, как она была произнесена, мусорщики довольно засмеялись.
Как-то раз мне пришлось навестить одного бывшего приятеля в сумасшедшем доме. Смех мусорщиков здорово напомнил мне звуки, услышанные там.
— Поехали!
Ганелон завел мотор, и авиетка взлетела.
Как раз в этот момент я совершил два чрезвычайно важных открытия. Первое из них касалось действий профессионала. До меня вдруг дошло, почему тот, кто его нанял, приказал оставить меня в живых.
Он, этот мерзавец, похоже, обладал не только препаскудным характером. Кроме всего прочего, он был еще и мстителен. В самом деле, доставив меня в управление, мусорщики произведут сканирование моей личности. И что же они обнаружат? А то, что я являюсь программой, устроившей тарарам в кибере-12. И дело не только во мне. Со мной, по его расчетам покончено. Дело в том, что мусорщики поневоле зададут себе очень простой вопрос. Как, каким образом бродячая программа, считавшаяся погибшей, попала в большой мир, да еще оказалась в искусственном теле, да еще пришила двух граждан этого большого мира? Самое главное тут — как.
В поисках ответа на этот вопрос они заявятся в зоопарк и насядут на его смотрителя. Вот тут-то многое и выяснится, вот тут-то многим и не поздоровится. И как, вы думаете, накажут бродячую программу, пусть даже обладающую деньгами, осмелившуюся навешать лапшу на уши мусорщикам? Ну конечно, тоже сотрут.
Месть, чистой воды месть. Хотя… Кто знает? Может быть, и не только она. Уничтожив смотрителя, мой неведомый враг заодно уберет и того, кто знал мою историю, другими словами — свидетеля.
Второе открытие заключалось в том, что я вдруг понял — действие гшокера прошло. Видимо, все же на мое тело он подействовал как-то не так. Времени раздумывать на тему, почему это произошло, не было. Главное: я снова был хозяином своего тела. И использовать это вдруг появившееся преимущество надо было прямо сейчас, пока я еще не оказался в управлении. Там меня быстренько согнут в бараний рог, там это умеют.
Ну хорошо же, господа мусорщики, кажется, у вас сегодня не очень удачная ночь. Может быть, она вам запомнится надолго. Если, конечно, все у меня получится как надо.
— Кстати, как там поживает Тина? — поинтересовался Мордни.
— Очень даже неплохо. Довольно успешно рассталась со своим третьим муженьком. Если хочешь, можно к ней заглянуть. Вот только доставим этого искусственного в управление и переместим в табакерку.
— Возможно…
Договорить Мордни не успел. Как раз в этот момент я открыл боевые действия.
Похоже, те, кто создавал мое тело, учли возникновение подобной ситуации и снабдили его небольшим приспособлением. В тот момент, когда Мордни попытался сообщить, что он думает о Тини, я выпустил из запястья правой руки маленькое приспособление, несколько напоминающее кусачки. Действовало оно почти так же.
Резкое движение рукой — и цепочка наручников, которыми я был прикован к стражу порядка, оказалась перекушена.
— Эй, что это ты задумал?! — взревел Мордни.
— А ну-ка, опуститесь вниз, — приказал я. — Иначе, я вам обоим вырву глотки.
Любой другой на месте этих психов должен был выполнить мое приказание беспрекословно. Любой…
— Ага, так он ожил! — завопил Мордни и попытался мне врезать по голове какой-то штуковиной, напоминающей укороченную резиновую дубинку.
Не на того напал.
Перехватив его руку, я попытался эту штуку отнять. Надо сказать, сопротивлялся он отчаянно, вцепился в «дубинку», словно она была для него самой дорогой вещью на свете. Хотя, не исключено, так оно и было.
В то время как я пытался обезоружить одного стража порядка, другой на мгновение отвлекся от управления и саданул меня кулаком в лоб.
Вот это мне уже не понравилось.
Война на два фронта — верный путь к поражению. Не верите? Полистайте учебник истории. Там черным по белому сказано, что любое государство, объявившее войну сразу двум собственным соседям, неизбежно ее проигрывало.
Я знаю это благодаря тому, что в школе одним из моих любимых предметов была история. Если точнее, то такой повышенный интерес к предмету был вызван еще одним дополнительным стимулом в виде преподававшей его молоденькой девицы очень милой наружности, только что окончившей педагогический колледж, но, тем не менее, истину о том, что не стоит попытаться настучать по ушам сразу двум противникам, я усвоил хорошо.
Именно поэтому, все-таки обезоружив Мордни, я тотчас же пустил дубинку в ход. Сделал я это вовремя. Дубинка смачно врезалась в лоб Ганелону, причем как раз в тот момент, когда он повернулся, чтобы еще раз меня приложить.
Эффект был бешеный. Правда, не совсем тот, на который я рассчитывал.
Мне хотелось слегка успокоить мусорщика, отбить у него охоту к продолжению партизанских действий, а дубинка отправила его в полный нокаут.
Ой-ой-ой!
Ганелон рухнул на сиденье, как подкошенный.
Увидев это, мы с Мордни одновременно издали вопль отчаяния и ринулись вперед, пытаясь схватить освободившийся руль.
Мы не успели.
Авиетка задела боком какое-то строение. При этом ее тряхануло так, что нас с Мордни отшвырнуло назад. Я упал сверху и поэтому, опять вскочив, снова попытался дотянуться до руля.
Как же!
Как раз в этот момент авиетка зацепила другим боком еще одно здание. После этого ее несколько раз крутануло вокруг оси. Потом было столкновение с каким-то большим и непрочным сооружением, вроде бы с рекламным щитом. В результате этого авиетка клюнула носом, резко пошла вниз и через пару мгновений, с жутким скрежетом и скрипом проехав метров пятьдесят по брусчатке, остановилась.
— Блин! — простонал Мордни, пытаясь выбраться из-под меня. — Вот блин.
Каким-то образом изловчившись, я пинком высадил дверцу авиетки и выбрался наружу. Быстро оглядевшись, я убедился что улица, на которой мы совершили вынужденную посадку, совершенно пустынна. Ни зевак, ни мусорщиков. Самое время дать деру.
Хотя, стоп. Кстати, о мусорщиках… Осталось еще одно дело. Неплохо было бы кое-что предпринять для того, чтобы они за мной не увязались.
Заглянув в авиетку, я увидел, что Мордни все еще находится в полувменяемом состоянии.
— Послушай, дружок, — ласково спросил я. — Ты ведь не станешь пытаться меня ловить?
— Блин, — ответил мне Мордни. — Ну, блин!
Похоже, это слово ему чем-то очень полюбилось. Ну и бог с ним.
Чудовищным усилием воли поборов искушение еще раз пустить в ход дубинку, я обшарил его карманы и вернул себе свое оружие.
Отлично, эти игрушки мне наверняка в будущем понадобятся. Особенно, если учесть, как повернулось дело. Теперь, когда на мне висят убийства, сопротивление властям, побег, порча имущества стражей порядка и, вероятно, еще множество других преступлений, явиться в управление мусорщиков было бы величайшей глупостью.
Стало быть, мне остается только попытаться выловить похитителей самому.
Я вылез из авиетки и еще раз взглянул на Мордни и Ганелона. Один из них по-прежнему был без сознания, второй, с интервалом секунд в десять, бормотал так полюбившееся ему слово.
Пока, ребята, надеюсь, мы больше не увидимся.
Широко размахнувшись, я отшвырнул дубинку прочь. Мне она не понадобится. Я, если что, смогу себя защитить и без нее.
— Блин! — в очередной раз сказал Мордни.
Что-то у него с психикой точно было неладно. Хотя… при такой работе… Каждый день на кого-то орать, кому-то угрожать, кого-то лупить и чувствовать, ощущать всей кожей, что большинство людей тебя, мягко говоря, не любят. При таких условиях у любого со временем будут проблемы с психикой.
Где-то поблизости послышались завывания сирены. К месту катастрофы спешила еще одна авиетка мусорщиков.
Это означало, что мне нужно поторопиться.
