Всем известно, от малых детей до стариков, что Слово, Искупителем людям подаренное, одно на всех.

Вот только произносим мы его по-разному.

Если кто, по дурости или по великой любви, что, в общем, едино, другому свое Слово доверит – Слова неравны будут. И опасность не в том, что можно свое достояние потерять, наоборот. То Слово, которое раньше звучало, в себя и новое вбирает. Вот если, к примеру, Хелен со мной поделится Словом, на котором запал ее планёра, да и всякие женские побрякушки, наверное, хранятся… Мне к ним все равно доступа не будет, никак. Мое Слово – от ее Слова произойдет. Может, оно и сильнее окажется, и я куда больше добра на него сложить смогу, но вот Хелен в любой миг ко всему дотянуться сможет… ну, конечно, если будет доподлинно знать, что там у меня спрятано.

Потому и хранят Слово, от детей родных, от жен любимых скрывают. Страшен искус. Как жить, зная, что все достояние в любой момент может тому достаться, кто тебя Слову научил? Не проще ли покончить с тем, от кого ниточка протянулась?

Когда аристократ обучит наследника Слову – то еще игрушка малая. К главной казне все равно доступа не будет. Надо со Слова на Слово ценности передать… если успеешь, конечно… А вот если ценностей особых нет, кроме самого Слова, – то велик искус… велик…

И понятно, что то Слово, что в начале было… которое Искупитель произнес, римских солдат устрашая, нож Сестрой принесенный да копья в него нацеленные разом в Холод пряча…

Это Слово – самое главное.

Словно дерево, от тонкого корня растущее, крону до неба раскинувшее, тянутся, ветвятся Слова, в которых сила и власть всей Державы.

А внизу, тьмой веков скрытое, первое Слово. Изначальное. Истинное.

Искупителем сказанное.

И если знать его, если суметь произнести, потянуться…

Обдало меня таким ознобом при этой мысли, словно я и впрямь это Слово узнал и дотянулся до вечного Холода.

Все!

Все сокровища мира, спрятанные ныне да в прежние века утерянные!

То, что Наполеон в Руссии взял да и унес с собой, на Бородинском поле саблей казачьей сраженный… Сокровища Кромвеля и Марии Антуанетты… Чудесные машины Леонардо… Баронские накопления, казны графов и маркизов… Кладовая Владетеля, залог всей его власти… Церковные богатства… Мелочь, мелкими людишками на Слове потерянная… только таких, безвестных обладателей Слова за две-то тысячи лет немало было…

– Спаси, Сестра… – прошептал я. – Пощади, Искупитель…

Марк будто осунулся и посерел, сказав нам про Изначальное Слово. Сестра Луиза мрачно следила за Хелен.

– Да как ты еще жив, принц… – прошептала летунья. – Как ушел с таким… с такой силой…

– Сестра берегла! – торжественно произнесла настоятельница.

– Сестра того бережет, кто сам не зевает… – Хелен с силой прижала ладони к лицу, словно и позабыв, что одна рука сломана. – Это смерть. Смерть, мальчик. Всем, кто к тебе прикасается. Всем, кто рядом стоял. Просто так… на всякий случай… Я думала, врали…

– Что врали? – тихо спросил Марк.

– Да этап ваш несчастный, на который ты, щенок, попал… Всех каторжников допросили, загнали обратно на судно, велели отойти от берега… а потом линкор его сжег начисто, огненные бомбы не пожалели…

Я даже не вскрикнул – тихое сипение вырвалось из горла, стянутого ужасом. Закричал Марк:

– Как? – Кинулся к Хелен, схватил ее за руки, повторил: – Как?

– Просто! Из главного калибра, в упор! Вместе с командой! Как зачумленных в Черные Годы!

У меня круги поплыли перед глазами. Будто всех я увидал: и душегуба Славко, и верзилу-кузнеца, и хитрого Локи, и безобидного певца Волли, и казнокрада Плешивого, и надсмотрщика с безобидным прозвищем Шутник, и тех, чье имя уже забылось, и матросиков из команды…

– Гад, – вдруг прошептала Хелен. – Ох какой гад… сдохнуть тебе без покаяния…

Не к Марку были ее слова, она мальчишку, на ней повисшего, и не замечала. И не ко мне. Кому-то другому, далекому, проклятие адресовалось.

Огонь и вода. Качается на волнах золотая туша линкора и палит из всех орудий. С неба огонь, под ногами вода, на руках кандалы… Пылает палуба, рушатся мачты, вопят в трюме каторжники, смерть почуяв, капитан в ужасе линкору сигналит…

Смерть. Огонь и вода все скроют. Вдруг да и выдал мальчик кому-то Изначальное Слово? Сам понял и другим передал?

Вдруг кто получит такую власть, которой никогда над миром не было?

– Что же ты наделал! – закричал я, вскакивая. Оторвал мальчишку от Хелен, швырнул на пол. – Зачем? Зачем ты нашел эту книгу? Зачем в руки взял, зачем рассказал, как посмел уйти с ней?

Значит, пока я по Лузитании скитался, железо на монеты обменивал да с комфортом через Державу ехал, товарищи мои этапные от огня и воды лютую смерть приняли? Не было у меня среди них друзей, да только все едино – вместе нас судьба свела, а потом…

Потом Марк, по глупости своей, по незнанию простой жизни, как бродяжка в тюрьму попал. Судье надерзил, забывшись, кто он такой… и вошел на этап, словно прокаженный в здоровое селение.

Я все тряс младшего принца, а тот даже не сопротивлялся. Дурацкий платок, под которым он прятал коротко стриженные волосы, свалился на пол.

– Зачем? – кричал я. – Зачем, зачем…

Будто все остальные слова забыл…

– Думал, не станут сильно искать, – отчетливо произнес Марк. – Думал, не поймут, что у меня на Слове. А они поняли. Знали. Про эту книгу знали, только найти не могли. Не там искали. Отпусти меня, Ильмар! Отпусти!

На меня его властность врожденная не действовала, я как Марка с этапа тихим беспомощным пацаном запомнил, так уже никогда принцем высокородным не приму. Другое меня остановило – в глазах у него были слезы. Плакал маленький принц Маркус, и не за себя, дуралея, чья жизнь – как последний лепесток пламени на гаснущей свече, а за всех тех, заживо в факелы превратившихся. И за дубину Славко, что не упускал случая над ним поиздеваться, и за глупого доброго Волли, что вечно уговаривал ему подпевать, и за кузнеца-славянина, ласково успокаивавшего перепуганного мальчишку…

Нет, не хотел он того. Не хотел и не ждал.

Отпустил я Марка, и тот стоял, пошатываясь, слезы глотая. Молчала настоятельница Луиза, и гордость, что на миг мелькнула в ее глазах – «поняли теперь?» – исчезала. Молчала летунья Хелен, перестав балансировать на грани произнесения своего Слова. Молчал и я, глядя в окно, где били фейерверки над шумным карнавалом… Обнял я Марка, похлопал по спине, а потом глянул в глаза Хелен.

– Что еще ты сказать позабыла, Ночная Ведьма?

– Ты о чем, Ильмар-вор?

– Хелен-летунья, не надо! Говори начистоту.

– В чем ты меня упрекаешь, Ильмар?

– Двойную игру ты ведешь, Хелен!

Летунья тряхнула головой, с иронией спросила:

– И давно заподозрил?

– По пути сюда, Хелен. Уж больно ловко ты сломанной рукой рычаги тягала.

Хелен молча посмотрела на свою руку. Вздохнула.

– Да, Ильмар. Нет там ни перелома, ни трещины. Только ушиб был…

Настоятельница печально покачала головой.

– Решила выдать Маркуса Владетелю, – сказал я. – Мной как ищейкой попользоваться, а чтоб уж совсем тебя не подозревал, беды не ждал – калечной прикинуться?

– Не выдать, а домой доставить, – неохотно сказала Хелен. – И тебе, Ильмар, впрямь было прощение обещано, полное. Так что… я не лгала. Так бы все и прошло, как я тебе говорила. Маркусу – прощение и ссылка, мне полная реабилитация, тебе – прощение и титул.

– И ты поверила? – спросил я.

– Да. Я не знала, что в той книге. Не знала!

Марк медленно отошел от меня, спросил, заглядывая Хелен в лицо:

– Так у тебя была аудиенция… с Владетелем?

Летунья молчала.

Младший принц мимолетно глянул на меня. Глаза у него блестели, но уже не только от слез, но и от робкой надежды.

– Он сам сказал? Ночная Ведьма, он сам сказал, что я буду прощен?

– Нет, – неохотно сказала Хелен. – Нет, мальчик. Не он. Мне передал… человек, которому я всецело верю. Именное повеление Владетеля перехватить вора Ильмара, двигающегося в епископской карете по направлению от Брюсселя к Лиону. Объяснить ему, что единственное спасение – отыскать и доставить в Версаль Маркуса. И… и награда мне, прощение тебе, снисхождение к Ильмару.

– Владетель не лжет, – тихо сказал Марк. – Да, но… только если сам дает обещания.

– Тому, кто передал его слова, я верила как себе!

– Глупые вы, женщины, – вздохнул Марк.

– Не настолько, как мужчины.

Настоятельница Луиза встала, простерла вверх руки, словно призывая всех замолчать:

– Остыньте, высокородные! Графиня Хелен, тебе было поручено отбить Ильмара у святого паладина Церкви?

– Да!

В пылу перепалки я как-то не обратил внимания на эти слова Хелен. Зато теперь стало совсем тошно.

Церковь пыталась доставить меня в Урбис втайне от Дома. Владетель, прознав про то, послал Хелен… да и не одну Хелен, наверняка это просто ей удача привалила, отбить меня и использовать как ищейку. Что уж говорить, Владетель поступил умнее, видно, лучше знал своего незаконнорожденного отпрыска, понимал, что тот со мной тайной не поделится.

Значит, мало того, что в самой Церкви раскол назревает! Еще и власть светская с властью духовной на ножах!

И все из-за старого фолианта, что лежит у Марка на Слове…

– Марк! – крикнул я. – Кто учил тебя Слову? Кто? Он может забрать с него книгу?

Меня вдруг обуял страх, что мальчик по наивности об этом не думал. Но Марк покачал головой, ничуть не удивившись запоздалой панике.

– Никто меня не учил, Ильмар-вор. Я сам… прочитал.

– Так у тебя то самое Слово? – выпалил я, уже не соображая, к чему катится мир. – Изначальное?!

– Да… нет… не знаю… – Марк смешался. – Это трудно, понимаешь? Я пробую, по-разному, но Слово все еще слабое… Может быть, у меня способностей нет. Может, я просто не умею.

– Покажи мне книгу, – попросил я. – Те страницы, где описано…

– Нет!

У меня никаких сомнений не было – Марк не покажет.

– Мальчик. – Хелен подошла ко мне, словно подчеркивала – мы сейчас действуем заодно. Марк чуть отстранился. – Как бы там ни было… на твоей совести уже полсотни жизней. И скоро могут наши прибавиться. Что ты собираешься делать?

Марк затравленно посмотрел на настоятельницу. И взгляд этот возымел свое действие, та вздохнула, укоризненно посмотрела на Хелен:

– Графиня, чего вы требуете от бедного, загнанного ребенка? Он понял, что люди еще недостойны этой святой книги. Понял, что знания, в ней описанные, не для нашего жестокого века. И сделал то, что смог придумать, – убежал, унося с собой бесценное сокровище…

– Скорее – все сокровища мира… – тихо сказал я.

И вспомнился мне вдруг, встал перед глазами старый лекарь Жан. Как он о Марке говорил: «Решил, кто будет для него более полезен»…

Неужели и впрямь?

Когда же он настоящий, когда по каторжникам плачет или когда помощников себе вербует? Или и так, и так?

А Марк, словно решив подтвердить мои слова, шагнул к Хелен. Опустил голову и прошептал:

– Графиня, лучше вы скажите, что мне теперь делать… Скажите…

Он вдруг вскинул на летунью сияющий взгляд:

– Давайте я отдам вам книгу! Доставьте ее в Урбис или в Версаль! Пусть не ищут меня только…

Я мысленно крикнул: «Соглашайся! Проверь, всерьез ли говорит!» Но Хелен вздрогнула, будто от удара.

– Мне такого счастья не надо, мальчик. Я… я недостойна.

– Тогда что же мне делать? – жалобно спросил Марк.

Вот. Уже не мы вопросы задаем, а он. Связаны мы теперь, едва узнали тайну, страшной силой святой книги. Именно страшной, прости, Господи. Рано она из тьмы вынырнула, не готовы к ней люди. Не рассказ о жизни Искупителя, Сестрой написанный, каждому нужен, а только лишь – Изначальное Слово. И пусть желание это каждый объяснит благородно и возвышенно – Владетель заботой о Державе и простых гражданах, Преемник – стремлением к святому… Одно, одно стоит перед глазами у каждого, знающего тайну, – горы сокровищ. Железо и сталь, медь и золото, оружие и доспехи, машины и книги, картины и скульптуры… Власть – чего стоят заносчивые маркизы и герцоги, когда в любой миг можно лишить их всего состояния?

– Раньше надо было… делать… Вешаться! – рявкнула Хелен.

– Думайте, что говорите, графиня! – Настоятельница вновь повысила голос. – Святая книга сама решает, когда к людям прийти! Из тьмы веков выплыла, себе хранителя избрала! И наш долг теперь…

– Луиза Миллер, баронесса Франкфуртская, вас всегда губила излишняя экзальтированность… – бросила Хелен.

Ой!

Они знакомы!

– Я давно не баронесса, милая графиня, и моя мирская жизнь…

– То-то и оно, что мирская жизнь вам покоя не дает, – устало сказала Хелен. – Ваш долг, как верной служительницы Церкви, состоял в том, чтобы со всей любовью и заботой проводить принца Маркуса в Урбис. И… быть может… тем спасти множество жизней.

Женщины окинули друг друга ненавидящими взглядами.

Беда с этими высокородными! Все они друг друга знают, за каждым тянется хвост титулов, интриг, недомолвок. Даже помыслить страшно, что произойдет, если в их кругу окажешься.

– Тихо, тихо! – завопил я, бросаясь между Хелен и Луизой. Похоже, и старая баронесса, и молодая графиня уже были готовы выяснять отношения словно базарные торговки. – Забудем старые распри! Опомнитесь! Что произойдет, если мы доставим мальчика в Версаль или Урбис?

Марк тихо стоял в углу, будто всецело отдался нашей воле. Ох не люблю таких тихих и покорных!

– Смерть! – рявкнула Хелен. – Кто бы ни завладел книгой – всегда будет опасаться, что мы тоже знаем Изначальное Слово.

– Смерть, – подтвердила Луиза. И, словно смутившись от того, что согласилась с летуньей, добавила: – Возможно, вечное заточение. Под Версалем глубокие подземелья.

– Под Урбисом тоже, – буркнула Хелен, ухитрившись оставить последнее слово за собой.

– Тоже так думаю, – согласился я. – Маркус?

Мальчик пожал плечами:

– Если Владетель не поклялся нас помиловать лично… значит…

Все ясно.

– Хорошо. – Я не давал женщинам передышки. Все-таки особенности женского ума не дают им сразу несколькими делами заниматься… уж если начали думать, так на ссору энергии не хватает. – Значит, с этим понятно. Сдавать Маркуса уже поздно, все равно нас прикончат.

– Не в этом дело, – чуть напыщенно сказала Луиза. – Будь то ко благу Державы и Церкви – то и жизнь не дорога. Но что случится, если Слово Исконное употребят в злых целях? Захотят над миром возвыситься? Среди святых братьев и сестер тоже всякие люди случаются… прости их, Господи…

Хелен промолчала, и я счел, что она подобное самопожертвование не разделяет.

– Что тогда нам остается? Я говорю нам – потому что мы теперь все в одной упряжке. И ссориться – только себя карать. Луиза, Хелен, Марк?

Летунья вздохнула:

– Не знаю. Я даже не думала, что так все повернется. Наверное, бежать, Ильмар. Куда угодно. В Колонии, в Африку, в Китай. Чем дальше уйдем, тем больше проживем.

– Нельзя нам убегать! – радостно возразила Луиза. – Книга не зря на державной земле хранилась, тут ее место! Судьба нас свела, чтобы мы святую книгу берегли, хранили… ждали, пока сердца людские смягчатся, и станем мы достойны подлинного Слова. Тогда… тогда и подарим ее Церкви, Дому, людям. Каждый бедный крестьянин Словом Божьим владеть станет! Все в мире станет общим, кому что понадобится – тот в Холод потянется и возьмет, сколько нужно! Вот тогда и настанет Железный Век, воцарится на земле Царство Божие, уверуют язычники, просветлеют грешники…

– А потом в программе должен быть Страшный Суд, – пробормотала Хелен. К счастью, увлеченная своей речью, настоятельница ее не услышала, а то пришлось бы мне разнимать двух дерущихся баб, а в этом деле всегда страдают посторонние.

– Так, – сказал я, пытаясь собраться с мыслями. – Значит, святая сестра, вы предлагаете где-то в Державе укрыться и жить тихонечко…

– Да!

Что в лоб, что по лбу. Можно, конечно… неизвестно, где нас раньше схватят. Только все равно ведь схватят и не помилуют.

– А доживем ли мы, настоятельница, до всеобщего просветления и умиротворения? Уж сколько веков люди по заветам Божьим живут, а зло все не кончается…

– Не мы – так дети наши доживут.

Еще веселее. Значит, нам должно маленькой общиной обосноваться да и начать семейную жизнь. Мне, видно, Хелен в жены предназначена, ну а для себя сестра Луиза Марка вырастит…

– Маркус?

Я заметил, что взгляд принца быстро обежал всех – и Хелен, и Луизу, – прежде чем на мне остановился.

– Да, надо скрываться, – решил мальчик наконец. – А где… это вам виднее.

– Ильмар. – Луиза вдруг заговорила со мной удивительно любезно, даже с теплотой в голосе. – Не зря, не зря тебя Сестра с Маркусом свела! Всегда среди святых были раскаявшиеся грешники, в напоминание людям, что никогда не поздно прощение получить! А твой опыт в делах… тайных нам поможет от Стражи укрыться…

Вот она чего к нам пришла. Опыт мой ей требуется. Да за кого она меня принимает – я же простой вор, а не карбонарий, не государственный преступник. От сонной Стражи укрываться – одно, от всей Державы, включая Церковь, – совсем другое.

– Вначале нам надо уйти с острова, – решил я. – Хелен, скажи, кто знает про твое задание?

– Никто, кроме нескольких людей в Версале, – твердо сказала летунья. – Моя миссия маленькая, вряд ли кто верил, что я тебя найду, а еще меньше – что ты знаешь что-нибудь полезное. Но таких, как я, одиночек, много могло быть послано. И по той ниточке, что от епископа Ульбрихта тянулась, и по прочим.

– Могут здесь искать Маркуса?

Летунья только покачала головой:

– Не знаю. Его везде ищут… а какие места решат проверить особо тщательно… не мне судить. В общем-то, по уму, могут и взяться за Капри. Марк, где тебе еще приходилось бывать?

– В Лондоне, в Варшаве, на Ривьере… – Он задумался. – Ну, в Риме и Париже, конечно. И все. Я редко выезжал из Версаля.

– Здесь не стоит долго оставаться, – твердо сказала Хелен. – Сестра Луиза…

По ее тону я заключил, что летунья согласилась с необходимостью примирения.

– Да, Хелен?

Видимо, и бывшая баронесса пришла к тому же решению.

– Никто в вашем монастыре не знает о… личности Маркуса?

– Нет, – твердо сказала Луиза. – Мы порой принимаем девочек-сирот, это долг любого монастыря. Решение принимаю я лично, и это не первый случай.

– Сестра-настоятельница, а вы уверены, что никто не заподозрил… ну, что это не совсем сиротка?

Луиза помолчала, вопрос был явно болезненный.

– Не знаю. Мне кажется, что некоторые сестры поглядывали на мальчика… с удивлением, быть может. Ему не всегда удавалось вести себя адекватно. Но даже если подозрения и возникли, то полной уверенности ни у кого быть не может. Я выделила Маркусу отдельную келью и назначила одиночное покаяние. Пустила слух, что… что девочка согрешила с родным братом, пришла к нам замаливать грехи, и до полного раскаяния ее не стоит тревожить.

– Ну и затейницы вы, святые сестры, – вздохнула Хелен. – Луиза, можно было придумать не столь интригующую историю?

– Прятать большой скандал надо в скандале мелком! – отрезала настоятельница. – Пусть лучше сестры полночи перешептываются о всяких гадостях, чем зададутся вопросом, девочка ли пришла в монастырь!

Спорить тут было бесполезно. Я был вполне солидарен с Хелен, тут стоило придумать историю простую и незатейливую, но что уж теперь?

– Ладно. Этого не изменить, – решила летунья. – Пока нас не ищут, это уже прекрасно. Завтра утром мы сядем в планёр… и отбудем на материк.

– Вчетвером?

Хелен вздохнула.

– Да, сестра. Я не в восторге, скажу прямо, в планёре лишь два кресла. Но есть грузовой отсек, а перелет небольшой, дотянем на одних толкачах.

Луиза молча обдумывала сказанное.

– Почему не морем, паромом?

– Потому что в небе мне никто не указ, настоятельница. Там не бывает ретивых чиновников, солдат, любящих притиснуть девочку в угол, и прочих ненужных проблем. Довезу я всех, Маркус и Ильмар подтвердят.

– Она довезет, – немедленно согласился Марк.

Видимо, сестра Луиза сочла разговор законченным. Набросила платок, укрывая голову, кивнула Марку:

– Пойдем, сестренка…

Молодец, уже входит в роль. Только куда они собрались?

– Мы будем ночевать в монастыре, – не терпящим возражений голосом пояснила Луиза. – Мне надо оставить распоряжения сестре-экономке, привести в порядок бумаги и вещи. Я ведь ухожу навсегда.

– И все-таки… – начала Хелен.

– Пойдем, Маркус!

Мальчик со вздохом поднял платок, стал повязывать. Луиза молча помогла ему, спросила, не глядя на летунью:

– Нам прийти утром?

– Да. В шесть.

– Маркус не выспится.

– Зато голову сбережет. Не стоит тянуть.

– Мы придем в половине седьмого, – решила Луиза. И, взяв Марка за руку, потянула к двери.

– Семени помельче! – посоветовал я мальчику, когда тот на миг обернулся. – И глаза потупь.

Едва дверь за ними закрылась, как Хелен издала тихий, придушенный вой:

– Старая дура… сумасшедшая святоша… наивный щенок…

Мечущаяся по комнате летунья сама казалась безумной. Я не рискнул ее останавливать, пусть сбросит пары.

– Я ее в грузовой отсек посажу, чтоб он под ней, толстозадой, провалился… Вот ведь… урвала свой шанс, зараза!

– О чем ты? – спросил я, продолжая держаться на безопасном расстоянии.

Хелен села в кресло, провела по лицу ладонью. Попросила:

– Дай чего-нибудь выпить, Иль…

– Ничего уже нет. Подожди, я позову слугу…

– Коньяк! – велела летунья.

Я позвонил, через минуту пришел заспанный, но любопытный слуга. Едва заметно покосился на растрепанную, красную Хелен, выслушал заказ и удалился.

– Подумал, что мы тут с монашками оргию устроили, – предположил я.

– Да пусть хоть что подумает… в Миракулюсе затейников много.

Когда слуга принес маленькую бутылку «Реми», я разлил коньяк по бокалам и решился спросить:

– Откуда ты знаешь эту монашку?

– Мир тесен, Ильмар… – Хелен покачала головой. – Да и знаю-то я ее… чуть-чуть. Когда стала в свете появляться, она уже в религию с головой нырнула.

Одним глотком осушив бокал, летунья удивленно произнесла:

– Маркус… нет, словно знал, к кому за помощью идти…

– Почему?

– Ну, Иль, есть такая порода женщин, которым вечно кажется, что они рождены для великих дел. Положенное место их не устраивает. Или супругой Владетеля стать…

Я невольно вспомнил рассказ про мать Маркуса и кивнул.

– Или в науках прославиться, воинским делом овладеть…

– Ты ведь тоже из таких, – сказал я.

– Конечно. Только кто-то все силы свои прикладывает, как Сестра приложила. А кто-то руки заламывает, головой о пол бьется да сокрушается, почему жизнь не удалась. Так вот, баронесса Луиза Миллер – из таких. Муж у нее был дворянин добрый, но небогатый. Жену боготворил. Она, стерва, из него все соки выпила. Устраивала приемы, разъезжала по всей Державе, в Дом стала вхожа… а тот чуть ли не сам киркой на рудниках махал да плетью из крестьян последнее вытрясал, лишь бы ее аппетиты удовлетворить. Лучше б любовника себе завела богатого! Так нет, в этих делах она всегда отличалась редкостным благочестием. Себя блюла строго, всегда могла другим укор высказать, а то и ославить молоденькую девицу…

Ага. Вот оно что, летунья.

– С мамашей Маркуса, кстати, была знакома… явно хотела через красивую фаворитку сама вверх подняться. А потом, когда муж ее вконец разорился, связи все рухнули, хода в Дом не осталось – внезапно набожность Луизы в фанатизм переросла.

Имение, земли – все подарила Преемнику, на богоугодные дела. На самом-то деле все и так было в долгах, перед Версалем, перед Урбисом, у нее просто выхода иного не оставалось. Но в награду за такое дело получила Луиза Миллер сан и была отправлена настоятельницей в монастырь, в Миракулюс. Тогда это обычный курорт был, но все-таки местечко приятное.

– Все-таки она своего добилась, – сказал я.

– Конечно. Стала покровительницей хранителя Святой Книги. Почти как Сестра при Искупителе, наверняка уже все параллели провела… – Хелен мрачно усмехнулась. – Ильмар… скажи… есть у тебя такое чувство, будто нас на поводок посадили?

– Есть, – признался я.

– Ну ведь все было так хорошо задумано… – вздохнула Хелен. – Все! Одного я не учла… размаха этой беды…

– Ты понимаешь, как ловко Маркус загнал нас в угол? – спросил я.

– Понимаю. Кровь Владетеля, что ни говори. Он это умеет.

– А ты заметила, что сам Маркус о своих планах ни слова не сказал?

Мы переглянулись.

– Да нет у него никаких планов… – неуверенно ответила Хелен.

– Я тоже так думал, когда с Печальных Островов бежал.

– Влипли, – зло сказала Хелен. – Ох влипли. Иль… тебя что, даже не обидело, что я тебя искала по заданию Дома?

– Я все равно это предполагал. Ну, странно было, что ты меня нашла без чужой помощи, так ловко все факты соотнесла, рассчитала, куда я двину. Надеялся лишь, что ты и впрямь поможешь мне наказания избежать.

– Если бы все сложилось, как хотелось… А теперь… Ильмар, может быть…

Она не закончила, но я все понял по взгляду.

– Улететь? Сейчас?

– Да! Пусть выпутываются сами.

Я размышлял. Что ни говори, а в словах Хелен был резон.

– Их схватят, – предположил я. – Почти наверняка. Если Луиза такая, как ты о ней говоришь, то быстро на неприятности нарвутся.

– Все в воле Божьей. – Хелен сложила лодочкой руки. – Ильмар… та книга, она и впрямь написана Сестрой?

– Полагаю, да. С чего бы иначе Дом и Церковь так задергались?

– Тогда надо уходить. Решайся.

Я подумал о Марке, который надеется на нашу помощь. А потом опять старика-лекаря вспомнил, с его словами, как принц умеет людей вокруг себя использовать. И этап наш несчастный вспомнил.

– Ты права, Хелен, – сказал я. – Спасать их – пользы нам с того не будет никакой. А ради чего шеей рисковать – не вижу. Уйдем сами.

– Если есть на то воля Искупителя, так Маркус и сам уйдет, – жестко добавила Хелен. – А если решил Господь, что пора людям узнать Истинное Слово, то прятать Маркуса грех, причем грех все равно бесполезный.

Мы смотрели друг на друга и невольно улыбались. Шок, охвативший нас, когда Марк достал из Холода Святую Книгу, прошел. Осталась злость на то, как ловко нас пытаются втянуть в чужие игры.

– Поспим, – решила Хелен. – Часа три хотя бы, а то совсем сил нет. В пять встанем, я умею просыпаться, когда нужно, и на планёрную площадку. Машина готова, сразу улетим.

– Куда?

Летунья поникла.

– Далеко, Иль. Далеко-далеко… в чужие страны. Я подумаю, гляну на погодные карты, да и ты реши, где прятаться легче. У меня есть кое-что ценное на Слове, у тебя – опыт большой. Вдвоем сможем укрыться.

– Согласен, графиня, – сказал я. Подошел и поцеловал ее в губы, мягко, без страсти, с одной лишь нежностью. – От меня предательства не жди.

Она помедлила, прежде чем ответить:

– И от меня не жди, Ильмар. Клянусь, я верила, что схватим пацана – тебя помилуют.

На поцелуй Хелен ответила так же, как я, ласково и тихо. Сил у нас никаких не было, одна усталость и опустошенность. Закрутил я газовый рожок – смертельное это дело, лампу без пригляда оставлять, и мы пошли в спальню. Рухнули на кровать, не раздеваясь, ничего больше не обговаривая. Хелен нашла в темноте мою руку, взялась крепко и вмиг уснула. А я еще успел удивиться, как все странно в жизни складывается.

Лишь потом уснул.