Книга: Маленький дракон с актерского факультета
Назад: Глава девятая
Дальше: Глава одиннадцатая

Глава десятая

 

А все ж, пока не грянет буря,
Они живут, бровей не хмуря...
Роберт Бернс

 

Видимо, Мирошку Катина девичья краса проняла, если он появился перед её избушкой в тот же день, лишь солнце начало клониться к закату.
Он поднялся по ступенькам крыльца и осторожно постучал. Катя вышла в сени и сняла с двери засов.
– Ехал мимо, да завернул по дыму, - смущаясь, проговорил он. - А ты и взаправду одна живешь?
– Взаправду.
– Не страшно? Одной в лесу, вдали от людей. А ну зверь забредет какой...
– Страшнее человека трудно найти зверя, - пожала плечами Катя.
– Так-то оно так...
Он все ещё мялся у двери.
– Что же ты у двери застрял? - улыбнулась ему Катя. - Проходи. У нас за постой деньги платят, а посиделки даром.
– Как бает мой дядька Ратимир, желанный гость зову не ждет.
Он покашлял.
– Отчего же, зов был, - проговорила Катя, - я сама тебя и пригласила. Вон, к твоему приходу блинов напекла.
– Полно, да меня ли ты ждала? - нахмурился Мирошка.
– Что-то я тебя не пойму, - Катя уперла руки в бока. - Только пришел, а уже поругаться хочешь?
– Не серчай, Купавушка! - при этих словах Катя невольно вздрогнула - к новому имени ещё предстояло привыкать. - Но я как подумаю, что и князь тебя проведать собирался, в груди ровно пожар горит!
– Пожар у него! - возмутилась Катя. - Первый раз девушку увидел, а уже к князю ревнует. Да кто ж тебе такое дозволял?
Она ставила на стол угощения, удивляясь про себя предусмотрительности пославших её историков, - в подполье нашлась даже дубовая кадушка с солеными рыжиками.
– Любовь дозволила! - дерзко выкрикнул Мирошка, намереваясь встать из-за стола, - я как тебя увидел, так сразу и пропал. Ровно душу ты мне занозила...
– Сиди уж! - махнула на него рукой Купава-Екатерина, и парень опять рухнул на лавку, потому что ноги у него странным образом ослабели и отказывались держать своего хозяина.
– Совсем ты меня силы лишила, - растерянно улыбнулся он, уже не пытаясь подняться. - Видать, робяты правы: ты ворожея, потому и живешь одна, никого не боишься.
– Ну, вот, уже и в ведьмы меня зачислил, - нарочно пригорюнилась Катя. - А ещё говорил, любишь...
– Будь ты хоть колдунья, хоть девка беднейшая - мне все одно!
– Что ты гонишь, влюбился.., - начала было Катя и осеклась: так средневековые девушки не говорили! Она совсем забыла про эту дурацкую нить!
Она чуть не расплакалась от огорчения. Не потому, что боялась раскрыться перед Мирошкой, а потому что настоящей игры у неё никак не получилось. Неужели профессия актрисы вовсе не Катино призвание?! Историки тоже, выходит, в ней обманулись.
– Странные речи ты говоришь, - сокрушался тем временем её гость. - Это оттого, что ты вовсе не простая крестьянка, какой хочешь казаться. Наверняка из бояр, а? Небось, батюшка чем удельного князя прогневал? А то и самого царя. Да вам бежать пришлось...
Вот в чем дело, прав Мирошка: Кате недостает именно простоты. Эта горделивость в общении приходит лишь с годами жизни в свободном обществе или знатные люди, повелевать привыкшие, попросту с нею рождаются.
– И имя у тебя не из простых. Ку-па-ва, - произнес, будто пропел он.
– Тебе могу признаться, - как бы в смятении поникла головой Катя, разгадал ты мою тайну: боярышня твоя Купава.
Не надо было очень стараться, чтобы привлечь Мирошку на свою сторону. От одного её словнчка "твоя" глаза у юного дружинника загорелись.
– Чего ж ты не сознаешься? - все-таки поинтересовался он.
– А кто мне поверит - на слово? Городок-то наш, Колодин, я слышала, татары пожгли-порушили, с землей сравняли: ни родных, ни знакомых у меня не осталось.
– Слышь-ко, - оживился юноша, - а ну как я тебя в нашему тиуну сведу? Он - мужик понятливый. Расскажешь все, как есть. Запишут тебя в городскую книгу. Замуж выйдешь за хорошего человека.
– Кто ж меня, бедную-безродную замуж возьмет?
– А хоть бы и я, - выпятил грудь Мирошка, но тут же стушевался. Ежели, конечно, пожелаешь...Изба, вижу, у тебя справная. Откуда?
– Старичок один здесь жил, - она улыбнулась про себя, - Аристархом звали. На руках у меня помер. А перед смертью поведал, что детей, наследников у него нет, а потому мне все оставляет...
– А ты говорила, бедная, - пошутил Мирошка, скосив глаз на блины. Говоришь, для меня испекла?
Он потянулся за блином и, макнув в заботливо пододвинутую миску с медом, вонзил в него белые зубы.
– И ты можешь поесть.
– Великодушен ты, воитель князев!
– Есть такое! - проговорил Мирошка с набитым ртом.
– Замуж меня зовешь, - осторожно начала нужный ей разговор Катя, - а сам воевать собрался. Небось, в поход пойдете.
– Придется повоевать, - согласно кивнул он. - А идти... куда ж? Мы потому в чистом поле встали, что город наш крепостной стены не имеет, а потому и самой малой осады не выдержит. Попробуем татарина здесь задержать. Сколь могли - в Велыни и окрест собрать выев - столь и выставили. Понадобится - все здесь умрем.
Он проговорил это буднично, словно уже приготовился к смерти, и Кате странно было слышать подобные речи от своего сверстника.
"Наверное, мужчины в старину взрослели раньше, чем в двадцатом веке. Кто заставляет этого мальчика взваливать на свои плечи такую тяжелую ношу? Но он не только не ропщет, а и счастлив осознавать себя защитником отечества".
За окном стемнело, и Катя зажгла припасенную лучину.
– Как думаешь, далеко от нас до Рязани? - спросила она Мирошку; вряд ли он увидит за её интересом что-нибудь более обычного любопытства человека несведущего.
– Верст дванадесять будет, - проговорил он задумчиво. - Ты сама не из рязанских?
– Матушка говорила, вроде, сестра её там жила.
– Хочешь кого-никого из своих найти? - понимающе кивнул он. - Можно было бы, да не теперь. Татарин, говорят, совсем уж близко. Вчера наблюдатели с холма пожары видели - опять нечистые какое село пожгли...
– Может, все ещё образуется? - проговорила она и, заметив, что он больше не ест, сказала. - Пора тебе идти, Мирошка.
– Как же ты одна, в лесу?
– Наладил песню, так хоть тресни! - рассердилась Катя. - Говорю же тебе: привыкла.
– А каких защитников ты князю поминала?
– Домовой у меня свой! О чем не сказывают, о том не допытывайся.
– Оттого спрашиваю, что теперича за тебя переживать стану. Думать-гадать, не обидел ли кто. Собачку тебе в другой раз принесу. Хочешь? Наша лайка ощенилась.
– Лайка! На охоту мне с нею ходить, что ли?
– Не скажи, она чужого издаля учует. И тебе лучше, живая душа рядом.
– Ладно, приноси, - согласилась Катя, выходя с юношей на крыльцо.
– Запрись покрепче! - крикнул он ей уже издали.
– Запрусь, непременно запрусь, - проговорила Катя, тут же начиная ладить свою оборону. Видел бы Мирошка, чем она занимается, не усомнился бы, что колдует.
Может, и вправду черные историки её след потеряли, а только недаром говорится:"Берегись бед, пока их нет!"
Наверное, её ловушке позавидовал бы и минер, а всевозможных рогаток и колючек не смог преодолеть опытный десантник.
По большому кругу, в центре которого находился её дом, Катя пустила клубочек, который воздвиг невидимую,но сплошную ограду из колючек попрочнее стальной проволоки. Тот, кому бы удалось её преодолеть, рисковал свалиться в глубокую яму, вырытую кротом размером с хорошую собаку, которого сотворила девушка из маленького зверька.
Но и этого ей показалось мало. Если бы кто-то из предполагаемых врагов попытался встать на крыльцо, оно ушло бы из-под ног, сбросив незванного гостя в яму, заполненную болотной жижей. А сам дом тут же стал бы сплошной стеной без окон и дверей...
Катя вошла в дом и села на лавку, чувствуя усталость во всем теле. Она только что проползла с палкой вокруг своего защитного сооружения, проверяя его прочность.
Погасив лучину, Катя позвала домового:
– Антип!
– Чего тебе? - он вылез из-за печки как обычно всклокоченный и чем-то недовольный.
– Опять сердишься? - с досадой спросила она. - Ну а теперь-то на что?
– Парня морочишь. Нехорошо это. Ведь не люб он тебе.
– Ты для чего со мной отправился, для этого? - возмутилась девушка. Чтобы за мной шпионить да нотации мне читать?
– Слова говоришь непонятные, я таких не знаю, - угрюмо пробурчал Антип. - А пошел с тобой для догляду. Ты - девка глупая. Вместо дела подолом вертишь да парней завлекаешь.
– Я подолом верчу?! - Катя от возмущения чуть не задохнулась. - Да знаешь ли ты, что Мирошку я как раз для дела и зазвала? Кто еще, кроме него, мог сказать, где мы находимся? Или ты знал?
– Не знал, - насупился домовой, - а парня жалко. Он к тебе с добром...
И в эту минуту раздался колокольный звон тревоги. Катя подхватила Антипа на руки и подошла с ним к окну.
Обычные с виду слюдяные окошки дома, если смотреть сквозь них в определенной точке, увеличивали не хуже цейсовского бинокля, но теперь и без увеличения было видно, что какая-то светящаяся прозрачная фигура медленно проплывает между колючками ограды. Снаружи сигнал тревоги не мог быть слышен, потому пославшие своего разведчика и не подозревали, что обнаружены.
– А я-то ловушек понастроила, - огорчилась Катя. - Два часа змеей ползала и все зазря! Быстро же черные историки нас отыскали...
– Это не человек, - проговорил Антип. - И не призрак. Не оборотень... А что, не пойму.
– Зато я понимаю, - вздохнула девушка. - Это - сгущенный луч.
– Опять мудрено говоришь.
– Для тебя объясняю: черные историки взяли лунный свет, сильно его сжали, потом чуть распрямили - получилась фигура, похожая на человечью. Дунули на неё своим духом, чтобы могла двигаться и пустили к дому. Теперь сидят гле-то поблизости и наблюдают, какие препятствия эта фигура высвечивает. Понимаешь?
– Научила тебя Венуста, - с уважением произнес Антип. - А в дом этот луч не пролезет?
– Не пролезет. Мощности у него на такое не хватит.
– Тогда ничего. А ты знала, что они сегодня полезут?
– Откуда бы я такое узнала?
– Чего ж тогда защиту городила?
– Предчувствие у меня было. А и не было бы, все равно предосторожность необходима. Как говорится, береженого Бог бережет.
– А я тебя глупой девкой называл... Не глупая, просто молоденькая еще.
– Мой папа говорит, что этот недостаток со временем исправляется.
– Мудрый у тебя батюшка, - кивнул домовой. - А теперь чего задумалась?
– Когти рвать надо.
– У кого?
– Темный ты. Бежать. Скрываться.
– Ночью?
– Нет, дня подождем. Опять я тебя в доме запру, да на шею повешу.
Антип завозился на руках.
– Пусти. Чать не ребенок. Лавку придвинь к окну, я на неё и встану.
Катя почувствовала, что домовой сказал не все, что хотел.
– О чем ещё умолчал, говори! - прикрикнула она; в конце концов, и домовой - мужчина, с ним тоже строгость нужна.
– Ты это... не оставляй меня в доме, - вдруг попросил он.
– Здрасьте, - растерялась девушка, - А куда ж я тебя дену? На руках как ребенка стану носить? Ты сам не захочешь. Да и хозяйка твоя говорила, без дома ты жить не сможешь.
– Как домовой - не смогу, а ежели превратишь меня в кого-никого...
– В кого? В крысу?
– Нет, только не в нее! - содрогнулся Антип. - Всю жизнь я с ними воюю. Не люблю.
– Тогда в кого?
– А в белку сможешь? - непривычно робко, стесняясь, попросил он. - Я всегда мечтал побыть белкой.
– Откуда ты про белок-то знаешь? - удивилась Катя. - Всю жизнь в доме.
– Когда маленький был, видел. Они так с ветки на ветку летают, как птицы!
– А что ж ты тогда птицей не хочешь стать?
– Высоты боюсь, - признался Антип.

 

Назад: Глава девятая
Дальше: Глава одиннадцатая