Эпилог

Артем Калашников помассировал лицо и отбросил волосы со лба.

— Ужас какой-то, — пробормотал он, еще раз протирая глаза. — Еще и двух недель не прошло, а мы уже Галактику спасаем!

— Ничего, — бодро отозвался Павел Макаров, раскрывая потертую матерчатую сумку. — На этот случай у нас с собой есть!

Он выставил на замшелый кирпич древней стены бутылку армянского коньяка и снова залез в сумку, вытаскивая стаканы. Калашников улыбнулся, окинул взглядом широкую излучину Москвы-реки, огибавшую развалины древнего Кремля. За рекой до самого горизонта раскинулся бескрайний лиственный лес, и лишь на закате поблескивали купола Университета, возвышавшегося над Воробьевой горой немыслимым хитросплетением ажурных конструкций. Наверное, подумал Калашников, развалины Кремля у нас под ногами — тоже чье-то произведение искусства; уж больно красивы эти рухнувшие стены, эти обвалившиеся башни, эти наполовину вросшие в землю рубиновые звезды.

Макаров зазвенел стеклом:

— Прозит!

— За нашу победу? — улыбнулся Калашников, поспешно хватая стакан.

— За нашу победу, — ответил Макаров, как обычно выделив слово «нашу».

Друзья чокнулись и лихо, по-гусарски влили в себя коньяк. Калашников недоуменно посмотрел на стакан:

— Выдохся, что ли? На вкус — градусов двадцать!

— Конечно, выдохся, — ухмыльнулся Макаров. — Двести пятьдесят лет, все-таки!

— Ну, тогда еще по одной, — заключил Калашников, наконец-то почувствовав себя совершенно счастливым.