Развернув перед собой бумажную схему Хосоти — так на местном наречии назывался мир деловых кварталов — Калашников долго водил по ней пальцем, выбирая маршрут для прогулки. До встречи с пустотным шейхом осталось почти шесть часов, до открытия Конгресса, на котором Калашников после некоторого колебания решил все-таки появиться — около трех. Уйма времени, учитывая, что это земные, а не галактические часы!

В отличие от множества других, куда более экзотических миров, Хосоти не предоставлял заезжему туристу богатого выбора развлечений. Калашников скользнул взглядом по длинному списку ресторанов, магазинов, концертных залов, задержался с некоторым сомнением на виртуальной копии знаменитой Арены — места, где сражались между собой хищные твари со всех концов Галактики, — улыбнулся, наткнувшись на кружок с названием «Сад небесных наслаждений», и наконец остановил свой выбор на маршруте, включавшем в себя главную улицу Хосоти, перпендикулярный ей пешеходный мост-парк, загадочный «Народный Стадион» сразу же за мостом и местную набережную, выстроенную на берегу искусственного моря.

— Стюард, — сказал Калашников, поднявшись на ноги. — А как мне выйти в город? Я имею в виду — пешком?

— В каком направлении? — осведомился стюард, мигом оказавшись перед Калашниковым. Он еще и поклониться успел, робот эдакий!

Калашников посмотрел на схему.

— Северо-восток, — сказал он. — В сторону мост-парка.

— Через эту дверь! — торжественно произнес стюард, указывая на вторую из семи расположенных в ряд серых дверей, которые Калашников принял было за стенные шкафы.

— Спасибо, — сказал Калашников, распахнул дверь — и оказался на улице.

Повернувшись, он убедился, что назад дорога есть. Он находился у одного их парадных подъездов «Септа», изумрудная громада которого вздымалась высоко в небо. Локальный телепорт, понял Калашников. Чтобы по этажам не скакать. Надо думать, обратно меня перенесет с той же легкостью. Ну что ж, пройдемся по Хосоти!

Спустившись по широкой лестнице из темно-зеленого камня, Калашников вышел на обсаженную гигантскими фиолетовыми цветами аллею, которая вскоре привела его к главной достопримечательности Хосоти — Центральному Шоссе, вытянувшемуся строго вдоль меридиана на добрую сотню километров. Калашников посмотрел налево, задрав голову — здесь, на Бадарамхаз-Карамхе, дальние предметы не уходили за горизонт, а напротив, поднимались вверх по кривым стенкам гигантской чаши, чьи стенки и представляли собой поверхность планеты. Так и есть — шоссе поднималось вверх, заканчиваясь примерно на четверти дуги от плоскости до зенита полукруглой колоннадой. Повернувшись в другую сторону, Калашников убедился, что стоит в середине шоссе — в этом направлении оно поднималось столь же высоко, упираясь в сложенную из громадных глыб стену, отделявшую Деловой Мир от Безлюдной Пустыни.

Значит, мне направо, решил Калашников, припомнив общую схему Делового Мира. До моста намного ближе, чем до стены, так что можно особо не торопиться. Заложив руки в карманы, Калашников ступил на вымощенный мягким пористым камнем тротуар и зашагал в сторону Пустыни, бросая вправо и влево жадные до впечатлений взгляды.

Поначалу чужой мир не слишком-то радовал глаз. Громада «Септа» подавила своим величием окрестную уличную жизнь, сведя ее к бесконечному потоку разноцветных машин да полосатым столбикам активной ограды, очерчивавших территорию отеля. Прохожие, попадавшиеся Калашникову навстречу, выглядели самыми обыкновенными гуманоидами, рекламные плакаты изображали вполне привычные предметы — звездолеты, емкости с какими-то жидкостями, аппетитные гамбургеры и полуголых красоток всех цветов и размеров. Калашников уже было заподозрил, что Бадарамхаз-Карамх вообще находится на Земле, как тут из-за поворота на него вылетело совершенно невозможное существо.

Калашников шарахнулся к виртуальному забору и втянул голову в плечи. Трехметровый богомол повернул в его сторону свою треугольную голову, сверкнул круглыми фасетчатыми глазами и задумчиво пожевал жвалами. Сейчас сожрет, даже с некоторым восторгом подумал Калашников, и вдруг осознал, что на богомоле надета длинная, отвисшая на животе тельняшка. Пониже тельняшки богомол носил красно-коричневую юбку, из которой торчали коленками назад мощные задние ноги, а в передних лапах держал наполовину растянутый баян, у которого на панели управления вместо кнопок имелись специальные зажимы как раз под богомольи пальцы.

— Руски?! — свиристнул богомол и вывел на баяне мелодию, которую Калашников с перепугу сразу же узнал: то были первые такты песни «Широка страна моя родная».

— Ага, — машинально кивнул Калашников.

— Выпьем?! — задал богомол второй вопрос, сопроводив его залихватским аккордом, который Калашников тоже знал, но название забыл.

Собрав в кулак всю волю специального агента ГРУ, Калашников отрицательно покачал головой.

— Мне нельзя, — жалобно объяснил он. — Я — Звездный Пророк!

— Ю-уу! — огорченно присвистнул богомол. — Не руски! Ю-уу…

И пошел себе дальше, тихонько наигрывая на баяне.

Калашникову понадобилось около минуты, чтобы прийти в себя. Отодвинувшись от уже начавшего многозначительно жужжать забора, он посмотрел богомолу вслед, качнул головой и снова шагнул на тротуар. Ладно, решил Калашников про себя; посмотрим, кто тут еще водится!

Не прошло и получаса, как Калашников убедился, что по обилию разномастной живности Хосоти не уступает привокзальной Москве. Сначала его спихнули с тротуара слоноподобные четвероногие, полностью поглощенные интеллектуальной беседой; какой-то прямоходящий муравей опрыскал Калашникова пахучей жидкостью, как потом выяснилось — с целью поприветствовать; уворачиваться от ударов там и сям мелькавших в воздухе крыльев Калашников научился в первые же минуты, и потом уже не обращал внимание на эту мелочь; но когда шедшая шеренгой по два группа закованных в темную броню роботов как по команде отдала ему честь — тут уж Калашников не выдержал и присел перевести дух в ближайшей автоматической закусочной.

Заказав тоник, Калашников расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и протянул ноги, наслаждаясь покоем и безопасностью. Бармен — робот — четверорукая улыбающаяся змея в соломенной шляпе — плеснул в стакан фиолетовой жидкости и по воздуху направил заказ в сторону Калашникова. Отхлебнув тоник, вкусный до умопомрачения и бодрящий до слез, Калашников подумал, что жизнь, в сущности, не так уж и плоха.

— Укуситься? — услышал Калашников тихий, свистящий шепот. Повернувшись на звук, он увидел перед собой большую сумчатую крысу с двумя парами передних лап; крыса скалила один зуб и заговорщицки подмигивала левым глазом. — Ты же гуманоид, да?

— Ну, гуманоид, — настороженно ответил Калашников. — А что значит «укуситься»?

— Кайф, — сказала крыса, ожесточенно подмигивая. — Смотри!

Молниеносным движением нижней передней лапы крыса извлекла из своей сумки толстого розового червяка и протянула Калашникову. Червяк повел головой, словно принюхиваясь, а потом раскрыл маленький круглый ротик и высунул оттуда острый черный язык.

— Ну и что? — спросил Калашников, недоумевая, откуда у червяка язык. Может быть, это и не червяк вовсе?!

— Ты что, новичок?! — опешила крыса. — Ладно, объясняю! Кайф, понял? Как от рипса пополам с водкой, только круче и без похмелья. Видишь, какой большой захал-гвирт? — крыса тряхнула червяком. — Натурально, без обмана!

Захал-гвирт, запросил Калашников у Сети. «Бадарамхазская пиявка, — ответила Сеть, — выделяет сильнодействующий наркотик, которым одурманивает своих жертв. В природе почти не встречается, разводится на подпольных фермах. Известно несколько искусственно выведенных пород, самые лучшие из которых обеспечивают до шестидесяти часов наркотического опьянения. Стоимость дозы — „укуса“ — колеблется от ста до трехсот миллэ, в зависимости от размеров и породы захал-гвирта».

— Ну, вижу, — пожал плечами Калашников. — Только я не кусаюсь!

— Дурак, — фыркнула крыса. — Первый укус — бесплатно!

Она резким движением ткнула червяком в сторону Калашникова. Тот испуганно отстранился, зацепился стулом за какую-то неровность в траве и неуклюже повалился на землю. Что-то холодное ударилось Калашникову в шею и соскользнуло под рубашку; он принялся бить себя по спине, с ужасом понимая, что червяк наверняка присосался к самому неудобному месту. Ударив по спине еще пару раз, Калашников качнул головой и весело рассмеялся:

— Да что я, как дурак?! Это же халява!

Он поднялся на ноги, подобрал с травы выпавший из рук стакан, в котором все еще плескался тоник, и приветливо подмигнул крысе:

— Кайф, говоришь?! Что-то непохоже!

— Ну, извини, — скривилась крыса, подобрала с земли успевшего отползти от Калашникова подальше червяка и спрятала его в сумку. — Если пробьет, знаешь, где меня найти.

Хлестнув по траве длинным голым хвостом, крыса нырнула в заросли фиолетовых цветов и скрылась из виду. Калашников помахал кредитной карточкой, расплачиваясь за тоник, и выскочил на тротуар, разыскивая в толпе давешнего богомола. Идея выпить с этим экзотическим эрэсом вдруг показалась Калашникову очень здравой.

Длинный желтый автомобиль бесшумно остановился у обочины, и навстречу Калашникову выскочили три гуманоида в серебристо-белых скафандрах.

— Руки за голову! — скомандовал один из них, в то время как другие оказались от Калашникова справа и слева. — Незаконное употребление наркотиков! Вы арестованы!

— Я протестую! — воскликнул Калашников, с трудом удерживаясь от смеха. — Звездный Пророк не курит и не пьет!

И тут же, сраженный собственным остроумием, согнулся пополам в приступе дикого хохота.