Калашников ожесточенно поскреб в затылке. Это что же получается, а? Штерн насчет даймона предупреждал, мол, без моего ведома настроение поправит; но чтобы письма задерживать, уговору не было!

«А ты поди, — пробурчал даймон, — поправь себе настроение! Тебя даже водка не берет, не то что психотропы. Так что я пас; буду теперь письма задерживать!»

Во нахал, подумал Калашников. А с другой стороны, почему бы и нет? Ведь если по правде, письмо я в запальчивости накатал, даже о собственной безопасности не подумав.

— Давай, давай, — одобрил Калашников. — За мной вообще глаз да глаз нужен! Между прочим, а где ты был, когда я своему заму по Церкви письмо писал? Не первое, а второе, насчет недельного поста и молитвы? Тоже не слишком-то безопасное предложение!

«Насчет поста и молитвы, — ответил даймон, — это завсегда правильно. Между прочим, тебе и самому не помешало бы».

— Совсем зарапортовался, — усмехнулся Калашников. — То бабу советуешь, то пост и молитву!

«А чего ж ты хочешь? — вздохнул даймон. — Я все-таки не чья-нибудь, а твоя копия!»

Калашников только рукой махнул. Даймон и впрямь оказался вторым Калашниковым: переспорить его было также невозможно, как и первого.

— Давай, отправляй письмо, — сказал Калашников. — Все равно я больше соображать не способен. Надоели мне эти шейхи, как трезвеннику собутыльники!

«Уже отправлено, — сообщил даймон. — Засим умолкаю».

Ну вот, подумал Калашников. Кажется, на сегодня все. Интересно, кто там у Лапина в гостях? И какая там у них застольная тема?

— Семен Петрович, — позвал Калашников, представив себе Лапина. — Можно к вам?

— Кстати будешь, — степенно пробасил Лапин. — Михалыч у меня нынче. Гозенфус!

Гозенфус, поинтересовался Калашников у Сети. Данила Михайлович, отозвалась Сеть, демонстрируя объемный портрет невысокого человека с длинным бледным лицом. Элфот Новосибирского Института Сравнительного Религиоведения, наиболее популярная работа — «За пределами веры. Математические религиозные системы».

Уж не моих ли верных роботов он в ней анализировал, подумал Калашников. А впрочем, сейчас узнаем! Может быть, пустотных шейхов я пока и не поймал, зато на телепорт уже точно заработал.

Мгновением спустя Калашников вышел из туманного прямоугольника и, поскрипывая свежей кирпичной крошкой, двинулся по тропинке к лапинскому дому. Еще метров за двадцать он услышал голоса споривших, а подойдя к веранде, убедился, что посиделки у Лапина на этот раз выдались весьма экспансивные.

— Звездный Пророк! — почти кричал похожий на индуса чернобородый мужчина. — Какое свинство! Какая вопиющая безответственность! Разрушить духовную жизнь без малого миллиона разумных существ — и чего ради? Ради звучной подписи к своим электронным письмам?!

Калашников поднялся по скрипучим ступенькам и подошел к ломящемуся от разносолов столу.

— Артем Калашников, — представился он. — Добрый вечер, Семен Петрович. Здравствуйте, Данила Михайлович. Здравствуйте… — Калашников посмотрел на бородача и сделал многозначительную паузу.

— Руфат Бахав, — отрубил бородач. — Вы что же, тот самый Калашников?

Калашников молча поклонился.

— Ну и какого черта? — воскликнул Бахав. — Зачем вы стали Звездным Пророком?!

Вас не спросил, хотел ответить Калашников. Но не смог.

На этот раз даймон сделал именно то, что от него требовалось. Калашников ощутил зверский аппетит и вместо грубого ответа аппетитно причмокнул губами. Ругань Бахава ничего не значила по сравнению с рассыпчатой вареной картошкой, сдобренной топленым маслом, нежной даже с виду селедочкой, пупырчатыми малосольными огурчиками и традиционными для водочного стола груздями в сметане.

Калашников уселся на свободное место, принял из рук сразу понравившегося ему Гозенфуса рюмку водки, хрустнул огурчиком и прищурил левый глаз.

— А вы сами как думаете? — спросил он, повернувшись к Руфату Бахаву.

— Никак не думаю, — отрезал Бахав. — Глупость вы сделали, Калашников, и притом глупость необратимую!

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Калашников. — Почему — глупость?!

— Объясни ему, Даня, — махнул рукой Бахав. — Я уж лучше помолчу!

Калашников повернулся к Гозенфусу.

— Как вы, наверное, знаете, — робко улыбнулся тот, — я в некотором роде специализируюсь на логически непротиворечивых религиозных системах. Если не вдаваться в подробности, то основным недостатком любой религии является неизменность принятой на веру модели мира. А поскольку мир наш постоянно меняется, каждая религия рано или поздно вступает с ним во все более серьезные противоречия и, пройдя болезненный период реформации, лишается своего творческого начала. Однако с математической точки зрения существует возможность построения такой религиозной системы, в которой модель мира является функцией от некоторого множества еще не произошедших событий. Такая модель мира, с одной стороны, может быть весьма жесткой — например, однозначно предсказывать второе пришествие мессии, — а с другой стороны, чрезвычайно гибкой — раз мессия до сих пор не пришел, значит, адепты веры неправильно практикуют его заветы! Долгое время подобные религиозные системы оставались предметом математического моделирования, пока в девятом году на планете УРТ не появилась Технотронная Церковь. Как вы наверняка знаете, в основу модели мира данной религии положен постулат о возрождении Звездного Пророка, которое надлежит приближать путем очистки помыслов и действий от всяческой скверны. В течение без малого полувека Техноцерковь успешно вербовала себе все новых и новых сторонников, чему немало способствовала простота и прямолинейность ее идеологии: истинный адепт Церкви всегда и во всем стремится исключительно к возрождению Пророка. А средство для этого одно: сделать окружающий мир столь прекрасным, чтобы Пророк захотел возродиться.

Прекрасная Галактика, подумал Калашников. Безымянный основатель Технотронной Церкви предвосхитил мои же идеи. Или украл их у моей бета-версии?

— Таким образом, — Гозенфус постучал по столу, призывая к вниманию, — возрождение Звездного Пророка являлось в рамках Технотронной Церкви тем самым условным событием, которое позволяло религии сохранять гибкость. Но лишь при том непременном условии, что Звездный Пророк так и не возродится! На случай, если такое чудо все же произойдет, в технотронной религии содержится единственное положение: слушаться Пророка, который укажет дальнейший путь. Назвавшись Звездным Пророком, вы, Артем Сергеевич, погубили целую религию. Ведь возрождение Пророка означает, что мир наш стал совершенным, и дело Технотронной Церкви успешно завершено.

Вот так номер, ошеломленно подумал Калашников. Кого же я теперь поведу к величию? И почему УРТ-1965 мне ничего не сказал?

Калашников качнул головой. Почему не сказал, понятно — я же сразу приказ отдал грехи замаливать. Хотя стоп, они же его выполняют! Значит, дело Технотронной Церкви еще не завершено?

Ну разумеется, перевел дух Калашников. Сказано же в Писании: Пророка — слушаться! Для верующего, добровольно ставшего роботом, такое указание исполнено глубочайшего смысла! Так сказать, малый джихад закончен, настало время великого джихада.

— Позвольте возразить, — сказал Калашников, выждав необходимую паузу. — Ваши рассуждения совершенно правильны только в том случае, если технотронная модель мира содержит только одно будущее событие — возрождение Звездного Пророка. Однако достаточно ли вы знакомы со священными текстами Технотронной Церкви, чтобы утверждать, что это именно так?

— Любопытная точка зрения, — склонил голову Гозенфус. — Известно, что часть священных текстов Технотронной Церкви зашифрована сверхстойким алгоритмом Ханоно-Йоруха. Предполагается, что возродившийся Звездный Пророк откроет Церкви ключ к этой зашифрованной части. Но, рассуждая здраво, откуда вам, Артем Сергеевич, знать ключ, придуманный через сто шестьдесят шесть лет после вашей смерти? Точнее, за сорок шесть лет до вашего появления в нашей Галактике?

Калашников пожал плечами:

— Вот и я думаю — откуда? Чертовщина какая-то!

Он перевел взгляд на Лапина и убедился, что уж Семен-то Петрович шутку понял. А вот Гозенфус с Бахавом обменялись недоуменными взглядами и как по команде нахмурились.

— Что значит — чертовщина? — спросил Бахав.

— Письмо, которое я отправил в Техноцерковь, — пояснил Калашников, — как раз и содержало искомый ключ. А вот откуда он взялся, я и сам хотел бы узнать!