Глава 4. Прекрасная Галактика

Когда Калашников закрыл последнюю страницу «Необходимой свободы», выстроившиеся справа от него белые конверты зашелестели на ветру подобно осенним листьям. Надо же, сколько писем, подумал Калашников. Похоже, на этот раз мне удалось задать правильные вопросы.

Он протянул руку и коснулся первого из девяти болтавшихся в воздухе конвертов. Себастьян Хонс, элфот из Мадрида, перечислял наиболее перспективные, на его взгляд, модели галактического сообщества — ПЭС-матрицу, полициклы Шварцкопфа и «дрейф элит» Жозефа Круза. Калашников удовлетворенно потер руки и отложил письмо в сторонку. Ну вот, подумал он, у Хонса я теперь почти что ученик; еще пара писем, и он мне сам расскажет, что такое «инвариант Хонса»!

Калашников наугад ткнул пальцем и выбрал следующий конверт. Приглашение от Межпланетного Университета Сравнительной Культуралистики на шестидневный конгресс. «Всего за триста ЭЕ — шесть дней безмятежного отдыха на берегу океана в окружении интеллектуальной элиты нашей Галактики!»

Калашников перевел триста энергетических эквивалентов в доллары — и покрутил пальцем у виска. Конверт растворился в воздухе, уступив место следующему, необычно большого размера. «Уважаемый коллега, — прочел Калашников, — если вы задались целью охватить как можно более широкий круг знаний, рекомендую воспользоваться прилагаемым искусственным интеллектом. Это моя личная разработка, работающая значительно медленнее серийных, однако в отличие от них способная формировать эвристические связи сколь угодно высоких порядков. Впрочем, попробуйте сами! С уважением, Абдель Фарук, элфот Багдадского Университета».

На неделю бы раньше, подумал Калашников, взвешивая на руке прилагавшийся к письму искусственный интеллект. Ладно, при случае попробую; а это еще что такое?!

Калашников протянул руку и дотронулся до ярко-красного, да к тому же еще и круглого конверта. Тот раскрылся, превратившись в телевизионный экран с мутным, трясущимся изображением. Калашников с трудом узнал свой собственный кабинет — и самого себя, с запрокинутой головой сидящего в рабочем кресле.

Конверт издал неприятный писк, и поперек экрана протянулась черная надпись: «Артем Сергеевич! Пока вы книжки читаете, по вам мухи ползают! Гринберг».

Мухи, подумал Калашников. Это сколько же часов я в Сети? А может быть — дней?!

Калашников решительно провел ладонью по лбу и открыл глаза.

Гринберг не соврал — толстая лоснящаяся муха ползла у Калашникова прямо по носу. А сам Гринберг сидел на кушетке, закинув ногу на ногу, и злокозненно улыбался.

— Который час? — попытался произнести Калашников и не узнал собственного голоса.

— Час? — язвительно переспросил Гринберг. — Вы хотели сказать — год?

Калашников тщательно откашлялся.

— Ну уж, год! — пробурчал он и принялся протирать глаза. — Когда я последний раз на время смотрел, было девять утра…

— Вчера, — уточнил Гринберг. — А сейчас — одиннадцать вечера. Сегодня! По правилам галактической безопасности, вам давно уже пора оказывать первую медицинскую помощь!

— Прошу прощения, — выдавил Калашников, осознав, что и впрямь паршиво себя чувствует. — Зачитался. Понимаете, Сеть для меня — все равно что громадная компьютерная игрушка. Ходи, куда хочешь, собирай ресурсы, повышай собственный уровень — и все это намного быстрее, чем в реальной жизни!

— Ничуть не быстрее, — возразил Гринберг. — Сеть это и есть реальная жизнь, Артем Сергеевич. А все это, — он обвел рукой вокруг головы, — лишь одно из ее проявлений. Помните, как мы с вами дом строили?

Калашников усмехнулся:

— Нашли в Сети типовой проект и слегка подправили? А потом я чуть в стене не застрял?

— Вот именно, — кивнул Гринберг. — Когда вам надоест этот дом, он исчезнет точно так же, как появился; а вот его проект по-прежнему останется в Сети. Сеть — вот подлинная реальность, мы с вами — всего лишь призраки. Временные носители разума, перемещающиеся на двух ногах лишь в силу многолетней привычки…

Калашников разинул рот и с опаской огляделся по сторонам. Если полковник КГБ пускается в подобные рассуждения, значит, дело нечисто!

— Михаил Аронович, — почти шепотом произнес Калашников. — Что случилось?

Гринберг перестал улыбаться, снял ногу с ноги и подался вперед.

— Артем Сергеевич, — спросил он, глянув Калашникову в глаза. — Что такое «Прекрасная Галактика»?

Телепат, подумал Калашников. А впрочем, какой телепат — я же об этой «Прекрасной Галактике» уже три дня в каждом письме распространяюсь! Интересно, что в ней такого противозаконного?

— А вы из какого письма про нее узнали? — полюбопытствовал Калашников.

— Из самого первого, — спокойно ответил Гринберг. — Я все ваши письма читал, даже неотправленные.

— Даже так?! — поразился Калашников.

— Именно так, — кивнул Гринберг. — Я отвечаю не только за безопасность Артема Калашникова от остального мира, но точно так же, и даже в большей степени — за безопасность остального мира. От Артема Калашникова.

Калашников самодовольно улыбнулся.

— Не слишком ли много чести? — спросил он, желая услышать еще парочку столь же масштабных похвал.

— Честь здесь ни при чем, — возразил Гринберг. — И мне, и вам прекрасно известно, что вы сделали в двадцать первом веке. А нынче возможностей у вас намного больше.

— Верно, — кивнул Калашников. — На вашем месте я бы не то что почту — каждую мою мысль просматривал!

— Это само собой, — поморщился Гринберг. — К сожалению, этого оказалось недостаточно.

— Что значит — недостаточно?! — удивился Калашников. — Для чего — недостаточно?

— Для обеспечения безопасности, — устало произнес Гринберг. — Давайте начнем с начала, Артем Сергеевич. Расскажите мне о Прекрасной Галактике.

Елки-палки, подумал Калашников. Выбрал, называется, первую попавшуюся метафору!

— Это действительно так серьезно? — на всякий случай уточнил Калашников. — Именно Прекрасная Галактика и есть исходящая от меня угроза?!

— Как вы догадались? — усмехнулся Гринберг. — Что ли старую поговорку вспомнили? Чем величественнее идеал, тем больше трупов?

Калашников почесал в затылке. Какая ж это поговорка, подумал он. Сущая правда.

— Хорошо, — сказал он. — Давайте я расскажу обо всем по порядку. Только чур, потом объясните, чем эта злосчастная галактика угрожает нашей безопасности!

— Объясню, — кивнул Гринберг. — Честное слово комитетчика!