– Отец, но всё же, кто эти люди?

– Белые люди из Кайро. Я уже говорил тебе.

– Говорил, но я не понимаю, что это значит.

– Они тоже не понимают, сын.

Со стороны остов корабля казался маленьким, неуклюжим и жалким, почти смешным, но совсем не похожим на игрушечный. Скорее на программную поделку нерадивого участника кружка «Умелые руки». Последняя мысль Антона немного позабавила. Его руки в самом деле были не очень-то умелыми, и он это знал. Другое дело, что он мог показывать, как.

– Ерунда какая-то, – лениво сказал Сергей и зевнул – шумно, хрустнув челюстным суставом, будто с издёвкой. А может, это и была издёвка – ничего удивительного. Впрочем, Антона его скептицизм мало волновал. В конце концов, он не просил Сергея оставаться здесь и ждать, пока Антон удовлетворит свой каприз. Мог уехать с остальными, как только строительство дамбы было окончено. Антон не просил его оставаться. Наоборот, был бы рад, если бы Сергей уехал, оставив его одного в этой долине, над укрощённой рекой. Правда же одного – туземцы, муравьями облепившие побережье, само собой, не в счёт. Они старательны, приветливы, послушны, они хорошие работяги, но они не в счёт.

– Что он тебе напоминает? – проговорил Антон, оставив без внимания комментарий коллеги. Они сидели под тентом, оставшимся от лагеря инженеров, и пили противное тёплое пиво. Портативный холодильник недавно перегорел, а запасного трансформатора у них, конечно же, не было. Солнце, выжегшее белёсые пятна на тенте, вслепую колотило кулаком по их непокрытым головам. В Кении была зима, но, как неуклюже каламбурили ребята, торчавшие тут последние четыре месяца, что кенийцам Антарктика, то русскому – Кения.

– Что напоминает? – протянул Сергей и, отхлебнув мерзопакостного пива, задумчиво изрёк: – Динозавра. Кособокого хромого динозавра, умершего от старости.

«Ну что ж, право слово, не стоило ждать от технаря особой изобретательности по части метафор», – с усмешкой подумал Антон. Ему вот тоже ничего более оригинального на ум не приходило. И правда, судостроители из туземцев не ахти какие. То ли дело наши ребята, улетевшие домой три месяца назад. С ними корабль был бы готов на месяц раньше. Но Антону никаких денег не хватило бы расплатиться со строителями. Да они и не пошли бы на поводу у его безумия. Это ведь его, его личное безумие. Его безумие и его корабль.

«Мой корабль», – подумал он и улыбнулся.

– Что такое Кайро?

– Большое место далеко-далеко. Там много белых людей. Так много, что не белых почти совсем не видно. Это город белых людей, город смерти.

– Город мёртвых?

– Нет. Просто город смерти. Мёртвых они сжигают, потому что мёртвые перестают быть белыми.

– А какими они становятся, отец?

– Цветными.

– А наши мёртвые? Они тоже становятся цветными?

– Нет, сын, наши мёртвые летят.

– Как хочет полететь этот человек?

– Да, так, как он хотел бы полететь.

Антон не был руководителем проекта по возведению дамбы на этой реке. И он не переставал благодарить за это небеса, потому что тогда ему пришлось бы вернуться в Москву со всей командой, где его затаскали бы по кабинетам с отчётностью. Но он был всего лишь старшим инженером, поэтому, когда всё закончилось, смог остаться. Сказал, что ему тут нравится, и он с удовольствием поторчит здесь ещё пару неделек. На него смотрели, как на психа. Любопытно, как они смотрели бы, скажи он правду. Наверное, так, как смотрел Сергей.

– Ты на солнце перегрелся, не иначе, – уверенно сказал он. – Что за хрень?

А хрень была на редкость идиотическая. Антон сам это понимал, но…

– Я тебя не держу, – прохладно ответил он и тут же пожалел об этом, потому что Сергей решил остаться. Дома его ждала сварливая жена, дочь, переживающая подростковый кризис, ипохондрическая тёща и долги, поэтому он цеплялся буквально за любую возможность свалить далеко и надолго. Теперь такой возможностью стала, кажется, причуда Антона.

– Тебя без присмотра оставлять нельзя, – сказал Сергей с умильной серьезностью, явно напрашиваясь на мордобой. Антон не поддался на провокацию и терпел напарника. Это оказалось довольно просто, тем более, что советы Сергея, в своё время специализировавшегося на судостроительстве, оказались не лишними. Тот забавлялся от души. Более того, кажется, воображал, будто Антон забавляется не меньше.

– Слыхал я про таких, как ты, – говаривал он, потягивая тогда ещё холодное пиво и глядя на только-только возникающий остов будущего корабля. – Стоит попасть в экзотическую страну, послушать две-три местных сказки, и вы уже – тю! – поплыли. Вам и дурь курить не надо. Мистиками вас называют. И советуют держаться от вас подальше. К счастью, со временем вы оседаете в этих самых рассадниках первобытной экзотики, бреете бошки и пляшете вокруг костров с дикарями. Стало быть, для цивилизованного общества угрозы больше не представляете.

Антон слушал, улыбаясь. На самом деле местная сказка была всего одна. Про эту самую реку, которую они перекрыли, защищая население дельты от регулярных наводнений. Здешние шаманы создали, кто бы мог подумать, что-то вроде комитета и долго приставали с протестами, но их никто не слушал. Проект финансировался на правительственной основе, и никого не волновало, что это самое правительство находится за сотни километров от реки и в глаза её отродясь не видало. Им заплатили за дамбу – они построили дамбу. А местные, вопреки ожиданиям, не только не чинили препятствий, а даже помогали. Может, уразумели, может, смирились, а может, уповали на своих богов, чтобы те покарали наглых европейцев, строящих какую-то херню прямо в благодатных водах. Помнится, именно этот эпитет – «благодатные» – в своё время заинтересовал Антона. А потом ему рассказали сказку. И он, ещё не дослушав, решил: «Какого чёрта. Буду строить здесь. Если и строить… то здесь».

– Белые люди из Кайро злы?

– Нет, они просто несчастны. Белый слепит, знаешь, сын? Белые люди из Кайро слепы. У белых людей белые желания, белые страсти. Они видят только белое. Они верят только в белые чудеса.

– А какие ещё чудеса бывают, отец? Цветные?

– Нет, сын, ещё бывают чёрные.

Сказка была запутанная и, в общем, скучная, но суть Антон уяснил чётко: то, что произросло в благодатных водах реки, способно летать. Какой-то здешний божок, родившийся в результате сложной кровосмесительной связи, вынырнул из волн и воспарил в небеса. Что-то в таком вот духе. Миронов, геолог, находившийся с ними во время построения дамбы, рассказывал, что в этом районе когда-то находилось несколько довольно мощных гейзеров. Должно быть, истоки легенды коренились в этом факте. Впрочем, Антону было всё равно. Он бы начал строить корабль и без гейзеров, тем более что от них теперь и так никакого проку. Просто есть благодатная река и его корабль, который он вот-вот спустит на её воды. Его корабль.

Его летучий корабль.

Ерунда какая-то, как тонко подметил Сергей.

Антон знал, что ерунда, знал, что чушь, знал, что безумен. Но безумие, отнявшее у него нормальные, человеческие стремления и мечты, не отняло способности быть неплохим инженером, и это оставалось главным. Он всегда хотел и любил летать. С детства обожал перелёты. Никогда не боялся ни высоты, ни смерти, которую она в себе несёт. На полном серьёзе мечтал стать лётчиком-испытателем. А потом его семья погибла в авиакатастрофе. Родители, брат, младшая сестра, тётка с сыном. Все. Самолёт взорвался при взлёте. Едва успел убрать шасси – и развалился на куски, выплёвывая в небо широкие завитые ленты пламени. Причина идиотская: пилот не справился с управлением. Человеческий фактор, как это обозначают в статистике. Антону было шестнадцать. Он сказал себе: я построю то, что сможет летать, но никогда, никогда не взорвётся при взлёте. Смешно, но первой его мыслью был летучий корабль.

Корабли ведь при взлёте никогда не взрываются.

– Ну ты дал, – только и сказал Сергей, когда Антон неохотно поведал ему, зачем остался в Кении. Они были знакомы ещё с института, но не особо дружили. Нельзя сказать, что эта ситуация их сильно сблизила. Впрочем, Сергей ведь всё-таки остался. И даже не очень подкалывал. Так, слегка только.

– Ну, строй, – проговорил он, странно улыбаясь, и Антон почувствовал глупое облегчение. Словно ему разрешили быть сумасшедшим. Это было так сладко.

– Он думает, что не взорвётся. Потому что корабли не взрываются. Но верит, что сможет полететь. Хотя корабли не летают. Белые люди думают только про белое.

– Что значит «взорвётся», отец?

– Ты видел когда-нибудь закат?

– Конечно.

– Ты никогда не видел заката. Двадцать лет назад с неба падали маленький тёмные солнца, и ночью становилось светло, как днём, и так же жарко.

– Это значит «взорвётся»?

– Это значит «полетит».

– Чёрт, ну а теперь-то что? – спросил Сергей и нервно взъерошил пятернёй волосы. Сейчас он казался слегка встревоженным. Их кожа приобрела устойчивый бронзовый оттенок, пиво закончилось, а худосочное судёнышко покачивалось на мутных зелёных волнах благодатной кенийской реки, в нескольких сотнях метров от дамбы. Маленькое, жалкое, теперь уже в самом деле будто игрушечное. Сергей ёжился и часто чертыхался. За прошедшее время один раз он собрался-таки домой, но так и не улетел. Антон не стал спрашивать, почему.

– Нэ так? – нервно повторил Сергей и нетерпеливо развернулся к нему.

Зима в Африке похожа на фруктовое желе: застывшее, дрожащее и приторно-сладкое. И на обезьяньи мозги, сварившиеся прямо в черепной коробке от жары. Вот уж его мозги точно сварились, причём, видимо, давно. Антон с удивлённым любопытством разглядывал разбросанные по долине лачуги, аборигенов, копошащихся далеко внизу с тем же невозмутимым усердием, с которым они выполняли абсурдные приказания белого господина – вероятно, просто по привычке. Им было сказано построить – они построили. Пустышку, состоящую из одного каркаса и обшивки, с исключительно декоративными мачтами, даже без ручного управления. Антон не собирался никуда плыть. Он собирался лететь.

А им, этим усердным муравьишкам, было всё равно, что он собирается делать. И им, и их шаманам, после первой же неудачи в переговорах с наглыми европейцами сдавшихся на милость победителя. «Они мои, – вдруг с удовлетворением подумал Антон. – Мои рабы. Моё племя. Личное». Забавно, к возведению дамбы они подключились очень неохотно. Но как только поняли, что он затевает, сразу пришли на помощь, даже просить не понадобилось. Наверное, это оттого, что они почувствовали его безумие. Его мистицизм, как издевался Сергей. «Безумный белый человек затеял безумное белое дело, – подумал Антон и вздрогнул. – Белое дело?.. Это ещё что такое? – Он рассеянно почесал шею, разглядывая поблескивающий на солнце игрушечный кораблик, словно мираж. – Белое дело. Ну, что не чёрное, это точно. Вреда от него никому и никакого. Разве что Сергею, проторчавшему тут три лишних месяца».

– Можно задать тебе один вопрос? – спросил Антон.

– Валяй.

– Зачем ты всё-таки остался?

Сергей помолчал. Потом ответил, неохотно и натянуто, явно пресекая дальнейшие расспросы:

– Нельзя мне назад… сейчас.

– А, – коротко сказал Антон, глядя на корабль. – Ну, пошли?

– А другой белый человек? Он тоже из Кайро?

– Да, они оба оттуда. Если бы ты был постарше, ты бы это сразу заметил.

– А те, кто закрыл реку и уехал? Из Кайро?

– Не все.

– Почему другой белый человек остался? Ему нельзя назад в Кайро?

– Он хотел бы, чтобы ему было нельзя. Хотел бы, чтобы Кайро отказалось принять его обратно. Он не может уйти добровольно, сам, как первый белый человек. Он для этого слишком бел.

– А первый?

– А первый решил, что довольно сбежать из Кайро, чтобы перестать быть белым. Он ведь не знает, что его мечты тоже белы.

– Так что, белый человек из Кайро не полетит?

– Отчего же. Он полетит.

Солнце, жадно лижущее стальные панели обшивки, слепило глаза. Антон с Сергеем стояли в десятке шагов, у гостеприимно спущенного трапа. Здесь, вблизи, кораблик напоминал декорацию для третьесортного приключенческого сериала – из тех, в начале каждой серии которого показывают лица актёров в эффектном ракурсе. Тщательно, почти любовно выструганный трап только усиливал это ощущение. «Как всё это глупо», – устало подумал Антон. Он обернулся. Сергей флегматично жевал табак, воздерживаясь от комментариев. Деревенька вдалеке жила своей жизнью, кажется, нисколько не обращая внимания на двух белых чудаковатых господ, которые зачем-то сделали себе большую игрушку. Зачем-то. Зачем только…

Внезапно его охватило ощущение, будто за ним наблюдают. Одна – нет, две пары цепких внимательных глаз. Антон развернулся к Сергею, но тот по-прежнему рассеянно рассматривал корабль. Что-то в его позе и выражении лица напомнило Антону скучающего туриста. Он много таких повидал на своём веку, а не раз и сам был в их числе. Туристы – счастливый народ. Они ни во что не верят. Но при этом, как дети, падки до скользких, мутных африканских сказок.

«Корабли не взрываются при взлёте, – в тысячный раз подумал он. – Я хочу построить то, что не взорвётся. Чёрт подери, я построил то, что не взорвётся. И наплевать, что оно не взлетит».

Антон поставил ногу на трап. Гладко обструганная доска плавно, призывно качнулась.

– Он же не взлетит, – сказал Сергей – без улыбки в голосе, и это прозвучало почти пугающе. – Он не взлетит, Антон.

– Я знаю, – ответил он и шагнул.

Потом был лёгкий толчок, от которого ком подкатил к горлу, и взрыв, разорвавший его на куски, но что случилось раньше, он так и не успел понять.

– Смотри, отец, смотри! Смотри, он всё-таки летит! Видишь? Белый человек из Кайро летит!

– Вижу, сын. Только он больше не белый, – сказал шаман и глубоко затянулся сладким дымом яблочного табака.