— А как зверушки? Не шалят? — спросил Корич, шумно устраиваясь на верхнем ярусе нар.

— Э-э-э-э, как нонче зверушки, — улыбнулся беззубым ртом старик-сторож. — То ли дело раньше, с полгодика назад звери были! Вот это звери! Как-то раз дежурил, поясничку у меня схватило. Ну зимой это было, в феврале, когда они в стаи сбивались. Вот-вот, когда торкать особо сильно начало. Так вот, заступил я на дежурство, ворота запер, освещение наладил, собачек с цепи спустил, вернулся в вагончик чайник поставить, тут-то меня и скрутило. Аж хоть вой. Так-то я на объект разов по пять за ночь выхожу проверять, а тут не разогнуться, хоть вой… Так вот, грелку к спине подложил и думаю, позвонить, что ли, в «скорую» или сменщику, чтобы подменил. А потом думаю, нет, не стану, он — парень молодой, студент, ему отсыпаться перед занятиями надо, да и женка у него молодая, заревнует. Думаю, потерплю, ничего со мной не стрясется, пусть уж хоть раз Чубайс с Черномырдиным подежурят, зря, что ли, кормим, а уж поутру в поликлинику. Как Бог уберег, вышел бы я на улицу хоть раз, и все… В общем, слышу, скребется кто-то в дверь и жалостливо так: «Дедушка, откройте». У меня ж прям мороз по коже. И не за себя испужался, объект-то важный. Элитное жилье мы строили, не то что сейчас, там один обогревательный котел столько стоил, что нам со старухой вовек не расплатиться, никакой пенсии не хватит. А плитка кафельная, а лампы на стенах, рамы финские с этими, со стеклопакетами, да тот же кирпич. Знаешь, сколько стоит?! Да нет, не силикатный, тот, из которого камины кладут, каждый в отдельную бумажечку завернутый. Пропадет что — спрос-то с меня, с кого ж еще? Я, конечно, сразу за телефон, в милицию звонить. А трубка молчит, «кнопку тревожную» нажимаю — никакого толку. А за дверью все скребутся и голосом таким детским: «Дедушка, дайте покушать, дедушка, кушать очень хочется». Ну что было делать? Это мы сейчас умные такие стали, а тогда-то звери в диковинку были, думали, что сказки все это. Так вот я и кричу через дверь, мол, уходите, это объект охраняемый, а тут как что-то в стекло ка-а-а-ак вдарит… Кирпичом это они запустили. Стекло вдребезги, я весь в осколках, глаза протираю, а они в вагончик лезут. Был бы простой вагончик, все, хана мне, растерзали бы. А здесь вагончики особые, бывшие вахтовые, решетки на окнах приваренные. И дверь тоже железная. Эх, и натерпелся я страху, морды звериные в окно лезут, лапы когтистые ко мне сквозь решетку тянут, а я в угол забился и всем телом трясусь.

— Это ж прям как в «Вие», — хохотнул Корич.

— Точно, точно, — закивал словоохотливый дед, — мне так потом в милиции и сказали: «Ты, дед, Хома Брут в современном варианте». Хорошо хоть, я и так седой совсем был, больше седеть нечему было. Так вот, чувствую я, сейчас сердце не выдержит, разорвется, а тут чайник засвистел, вскипел, значица. Он у меня вообще-то электрический, да спираль сгорела. Как обычный на плитку ставлю. Схватил я его и давай на зверей лить кипятком крутым. Ох и визгу было!

— Ну и? — заинтересованно спросил Корич.

— Разбежались зверюги! Поняли, что не взять им меня, и разбежались! А разговоров-то с утра было, сначала мне не поверили, думали, совсем свихнулся дед. На этих, на кункурентов грешили, а потом как собачек растерзанных нашли, разобрались. Премию потом мне от фирмы строительной выписали за героизм, хотели в газете пропечатать, даже девочка приезжала — корреспондентка, да запретили ей, видимо. Помните, тогда на это дело еще запрет был. Так что легким испугом я и отделался, только Черномырдина с Чубайсом жалко, порвали их на мелкие кусочки, от Чубайса только хвост рыжий и остался…

— Да, дед, досталось тебе, — сказал Васинцов, глянув на старый будильник — ну что, дедушка, может, ты выпьешь, а мы на боковую.

— Ой, что это я, — спохватился дед, — вы спите ребятки, спите. Сейчас вот граммулечку прииму и пойду объект проверю. Хотя что это за объект, так, тьфу. Это мне, старому, завтра отсыпаться, а вам-то вкалывать…

Действительно, повкалывать Васинцову с Коричем за эти три дня пришлось изрядно. Вместе с десятком еще «таких же бомжей» они нанялись разнорабочими на «замороженный» строительный объект. Вроде как цех бетонный строить собирались, да бросили. Теперь объект, видимо, разморозили, и новые хозяева решительно меняли проект. Так что и ломиком приходилось помахать, и дерьмо птичье застарелое потаскать. И человеческое попадалось, не без того. Но заплатить хозяева обещали щедро, да и ночевать разрешали прямо на стройке: в раздевалке и в вагончике сторожа. Был и позитив, удалось выяснить, что бомжей и прочих неустроенных граждан со всей Москвы организованно свозили куда-то под названием «Орешки». Некоторые из встретившихся им здесь бомжей об «Орешках» говорили, как о чем-то сказочном, месте, где осуществляются все мечты бездомного человека, другие же, наоборот, утверждали, что там «какая-то подляна». Но все основывались только на слухах, никто из встретившихся там не бывал…

— Слышь, командир, — сказал Корич, когда дверь за стариком закрылась, — не пустышку ли тянем? Может, пора вернуться в отдел, дать задание ментам отловить пару бомжей да и выбить у них все про эти «Орешки»?

— Думаешь, Одинец дурак? — возразил Васинцов, поглаживая свежие мозоли на ладонях. — Если бы так все было просто, он бы нас и не посылал.

— Верно говоришь, только сколько нам еще здесь куковать? Это прям не задание, а отсидка какая-то. Срок на Магадане.

— А ты что, был на Магадане?

— Тьфу, тьфу, тьфу, не накаркай… Тебе-то хорошо, твоя Милка в курсах… Просто смешно получается, еще недавно суперзверюг отлавливали, а нынче бомжуем. Цветем и пахнем. Эх, помыться бы сейчас, в баньку бы.

— Перебьешься, спи давай…

Бифштекс, «артельный пес» помеси сеттера с чем-то дворовым, радостно тявкнул и встал перед прорабом на задние лапы.

— Гы-гы-гы, — заржали работяги, — смотри-ка, псина, а соображает, у кого денежки. Гляди, Пашка, уйдет пес от тебя к богатому хозяину.

Пашка, молоденький паренек в замызганной, измазанной побелкой спецовке, виновато улыбнулся и позвал пса к себе. Прораб здоровый парень лет тридцати в хорошей кожаной куртке, поставил дипломат на бетонный блок и внимательно осмотрел страждущих. «Страждущие» — бригада чернорабочих из трех десятков граждан без постоянного места жительства, столпившихся у штабеля бетонных плит, жадно уставилась на чемоданчик. День зарплаты!

— Что, православные, заждались? — спросил с усмешкой прораб.

— А то… — заволновались бомжи.

— Не волнуйтесь, повезло вам, хозяин у вас честный — работяг не обижает, не то что другие. У нас все по совести: поработал — получи, — сказал он, открывая чемоданчик. — Давайте подходите по одному.

Работяги выстроились в очередь и стали получать зарплату. Многие тут же, почти не пересчитывая, засовывали купюры в карманы, радостно улыбаясь, другие же щупали каждую бумажку, раза по три сверяли по ведомости свои «трудодни».

— Че, значит, вычли?! — неожиданно раздалось у «кассы». — Че это мне втрое меньше? Я че, рыжий? Ты мне сказал трубу пробить, я те пробил, че те еще надо?

Кричащий на самом деле рыжим не был, а может, и был. По причине полного отсутствия волос на бритой голове определить масть было довольно трудно. Он, сжав кулаки, стоял перед прорабом и требовал «полной оплаты работы», сопровождая свои доводы изощренным матом и блатной феней.

— Послушай, уважаемый, ты бы фонтан свой прикрыл, — спокойно ответил прораб. — Я поручил пробивать трубу тебе, а не им, — и прораб кивнул на Пашку и Андрюшку, двух изможденных бомжиков в одинаковых спортивных шапочках. Те испуганно на говорящего глянули и одновременно засунули деньги поглубже в карманы фуфаек. Васинцову они были знакомы, приходилось поработать на разгрузке. Ребята вроде ничего, только забитые какие-то, большей частью молчат, улыбаются виновато. Пашка к тому же животных любит, вон Бифштекса подкармливает.

— Ну и че?! А тебе какое дело? Труба пробита? Пробита! «Бабки» гони! — орал бритый.

— «Бабки» я вот эти ребятишкам отдал, — с улыбкой ответил прораб. — Я тебя, земеля, кем нанимал? Разнорабочим, а не надсмотрщиком. С этой должностью я и сам как-нибудь справлюсь, ха-ха-ха. Я ж говорю, у нас все честно, заработал — получи. Не хочешь работать, пошел на х…

Васинцов напрягся, что-то на этой стройплощадке изменилось. Вроде как ветерком свежим повеяло…

— Ах ты, сука! — взвизгнул бритый и кинулся на «прораба». Тот словно ждал, ловко увернулся, да еще поддал локтем в бритый затылок, вроде как для ускорения. Бритый, сильно ударившись в бетонную стену маковкой, упал на четвереньки, но подниматься не торопился.

— Зверюга! — крикнул кто-то за спиной Васинцова. Ну да, конечно, «кто-то». Корич, кто ж еще, реакция у прапорщика еще та.

Бритый быстро, почти мгновенно «перекинулся» в зверя. Васинцов повидал много перевоплощений в зверей, но такого быстрого еще не видел, да и не слышал ни о чем подобном. А зверь уже поднимался во весь рост. Нет, это уже не «волчар», это уже какой-то новый вид. Гамадрил? Гавиал? Или гавиал — это крокодил, а не обезьяна. А бывший бритый теперь очень походил на обезьяну, жилистого самца с огромными белыми клыками, мощной грудью, такой мощной, что пуговицы с рубашки поотлетали от напора бугров мышц прямо на глазах…

Строители разом ломанулись к лестнице, сбивая и едва не топча другу друга. Васинцов сделал шаг в сторону и быстро огляделся. Ну хотя бы лом, лопату хотя бы, не с голыми же руками на такого зверя идти. Но идти на зверя и не потребовалось, «прораб» сунул руку за пазуху и извлек предмет, очень похожий на дуэльный пистолет XVIII века с большой блямбой на конце ствола.

«Сетевик, — сообразил Васинцов, — новая разработка». Приходилось ему с такой машинкой поработать, против зверя эффективна, ничего не скажешь, но когда в опытных руках… «Прораб» на опытного никак не походил. Он вел себя, как впервые зверя увидел. В этих случаях либо орут со страху и кидаются наутек, либо впадают в психологический ступор… Видимо, здесь второй случай. Прораб глупо улыбался, даже, кажется, ковырялся пальцем в носу. Но когда зверь уже метнулся в его сторону, успел нажать на спуск. Оглушительно хлопнуло, так, что уши заложило, но Васинцов все же расслышал истошный визг. Еще бы! Повизжишь тут, когда тонкая стальная сеть, разогнанная мощным пиропатроном, резанет тебя по телу. Зверь отлетел к стене и, воя, начал кататься по пыльному бетону. К удивлению Васинцова, те самые забитые бомжики Андрюшка и Пашка не сбежали, как остальные, а остались на площадке. Мало того, они, как по команде, вскочили на ноги и разом навалились на тварь. Опасаясь коварных клыков, они умело стали цеплять на зверя намордник, налапники. Откуда это у них? Неужели под фуфайками прятали?

Васинцов кинулся было ребятам на помощь, но сзади его тактично придержали. Корич. В руках прапорщик сжимал здоровенный кусок арматуры, и где только нашел, когда успел?

Скрутить зверя получилось не сразу, один из «бомжиков» отлетел к стене, тут же вскочил и крикнул:

— Миха, ввали-ка ему успокоиловки, силен, черт! Паш, поберегись-ка.

Михой оказался «прораб», он кивнул, подпрыгнул к борющимся и, выбрав момент, всадил в волосатую спину зверя несколько зарядов из блестящего прибора.

«Пневмошприц, — сообразил Васинцов, — знаем, проходили».

Зверь еще дрыгался, но замок намордника уже щелкнул, да и лапы обезьянозверя оказались стянутыми за спиной.

— Уф-ф-ф, — стер грязь со лба один из «бомжиков», — силен… Слышь, Мих, на сколько, думаешь, потянет?

— Такой тыщ на тридцать «новыми» — не меньше, — авторитетно сказал «прораб», наклоняясь над спутанным сеткой комком. Тут же он резко отпрыгнул. — Кусается, сволочь!..

— По сусалам его, по сусалам, — устало предложил самый маленький «бомжик». — Я тебе говорил, Паш, что это — не «волчар», что тут особый намордник нужен…

— Фигня, управились же… — ответил Паша.

— Слышь, мужики, вы кто? — первым пришел в себя Корич.

— Мы-то? — Андрюха с интересом уставился на Корича с Васинцовым. — Мы-то, допустим, ловцы, а вот вы что за птицы? Чего с остальными не сбежали? Зверя не боитесь?

— Кто ж их не боится. — Корич глянул вниз, на пустую лестницу, по которой скатились остальные строители, потом на Васинцова.

Тот кивнул:

— Мы из группы «ГРИФ», слышали такую?

— И документики, стало быть, имеются? — словно и не удивился Андрюха.

Корич еще раз переглянулся с Васинцовым, достал из потайного кармана удостоверение и предъявил в раскрытом виде, не давая в руки.

— Разрешите и мне полюбопытствовать, — сказал «прораб» и, достав из кармана куртки очки, разглядел печать и дивный лик Корича на удостоверении. — Надо же, спецназ «ГРИФ», слышал много, вижу впервые. Впрочем, мы что-то такое примерно и подумали. Андрей, предъяви господам офицерам наш патент…

Васинцов с удивлением рассматривал украшенный гербами и печатями лист с большой надписью «Лицензия». Действительно, группа частных предпринимателей (ФИО, паспортные данные, место прописки, номер лицензии на оружие и спецсредства) имеет право на отлов «зверей и зверолюдей» на всей территории РФ.

Дата выдачи, витиеватая подпись министра внутренних дел.

— А что вы так вытаращились, господа «грифы», — удивился Михаил, — словно впервые увидели?

— Знаешь, командир, — сказал вместо ответа Корич, возвращая ловцам документ, — мне будет что высказать по возвращении нашему обожаемому начальнику. Мог бы хотя бы предупредить.

— Надеюсь, господа, вы не претендуете на данную добычу? — спросил «прораб», указывая на постанывающего зверя.

— Не будем, — заверил Васинцов, — но зарплату ты нам с прапорщиком выдай, зря, что ли, неделю горбатились…

Из раздевалки доносилось нетрезвое пение. Работяги отмечали законную зарплату. «Прораб» Михаил поехал с прибывшей спецгруппой сдавать отловленного зверя и получать премию, «грифы» с оставшимися ловцами сидели в вагончике сторожа и тоже от спиртного не воздерживались.

— Надо же, «грифы»! Самые настоящие «грифы», — не переставал восхищаться захмелевший Андрюха, в очередной раз протягивая Коричу руку для пожатия, — ребятам расскажу — не поверят. Про вас же легенды ходят! Говорят, вы зверей голыми руками брали.

— Было и такое, — не стал отпираться Корич, умело вскрывая консервные банки большим ножом.

— Да брось ты эти банки, — не унимался хмельной Андрюха, — мужики, а че мы здесь сидим, а может, в кабак?! В сауну, девчонок вызовем, Мишка щас бабки привезет, гульнем!

— Я ж тебе уже говорил, — спокойно отвечал Корич, приступая к разделке сала. — Мы на задании, нельзя нам пока в баню, от нас пахнуть соответственно должно…

— Молчу, молчу, — закивал Андрюха.

Второго ловца, молчаливого парня, звали Павлом. Вытянуть из него хоть слово было весьма трудно, да и выпивал он как-то странно. Глотнет — поставит стаканчик, снова глотнет — поставит. И не разбавлял. Чистый спирт словно дегустировал, как коктейль какой-то. Васинцов сообразил, что если они хотят получить хоть какую-то полезную информацию, то разговорить надо Павла, потому как из бессвязного трепа Андрюхи понять что-либо было совсем трудно, да он и сломался быстро, растянулся на нарах и засопел.

— Если честно, мы сначала на вас подумали, — наконец сказал Павел, глянув в глаза Коричу. — Больно у вас лицо… характерное, извините. И повадки. Но быстро поняли, что ошибаемся.

— И по каким же приметам?

— Вы — человек суровый, но не злобный. И глаза у вас не бомжовские, уж извините, это опытному человеку сразу видно. Такой без своего угла никогда не останется.

— Да, видел бы ты мой «угол» в поселковой общаге, — хмыкнул Корич.

— Это не совсем то… Вы, наверное, служили? Военные часто с этого начинают, с койки в казарме, но постепенно все как-то устаканивается. У военных в глазах уверенность есть, хотя бы надежда. У бомжей большей частью глаза другие, без надежды, что ли…

— Ладно, хватит о моих глазках ясных, скажи лучше, как вы того, лысого, вычислили? Случайно?

— Не-е-ет, — впервые за вечер улыбнулся Павел, — я их, как бы лучше сказать, чувствую…

— В смысле? — быстро спросил Васинцов, переглянувшись с Коричем.

— Чувствую затаенную агрессию. Вот ничего вроде не происходит, а я чувствую угрозу, от человека исходящую, даже если он улыбается. Мы когда еще мальчишками были, я всегда знал, когда драки не миновать, а когда миром решить можно. Я, если честно, драться не люблю… А от него, от лысого, агрессия скрытая так и перла. Это при вас он пальцы не гнул, а с нами и с остальными непутевыми особо не церемонился. И хитрый — начал с малого, сначала Андрюху попросил ему нары в подсобке уступить, потом защищать пообещал, говорил, что среди блатного мира в почете. А потом работать за себя заставил, сказал, что бок у него схватило, получилось, вроде как работаем бригадой, а он у нас бригадир. Андрюха для виду возмутиться попробовал, так он ему по зубам и заточку к ребрам. В общем, явный зверюга. Ну мы сразу Михаилу звякнули, он ход операции и разработал. Тут ведь как, чтобы зверь проявился, его спровоцировать нужно, лучше всего на ярость, чтобы контроль над собой потерял и сущность его наружу выперла…

— Слушай, а этот лысый, он ведь тоже на бомжа особо не похож.

— Так он и не бомж. Москвич в третьем поколении, потомственный домушник, гоп-стопами порой грешил. А после третьего срока поумнел, решил от зоны подальше держаться, хотя блатных законов и на воле придерживался. А уж воровская романтика… Соберет толпу малолеток безбашковых, наплетет им про «настоящих пацанов», которые друг дружку под пулей не сдадут, напоит пару раз бормотой дешевой и натравляет по ночам на поздних прохожих. Большей частью — на подвыпивших. И ведь хитрый какой, роли распределял. Одни бьют, другие — карманы чистят, третьи — на шухере стоят, добычу — то есть общак — ему. А он, щедрый дядя, опять им бормотушечки купит, костюм спортивный по дешевке сообразит, гитару для посиделок. А детишки-то большей частью из неблагополучных, они слова доброго ни дома, ни в школе, а тут тебе авторитетный дядя руку жмет. Вот и старались, кто как мог. И ведь что получается, привлекать-то его не за что: он-то сам никого не бил, никого не грабил. А пацаны несовершеннолетние… Ну дадут им условный срок или посадят, он новых наберет.

— Это что, — недоверчиво спросил Корич, — он все так вам и рассказал?

— Нет, конечно, это Михаил дело на него из милиции привез. Объемное, надо сказать, дело, много там грехов за ним числится.

— Странно, и чего же он при таких доходах с жилья законного подался?

— Стаю его, тех, что после торков остались, более сильный зверь к лапам прибрал. А потом сожительницу его торкнуло от души. Засовестилась она мужниных проделок и в органы заявила. А может, просто надоел он ей. Тут еще тест-контроли повсеместно, а зверье их ох как не любит. Короче, совсем плохо ему дома стало…

— Так чего же он из столицы не сматывался?

— Хрен его знает… У зверей, сами знаете, территории свои определенные, жалко их другим оставлять. Видно, хотел отсидеться и стаю новую собрать, он нам как бы между прочим намекал, красивую жизнь сулил… Или с супружницей своей просто поквитаться не успел.

— Ё-мое! Паша разговорился! — радостно закричал «прораб» Михаил, вваливаясь в сторожку и сгружая на стол пакеты с бутылками и деликатесами. — Андрюх, вставай, Андрюха! Что, сломался, черт непутевый? А еще ловец! Ладно, дрыхни, завтра расчет получишь. Ну что, господа «грифы», отметим нашу сегодняшнюю удачу. Кстати, знаете, что мне эта бритая обезьяна напоследок крикнула, когда ее в клетку ЦИИИ запихивали? Пообещала, что обязательно нас найдет и всех отпидарасит. Надо же, говорящий бабуин, да и злопамятный к тому же! Ну и хрен с ним!

Захмелел Михаил быстро:

— Слушайте, господа «грифы», а что вы в институте Капицы со зверьми делаете? Ну тех, которых мы, ловцы, сдаем.

Корич ощерился:

— И много вы, Михаил, зверей сдали?

— Да ладно тебе, командир, не обижайся. Я не про то. Ну семерых я сдал, троих вот с Пашкой и Андрюхой, хорошие ребята. Двух чикатил, между прочим. После одного оборотня-лиса тридцать уколов от бешенства получил. У вас-то зверюг, наверное, за сотню?

— Около того, — не стал спорить Корич.

— Мне просто не понятно, че с этими уродами делают дальше?

— Изучают, — уклончиво объяснил Корич.

— Изучают, говоришь? А на хрена? Сколько ж времени изучают, а зверья все больше и больше. Не, нам, ловцам, — это самое то, больше зверя — больше «бабок». Мне, честно говоря, эта работа в самую сласть. Я ведь из ментовки ушел, не, не подумайте ничего такого, по собственному. Не люблю этих нарядов, начальства, рапортов разных. А тут — настоящая охота, головой думать надо. Вычислил зверя, слабые места его нашел, спровоцировал, скрутил — сдал. Пожалуйте в кассу за премиальными.

— Так чего же тебя не устраивает?

— Матереет зверь, на глазах матереет. Вот вы скажите, этот зверобизян, что мы сегодня взяли, вы из-за него здесь «куковали»? Ладно, можете не отвечать, понимаю… У меня просто впечатление складывается, что специально кто-то матерого зверя выводит, новую породу, и не одну. Что касается вас… В общем, господа «грифы», если хотите завтра попасть в так называемые «Орешки», советую вам сегодня покрепче набраться. Обещаю лично доставить вас к ближайшему вытрезвителю. Только зря это, мои ребятки в «Орешках» побывали, нет там зверя. Ну, будем!