Книга: Человек со звезды (сборник)
Назад: 11
Дальше: 13

12

Ясное дело, договорились завтра созвониться. Поутру, не откладывая в долгий ящик. На часах — десять тридцать пять. Двор темен и тих. Интересно: ждут ли его вежливые ребята?.. Интересно — не то слово. Шел, не глядя по сторонам, еле-еле сдерживая желание побежать. Вон они, ящики…
— Эй, Игорь, подойди сюда, дружок!
Ждут!
Ну уж черта с два он к ним подойдет!.. Убыстрил шаги, почти побежал, молча, никак на окрик не реагируя.
Стоп!
— Ты куда это разбежался? Не слышал — зовут?
Двое в куртках перед ним. И как назло — никого во дворе. Вымер он, что ли? Может, закричать?..
— Давай-давай двигай. Мы два раза не повторяем.
Эти куда грубее, чем их вожак. Вежливости не обучены. Взяли под локотки и повели к ящикам.
— Руки прочь! — Красивая фраза, но глупая. Игорь дернулся, сбросил руки «конвоиров», но ведь пошел к ящикам, сам пошел, как… корова на убой.
Придумал сравнение и про себя усмехнулся; пошляк ты, братец! Идешь по морде получать, а все же пыжишься, как бы «покрасивше» о себе выразиться…
Двое отконвоировали, трое поджидают. Итого — пятеро. Знакомые все лица. Вот и вожачок их. Сидит на ящике, развалился, на другой ящик оперся… Интересно, что они делают, когда из магазина пустую тару вывозят?
— Что же ты, Игорь? Ай-яй-яй…
Тон соболезнующий, того и гляди расплачется юноша, модный свитер слезами омочит.
— А что я?
— Я тебя предупреждал: забудь о Насте. Предупреждал или нет?
— Ну, предупреждал.
— А ты не послушался. Нехорошо…
Издевается, сволочь, остроумие свое показывает.
— Кому нехорошо?
— Будет? Боюсь, что тебе.
Странное ощущение: Игорь одновременно трусил и злился. Два малосовместимых чувства, ибо злость на противника должна рождать желание если не нападать, то уж защищать себя. Но ощущая эту злость, Игорь пытался хорохориться, страшась тем не менее нечаянным словом или действием перейти ту грань, за которой дипломатические переговоры окончатся. Страшился он ее перейти и не понимал — не хотел понимать! — что ребята-дипломаты ведут переговоры, только следуя неписаному протоколу подобных встреч «на высоком уровне», а на самом деле ими все давно решено…
— Ты о себе лучше подумай.
— Странно… — Вожак обернулся к приятелям, театрально требуя разделить с ним изумление. — Игорь, кажется, хамит…
— Хамит, хамит, — немедленно подтвердил один из приятелей и засмеялся довольно.
— Обидно, — сказал вожак, встал и, не замахиваясь, коротко ударил Игоря в солнечное сплетение.
Игорь открыл рот, попытался вдохнуть, не смог и резко согнулся пополам, присел на корточки. Было страшно: воздух не попадал в легкие, останавливался где-то на полпути, и к боли в животе добавлялась кружащая голову пустота в груди.
Вежливые ребята стояли над ним, молча смотрели, как он старается дышать, судорожно открывает и закрывает рот. Рыба.
— Плохо Игорю, — сказал вожак.
Возможно, он и раньше что-то говорил, но Игорь не слышал его. А сейчас услыхал, голос прорвался, как сквозь вату. И дышать стало легче.
— Как бы хуже не было, — добавил кто-то из парней.
— Сволочи! — Игорь почувствовал, что он вот-вот заплачет. Это было совсем уж стыдно.
— Он опять хамит, — грустно произнес вожак, глядя, как поднимается Игорь. — Он ничего не понял.
Игорь понимал одно: сейчас вожак снова ударит, и надо бы ударить первым, пока тот не ждет нападения, стоит, раскрывшись. Понимал и… ничего не мог с собой поделать.
И вдруг — это уж попахивало мистикой! — раздался такой знакомый голос:
— Ба-а! Какие люди!
Пащенко! Он-то откуда?..
Обернулся. Так и есть — Валерка. Улыбается во весь рот, будто невесть что развеселое углядел. И рядом с ним — другой парень. Тот, напротив, довольно мрачно на все посматривает.
— Игорь, тебе не кажется, что ты заставляешь себя ждать? — Это опять Пащенко.
Надо бы отвечать, но Игорь не знал что, не мог ничего выдавить. А Пащенко, оказывается, и не требовалось ответа. Он и вопрос задал риторический.
Теперь он обращался к своему мрачному спутнику:
— Они, Алик, явно чего-то не поделили. Ты не находишь?
Алик тоже промолчал, предоставляя Валерке право вести спектакль в одиночку. А того хлебом не корми — дай поговорить.
— Извините, парни, извините, но доделите в другой раз. Нам Игорь очень нужен, ему через полчаса из Организации Объединенных Наций звонить будут. Сам генеральный секретарь. Надо поспешать. Еще раз извините.
Он подхватил Игоря под руку и потащил прочь от ящиков. Алик пошел сзади, поминутно оборачиваясь, прикрывая тылы.
— Эй, длинный, ты бы не лез в наши дела! А то и тебе кое-что обломится… — неожиданно опомнился кто-то из компании.
Не вожак — тот помалкивал.
— Премного благодарен, — паясничал Пащенко, полуобернувшись, однако не притормаживая, целеустремленно руля к воротам. — Всю жизнь мечтал. Обломите, что обещали, и передайте Насте. А уж она меня разыщет. Через Игоря. — И захохотал нарочито по-дурацки, взвизгивая и ухая.
А когда отсмеялся, то в разговор вступил вожак. Он сказал негромко, но Игорь услышал:
— Тебе сегодня повезло, Игорь. Но предупреждение остается в силе. Помни о нем.
— Он помнит, — продолжал на прощание дурачиться Валерка. — У него память, как у молодого. Адье, ребятишки, ариведерчи Рома…
Они вышли из подворотни на Кутузовский проспект, и Игорь опять, как и в прошлый раз, был ошарашен и светом, и шумом, и многолюдьем.
— Ну ладно, мне пора. Чао! — Алик помахал рукой и пошел по тротуару, легко обгоняя прохожих.
— Ты извини, время не рассчитал, — сказал Пащенко. — Позвонил Насте, ее мама доложила: мол, в десять будет. Ну, я и накинул полчаса на провожанье, вот чуть-чуть и опоздал к кульминации… Сильно тебе врезали?
— Пустяки… — Игорю опять хотелось плакать. Ну что ты скажешь, прямо девица сентиментальная! — Спасибо тебе.
— Сочтемся славой.
— Я не ожидал удара, а он в поддых…
— Ладно-ладно. — Пащенко видел, что Игорь пытается оправдать себя, и не хотел терпеть унижений друга. — В суде объяснения писать будешь. А я тебе не Фемида с весами, у меня оба глаза вперед смотрят. И как ты думаешь, что они видят?
— Что? — Игорь не сдержался — улыбнулся.
— Они видят замечательно пустое маршрутное такси, которое пулей домчит нас до площади имени Феликса Эдмундовича. Понеслись!
И они понеслись.
Потом, уже лежа в постели, собирая — пользуясь цитатой из любимого Игорем Блока — «воспоминанья и дела» минувшего дня, Игорь думал: почему «вежливые ребята» испугались? Их же пятеро, а против них — только двое, ибо себя Игорь считать не имел права. Испугались двоих? Вряд ли. Хотели бы — отлупили бы и Валерку и Алика самым лучшим образом. А ведь отступили… Может, шума боялись? Пожалуй, так. Тихие интеллигентные мальчики, не хулиганят, маленьких не обижают, со старшими не задираются. И вдруг драка. Пятеро против двоих. Тут и искать виновных не надо: кого больше, те и виноваты. Могла получиться осечка: вышли бы они из отработанного образа на виду у сбежавшихся на шум жителей дома. А этого им, ох, как не хочется!..
Тут телефон затрезвонил. Он у Игоря прямо на полу обретался, у кровати. Взял трубку. Настя.
— Игорь, что случилось?
— А что случилось?
— Мне Наташка звонила.
Трепло Валерка!
— Ну и что она говорит?
— Что тебе угрожали. Из-за меня. Даже ножом пугали. Так?
— Ну так…
— А ты не струсил? Валерка сказал, что он специально сегодня ко мне во двор приезжал, думал, драка будет, а ты прошел сквозь них, как нож сквозь масло…
«Нож сквозь масло» — это явно из Валеркиного репертуара. Как он Игоревы подвиги расписал, можно себе представить! Зря, выходит, Игорь на него сейчас клепал: друг — он во всем друг.
— Какой там нож, какое масло… — Трудно было Игорю это произнести, но иначе не мог. — Струсил я, Настя, как последний первоклашка. И если б не Валерка, не знаю, что было бы.
— Вот что. — Голос Насти стал деловым и строгим. — Теперь я тебя провожать буду. Каждый раз. Сначала ты меня — до подъезда, а потом я тебя — до троллейбуса.
Что ж, это выход. При Насте, можно быть уверенным, к Игорю никто из тех парней не прицепится. Только воспользуется ли он им, этим выходом? Надо уж совсем себя не уважать…
— Вздор, Настасья, ты что придумала?
— А что? Я знаю этих парней. Подонки. Вадька там один, он в меня в прошлом году влюбился, проходу не давал, а я его отшила разок. Теперь он считает, что я никого не могу полюбить — не имею права.
— А ты можешь? — с замиранием сердца, полушепотом.
И так же — полушепотом — в ответ:
— Могу.
И повесила трубку. До завтра.
Назад: 11
Дальше: 13