Старая колдунья Грельфи, вопреки своей обычной сварливости, казалась сейчас полностью умиротворенной и всецело довольной жизнью.

– Что ни говори, а есть в моряках обхождение и утонченность, которой сухопутным не всегда хватает, – сообщила она. – Душа радуется, глядючи, как они заботятся о дряхлой немощной старушонке, корочкой скудной поделились, не забыли, что старуха – тоже человек, и глотку промочить ей хочется, как всякому…

Вот тут она, по старому обыкновению, прибеднялась на полную катушку. На столике перед ней стояла бутылка не просто «Семи якорей», а того отборного сорта, что запечатывают синим сургучом, а место пресловутой сухой корочки замещали блюдо с изюмом и тарелка с розовой ветчиной. Между делом, между фразами старуха прихлебывала ром отнюдь не воробьиными глоточками, столь же обстоятельно подкрепляясь заедками, благо зубы у нее были все до единого при себе, хоть проволоку перекусывай.

Сварог, неторопливо расхаживая по каюте, сделал пару шагов в сторону – и за ним тут же повернулась, словно стрелка компаса, черная корявая деревяшка, насаженная на костяной шпенек, каковой, в свою очередь, торчал из толстого, в палец толщиной, пласта высохшей кожи, в незапамятные времена принадлежавшей некоей весьма экзотической и, несомненно, огромной твари, про которую как-то не тянуло расспрашивать. Сварог и не слыхивал, чтобы сейчас обитали монстры с подобной шкурой – тут уж явственно попахивало вымершим драконом.

Перехватив его взгляд, старуха сказала с законной гордостью:

– Оказалось, не такая уж я слабосильная и никчемная, кое-что еще могу… Как, может быть, догадываешься, твое величество, этой механизмой я тебя и искала, а кораблю оставалось только плыть в соответствии с указаниями, понятия не имею, чья это шкура, больно уж стародавняя, но про нее мне, как видишь, не соврали. До сих пор работает, зараза… Так, значит, вернемся к твоей головоломке… Дымные орнаменты, говоришь, с черными искрами, говоришь… И сопротивляться ты не смог, завалила тебя эта Марута, как драгун кухарку… Твое величество, я тебе, конечно, верю, но мужики есть мужики. Скажи честно, она тебя и в самом деле заморочила или ты, мягко скажем, не особенно брыкался? По твоим же собственным описаниям, девка молодая, смазливая, а ты, уж прости за правду, верностью одной-единственной, по моим жизненным наблюдениям, что-то не блещешь…

– Так и было, как я рассказывал, – сумрачно сказал Сварог без малейшего раздражения. Он раз и навсегда постановил однажды, что злиться на вздорную старуху не стоит по причине ее полезности. – Она меня лишила всякого желания сопротивляться. Грельфи, но ведь это неправильно? На меня не действует магия…

– Любезный мой, – ухмыльнулась старуха. – Тебе никогда не говорили, что магия напоминает юриспруденцию – масса скрупулезнейших оговорок, подстрочных примечаний, злокозненных уточнений?

– Слыхивал, – кратко ответил Сварог.

– Ну так что же ты дурачком прикидываешься? Тебе, золото мое, нельзя причинить магией вред. Усек? В настоящей магии – а не в том ее карикатурном подобии, что пестуется наверху – есть два четко выраженных понятия: «вредный вред» и «безвредный вред». Вот от «безвредного вреда» ты как раз нисколечко не застрахован, и лучше бы тебе об этом никогда не забывать в твоей путаной и богатой приключениями жизни, иначе крупно влопаешься когда-нибудь. «Безвредный вред» – соображаешь? Вот, скажем, тебя никак нельзя заставить сожрать помимо воли целого барана или выпить единым махом ведро вина – обычное, в шесть гарнцев. Потому что у тебя от этого переворотит кишки, и даже ты, чего доброго, скончаешься безвременно. А вот от того, что ты часок покувыркался с молодой приятной давалкой, ни малейшего тебе вреда не выйдет… Понял?

– Да, примерно такую казуистическую оговорку я и подозревал, – сказал Сварог задумчиво. – Был похожий случай…

– Вот так-то! Заруби себе на носу эти тонкости, пока не вляпался в очередной «безвредный вред»… – она хмурилась, временами тихонько бормоча что-то под нос, поглядывая на потолок в своей обычной манере размышлять над чем-то серьезным. – А вот если мы займемся расплетанием загадки… Почему она, уже определенно зная – не могла не просечь! – что обморочить тебя не удастся, решила тем не менее завалить тебя в койку… Уж извини, не такое ты мужское сокровище всех времен и народов, чтобы у нее потекли слюнки и возникла неодолимая тяга перепихнуться… В душу пропащую через семь мостов!

С ее изборожденного морщинами лица мгновенно слетело всякое легкомыслие, глаза сверкнули так колюче, недобро, что Сварог остановился посреди каюты, охваченный нехорошими предчувствиями. Он что-то и не припоминал такого выражения лица у старой хрычовки…

– Мне бы оч-чень хотелось ошибиться, но, боюсь, все так и обстоит, – сказала Грельфи без тени веселости. – Во-от оно как… Ну, все сходится… Ты уж, конечно, кончил от всей души, прости старушенцию за интимные подробности… Ну, твое величество…

Слыхивала я о таких ухватках, имевших место быть в стародавние времена, но на моей памяти не случалось, вообще давненько не случалось, точно тебе говорю…

– Чего – не случалось? – спросил Сварог настороженно, уже не ожидая ничего хорошего.

– Вообще-то я тебя черными пророчествами пугать не собираюсь. Признаться по свести, предсказания у меня всегда были слабым местом, в этом искусстве не преуспела…

– Да? – невесело усмехнулся Сварог. – А помнится, во время нашей первой встречи вы мне четко и определенно предсказывали судьбу, довольно долгую речь произнесли…

– Это были не предсказания, – отрезала старуха. – Это было, если точно формулировать, туманное предвидение будущего. В самых общих чертах. А настоящие предсказания всегда гораздо более конкретные.

– Ну, не скажите, – возразил Сварог. – В свое время некая дама, именуемая Лесной Девой, взялась предсказывать всей нашей честной компании. Речь шла именно о предсказаниях, я точно помню. Точнее, о том, как нам суждено умереть. Иным она говорила предельно конкретно, иным – именно что туманными, общими фразами: мол, берегитесь того или этого…

– Слышала про такую, – сказала Грельфи. – Серьезная дама, что уж там. А что до конкретностей… Видимо, дело все заключалось в том, что кому-то из вас на роду столь неопровержимо написан тот или иной конец, что не остается никаких неясностей… а иные могут и избежать слабо предначертанного, если станут чего-то нехорошего беречься… – она пытливо уставилась на Сварога. – Я надеюсь, тебе она предсказывала в туманных фразах?

– Вот именно, – сказал Сварог. – Пожалуй, в этом случае ничего еще не потеряно, а? Есть шансы увернуться…

– Пожалуй, пожалуй… – и вдруг старуха, явственно охнув, наклонилась вперед, впилась в него не сердитым, а, пожалуй что, оторопелым взглядом. – Дура старая, теряю хватку… Что она тебе напророчила?

– «Бойся своей крови», – сказал Сварог. – Нет, не совсем так… Ага! «И своей крови остерегайтесь». Вот теперь я цитирую совершенно точно, словечко в словечко. Да, еще она мне советовала остерегаться мостов, то же, что и вы когда-то… Что касается мостов, я с тех пор…

Он замолчал, испугавшись увиденного. Старуха, побледнев, уставилась на него так, что он невольно обернулся – не возникло ли за спиной некое чудище? Нет, никого и ничего, хоть обычным взором смотри, хоть магическим…

– Дубины стоеросовые, – сказала Грельфи почти незнакомым, севшим голосом. – Ты – оттого, что не озаботился посоветоваться со знающими людьми сразу же, а я – потому что не сопоставила сразу, не догадалась, а ведь следовало бы. Ну конечно. Остерегайся своей крови… Тебе не приходит в голову, что это означает? Да то, очень может статься, что остерегаться тебе нужно собственных детей… по крайней мере, одного из таковых…

– Полагаете…

– Весьма даже полагаю! – отрезала старуха. – Если эта тварь с самого начала все затеяла для того, чтобы заиметь от тебя ребенка – дела скверные. От лара и ведьмы может народиться такое, что… Я даже гадать не берусь, и без того оторопь берет. И, между прочим, этот самый плод любви вовсе необязательно будет к родному папеньке испытывать хотя бы тень сыновней или там дочерней любви или хотя бы дружеского расположения. Случались в старые времена, как выразился бы наш Леверлин, прецеденты… Лар и сильная ведьма… Кому как, а мне холодно делается при одной мысли о том, что за ублюдок получится… В том смысле, что личность это будет весьма незаурядная – и такая головная боль, для тебя первого, что…

Даже не следовало уточнять, шутит она или говорит всерьез – при одном взгляде на ее застывшее лицо становилось ясно, что шутками тут и не пахнет.

– Ладно, – совсем тихо сказала Грельфи. – Авось да обойдется. Еще необязательно, еще не факт, чтобы именно в этот раз… Но я тебя всерьез умоляю, твое величество: впредь, ради собственного блага, будь поосторожнее со своим, извини за прямоту, семенем. Не оставляй где попало и в ком попало, уяснил? Это, конечно, не предсказание, это весьма для тебя полезный совет. Если уж Лесная Дева однажды сказала… Впредь поосторожнее!

– Ну, в конце концов… – сказал Сварог, натянуто улыбаясь. – Она ведь наверняка погибла. Ее не было среди спасенных, я специально выяснял у боцмана. Я, правда, видел, как с гибнущего корабля улетело нечто, этакий сгусток тумана…

– Я, промежду прочим, тоже видела, – сказала колдунья. – Ясно и отчетливо. Это не ведьма… Не знаю, что это такое, но уж безусловно не ведьма. То создание, что корабль взял на борт в Винете, вот тебе и весь сказ. Ни в коем случае не ведьма…

– Вот видите, все благополучно решилось само по себе, – сказал Сварог с наигранной бодростью. – Если вы, с вашим опытом и умением, ручаетесь, что та тень была не ведьмой…

– Ручаюсь.

– То все обстоит прекрасно. Она погибла. Или попала под ядро или утонула. Давайте рассуждать логично: если не она была той теню, если ее не оказалось среди тех, кого подобрали из воды шлюпки «Божьего любимчика», если никто не видел ее в волнах… Что отсюда простекает при логичном рассуждении? Только одно.

– Твоим бы хлебалом да медок наворачивать… – задумчиво протянула Грельфи. – Могло, конечно, обернуться и по-твоему… Потому что никакой ведьмы на корабле я не чую. Хотя, знаешь ли… Я не настолько самонадеянна, чтобы себя полагать самой сильной на свете мастерицей, вполне может оказаться, что кто-то сильнее меня…

– Но как?

– Как-как, об косяк! – огрызнулась старуха. – Можно подумать, ты один умеешь напяливать личину. Кстати, самое простенькое заклинание, чтоб ты знал – я об изменении внешности. В нашем деле с подобных обучаться начинают. Обернулась зачуханным матросиком, мужского, естественно, пола – и замешалась среди пленных…

– И вы ее не чуете?

– Если она сильнее, могу и не почуять.

– Ну, тогда все не так уж страшно, – сказал Сварог. – И довольно просто. Мы стоим в порту на якоре, пленные заперты в трюме под надежной охраной, пока что ничего необычайного на борту не произошло, иначе давно сыграли бы тревогу. Если она среди пленных, мы ее найдем. Я поговорю с капитаном.

– И не откладывай, – сказала Грельфи. – А если мы ее обнаружим… Ради твоего же блага следует эту девку незамедлительно проводить на аккуратный штабелек сухих поленьев, или, не мудрствуя, проткнуть чем-нибудь серебряным. Если только у тебя нет к ней нежных чувств после известного общения…

– Откуда? – жестко сказал Сварог.

– Вот и прекрасно. Нужно ее прикончить, не откладывая – если, конечно, найдем. Если она не уплыла, обернувшись какой-нибудь морской тварью – а что, некоторые умеют…

– Как ее ухитрились в Готаре захомутать? – произнес Сварог, скорее размышляя вслух.

– Значит, был там кто-то знающий, который потом, при твоем там воцарении так и не объявился, привыкнув, видимо, жить без огласки. Вот что мне в голову пришло… Есть ведь заклинания, позволяющие вытащить из памяти все, что человек когда-то видел или слышал. В памяти все сохраняется, даже если человек полагает, будто забыл все начисто…

– Ну да, – сказал Сварог вяло. – Я и сам умею. Научили наверху.

– Вот и вспомни все в точности. Как все было, кто ее сводил с костра… Каждую мелочь вспомни.

– Я вам даже без заклинания скажу сразу, что с костра ее сводил я сам, – сказал Сварог. – Прекрасно помню. А детали… Ну что ж… Все кончено, мы с Леверлином хозяева положения, барон убит, стража капитулировала… Я им велел немедленно освободить Джагеддина и девушку, они послушались, веревки на Джагеддине разрезали быстро, а с ней отчего-то замешкались, я их выругал, подошел, сам стал резать кинжалом веревки… Самые обычные были веревки, они у меня сейчас перед глазами – грубые «самопрядки»… нет, постойте! Было что-то еще! Она была привязана к столбу веревками… и, кроме этого, ее с ног до головы опутывал, опять-таки привязывая к столбу, какой-то шнурок… шерстяной, как мне представляется, разноцветный, черно-бело-красный, цвета были выражены отчетливо…

– Ага! – удовлетворенно сказала Грельфи. – Не оскудела старуха умом и сообразительностью… Был у них знаток, точно! Самая натуральная «ведьмина путанка», голубчик мой! Из шерсти пряденая, в три цвета окрашенная – и, голову даю на отсечение, еще и нашептанная, потому что сама по себе, без нужных нашептываний, она немногого стоит. Все понятно теперь. Кто-то у них знал толк в спутывании ведьм. Ей ни за что не освободиться было, гореть бы ясным пламенем, да тебя принесло, благородного избавителя с лубочной картинки, принца Перситана-Злат-Венец недоделанного… А не видели ли вы там, часом…

В дверь постучали, с неуклюжей моряцкой деликатностью. Сварог, не медля, пошел открывать. За порогом стоял боцман Блай, чертовски колоритный, как во времена их первой встречи – и крепко держал за локоть, поставив перед собой, понурого палубного мастера Букана, живого и невредимого. Дружески ухмыляясь Сварогу, боцман пояснил:

– Извините, что беспокою, но этот вот сукин кот с потонувшей лоханки надоел часовым хуже навозной мухи. Квадранс без передыху рвется из трюма, кричит, будто имеет сообщить вам что-то невероятно важное и срочное… Сначала ему хотели, не мудрствуя, как следует надавать по шее, но я решил, мало ли что…

– Давайте его сюда, – сказал Сварог, посторонившись. Бесцеремонно затолкнув пленного в каюту, боцман привалился к дверному косяку и, ласково касаясь пальцами разнокалиберного оружия на широком кожаном поясе, непререкаемым тоном объявил:

– Я уж тут постою, в сторонке. Народец известный, мало ли как обернется…

Букан лишь покосился на него, ничего не сказал, мрачно вздохнул. Вид у него был потерянный, он, сразу видно, переживал свое нынешнее положение крайне тяжело и не питал особенной любви к окружающим.

– Не смотрите на меня так, – сказал Сварог терпеливо. – Я ваш корабль не топил, сами знаете.

– Все равно вы тут – свой человек, сразу видно…

– Вот именно, – сказал Сварог. – Точно подмечено. Я здесь среди старых друзей. Вы вроде бы не самый плохой на свете человек, любезный мой палубный мастер, но не ожидаете же вы, что я рассорюсь со своими старыми друзьями только оттого, что вы с ними не в дружбе? Вы сюда пришли, чтобы меня упрекать в выборе друзей, или у вас другая, серьезная нужда?

– Капитан погиб, – пробурчал Букан, глядя в пол.

– Я знаю, – сказал Сварог с некоторой мягкостью. – Можете мне поверить, отнюдь не пылаю злорадством по этому поводу. Скажу вам больше, капитан Зо тоже не намерен злорадствовать. Что тут скажешь? Такова жизнь… Итак?

– Эта стерва была тут, – сказал Букан, ни на кого не глядя. – Лично мне эта компания, – он мотнул понуро опущенной головой в сторону благодушно ухмылявшегося Блая, – никак не по нраву, но это одно, а ведьма – совсем другое… Короче, она, гадина, уцелела. Она обернулась, понимаете? Нас спаслось человек тридцать из всей команды…

– Не «вас спаслось», дражайший мореплаватель из-под горротской «кляксы», а мы вас благородно подобрали в шлюпки, – любезнейшим тоном поправил боцман Блай. – А могли бы и картечью шарахнуть или просто оставить бултыхаться в открытом море. Улавливать нужно такие нюансы и ценить благородное обхождение…

– Блай! – с досадой сказал Сварог.

– Да я просто нюансы расставляю…

– Потом как-нибудь, ладно? – сказал Сварог. – Ну-ну, продолжайте!

– Нас спаслось человек тридцать… – сказал Букан. – Я цеплялся за обломок, и неподалеку оказался какой-то странный тип – на вид ничего особенного, невидный, молодой такой, щупленький, с перепуганной рожей… Тогда мне в голову не пришло, в чем заключается странность – не до того было, не отошел еще от… случившегося. А потом, когда нас благородно поместили в трюм, благородно дали жратвы и питья, когда было время поразмыслить, я и сообразил… Не было у нас на борту такого типа, понимаете? Корабль – это вам не столичный город с его многолюдьем, на корабле всех прекрасно знаешь, все наперечет… Но тот тип был мне совершенно незнаком. Так вот, теперь его нет. Когда нас загоняли в трюм, он был среди всех… а теперь его нет. Я нарочно обошел весь трюм, присмотрелся… Нет его больше, понимаете?

Боцман Блай, подпирая косяк, таращился в потолок со страдальчески скептическим видом. Весь его облик показывал, что он воздерживается от едких замечаний исключительно из уважения к Сварогу. Что поделать, он попросту не понимал, о чем идет речь…

Зато Грельфи понимала. Она вскочила со стула так, словно на ней не висело груза прожитых лет, одним скачком оказалась перед палубным мастером и торжествующе заорала:

– Ага, вот оно! – и добавила печальнее: – Но раз я ее не чуяла, она, погань молодая да ранняя, точно, сильнее… Что же, что же… Или невидимкой сделалась, хотя я и не пойму, какая ей от того выгода, или… Боцман, у вас на корабле крысы есть?

Блай пожал могучими плечами:

– А на каком корабле их нет? Есть, конечно. И прекрасно, по-моему, когда на корабле не остается крыс, дела, соответственно, плохи…

– Или – крысой ушмыгнула, – убежденно сказала Грельфи.

– Полагаете? – очень серьезно спросил Сварог.

– Запросто. Ведьма она, судя по всему, сильная, а значит, умеет оборачиваться. Если ушмыгнула – ищи ветра в поле. Сегур, конечно, остров невеликий, но все же и не клочок. Чтобы отыскать на нем одну-единственную крысу – к тому же, с человеческими мозгами, – целой армии будет мало, да ее у нас под рукой и нет…

– Вы про что? – спросил Блай, недоуменно поворачивая голову то к ней, то к Сварогу.

Грельфи менторским тоном сказала:

– Про ведьму. Которая обморочила Джагеддина, а потом замешалась в толпу в облике ничем не примечательного матросика… и, подозреваю, смылась из трюма, обернувшись крысой. Вас это, надеюсь, не удивляет, милейший боцман?

– Святая правда, – серьезно поддержал Сварог.

Блай поскреб пятерней в наголо бритом затылке:

– Ну, вам-то я верю, милорд… то есть, ваше величество, да и нашей старушке тоже. Ведьма, говорите? А что тут удивительного, мы с капитаном видывали вещи и диковиннее… Думаете, сбежала?

– Нужно проверить, – сказала старуха. – Пойдемте-ка, не откладывая. Сильнее она там или нет, но от «трижды сбрызнутого сита» еще ни одна ведьма не спряталась, не припомню я такого случая… Пошли!

Она первой ринулась к двери, пылая азартом и боевым задором, следом заторопился Блай, подталкивая меланхоличного пленного. Сварог вышел на палубу последним, он никуда особенно не спешил, справедливо полагая, что в данном случае будет лишь путаться под ногами у специалиста, а значит, Грельфи прекрасно обойдется и без него.

«Божий любимчик» мирно стоял на якоре в захиревшем порту города Сегура, столицы одноименного крохотного королевства, осколочке некогда обширной и богатой земли, девятьсот лет назад по каким-то неведомым причинам ушедшей под воду. Столица, которую сейчас Сварог наблюдал, стоя у борта, являла собою жалкое зрелище – поскольку во всем этом кукольном королевстве жило-поживало тысяч десять народу, не более. Кое-где еще сохранились величественные, почти не развалившиеся здания, построенные в незапамятные времена былой обширности и славы – они были разбросаны на значительном пространстве, а меж ними-то теснились гораздо менее презентабельные современные домишки, то зияли обширные пустые пространства, заросшие лесами. Вид был удручающий, конечно, но за девятьсот лет местные как-то приспособились. Так уж вышло, что крестьян и ремесленников тут осталось крайне мало, именно они в первую очередь и бежали из медленно погружавшейся в глубины моря страны, а дворян осталось огромное количество. И пропитания ради им волей-неволей пришлось освоить занятия, до того почитавшиеся презренными. И рыбачить в море выходили, как миленькие, и рубанком научились орудовать.

Нынешний Сегур являл собою зрелище редкостное. На каждом шагу – что отметили многочисленные книжники – тут можно было встретить бакалейщика, гончара, а то и пахаря, щеголявшего в прапрадедовской золотой цепи или пращуровых золотых шпорах. Девять десятых всего населения составляли дворяне, но подлинно дворянский образ жизни вели сотни три из них, не более, а прочие зарабатывали на жизнь всевозможными ремеслами, в том числе даже теми, что относились к самой низшей Железной гильдии. Одним словом, географически-политическо-экономический курьез – при том, что страна обладала всеми правами взаправдашнего королевства и гордо лелеяла свою независимость (потому что, собственно говоря, захватывать ее не было никакой необходимости, проще оказалось взять в аренду сохранившиеся порты, как и поступили оборотистые ганзейцы, потому что никакой другой пользы из владения этим островком никак нельзя было извлечь).

Стоявший неподалеку Бони, узрев Сварога, почесал брюхо и довольным тоном сообщил:

– Жуткая дыра, просто даже невероятная. Посмотреть приятно. Я-то думал, что задрипаннее моего Арира на свете не сыскать, а вот, поди ж ты, выходит, есть королишки и гораздо плоше… Куда это бабка понеслась, как ужаленная?

– Да пустяки, – сказал Сварог, опершись на планшир и бездумно глядя на вздымавшиеся над дремучими лесами могучие башни. – Ведьму ловят…

– А, ну если бабка взялась, то поймает непременно. Нет, ну дыра просто невероятная…

– Не пыжьтесь, ваше королевское величество, – усмехнулся Сварог. – Позволю себе вам напомнить, что здесь кроме этого вот убожества есть еще и красавица Сегула – а второго такого города нет во всей Империи. Сам я ее видел только на рисунках, но зрелище фантастическое…

Бони сговорчиво пожал плечами:

– Ну да, конечно, Сегула… Хотя… Знаешь, командир, как у нас говаривали? На хрена тебе краса, когда мимо рта проходит колбаса… Я не про красоту говорю, а про хозяйство. Хозяйство, согласись, у них по сравнению с моим, убогое.

– Помнится мне, ты свой Арир клял на чем свет стоит…

– Так это между своими, – сказал Бони. – А теперь я, получается – глава государства в заграничной поездке, должен гордиться своей державой, хоть тресни… – однако голос у него был все же унылым. – Командир, у нас когда-нибудь начнется… веселуха? «Призрака» топили без всякого абордажа, так что даже не довелось кулаками помахать. Рыжей вон повезло…

– А что такое? – моментально насторожился Сварог.

Бони, охнув, даже зажал руками рот совершенно крестьянским жестом. Вид у него мгновенно сделался сконфуженный в высшей степени.

– В чем дело? – рявкнул Сварог.

– Она просила тебе не говорить…

– Р-разнесу по кочкам вдребезги и пополам, – сказал Сварог. – Ты в молчанку не играй, я ведь не шучу нисколечко… Что она опять устроила, неугомонная душа? По роже твоей видно, во что-то снова впуталась… Бони!

Верзила виновато вздохнул:

– Я-то думал, она быстренько обернется, ты и не узнаешь ничего, да дело, видать, затянулось… Прости, командир, она очень уж просила, а я ее уважаю чертовски, хоть и шучу над ней иногда. Да ты не волнуйся, чтоб она, да не справилась… Она их всех на три головы выше.

– Короче! – рыкнул Сварог, потеряв всякое терпение.

Помявшись с грацией дрессированного медведя, каких до сих пор водят по иным ярмаркам, Бони сказал:

– Тут такое дело… Она, понимаешь, пошла становиться здешней королевой.

– С ума вы, ребята, сошли? – спросил Сварог совершенно серьезно. – Как это – становиться королевой? Здешняя корона что, на дороге валяется?

– Ну, не совсем, но что-то вроде того, – сказал Бони, всем своим видом неуклюже и бездарно изображая раскаяние. – Утречком, на рассвете, ты еще спал… Приплыл на лодочке здешний купец, из тех, что поставляют на корабли разные припасы и прочее, в чем есть потребности, начал, как водится, рассказывать здешние новости, вот и выяснилось… Видишь ли, командир, у них тут недели две назад помер тогдашний король, не оставив прямых наследников. И образовался совершеннейший тупик. Прямых наследников нету, а всевозможных претендентов, тех, что начали заявлять права на основании всевозможных старинных генеалогий, набралось чуть ли не полсотни. И у многих нашлись подпевалы и сторонники, должна была завариться нешуточная каша с неизвестным финалом. Но вреда от этой смуты было бы немерено, сам понимаешь, – пока угомонятся, разнесут тут все вдребезги и пополам… Одним словом, собрались трезвомыслящие люди, а с ними заодно и ганзейские коменданты, которые тут арендуют три порта из трех – этим заварушка и вовсе ни к чему. Потолковали, помудрили и решили, как в седую старину, устроить «суд божий». Никогда не слышал? Дело, в принципе, нехитрое, у нас в деревне еще на моей памяти случалось. Скажем, мы с тобой повздорили из-за права на выгон, и ни я, ни ты не можем железно права доказать. Дают нам по дубине и устраивают суд божий – кто, значит, на ногах останется, тот и прав. Вот и здесь кто-то вспомнил… Короче, претенденты будут драться по всем правилам дуэли – разобьют на пары, скольно их ни есть, те, кто победит, потом будут резаться меж собой… и так до тех пор, пока не останется один-единственный. Каковой, что твердо постановило высокое собрание, и будет провозглашен королем по всем правилам, и этот приговор обжалованию не подлежит. Мара, как услышала про такое дело, взвилась, как ракета – она ж, ты сам помнишь, давно себе в башку втемяшила, что непременно станет где-нибудь королевой. Вмиг отыскала одного из ганзейских капитан-бургомистров, он в два счета подтвердил перед собранием и ее дворянские права, и титул, и все воинские чины, которыми ты ее сам обвешал… Получилась полноправная участница. Она сказала, если кто тебе донесет, по гроб жизни не простит… Ты уж извини, мы будить тебя не стали… Потому что всеобщее мнение такое: наша Мара их тут всех уделает, как кутят.

Ледяным тоном Сварог осведомился:

– Хочешь сказать, это уже началось?

Бони, не тревожа золотую цепочку драгоценных часов, протянувшуюся поперек объемистого, обтянутого зеленым бархатом чрева, по старой крестьянской привычке, чисто автоматически взглянул на солнце:

– Да не то чтобы началось, а давненько продолжается…

– Сколько их там, претендентов долбаных?

– Человек двести набежало, всякий дворянин имел право…

Лихорадочно делая подсчеты в уме, Сварог протянул:

– Двести пополам… сто пополам… и далее… получается семь или восемь этапов…

– Ну и что? – невинно вытаращился Бони. – Для нашей Мары это шелуха…

– Ага, – сказал Сварог сквозь зубы. – Шелуха. Но мало ли что… Мало ли какие бывают случайности: нога на траве сорвалась, солнце ударило в глаза…

– Командир, все образуется. Если бы я один так думал – а то ведь все до одного, вся наша старая компания рассуждала в точности так же. Ни один не пришел тебя разбудить. Ты бы видел, какие у нее были глаза… Второго такого шанса у девки, может, в жизни не выпадет, она бы нам не простила ни за что. Мы ее все любим, уважаем, невозможно было препятствовать…

– Мать вашу… – сказал Сварог сквозь зубы.

Он смотрел на убогую столицу, но нигде не видел многолюдства, оживления, суеты – очевидно, отборочные соревнования, чтоб их черти взяли, проходили где-то далеко отсюда.

– Во-он в той стороне… – робко подсказал Бони, угадав, видимо, его мысли. – За той башней, где крыша обвалилась – нынешний королевский дворец и это самое… ристалище. Отсюда не видать. Но народишко оттуда еще не потянулся, так что все, надо полагать, продолжается оговоренным образом…

Сварог решительно не знал, что ему делать. С одной стороны, он прекрасно знал, на что способна Мара, столько раз видел ее в более жутких переделках. С другой же… Случайности и в самом деле возможны, настигали самых искусных витязей, даже легендарный Шугута-Семь-Мечей, говорят, однажды споткнулся о паршивую степную черепаху, из-за чего и был смертельно поражен клинком противника… Или подобных случайностей с Марой попросту не может случиться? Черт, что же ей было тогда предсказано? Ага, беречься солнца. К обычной жизни это, пожалуй что, не имеет отношения – ведь солнце, что ни день, сияет над головой… Солнце в гербе? В гербе того, кто нанесет ей однажды смертельный удар? Еще какая-то казуистическая хитрушка?

– Командир… – ободряюще вякнул Бони.

– Молчать, – отрезал Сварог сквозь зубы.

Ничего нельзя было изменить, и он остался стоять у высокого фальшборта, от которого уютно, успокоительно пахло мокрой древесиной – видимо, совсем недавно устраивали приборку палубы, она была еще влажная. Солнце безмятежно светило над головой, непонятно, стоит ли связывать его с пророчеством или подразумевается что-то совершенно иное, чего никто не может предугадать…

Подошел капитан Зо. Постоял рядом, выжидательно покашливая, потом спросил:

– Это ведь та самая девушка, что плыла с вами на «Невесте ветра»?

– Да, – сказал Сварог.

– Право же, на вашем месте я за нее не особенно беспокоился бы. Бугас как-то признавался мне за чаркой, что, встречаясь с ней взглядом, испытывал легкую оторопь. Весьма многозначительное признание в устах Бугаса, который в жизни не боялся никого и ничего – разве что опасался, что однажды в открытом море может закончиться ром. Тогда я был удивлен, но впоследствии, когда она поднялась на палубу… Есть у нее в глазах этакая… целеустремленность.

– Сколько угодно, – сказал Сварог ядовито. – Этого-то у нее не отнимешь…

– Я, конечно, мог бы отправить на берег команду… но, сдается мне, ничего этим не изменишь. Она первая не захочет…

– Не озабочивайтесь, капитан, – сказал Сварог. – Все обойдется.

– Вот что… Те, в трюме, вам будут не нужны, когда ваша… старушка закончит свои дела?

– Они мне абсолютно неинтересны.

– Тем лучше, – облегченно вздохнул капитан Зо. – Мне, признаться тоже. Высажу их на берег, и пусть убираются на восемь сторон света. – Он помолчал, лицо у него было грустное. – Знаете, я чувствую какую-то дурацкую опустошенность. Слишком долго у меня был враг – настоящий, заядлый, непримиримый, и при всем при том достойный враг, можно сказать, благородный. И вот теперь дело покончено. Я все время ловлю себя на том, что вовсе не радуюсь, что мне теперь будет чего-то не хватать… Вам такое ощущение знакомо?

– Вряд ли, – сказал Сварог. – Вам можно позавидовать, капитан – враг у вас был достойный и благородный. А мои смертельные враги – столь подлая публика, что я, заранее можно говорить с уверенностью, буду чувствовать только радость… Кстати, мои поздравления. Я видел бой от начала и до конца. Вы управились так быстро и эффектно, что это достойно восхищения…

Капитан Зо был откровенно мрачен:

– Скажу вам по совести… С прежним мне вряд ли удалось бы справиться так легко. Вчера это был совершенно другой человек, и теперь, когда я знаю причину, мне еще более горько. Вы думаете, она еще в трюме?

Сварог оглянулся:

– Судя по физиономии нашего знатока и эксперта, сомневаюсь…

Физиономия Грельфи, в самом деле, была лишена всякого оптимизма и выглядела, скорее, удрученно. Отводя глаза, старуха грустно сообщила:

– Точно, ушмыгнула, стерва этакая. В трюме ее нет… и там нет того морячка, что нам описал ваш знакомый. Хотя он, правда, был там, именно такой, это и другие подтверждают, но потом незаметно как-то перестал там быть…

– И никаких шансов найти ее на острове?

– Поди найди, – вздохнула Грельфи. – Попробовать-то, безусловно, стоит. Тут есть какая-то полиция, как же без нее, может, есть и знатоки. Нужною будет для очистки совести описать внешность, предложить солидную награду за живую, как говорится, «золотом по весу». Конечно, приволокут кучу совершенно неповинных бабенок, но, чем черт не шутит… Куча золота порой людей подвигает на самые невероятные свершения… Вашей казне это не такой уж убыток. Хотите, я устрою все на берегу?

– Сделайте одолжение, – сказал Сварог мрачно, глядя на берег. На палубе стали появляться один за другим доблестные сподвижники – и все до одного держались в стороне со сконфуженным видом. Сварог молча погрозил им кулаком, и они кучкой собрались у борта чуть поодаль, только Бони торчал рядом, очевидно, полагая, что получил уже свою взбучку.

Сварог поневоле вздрогнул, когда где-то в глубине города, за той самой башней послышался громкий, пронзительный треск и в воздух взлетели, рассыпаясь синими и красными огнями – цвета здешнего флага, кажется – яркие огни фейерверка. Крайне походило на то, что экзотическая церемония закончилась каким-то конкретным результатом.

Вскоре появилась процессия, неспешно двигавшаяся от крайних домов прямехонько к набережной. Первым отреагировал Бони с его острейшим зрением – тяжело подпрыгнул, позабыв о королевском достоинстве, в восхищении молотя кулаками по планширу, заорал:

– Я ж говорил, чего беспокоиться!

Не прибегая к заклинаниям, Сварог попросту взял у капитана подзорную трубу, выдвинул сверкающие бронзовые колена. Тяжко, облегченно вздохнул – во главе пары дюжин празднично разодетых субъектов (все сплошь титулованные, судя по соответствующим коронам на головах) безмятежно вышагивала Мара. Над ее простоволосой рыжей головкой колыхались знамена, штандарты и вексиллумы, и замыкала процессию кучка музыкантов, производившая изрядный шум. Итак, следовало признать, что рыжая кошка все же добилась своего – и лишний раз напомнить себе, что к предсказаниям Лесной Девы следует относиться с величайшей серьезностью, как же иначе, если они помаленьку сбываются…

Вся компания осталась у подножия трапа, с таким видом, словно и не собиралась расходиться. Музыканты умолкли. Мара поднялась на палубу, остановилась перед Сварогом со своим всегдашним гордым и независимым видом.

Он так и не произнес вслух ничего из того, что вертелось сейчас на языке, – не смог опошлить своими нравоучениями торжественный момент. Ее глаза сияли такой радостью, что у Сварога язык не повернулся изрекать взрослые, благоразумные, рассудительные банальности. Все равно пропали бы втуне, ушли, как вода в песок. Перед ним стояло юное создание, добившееся осуществления своей мечты – и какие тут, к черту, нравоучения…

Он присмотрелся. На боевой подруге не было ни царапины. Синий камзол в нескольких местах запачкан темными пятнами, о происхождении которых не могло быть двух мнений. Белоснежный некогда шейный платок помят и перепачкан пылью, как и кружевные манжеты, гланский берет куда-то запропастился, спутанные рыжие волосы опять-таки в пыли – но Мара, целая и невредимая, держалась невероятно браво.

Рядом откашлялся капитан Зо, произнес со всей приличествующей случаю вежливостью:

– Полагаю, из увиденного можно сделать вывод, что вас следует поздравить с королевским титулом?

– Да вот, знаете ли… – улыбнулась Мара с напускной небрежностью. – Пожалуй, что. Неопровержимый факт, который никто более не берется оспаривать…

– Поздравляю, – сказал Сварог с ледяной вежливостью. – Восхищен вашей отвагой и предприимчивостью, дорогая…

Прочитав в его взгляде все невысказанное, она легонько пожала плечами и, полагая, что принесла тем самым исчерпывающие извинения, сказала ему как ни в чем не бывало:

– Процедура оказалась удручающе скучной. Большую часть времени пришлось, как дуре, торчать в сторонке и ждать, пока эти пентюхи завершат свое, пока начнется следующий тур…

– Понятно, – сказал Сварог.

– Не смотри на меня так, – ухмыльнулась Мара. – Ты не поверишь, может быть, даже будешь смеяться, но я там не оставила ни единого жмурика. Говорю тебе, пентюхи собрались невыразимые, подавляющее большинство – я не о моих конкретных противниках, а вообще – выходило из схватки не то что «при невозможности продолжать бой», а «при первой крови». Ручаться можно, три четверти из них оружие в руках держали впервые в жизни… хотя, конечно, попалось несколько хватких ребят, и эти-то дрались всерьез… Но, повторяю, на моей совести нет ни одного жмурика.

– Поздравляю, – сказал Сарог. – Понемногу взрослеешь, значит.

Она пропустила колкость мимо ушей – была сейчас на седьмом небе. Звезда моя, подумал Сварог, дама моего сердца, положить бы тебя на колено и обработать широким военным ремнем, да ведь поздновато уже…

– Капитан, – сказала Мара. – Вы не возражаете, если придется задержаться здесь еще на денек? Они назначили на завтра коронацию, нужно приготовить все как следует, украсить город, подогнать корону под мою голову… К утру обещали все сделать.

– Разумеется, ваше величество, – ответил капитан Зо, не моргнув глазом. – Недостойно было бы лишать вас заслуженного триумфа. К тому же мне сейчас, откровенно говоря, совершенно нечего делать, и я после коронации готов отправиться куда угодно, ввязаться в любую авантюру, если найдется добрая душа, которая мне ее предложит…

– Ловлю вас на слове, капитан, – сказал Сварог серьезно.

Он огляделся. Посторонних поблизости не было, только капитан и обступившая их Странная Компания, уже воспрянувшая духом и смекнувшая, что выволочки не будет. Тем не менее Сварог понизил голос:

– Ладно. По мне, завтрашний день – целиком твой, заслужила. Но послезавтра утром, если вы не возражаете, капитан, я попросил бы вас сняться с якоря и взять курс на Хай Грон. Коли уж вы всерьез жаждете авантюр, охотно вам помогу…

– Вы имеете в виду что-то конкретное? – невозмутимо спросил капитан Зо.

– Я, конечно, могу и ошибаться, господа мои, – сказал Сварог, обведя всех взглядом. – Иногда лучше не питать напрасных надежд, чтобы разочарование не оказалось слишком сильным… Но, понимаете ли, я всерьез начинаю думать, что догадался, где может быть скрыто Копье Морских Королей и что оно собой представляет…