Понемногу он и в самом деле задремал под размеренный скрип рангоута, покачивание корабля на спокойной воде и заунывную матросскую песенку, долетавшую с палубы. Трудно сказать, что ему снилось, – так, смутные образы, лишенные тревоги или угрозы и потому спокойно проплывавшие, словно белые облака, нимало не задерживаясь в сознании.

Потом что-то изменилось, и он осторожно открыл глаза, вмиг привязал себя к реальности! Разве что чисто машинально пошарил рукой вокруг в поисках оружия, но тут же сообразил, где он и в каком окружении, отлетели последние сонные наваждения.

В каюте стоял полумрак, должно быть, солнце уже село. Сварог быстро понял, что его разбудило, так бывает в поезде – сколько лет он уже не ездил в нормальном поезде? – когда уютно разоспавшийся под перестук колес человек вдруг подхватывается из-за того, что поезд стоит.

Так, судя по всему, обстояло и сейчас. Корабль, сдается, не лег в дрейф, а стоял на якоре неизвестно где. Прошлепав босыми ногами к окну, Сварог не разглядел ничего, способного внести ясность: вечернее море укутано туманом, уже в нескольких шагах от борта вставшим непроницаемой пеленой, но все же можно рассмотреть, что серые спокойные волны плещут в обшивку так, словно, касаются совершенно неподвижного предмета. Ни следа поднятой форштевнем пенной борозды. И не видно берега – то ли корабль встал на якорь достаточно далеко от суши, то ли обращен к ней другим бортом, не тем, на который выходило окно каюты Сварога.

На корабле стояла тишина – следовательно, все вокруг спокойно. Воровато оглянувшись на дверь, Сварог уже привычно, имея некоторый опыт, откинул оба крепивших створку барашка и поднял окно вверх. В каюту потянулась прохладная сырость. Он закурил, с наслаждением затянулся и выпустил дым наружу, по-прежнему косясь на дверь, словно второгодник в школьном туалете. Знать бы, что за место, где корабль бросил якорь, – честное слово, не боясь показаться трусом, преспокойно вылез бы в окно, прыгнув воду и уплыл к берегу: если только здесь и в самом деле какой-то остров, это никак не горротские владения, до них «Призрак удачи» просто не успел бы доплыть за эти несколько часов. Инбер Колбта? Скорее всего. Что ж, подождем, когда появится ясность – а потом, чем черт не шутит, при благоприятном раскладе и в самом деле стоит уйти по-английски…

В дверь легонько постучали, скорее поцарапались, и, прежде чем Сварог успел отозваться, она распахнулась, кто-то уверенно нажал на ручку. Показалось пятно яркого света – большая карбамильская лампа, озарившая очаровательное женское лицо, казавшееся, как водится, загадочным и таинственным. Так всегда бывает при подобном освещении. Даже дурнушка предстает гораздо более симпатичной, чем при дневном свете. А уж Сварогова «крестница», спасенная им, по недомыслию, от костра…

Она уже тогда, в Готаре, была красива, но за те годы, что они не виделись, здорово изменилась к лучшему. В Готаре была смазливенькая перепуганная девчонка в домотканом, простушка, чуть ли не с пресловутыми клоками соломы в волосах, а сейчас перед ним стояла расцветшая, уверенная в себе молодая женщина, знавшая толк в последних достижениях здешней косметики. Остается ломать голову: кто на пиратском корабле мог соорудить ей искусную прическу с падавшими на плечи завитыми темными локонами? На ведьмовское искусство такое не спишешь, что-то он не слыхивал ни о ведьмах, ни о колдуньях, умевших самостоятельно, силой чар или заклинаний сделать себе подобное чудо парикмахерского искусства. Тогда, на палубе, он слишком устал и вымотался, чтобы задумываться над такими деталями – а сейчас был отдохнувшим и свежим, моментально подмечал те детали окружающего, что вызывали вопросы или недоуменные раздумья…

Она непринужденно вошла в каюту, поставила лампу на стол и опустилась на привинченный к полу стул. Положила ногу на ногу, покачивая носком сапога. Сварог выжидательно на нее поглядывал. Наряжена, словно паж в классической пьесе: черные бархатные штаны в обтяжку, мужская рубашка с пышными рукавами, сапоги из тончайшей кожи, кинжал на поясе. Тогда, на палубе, она выглядела гораздо более буднично – и портки так не обтягивали, и рубашка была погрубее, разве что на шее висело то же самое ожерелье, богатое, бесценное, сущая россыпь алмазов и сапфиров. Оно тоже никак не могло оказаться плодом ведьмовского умения – либо иллюзия, на это ведьмы как раз мастерицы, либо подарок капитана, что вероятнее, к чему любовнице предводителя пиратов украшать себя иллюзиями, когда есть возможность прибарахлиться натуральными драгоценностями?

– Вы меня узнаете? – спросила она, улыбаясь самым что ни на есть завлекательным образом.

– Иногда люди не любят, когда им напоминают, что видели их в крайне стесненных жизненных обстоятельствах… – сказал Сварог дипломатично.

– Не тот случай, – сказала она решителньо. – Я-то прекрасно помню, как вы меня спасли от костра…

– Я тоже, – кивнул Сварог. – Правда, вы с тех пор настолько похорошели, что узнать мудрено…

Ее смех звучал, как серебристый колокольчик. Банальный штамп, затасканный поэтами оборот, но что поделать, если именно такое ощущение осталось?

– Вы чересчур снисходительны к простой девчонке из захолустья, ваше королевское величество…

«Ну вот, началось», – подумал Сварог. Джагеддин проболтался или она сама достаточно умна, чтобы следить за перипетиями таларской политики?

– А вы меня, часом, ни с кем не путаете? – спросил он с беззаботной улыбкой, позволявшей обратить все в шутку, легкий флирт.

– Ну что вы! Разве можно с кем-то перепутать столь прославленного короля?

– Помилуйте, какое там, – сказал он. – Так, шумные пересуды записных сплетников вокруг моей скромной особы, и не более того… Я вижу, у вас-то все в порядке? Выглядите веселой, благополучной и довольной жизнью?

– Вашими трудами. Если бы вы меня тогда не освободили…

«То жил бы припеваючи, – мысленно продолжил Сварог. – Не ломал бы сейчас голову, чего от нее ждать, и как эта встреча может обернуться… тьфу ты, самое время…»

Он мысленно произнес несколько слов. Хотел посмотреть на оборотную сторону этой непринужденной беседы.

Таковая имелась, а как же. Каюта была заполнена завитками серого дыма, свивавшимися в самые причудливые фигуры, и эти невесомые струи колыхались не просто так, а словно бы подчиняясь некой управляющей силе. Сплетались вокруг Сварога, неощутимо его касаясь, целеустремленно обвивали, будто щупальца, сливались в причудливые фигуры, гораздо более стойкие, чем клубы простого дыма… поймав себя на том, что повернул голову, следя за перемещениями парочки особо заковыристых орнаментов, Сварог спохватился и отключил соответствующее умение. Не стоит показывать противнику, что видишь его приемчики. Она явно пыталась на него что-то напустить – знать бы еще в точности, что именно. Увы, настолько его скудные способности не простирались, да и не способности это, строго говоря – так, подручный набор примитивных инструментов, «мелкое небесное шуткарство», как выражалась однажды Грельфи, весьма даже критически относившаяся к тому, что за облаками пышно именовали магией…

– Мне показалось вдруг, вы меня боитесь… – нежнейшим голоском произнесла «крестница».

– Вот еще, с чего вы взяли? – пожал плечами Сварог.

– Просто показалось… Бросьте! Вам, должно быть, кто-то уже насплетничал кое-что обо мне? Эти неотесанные мореходы… Или вы что-то такое и сами видите?

– О чем вы? – спросил он спокойно.

– Ну, если не хотите поднимать эту тему, извольте… Ваши желания для меня – закон. Я ведь перед вами в неоплатном долгу, если вы соизволили забыть по благородству своему и великодушию…

«Что она вытворяет? – подумал Сварог. – Жаль, не определить. Ну и пусть себе старается, не действует на меня черная магия, хоть ты тресни, не причинишь мне вреда… Хоть до рассвета упекай свои дымы, словно бы пронизанные черными искрами…»

– Вы, наверное, никогда не знали моего имени? – спросила красавица, улыбаясь загадочно, без тени пресловутого ведьминого коварства. – Меня зовут Марута, ваше величество. Отчего-то показалось вдруг, что вам одиноко и скучно, и я пришла вас развлечь. Джагеддин отправился на берег и будет нескоро…

– Что это за место? Инбер Колбта?

– Почти, – сказала Марута небрежно. – Почти что Инбер Колбта…

Сварог лихорадочно прислушивался к себе – нет, никаких новых, неприятных, необычных ощущений… разве что чуть странная расслабленность, умиротворенность, ему по всем правилам полагается сейчас напрячься в недоверии и тревоге, а он словно бы переполнен блаженством…

– А я могу сойти на берег? – спросил он, борясь с этой совершенно ненужной сейчас расслабленностью, насколько получалось.

– А зачем? – молодая женщина подняла брови в ленивом изумлении. – Что вам там делать, на этом скучном острове? Дел у вас там не может оказаться никаких, а тамошние развлечения, как во всех захолустных портах, примитивны и недостойны короля…

Сварогу показалось, что он не видит ее глаз, что вместо них – бездонные туманные пропасти. Все происходящее ему крайне не нравилось, но он сидел на прежнем месте, не в силах придумать, что же ему следует сделать решительного.

Она продолжала медленно, напевно, с таинственной улыбкой:

– Можете быть уверены, ваше величество, – вам и самому не захочется никуда идти за примитивными развлечениями, вам ведь уже не хочется…

«Взять ее без церемоний за шкирку и выкинуть из каюты, – сердито подумал Сварог, барахтаясь неподвижно в этом непонятном блаженстве, отдохновении тела и души. – Вот взять и выкинуть…»

Он не двинулся с места. Он не мог пошевелиться, но это отчего-то нисколечко не пугало. Помимо его собственных усилий те самые дымные струи, пронизанные словно бы мерцанием черных искорок, на несколько мгновений явственно проступили в каюте, окутав его неспешным скольжением сплетенных из тумана узоров. «Плохо дело», – отметила некая частичка ясного сознания – и все осталось по-прежнему, он никак не мог освободиться от наваждения, потому что не умел.

– К чему болтовня? – сказала Марута, улыбаясь каким-то своим мыслям. – Я вас хочу запоздало отблагодарить, вот и все…

Она поднялась со стула, одним движением сбросила сапоги и, гипнотизируя Сварога невиннейшей, чистой улыбкой, принялась расстегивать немногочисленные пуговицы рубашки. В два счета освободилась и от остального и двинулась к нему. Сварог и сам не заметил, как встал, сообразил, что наступил провал в памяти, только тогда, когда обнаружил, что сбрасывает с себя последнюю одежду. Изо всех сил попытался собрать волю, как-то сопротивляться, но ничего у него не вышло, тело не слушалось, а воли словно бы и не было. Обнаженная девушка, сияя улыбкой и колючими искорками множества самоцветов, плавно подняла руку, коснулась его лба кончиком пальца, и Сварог, будто получив некий приказ, стал спиной отступать к узкой корабельной постели, ни разу не споткнувшись. Плюхнулся на нее, испытав некое облегчение, а в следующий миг над ним нависла голая ведьма, очаровательная, вовсе не страшная, отнюдь не склонная превращаться во что-то жуткое, и ее глаза уже не походили на бездонные дыры мрака, и пахло от нее не разлагающимся трупом, а молодым здоровым телом и тонкими духами. Страх и саднящее ощущение неправильности пульсировали где-то в глубине сознания, он не мог сопротивляться. В ее улыбке было торжество, тонкие пальцы заскользили по его телу с игривой бесцеремонностью, ведьма склонилась и прильнула к его губам, медленными долгими поцелуями гася последнюю непокорность, пусть чисто мысленную, отпрянула, закидывая голову, щурясь, резким движением навязав себя с достойным восхищения искусством.

Сварог уже не пытался сопротивляться, лежал под ней, окутанный серым маревом с россыпями черных искр, порой щекотавших кожу случайными прикосновениями так, словно это были не искры, а невесомый тополиный пух. Ведьма получала свое самозабвенно и неторопливо, прогибаясь над ним, сладко жмурясь, то вдавливая в жесткую постель, то освобождая от тяжести, порой открывая глаза и впиваясь в него хищным взглядом победительницы – все время оставаясь не жутким созданием с неведомой стороны, а распаленной и умелой молодой красавицей…

Почувствовав приближение финала, она прижалась к Сварогу так крепко, что это причинило боль, по ее телу прошла тягучая судорога, она надолго замерла, оседлав порабощенного. Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем она опустилась на него и долго лежала, то жарко дыша в ухо, то пребольно стискивая зубами кожу на плече. Сварогу показалось даже, что она тихо мурлыкнула, как огромная хищная кошка, но он пребывал сейчас в столь странном состоянии, что ни за что не мог ручаться. Все мысли и ощущения выглядели перепутанными, как клубок корабельного каната, над которым потрудился неопытный юнга, отчего-то полагавший, что умеет распутывать морские узлы…

Потом Марута отделилась от него решительным движением, встала с постели и постояла над ним, глядя с непонятной улыбкой, стискивая его предплечье. Быстрым движением наклонилась, поцеловала в губы – скорее, защемила на миг его губы зубами, едва не прокусив – выпрямилась, подошла к своей разбросанной одежде, уже не оборачиваясь к Сварогу, словно его не существовало. Поразительно быстро и сноровисто оделась, приведя себя в совершеннейший порядок и вышла, опять-таки ни разу на него не взглянув. Дверь затворилась бесшумно, яркая лампа осталась гореть на столе, и не было ни следа странных дымных завитков и черных искр…

Вместе с Марутой улетучились и всевозможные наваждения – он вновь обрел способность двигаться и думать рассудительно, знал, что ничего ему не привиделось, что все происходило на самом деле. Что эта стерва, называя вещи своими именами, его бесцеремонно и старательно поимела, как хваткий драгун деревенскую девчонку на сеновале.

Это было не то чтобы унизительно, в конце концов, не мужик, а красивая жаркая девка, но предельно странно. Он давно уже полагал себя надежно защищенным от всех видов магического воздействия… а впрочем, случался уже печальный прецедент…

Дверь вдруг дернулась, приоткрылась, и в образовавшуюся щель с оглядкой проник палубный мастер. Точнее было бы выразиться, просочился. Он ничем не напоминал призрака, оставаясь существом из плоти и крови, но двигался так бесшумно и осторожно, что, право же, походил на ночное видение. Точнее, сумрачное – за окном стоял все тот же сероватый сумрак, ни светлее, ни темнее не стало с того момента, как Сварог проснулся.

Осознав себя голым на распотрошенной постели, Сварог вскочил и принялся натягивать одежду. Глядя на него грустно и, такое впечатление, затравленно, Бунак покачал головой:

– Понятно, понятно… Вот я и говорю…

– Что? – мрачно спросил Сварог, окончательно приведя себя в порядок.

– Что дела – сквернее некуда… – палубный мастер на цыпочках подкрался поближе и зашептал в ухо: – Ваше величество, нам бы поговорить в безопасном месте…

– Какое еще «величество»? – спросил Сварог недовольно.

– Да ладно вам, вы ж среди своих, никто вам тут зла не желает.. Слух прошел моментально, а чего ж вы хотели? Когда человек в такие знаменитости выходит, того и гляди, опознают в два счета…

Взяв его за широкий лацкан кафтана, Сварог задушевно спросил:

– А вот ежели, к примеру, прикинуть, пройдет ли в это окошечко мертвый труп удавленного человека? По моим первым прикидкам, вполне, только булькнет…

– Ваше величество, благородный король Сварог! – воскликнул пират укоризненно. – Можно подумать, вы среди лютых врагов! Говорю же, никто вам зла не желает, наоборот. Я с вами хочу посоветоваться о некоторых сложностях жизни, прямо и недвусмысленно помощи попросить, вдруг да и получится… Шлюпка уже спущена на воду, никто нас не заложит, не проболтается, что мы были на берегу…

– А почему бы здесь не поговорить?

– Здесь? – печально усмехнулся Бунак. – Там, где эта ведьма шастает? Не буди лиха, пока оно тихо… У вас вон и каюта ее духами провоняла так, что жутко делается… Пойдемте. На берегу есть приличный кабачок, с хозяином мы старые кореша, он нам выберет укромное местечко. Честью вам клянусь, у меня и в мыслях ничего против вас нет, позарез нужно попросить совета, зная ваш жизненный опыт, познания и свершения…

Он не врет, определил Сварог, он говорит именно то, что думает – а впрочем, теперь ни в чем нельзя быть уверенным. Хотя не стоит уподобляться той самой пуганой вороне. Если бы здесь над ним все же хотели учинить злодейство в отсутствие капитана, кто им мешал бы полоснуть ножом по горлу и выкинуть в окно? Ищи потом труп хоть до конца времен…

Очень уж жалкое у палубного мастера было сейчас лицо, никак не вязавшееся с его местом в жизни. Это убеждало…

– Ладно, – сказал Сварог, подумав. – Пойдемте. Вот кстати, а не раздобудете мне какое-нибудь оружие? Прескверно я себя чувствую, оказывается, когда на поясе ничего нет. Как-то незаметно привык уже вооруженным ходить…

– В два счета вам подыщем что-нибудь, когда вернемся. Тут этого добра – что грязи… А на берегу вам оружие пока что не нужно, поверьте на слово…

Они вышли в коридор. Там, прижавшись к переборке у выхода на палубу, бдил высокий худой моряк столь же печального облика. Сначала выглянул наружу, и только потом кивнул им, что путь свободен и безопасен. Еще один ждал на палубе. Пошел на цыпочках впереди, озираясь и положив руку на кривую рукоять пистолета. С высоты своего королевского опыта Сварог моментально определил, что имеет дело с самым настоящим заговором.

Обойдя бизань-мачту, они спустились в шлюпку, палубный мастер уселся у руля, гребцы тихонько оттолкнулись веслами от борта, налегли. Шлюпка быстро пошла к берегу.

Сварог смотрел вокруг во все глаза. Странноватое было зрелище – серый туман стоял над водой, выгибаясь огромной дугой, этакой непроницаемой для взора стеной – а по другую сторону корабля море было от него свободным, и впереди, кабелотах в трех, виднелся обширный остров, и над его темным берегом неровной зубчатой полосой поднимались башни и острые крыши неизвестного города. Сумерки выглядели как-то странно – небо вроде бы не затянуто облаками, но напоминает сплошной сероватый колпак. И не светло, и не темно, и не хватает чего-то очень привычного, знакомого, того, что обязано быть всегда… Как ни ломал себе голову Сварог, не смог определить время дня. Ни утро таким не бывает, ни вечер, и, уж конечно, не ночь…

«Тени!» – вдруг пришло ему в голову.

И точно, в этом мире не хватало теней. Ничто не отбрасывало тени – ни корабль, ни шлюпка и сидящие в ней, ни быстро приближавшиеся строения на берегу. Все, как обычно, кроме теней. Как ни шарил он глазами по небу, нигде не увидел солнца – хотя бы в виде тусклого, размытого пятна. Не было ни солнца, ни теней. Куда на сей раз занесло?

– Что это за место? – тихо спросил он Бунака.

– Охо-хо… Место как место. Бывают на свете места и похуже, вот что я вам скажу…

Прямо перед ними виднелся каменный пирс с ведущими наверх лесенками – самое подходящее место, чтобы причалить. Там, кстати, уже стояла одна шлюпка, и на корме, закутавшись в плащ, клевал носом подремывающий человек. Но Бунак решительно повернул румпель, шлюпка пошла вдоль берега, мимо узких высоких домов с темными окнами, мимо приземистых лабазов, мимо круглой башни. Нигде не горело ни единого огонька, нигде не видно людей.

Палубный мастер толкнул в плечо сидящего прямо перед ним гребца и о чем-то вполголоса распорядился. Шлюпка захрустела носом по крупной гальке, причалив на пустынном берегу, лишенном всяких следов благоустройства.

Пройдя меж гребцами, Сварог спрыгнул вслед за путником на усыпанный галькой каменистый берег, и Бунак, не оборачиваясь, уверенно зашагал в гору меж высоких валунов, держась с уверенностью человека, знающего тут все тропинки. Вскоре они оказались на тихой, безлюдной улочке этого непонятного, вымершего города, зашагали меж темных домов. Ни один человек не попался им на улице, ни одна собака не брехнула, ни одна крыса не перебежала дорогу. Сварог невольно озирался что ни шаг, вязкая тишина давила…

Бунак поднялся на крыльцо ничем не примечательного домика, над которым висела вывеска, изрядно потемневшая от времени, но буквы можно было разобрать, если присмотреться. Заведение называлось «Веселая русалка», но веселости в нем не усматривалось ни на ломаный грош. Большой зал, уставленный столами с грубыми скамейками, был совершенно пуст. Столы выглядели так, словно за последнюю сотню лет никто тут не садился – ни единой бутылки, стакана, обглоданной кости… Пыли, правда, что-то незаметно, как при тщательной ежедневной уборке.

Подойдя к стойке – полки за ней плотно уставлены нетронутыми бутылками, ни единого пустого места, – Бунак негромко позвал:

– Хозяин!

Низенькая задняя дверь тут же распахнулась, показался хозяин – на первый взгляд ничуть не обрадованный тем, что в его безлюдное заведение все же нагрянули посетители с приятно позванивающими карманами. Невысокий, лысый, весь какой-то пришибленный, он таращился на вошедших со столь равнодушной покорностью судьбе, что Сварога явственно передернуло. Он подумал, что это странное место можно охарактеризовать одним-единственным словом – «равнодушие». Место, где всем все равно, что происходит вокруг, потому что ни одно новое лицо, ни одно событие, ни один разговор не способны принести ни радости, ни печали… Понурые места. Тоска.

Шлепнув ладонью по стойке, палубный мастер разжал пальцы. Тускло блеснул золотой кругляшок. Хозяин прибрал его опять-таки без тени алчности или хотя бы радости, кивнул и, не задав ни единого вопроса, показал на дверь в глубине зала.

За ней оказалась небольшая комнатка с одним-единственным столом посередине, вокруг которого стояли не грубые лавки из кое-как оструганного дерева, а относительно приличные стулья – впрочем, отнюдь не шедевр мебельного мастерства. В углу – широкая кровать без матраца. Классическая задняя комнатка для людей со средствами, не склонных предаваться примитивным развлечениям на публике. У нее тоже был такой вид, словно последнее столетие денежные клиенты обходили ее стороной.

Хозяин принес подсвечник с тремя толстыми свечами, зажег их, чиркнув толстой неуклюжей спичкой о дощечку с бугристой намазкой. «Примитивные технологии, – отметил Сварог. – Повсюду давным-давно в ходу более удобные, совершенные запалки…»

Вслед за тем хозяин, ненадолго улетучившись, принес пузатую бутылку и два оловянных стакана. Ловко выдернул пробку огромным штопором и, повинуясь небрежному кивку палубного мастера, исчез уже окончательно.

Бунак наклонил бутылку над стаканом Сварога. Учитывая некую унылую заброшенность этого непонятного места, Сварог ничуть не удивился бы, заструись в стакан сухая пыль с дохлыми пауками и еще каким-нибудь сором. Однако в стакане плескался ром, и неплохой, судя по аромату. Подавая пример, Бунак поднес свою чарку к губам:

– Будьте премного здоровы!

И осушил до дна – жадно, нервно. Выглядел он при этом, как заправский алкоголик, но тут было что-то другое, пожалуй… Отпив немного, Сварог спросил без особого дружелюбия:

– Ну, так куда вы меня притащили?

– Ничего особенного, – сказал Бунак, ерзая взглядом и мрачно улыбаясь так, что опять-таки нисколечко не напоминал в этот момент лихого начальника над отчаянной абордажной командой. – Это, да будет вам известно, Винета… Слышали про такое место? Про него чего только не наплели, а в жизни оно вот такое – тихо, скучно, безлюдье и тоска…

Сварогу на миг стало не по себе. Слишком много жутких россказней кружило о Винете среди морского народа – хотя самые честные признавались, что никто ничего не знает точно. То ли давным-давно, еще до Шторма, проклятый за грехи его жителей город, выброшенный из нашего мира на некие непонятные задворки бытия, и не тот свет, и не этот, промежуточное что-то… То ли отделенное от нашего мира чародейским туманом обиталище всевозможной нечисти, нежити, межеумочных созданий, если и не вредящих прямо роду человеческому, то и не благорасположенных, точно… То ли притон морских дьяволов, куда попадают завлеченные и погубленные ими мореходы и грешники, не заработавшие себе преисподнюю, но все же безусловно недостойные потустороннего обитания под дланью господней… Да мало ли что плели! Иные книжники твердили, что Винета – не более чем обыкновенная Заводь неизвестного рода и вида, иные монахи уверяли, что она – чулан Великого Кракена, где, подобно пыльным метлам и битым горшкам, обречены пребывать те, кто был настолько неосторожен и безрассуден, что в своих странствиях сунулся не туда.

Но никто ничего не знал точно, даже Грельфи, некогда на глазах Сварога вызвавшая в магическом шаре одного из здешних обитателей.

– А вы хорошо держитесь, ваше величество, король Сварог, – сказал Бунак с искренним уважением. – Про здешние места столько кружит страшилок…

Сварог усмехнулся:

– Видывали мы лилипутов и покрупнее… А уж страшилок наслушались, более того, навидались столько… Вы что, господин палубный мастер, хотите меня попугать?

– Делать мне больше нечего! – обиделся Бунак. – Я не мальчишка, да и вы не сопляк… Говорю же, хочу с вами посоветоваться насчет некоторых поганых сложностей.

– Почему именно здесь?

– Здесь, самое смешное, гораздо безопаснее, чем на корабле.

– А что это вообще такое? – Сварог спокойно сделал рукой широкий жест.

– Вы имеете в виду Винету вообще?

– Ну, конечно.

Палубный мастер натянуто улыбнулся:

– Самое забавное… если только тут есть что-то забавное… в общем, настоящая Винета не похожа ни на одну из неисчислимых баек. Все проще и прозаичнее. Это всего-навсего задняя комната. Понимаете? Такие бывают даже в самых приличных тавернах и гостиницах. Мало ли какая нужда возникнет у приличного владельца – встретиться с субъектами, которых через парадный ход на впускают, чтобы ущерба репутации не нанести… Порученьице дать скользкое… купить такое краденое, от которого даже приличный человек иногда не в силах отказаться. Еще что-нибудь неприглядное обговорить или обделать. Вот и Винета – что-то вроде задней комнаты, через которую в наш мир, подняв воротник, просклизывают… всякие-разные, не склонные к огласке субъекты, вы ведь понимаете, о чем я? Вот и прекрасно, здесь иных словечек лучше вслух и не произносить, а то накличешь, чего доброго, потом волком взвоешь… Что вы хмуритесь?

Сварог спросил мрачно:

– По-вашему, здесь безопаснее, чем на корабле? Странные у вас, признаться, понятия о безопасности…

– Так то-то и оно! – воскликнул Бунак. – Как бы вам объяснить… Именно потому, что Винета – «задняя комната», здесь ничего такого и не происходит и опасаться тут особо нечего. Врубаетесь? Это в некоторых смыслах совершенно нейтральная территория, что давным-давно известно. Через это место исключительно проходят, беседы тут ведут разные, встречи устраивают…

– Ну, вам виднее, – сказал Сварог, ничуть не обрадованный всеми этими открытиями. – По мне, что сову об пень, что пнем по сове… Ладно, поверю на слово, потому что вы тут, сразу видно, освоились, все ходы и выходы знаете…

– Да нужна мне эта Винета! – с чувством сказал Бунак. – Глаза бы ее не видели, нога не ступала… Но куда денешься? Приходится терпеть…

– И что за дело у вас ко мне?

Бунак наклонился к нему через стол, печально кривя губы:

– Вы же сами видите, что творится на корабле. И я видел, что она с вами проделала… то есть, видел, как она вышла из вашей каюты, а уж остальное домыслить было нетрудно, глядя на ваш вид… Ваше величество, помогли бы вы нам, а? Смотреть больно, во что превратился корабль… и капитан.

– А поподробнее? – спросил Сварог хладнокровно.

– Извольте… Если смотреть в самый корень, эта паршивая ведьма его обморочила, как говорят у нас в Каталане, – я, изволите знать, родом оттуда, из княжества Чирент… А если довести до полной откровенности, то признаюсь вам по совести, что началось это гораздо раньше. Капитан Джагеддин всегда был чересчур любопытным. Жить не мог без того, чтобы не разгадать какие-нибудь тайны, и чем древнее, чем известнее, тем лучше. Улавливаете мою мысль? Старые рукописи, древние легенды, заклятые клады, тайны земли, моря и неба… Многие этим грешат, взять хотя бы Бугаса с «Невесты ветра». Но вы, наверное, о таком и не слышали?

– Отчего же? – сказал Сварог. – Я с ним даже плавал однажды.

– А, ну тогда прекрасно должны понимать, о чем я. Вот только есть одно существенное отличие. Капитан Бугас всегда в иных делах был чертовски осторожен и с самого начала себе установил некие рубежи, которые в жизни не переступит, как бы любопытство ни подмывало, какой бы прельстительной тайна ни казалась. А вот нашему Джагеддину на такие тонкости всегда было плевать, очень уж он у нас горячий и упрямый. За ним и раньше замечались иные… неосторожности. Совал нос в рукописи, которые лучше бы сжечь, не читая, водил компанию с субъектами, которых лучше бы десятой дорогой обходить. Совался в такие места, куда и Бугас ни за что не полезет при всей его заядлости к тайнам… Ему уже некоторые намекали по-доброму, да он не слушал. А когда подцепил где-то в Готаре эту Маруту, все пошло наперекосяк так, что не заметит только слепой. Ну, предположим, в последнее время иные наплевали на старое поверье насчет того, что баба на корабле – к несчастью, вполне солидные и уважающие традиции рыцари удачи держат при себе красоток, на это уже смотрят не так жестко, как лет пятьдесят назад, когда таких по приговору команды кидали за борт с камнем на ногах…

– Красоток или капитанов? – усмехнулся Сварог.

– Когда как, – серьезно уточнил палубный мастер. – Иногда только красоток, а иногда и капитанов, чтобы не ломали обычаи… В общем, сначала мы подумали, что ничего страшного в этом нет, дело, как говорится, молодое и житейское. Капитаном он всегда был отменным, и, если ему никак не обойтись без девки под боком, то так уж тому и быть. Только потом мы к ней присмотрелись… У нас тут нет, по большому счету, ни колдунов, ни, сохрани Творец, ведьмаков, но кое-кто из наших ребят, особенно те, что из местечек поглуше, где сохранилось кое-какое умение, способен если не сам что-то делать, то, по крайней мере, такие вещи просекать и определять. Был у нас боцман, стагарец родом, он понимал толк в узнавании. То ли дед, то ли дядя у него был настоящим знатоком… Боцман первым и сыграл тревогу. Объяснил, что это за пташка. Сначала его, признаться, плохо слушали, но потом и сами присмотрелись… Только к тому времени боцман ухитрился как-то так неудачно свалиться за борт, что камнем пошел ко дну, и тела не нашли… И не он первый, между прочим, плохо кончил. С другими, кто пытался открыть на нее капитану глаза, тоже случались скверные истории. И пошла у нас жизнь, совершенно непохожая на прежнюю, беспечальную…

– А поконкретнее? – жестко спросил Сварог.

– Он изменился, – сказал палубный мастер. – Джагеддин, я имею в виду. Вот, например, Винета. Мы ведь не впервые в Винете – мы сюда приходим четвертый раз. И всякий раз Джагеддин берет отсюда на борт каких-то типов – в плаще с капюшоном, лица никогда не видно, если только у таких есть нормальное лицо. То ли это один и тот же, то ли разные… скорее все-таки разные, потому что назад мы их никогда не привозили, они каждый раз куда-то незаметно девались. И всегда после этого Джагеддин вытворял нечто такое, чего никогда прежде не делал, полагая низостью. Вот кому бы в голову пришло, что «Призрак удачи» способен садить картечью по шлюпкам с потопленного корабля? А ведь было, не далее как месяц тому. И еще кое-что было… А хуже всего, когда ничего не происходило. Как бы вам это объяснить… Были случаи, когда мы вроде бы ничего и не делали – просто-напросто перевозили грузы или каких-то закутанных субъектов – но опять-таки этакие места, куда человек богобоязненный ни за что не сунется. – Его явственно передернуло. – Вспомнишь иные грузы, иные места – жуть пробирает до костей. Одним словом, был у нас обычный пиратский корабль, знаменитый и славный, был капитан, благородный рыцарь удачи, а теперь превратились мы в законченных шестерок на подхвате у кого-то, о ком подумать противно, не то что вслух называть… – он налил себе полстакана и хлобыстнул единым духом. – С «Призрака удачи» палят по косаткам, представляете? Заикнись при нормальных честных мореходах – не то что из кабака вышибут, а немедленно башку проломят, чтобы не пакостили. Человек с дюжину уже сбежали в разных портах – а на их место капитан принимает такую гнусь, с которой рядом стоять противно, не то что драться бок о бок… Мы уже в добыче не берем серебра, между прочим. Потому что от серебра начинает руки жечь…

– Скверно, – искренне сказал Сварог.

– Куда сквернее. Словно пожарная тревога… На «Призраке», знаете ли, пленных вешали и топили, подрезав поджилки – дело прежде небывалое. И раскладывали табуном малолетних девочек посимпатичнее. В конце концов, встали мы под горротскую «кляксу», начали опять-таки плавать черт-те куда с теми же непонятными поручениями и грузами… Долго рассказывать, да и ни к чему. Если кратко, превращаемся в законченное отребье, вот-вот души погубим окончательно и бесповоротно. Опять вот в Винету приперлись, значит, жди очередных пакостей…

– Настолько плохо с капитаном?

– Я же вам говорю – обмороченный. Кораблем уже не он командует, а эта стерва.

– Ну, а вы что же? – спросил Сварог. – Видавшие виды волки морские?

Палубный мастер взглянул на него, словно шилом кольнул:

– Позвольте поинтересоваться, ваше величество, вы долго барахтались, когда она вас разложила? А ведь разложила, не отпирайтесь, чего уж там… Вот вам и ответ. Был у нас штурман… он и сейчас остался на борту, только… Парень был лихой, видывал виды, он всерьез собирался, когда начало перехлестывать через край, чикнуть ее ножом по горлу, не мудрствуя, да сбросить потихоньку за борт. Только она обернулась раньше. Отымела его, как вас давеча, и ходит он теперь, как кукла на коромысле у комедианта, в рот ей смотрит, первым бросается выполнять приказ… Не он единственный. Она многих через себя пропустила – и парни потеряли всякую волю, куклами стали. Ведьма… Меня она не трахала – не бог весть какое сокровище, чего уж там, – но я на собственном опыте убедился, что она может. Вот этой самой рукой я ей наводил пистоль в спину, когда подвернулся удобный случай. Никого на палубе, ищи ее потом по морскому дну… Не смог, понимаете? Она даже не оборачивалась. Чем-то таким от нее шибануло, что рука опустилась сама собой, и поднять я ее больше не смог, словно пистоль весил целый ласт. Конец кораблю…

– Ну, а чем я вам могу помочь, как по-вашему? – спросил Сварог угрюмо.

– Может, еще не поздно? Я о Джагеддине. Может, его еще можно, как бы это говоря, вылечить? Я слышал, если пристукнуть ведьму, обмороченных еще можно вернуть в прежнее состояние…

– И вы, кончено, на меня хотите возложить эту почетную обязанность? – спросил Сварог. – Честно вам признаюсь, меня жизнь давно отучила от чистоплюйства… но если и у меня не выйдет? Скажу вам по секрету, я – человек абсолютно невосприимчивый к черной магии, она на меня не действует, так уж обстоит… Но ведь смогла же она и меня завалить в койку, лишив всякой воли…

Бунак надолго задумался, вертя пустой стакан. Сварог терпеливо ждал. Стояла ватная тишина, словно они оказались одни в целом мире. От нечего делать Сварог тем временем проверил окружающее – и должен был признать, что палубный мастер верно обрисовал положение дел. Вокруг не было ни следа черной магии – просто-напросто какая-то затхлость. Только так и можно было передать словами человеческой речи это ощущение.

– Есть, конечно, риск, – сказал наконец палубный мастер. – Но вот какие у меня соображения… Вы, как-никак, человек непростой, знаменитый герой. Пусть даже, как это обычно водится, половина россказней про вас выдумана начисто, но все равно, вы в этом мире столько наворотили… Вдруг да вам она руку с пистолетом не отведет? И ваш ножик от глотки убрать не сможет? И потом, знатоки говорят, что ведьма не может держать толпу. У них здорово получается обрабатывать людей поодиночке, подчинять и обморачивать – а вот против решительного многолюдства у нее кишка тонка. Сколько было случаев, когда ведьм одолевали громадьем – вязали, сжигали к чертовой матери, просто убивали. Исстари повелось так, что ведьма бессильна против многих…

«Что-то в этом есть», – подумал Сварог. Смогли же ее как-то одолеть в Готаре, скрутили, на костер поставили, хотя она и тогда уже, никаких сомнений, была тем, что есть. И сожгли бы за милую душу, не появись плохо разбиравшийся в реалиях этого мира благородный избавитель…

– Мы сделаем так, – сказал Бунак. – Среди ребят – тех, кому решительно не по нраву все это похабство – давно уже ходят шепотки насчет мятежа и бунта. Но для удачного мятежа нужен толковый главарь, а вот с этим как раз напряженка. Я не гожусь, честно вам признаюсь. Я уже не прежний. Она меня подрубила, зараза, я ее начал не на шутку бояться, и, прислушиваясь к себе, чую, что может не хватить духу… Вы – другое дело. Ну как же, сам король Сварог, овеянный грозной славой… Короче, я поговорю кое с кем из надежных. Раздую уголечки. И, когда настанет подходящий момент, вывалим всем скопом с вами во главе…

– Если она раньше не прознает, – сказал Сварог серьезно. – И не примет свои меры.

– А у вас есть выбор, государь мой король? – поморщился Бунак. – Вы с нами в одной лодочке, не забывайте. Заперты на «Призраке», как в тюрьме. Джагеддин, конечно, твердит, что обязан вам жизнью и добро помнит крепко – но ведь весь фокус в том, что капитан наш уже не прежний. Кто его знает, что может случиться, что там она ершит на ваш счет… Я ведь вас не запугиваю, сами понимаете, всего лишь излагаю положение дел. Как ступили вы на борт, так и оказались повязаны одной веревочкой… Может, скажете, что я не прав?

– Да нет, – сказал Сварог задумчиво. – Вы совершенно правы, любезный мой палубный мастер, не могу этого не признать…

– Значит, можно на вас рассчитывать?

– Конечно, – сказал Сварог. – И, чтобы не тянуть кота за хвост, с ходу предлагаю план действий. Мы с вами сейчас возвращаемся на корабль, там вы втихомолку собираете полдюжины ребят, которым можете всецело доверять даже в нынешних условиях… Столько-то наберется? Отлично. Мы все вместе идем в каюту к этой стерве и поступаем с ней… решительно. Вполне может оказаться, что правы старики, когда уверяют, что ведьма не способна обморочить толпу…

– Вы серьезно?

– Совершенно, – сказал Сварог. – Мне не особенно хочется, но могу взять главное на себя – я давно уже тружусь королем, а это ремесло очень быстро выбивает из человека излишнюю чувствительность… Ну, а Джагеддина мы поставим перед фактом. Вы сами говорили, со смертью ведьмы обмороченный возвращается в ясное сознание… Что приуныли?

– Да не приуныли вовсе, – досадливо сказал палубный мастер. – Загвоздка в другом… Я до сих пор не знаю, как «Призрак» всякий раз попадает в Винету. И никто не знает, кроме Джагеддина, а у него ведь не спросишь… Хорошо, если это он умеет проводить сюда корабль, а если это ее труды? И если мы ее прикончим, чего доброго, застрянем здесь, вот я чего в первую голову опасаюсь. Вряд ли местные власти – а тут должны быть какие-то местные власти, что бы под этим словом ни понимать – нас после всего этого милостиво отошлют в наш мир…

– Резонно, – сказал Сварог. – Я об этой стороне дела не подумал. Ну хорошо, пусть будет мятеж, когда мы вернемся в более приглядные места… Пойдемте? Мне здесь, честно вам скажу, не нравится.

– Это с непривычки, – угрюмо сообщил палубный мастер. – Жили б вы на «Призраке» последний годик, вам бы эти места показались как раз уютным уголком, безопасной пристанью. Верно вам говорю. На борту давненько уж не жизнь, а расстройство – по ночам какие-то мохнатые, вроде кошки, на вантах раскачиваются, свищут и хохочут так, что у ночной вахты волосы седеют, вдоль бортов порой промелькнет что-то непонятное, но определенно поганое, звуки разные, огни вроде «болотных манков»… А у Джагеддина в каюте и того почище – отрезанная голова.

– Ну, это еще скромно, – сказал Сварог, припомнив капитанскую каюту «Божьего любимчика» и иные ее украшения. – Знавал я одного капитана – он и сейчас здравствует – так у него голов висело на стене с полдюжины…

– И поди смирнехонько висели? Глазами не лупали и не болтали?

– Ну да, – сказал Сварог. – Не припомню за ними что-то подобной посмертной живости…

– Ну, это другое… Голова у Джагеддина в каюте – живая. Ясно вам? Пришпандорена на чем-то вроде блюда, лупает глазами, а по ночам, слуга клянется, с Джагеддином разговаривает почти нормальным голосом. Есть такое подозрение, раздобыл он ее как раз здесь – возвращался однажды с большущим узлом…

Сварог усмехнулся:

– Далеконько у вас зашло, я вижу… Ладно, рук у вашей головы наверняка нет, а это уже кое-что… Пойдемте?

Бросив тоскливый взгляд на бутылку, где оставалось еще немало, Бунак все же побрел за Сварогом. Появился хозяин, с поклоном принял у палубного мастера еще один золотой, но веселее от этого не стал ни на йоту. Почтительно проводил к выходу, бормоча что-то про то, как он будет рад видеть почтенных гостей и в следующий раз – оптимист хренов…

На улице ничего не изменилось, по-прежнему стоял серый сумрак, ни единой тени, ни от домов, каменных тумб и фонарных столбов без огней, ни от двух шагавших людей. Как ни удивительно было вокруг, Сварога отчего-то больше всего поразили эти фонари – четырехугольные, с целехонькими стеклами, и ни один не горел.

– С прежних времен, надо думать, – сказал Бунак, перехватив его взгляд. – Говорят, будто Винета раньше была совершенно нормальным городом, а потом с ней все и произошло – то ли жители нагрешили сверх меры, то ли еще что. Вот и сидят теперь за ставнями… Ага, сидят. А вы что же думали, тут, кроме того кабатчика, и не живет никто? Да вы что, их в городе полно. Забились по домам и сидят себе – а почему, зачем и для чего, не спрашивайте, я и сам не знаю, как-то не было большой охоты выяснять и набиваться в гости…

Они стояли уже меж валунами, откуда к серому морю спускалась извилистая тропинка. Сварог задержался, глядя на спокойную воду, напоминавшую застывающее расплавленное стекло. Из тумана появился корабль и медленно приближался к пирсу. Корабль был странный, непохожий ни на что знакомое – очертания прямо-таки яйцевидные, право слово, разрезанное вдоль исполинское яйцо величиной с обычный корвет, на палубе виднеются длинные надстройки со странными крышами, а мачта всего одна, на корме, без единого паруса, и на ее верхушке крутится нечто вроде тускло светящегося колеса, неспешно, равномерно. Ни парусов не видно, ни шума машины не слышно – однако корабль быстро идет к берегу.

– Не ломайте вы голову, – равнодушно бросил Бунак. – Я тут и не такого насмотрелся, попадались посудины и диковиннее. Говорю вам, тут задняя комната на большой дороге. Порой объявится такое, что и на корабль непохоже, и по улицам болтаются такие, что… Глаза бы не смотрели… Ага, шлюпка на месте – а то я, признаться, тревожился, мало ли как могло обернуться…