Людей в пивной почти не было.

Бармен сидел, подперев отвисшую, плохо выбритую щеку пухлой рукой. На вошедшего Даосова он посмотрел без особого интереса, словно на муху случайную — жужжит, зараза, людям настроение портит, от размышлений о жизни отвлекает. Уважаемый человек был бармен Фома Гордеевич Угроватов, известная всему микрорайону личность. Нет таких дураков, чтобы пива не пили. А Угроватов работал в пивбаре с молодых лет, грязные кружки начинал мыть. Фома Гордеевич еще раз взглянул на посетителя, и его словно подменили. Бармен напрягся, словно почуявшая дичь легавая, глаза его оживленно заблестели, и он принялся натирать кружку до немыслимого блеска, словно не в забегаловке работал, а, скажем, в «Метрополе» или «Савое», и не рядовой любитель пива к нему зашел, а французский президент со своей свитой. И кружку он пивом наполнил до самых краев. Дождался, когда пена осядет, и долил, как это обычно делал только для самых почетных посетителей.

Преданным взглядом бармен проводил Даосова до самого столика, потоптался за стойкой, потом, торжественно и вместе с тем несколько виновато неся объемный живот, приблизился к столу.

— Вялочки не желаете? — робко предложил он. — Или рачков свеженьких?

Даосов сделал несколько глотков и отрицательно покачал головой. Бармен некоторое время грузно переминался с ноги на ногу, все поглядывал на посетителя, словж но хотел что-то сказать и не решался. Пухлые ручки егб безостановочно обшаривали карманы несвежего белого халата, как если бы бармен искал мелочь для сдачи и не мог ее найти. «Черт! — с досадой подумал Даосов. — Пивка спокойно не попьешь!» Приснившийся после всех событий Ангел заставлял задуматься. Может быть, сон ему снился вещий? Может, и в самом деле наверху недовольны тем, что Даосов вселял женские души в мужские тела и наоборот? Но зачем сразу наезжать на него грузовиком и заказы делать? Да и черный эфиоп с грузовика на представителя верхнего мира был похож мало. Но тогда к чему Ангел приснился? А не надо было столько пить на ночь. Это еще повезло, что смирный Ангел приснился, мог и похуже ночной гость в сновидения забрести…

Бармен потоптался еще немного, застенчиво хрустя пальцами. На левом запястье бармена голубела расплывшаяся от времени и оттого неразборчивая татуировка. Наконец он решился, огляделся по сторонам и опасливой торопливой скороговоркой произнес:

— Ради Бога, я понимаю, собака… Так ведь не дворняга же, правда? Ведь породистая, верно? Даосов отхлебнул из кружки.

— Ну, разумеется, — слегка запнувшись от неожиданной откровенности бармена, сказал он. — Определенным образом не дворняга, Фома Гордеич. Фокстерьер… Да, фокстерьер…

Бармен криво заулыбался. Жалость, безмерная жалость к самому себе была в этой улыбке.

— Фокстерьер — это хорошо, — нерешительно протянул он. — Но, может быть, все-таки лучше дог? Ну что фокстерьер? Не дай Бог, на охоту потащат… Ведь подстрелить могут по пьяной лавочке, сами же знаете, каковы нынче охотники. Не успеют из машины вылезти, за бутылку хватаются;;

А догом надежнее, порода обязывает.

— Может быть, — согласился Даосов. — Видно будет. Жизнь, Фома Гордеич, сама все расставит на свои места, Вам же не завтра помирать.

Чувствовал он себя, однако, неловко. Однажды, будучи весьма раздраженным, пообещал Даосов Фоме Гордеичу, что быть тому после смерти все последующие рождения собакой. Со злом сказал, с чувством, так, что Фома Гордеич Угроватов сразу понял: не шутка это и не пожелание немножечко перебравшего лишку человека. Угроватов был человеком со связями, он быстро навел справки о своем посетителе и поверил в его возможности так, как могут только торговые работники уверовать во всемогущество ревизора, — решительно и бесповоротно.

Бармен с сомнением вздохнул и с наигранным обожанием глянул на собеседника.

— Родной вы наш, — нежно сказал он. — Вы заходите, заходите, не стесняйтесь. Ей-ей, здесь вам будет все, что только пожелаете. Воблу для вас держать буду! Еще пивка?

Борис Романович с сомнением оглядел кружку и отрицательно покачал головой.

— Пожалуй, довольно, — решил он. — Кружечка — это для удовольствия, все остальное лишь ненужная нагрузка на организм.

Бармен проводил Даосова до выхода. Следуя за посетителем, он так немыслимо гнул спину в пояснице и так умильно улыбался, что всякий хорошо знающий Фому Гордеевича, без сомнения, решил бы, что посетитель является не меньше чем обэхээсником или — бери выше — представителем госторгинспекции. И ошибся бы. Даже к городской прокуратуре бородатый и кареглазый Даосов не имел никакого отношения.

— Без стеснения, — бормотал Фома Гордеич, — ежели нужда какая или жажда замучит, милости просим, всегда готовы посильную услугу оказать. Не пропадет за нами, хе-хе, Господом нашим Вседержителем клянусь! Не сомневайтесь, дорогой мой человек, Фома Гордеич умеет быть благодарным!

Он бы и ручку посетителю с удовольствием поцеловал, если бы ему позволили, да что там целовать, ноги мыть готов был Фома Гордеич непонятному посетителю своему и воду с-под них пить, только гость внимания на него уже не обращал, поднялся по ступеням из подвала, посторонился, пропуская компанию молодых и излишне веселых людей, и пошел по тротуару в своем синем джинсовом костюмчике.

Уверенно пошел, хозяином судьбы своей. Бармен тоскливо посмотрел ему вслед.

— Фокстерьером… — неопределенно сказал он и сморщил пухлое личико, словно плюнуть хотел вослед недавнему собеседнику. Но не плюнул, потому что из подвала разгоряченный молодой голос позвал:

— Гордеич! Ты яас обслуживать будешь или нам самим себя обслужить?

— Иду, мальчики! Иду, милые! — нараспев запричитал бармен и устремился на свое рабочее место.

Он так торопился, что уже не видел, как из ближайшего переулка выполз старый потрепанный «москвич» зеленого двета и, оставляя за собой клубы сизого дыма, устремился вслед за Даосовым. Боковое стекло автомашины опустилось, м в проеме показался вороненый автоматный ствол. Очередь была щедрой — на полрожка — и вместе с тем неточной. Пули высекли искры прямо у ног Даосова. Вслед за выстрелами автомобиль натужно взревел мотором и устремился по улице. В заднем стекле гримасничала и кривлялась жуткая харя, в которой не сразу можно было узнать крокодила Гену, потому что длинный зеленый нос крокодила для удобства был наполовину обрезан. За рулем, разумеется, сидел Чебурашка. Маски были магазинные и явно отечественного производства.

Даосов, обреченно застывший на тротуаре, медленно приходил в себя. Да, похоже было, что за него взялись крепко и основательно. Он наклонился и поднял с земли еще теплую сплющенную пулю. Семь, шестьдесят две… Ай-ай-ай, как нехорошо… Ясно было теперь, что Ангел ему ночью снился по собственной инициативе, будь на то воля верхнего руководства, ахнули бы с безоблачного неба молнией и все дела.

Задумчиво подбрасывая сплющенную пулю на ладони. Даосов неторопливо шел по улице. У фонтана Борис Романович остановился и долго смотрел на чугунного мальчика с большой рыбиной в руках. Из пасти рыбины в высоту били красивые водяные струи, которые, достигнув предельной высоты, рассыпались каскадами радужно подсвеченных солнцем капелек. Даосов наклонился и ловко запустил пулей по поверхности воды. Пуля запрыгала, оставляя на воде маленькие блинчики.

Ясно было и ежу, что подобные покушения и нижние устраивать не стали бы, они тоже эстрадных миниатюр не любят и к покушениям готовятся куда более солидно. А в случившейся стрельбе было что-то театральное, вахтанговское: как глаза ни закрывай, все равно трудно поверить.

Весь путь до работы Даосов провел в печальных раздумьях, но ни к какому определенному выводу так и не пришел. Но что ни говори, а бытие все-таки действительно определяет-сознание. В вестибюле навстречу Даосову из кресел поднялись сразу несколько человек.

— Борис Романович, — обиженно протянул представительный мужчина в отличном сером костюме, скрывающем уже наметившуюся полноту. — Мы же на два договаривались!

— Обстоятельства, — неопределенно сказал Даосов. — Сейчас все решим, господа-товарищи, проходите, пожалуйста!

На табличке открываемой им двери скромно значилось:

"ТОО «Мистерия жизни» и чуть ниже шрифтом поменьше:

«Борис Романович Даосов, реинкарнатор». За массивным столом сидела его компаньонка Елена Владимировна, длинноногая и фигуристая блондинка лет двадцати. Задорно поблескивая линзами очков, компаньонка листала иллюстрированный журнал. Слава Будде, столпившиеся в дверях посетители не дали ей поприветствовать шефа надлежащим образом.

Однако сразу проникнуться заботами посетителей Даосову не удалось. Едва он сел на свое рабочее место, как зазвонил телефон.

— Вас, — сказала Леночка. — Уже второй раз звонят! Борис Романович взял трубку и услышал взволнованное шумное дыхание.

— Даосов? — поинтересовался собеседник и, не дожидаясь ответа, взахлеб зачастил: — Ты понял, братила, кто тебе звонит? Я это, Боря, я! Ну как тебе понравилось? Не хуже, чем в столице, а? А ведь могли и не промахнуться, Романыч, ведь с пяти метров стреляли! Лежал бы ты сейчас холодный и торжественный, а над тобой царицынские менты семечки щелкали. Ладно, Боб, считай, что это последнее китайское предупреждение! Бородуля зла не помнит! Бородуля добрый! Лишь бы к Бородуле хорошо относились. Сечешь?

— Секу, — хмыкнул Даосов.

— Вот и славно, — сказал собеседник. — Раскинь мозгами, Романыч, не мальчик ведь уже, а? Должен понимать, что лучше мозгой раскидывать в кабинете, чем на асфальте родимого города. — Бородуля громко порадовался своей незатейливой шутке и, постепенно обретая покровительственный тон, продолжил: — Да шутю я, карнач, шутю. В авторитете ты, Боб, как наш всенародно избранный! Народ тебя любит! Ты только загнись, такие похороны устроим — президент завидовать станет. Ты меня слышишь, Даосов? Чо молчишь, братила?

Бородуля… Борис Романович почувствовал облегчение и одновременно с этим разочарование. Надоел ему этот районного пошиба мафиози хуже горькой редьки. Все приставал он к городскому реинкарнатору, чтобы тот ему справку выдал, подтверждающую, что душа бывшего лидера преступной группировки, а ныне покойного Сени Абрамчика в него, Бородулю, вселилась. А потому, мол, только он, Бородуля, будучи духовным наследником авторитета, может единственно достойно исполнять роль преступного пахана. Вот уже третий день он преследовал Даосова. Пугал всячески. Казалось бы, чего проще — шлепни печать ИЧП на уже подготовленную Бородулей справку да распишись. Но Борис Романович врать не умел и не хотел. Да и опять же с чистилищными ругаться не хотелось. Как он мог дать такую справку, если душа Сени Абрамчика в действительности пребывала сейчас в Чистилище? Ну не перехватили ее кладбищенские подушники! Нет, заказ от братвы был. Однако все думали, что Сеню, как порядочного, на Центральном кладбище с отпеванием и обязательными клятвами хоронить будут, а родственники его тайком на Краснооктябрьском погосте зарыли. Если говорить честно, никто душу Сени Абрамчика не стремился оставить на этой Земле. Мало ли что братве хочется! Тем более что душа у Сени оказалась такая черная, что ее, говорят, всем персоналом Чистилища всеми известными препаратами уже неделю отбеливали, но даже пятнышка светлого обнаружить не смогли.

Даосов положил трубку и жестом показал Елене Владимировне, что брать трубку не стоит. Почти сразу же телефон зазвонил вновь и звонил, не переставая, все две установленных ГТС минуты, потом замолчал, вновь взорвался трелью тревожных звонков, и только на третий раз звонивший понял, что хозяин телефона трубку не возьмет.

— Борис Романович, — сказала Леночка. — А к нам мент вчера приходил. По борьбе с экономическими преступлениями.

— Он сказал, что ему нужно было? — спросил Даосов, не испытывая, впрочем, особого испуга. Нарушений в своей деятельности он не видел, а документы ТОО были в полном порядке.

— Ничего не сказал. Посидел немного, потом ему на пейджер сообщение скинули, и он ушел.

— Старый или молодой? — поинтересовался Даосов.

— Молодой, — сказала Леночка, подумала немного и нахально добавила: — Симпатичный… Он тут данные свои вставил. — Леночка взяла со стола визитную карточку и с выражением прочитала: — Глазков Игорь Дмитриевич, страрший оперуполномоченный.

— Бог с ним, — сказал Даосов. — Понадобимся — сам придет!

Он оглядел присутствующих.

— Ты, Иван Дмитриевич, погоди, — сказал он. — У нас с тобой разговор долгий будет. Давай я пока с остальными разберусь. Кто здесь у нас с завода «Аврора»? Справки на родственников привезли?

Невысокий остроносый мужчина лет сорока мелко закивал и с готовностью принялся раскладывать перед хозяином кабинета бумаги. Даосов небрежно просматривал их, откладывая нужные в сторону. Бумаг было много, похоже было, что клиент принес весь семейный архив.

— А где заключение терапевта? — спросил Даосов.

— Завтра будет готово, — признался посетитель, по-детски шмыгая носом.

— А документы из ВПЭЛС?

— С лесного хозяйства? Не дают, бюрократы, — пожаловался клиент. — Пальцем у виска крутят, за психа держат. А вы сами, Борис Романыч, такую справку у них взять не можете? Я бы доплатил!

— Пятьдесят долларов, — сказал Даосов. — Можно рублями по сегодняшнему курсу. Сами понимаете, непредвиденные расходы…

— А то… — уныло согласился остроносый. — Я понимаю, Борис Романыч, за так сейчас и птичка не чирикнет!

Работа Даосова синекурой не была. Ну кто бы поверил, что за умеренную плату он занимается переселением душ, или, по-научному, — реинкарнацией? Большинство нормальных людей относились к Даосову с понятным недоверием и иначе как шарлатаном и жуликом не называли. Служители правоохранительных органов, случалось, заглядывали, но, убедившись, что Даосов действует на вполне законных основаниях и даже имеет медицинский сертификат, быстро теряли к его конторе всяческий интерес, едва только выясняли, что налоги он платит исправно и исполнителем заказных убийств не является. А ведь мог, черт возьми, знаем мы эти самые переселения душ! Правда, не раз уже отмечалось знающими людьми, что человечество состоит из умных и дураков. Если первые недоверчивы, то вторые являли абсолютную противоположность умным и были основной клиентурой товарищества Даосова. Поскольку дураков в мире всегда значительно больше, чем умных, то в иные дни от клиентов отбоя не было, и желания у этих клиентов были самыми невероятными. Такими, что порой Даосову посетителей и отговаривать приходилось, предлагая варианты попроще, а следовательно, и подешевле.

В этот день после обеда посетителей было немного. Обговорив дополнительные условия и отправив клиентов за недостающими документами, Даосов выслушал рапорт своей компаньонки о телефонных звонках и визитах и великодушно отпустил ее домой. Тем более что и самому ему в свете, как говорится, последних событий задерживаться на рабочем месте абсолютно не хотелось.

Подумав немного, Даосов решил отправиться к своей недавней знакомой Наталье. Конечно, как обычно, здесь все должно было завершиться обязательной постелью, но по крайней мере там можно было отведать китайскую кухню, в которой Наталья достигла определенных успехов, а во-вторых, самостоятельна она была в любви не в меру, поэтому обязательных ритуалов Даосов при всем желании ни разу соблюсти не сумел. Можно было не сомневаться, что от случившихся неприятностей она Даосова сумеет отвлечь без особых усилий.

Есть женщины, которые созданы для семьи, и только для семьи. Со дня своего замужества — а оно обычно бывает ранним — они безропотно тянут нелегкую женскую лямку, рожают и воспитывают детей, тащат с базаров в тяжелых авоськах капусту, картофель и мясо, которым в их умелых руках предстоит превратиться в роскошные блюда. Они ходят в школы на собрания, стирают в свободные от работы ночи, гладят, не отрывая глаз от экрана телевизора и сопереживая героиням мексиканских сериалов, воскресными днями не разгибая спины вкалывают на дачах, а осенью круглосуточно — словно маленькие консервные заводы — закручивают соленья, компоты, аджику, обмениваются рецептами джемов и варений, а в перерыве между этими обязательными домашними делами еще ухитряются забежать в парикмахерскую, купить в магазине недорогие и потому не обременяющие семейный бюджет духи, отремонтировать вздумавшие поползти колготки, прибраться в квартире, починить утюг и стиральную машину и, наконец, в редкую минуту уснуть прямо в очках, слепо уставившись в экран телевизора, где демонстрируется увлекательный детектив.

Вырастив детей и удержав от падения в пагубную алкогольную бездну мужей, они незаметно стареют, вечерами сидят у подъездов и ведут долгие беседы ни о чем с такими же, как и они, постаревшими соседками.

Но есть и другая категория женщин. Они не предназначены для домашнего уюта, они не предназначены для воспитания детей, они просто не умеют этого. Поэтому такие женщины не торопятся обзавестись семьей, их трудно заманить на базары, и на дачах они никогда не гнут под палящими лучами солнца гибкие стройные спины. И на родительские собрания, если они все-таки обзавелись детьми, их лучше не приглашать — у них всегда и во всем останутся виновными педагоги, которые по своей природной тупости не могут найти подход к их очаровательным и разумным отпрыскам. Впрочем, дети у них появляются либо слишком рано, когда эти женщины не понимают, чем это грозит, либо тогда, когда мотыльковая жизнь их приближается к периоду утраты крылатой легкости и женщина по утрам начинает напоминать гусеницу, которая забыла с вечера смыть свой разноцветный грим. С самого своего рождения эта категория женщин чувствует себя созданной для счастья и для полета, они обожает хорошую косметику, прекрасные духи, великолепное белье и колготки и считают, что они этого достойны. При этом доходы мужа их интересуют не более чем прошлогодний снег если муж не способен достойно обеспечить свою очаровательную жену — считают они, — то это могут сделать любовники. К любовникам эти женщины относятся как к необходимому атрибуту жизни, ведь они не мыслят себя без любви, тусовок в ночных клубах и ресторанах, а летний период своей мотыльковой жизни предпочитают проводить на морском побережье, желательно подальше от родимой земли.

Надо сказать, что красота этих мотыльков привлекает? многих жу… я хотел сказать — мужчин. В попытках добиться их благосклонности мужчины порой идут на все, даже с риском быть на долгие годы отлученными от свободного мира, где эти красивые бабочки встречаются.

Честно говоря, к знакомству с Натальей Даосов особых усилий не прилагал. Как-то само все получилось. Даосов сейчас даже под угрозой расстрела не смог бы вспомнить, где он с Натальей познакомился. Ну не на футбольном же поле! И на уличное знакомство Наталья бы никогда не пошла. Значит, оставался какой-то кабак, но какой? Впрочем, никакого значения это не имело. Странное дело: особым умом Наталья не блистала, а вот ореол вокруг нее бесцветно-серым не был. Наоборот, наблюдалось вокруг нее какое-то разноцветное мельтешение, словно Наталья всю свою жизнь прожила в огромном мыльном пузыре.

В постели они оказались в первый же вечер. Даосов не мог сказать, что это было великолепно, но и плохо ему не было, благо, что командовала в постели именно Наталья, и туг уже было не до обрядов и ритуальных упражнений. Ближе к полуночи женщина села, по-мужски расставив длинные стройные ноги, достала из сумочки и закурила длинную коричневую сигарету и, небрежно потрепав курчавые волосы на груди Даосова, сказала: «А ты ничего, старичок! Я думала, будет хуже!» Груди у нее были красивые, да и сама Наталья была в прекрасной форме, сроду бы ей никто не дал тридцать пять лет, от силы тридцать, не более.

Они начали встречаться. Обычно инициативу проявляли Наталья, она звонила Даосову на работу и хрипловатым голоском своим спрашивала: «Ну что, старичок? Токсикоз не замучил? Или ты меня бросить собрался? А может, жениться задумал.» Жениться Даосов не собирался, ему первого опыта вполне хватило, чтобы вторично с ума не сходить. Взаимоотношения с Натальей его вполне устраивали, тем более .что и она от него ничего сверхъестественного не требовала и в бюджетные рамки реинкарнатора укладывалась без особого труда; время от времени Даосов дарил ей золотой перстенек, цепочку или шубку, а так они больше походами в рестораны увлекались, пару раз в месяц на спектакли НЭТа или музкомедии похаживали да на концерты заезжих эстрадных звезд, которые в поисках зелененьких и до Царицына добирались.

Леночка, несомненно, подслушивала их разговоры, потому что на Даосова поглядывала с веселым недоумением, а встретив их с Натальей в бывшем Доме политпросвещения на очередном концерте, так выразительно оглядела даосовскую любовницу, что и гадать не стоило — сравнивала, и сравнение это получалось не в пользу Натальи. Впрочем, до явных подтруниваний Леночка в разговорах с шефом не опускалась, выше себя ставила. А сам Даосов на темы любви и дружбы с компаньонкой не разговаривал, да и не знал он что у него за взаимоотношения с Натальей — на любовь не особо похоже, но и откровенным блудом назвать было нельзя. Разумеется, о профессии своего любовника Наталья знала. Сомневалась, конечно, и иногда даже приговаривала: «Ох, Боренька, загребут тебя однажды за бессовестный обман россиян! Ты, котик, в Уголовный кодекс заглядывал? Примерял к себе статеечки из него?» Даосов фыркал на нее, а однажды не выдержал, прямо почти из постели притащил ее в офис, достал из сейфа заветную шкатулочку и принялся демонстрировать любовнице коллекцию душ. Похоже, Наташа из его объяснений мало что поняла, но игра ореолов и ее заворожила. Уже дома, после демонстрации Даосовым своих возможностей, она внимательно прочитала устав его предприятия, покачала головой и тихо спросила:

— Боренька, ты мне честно скажи — можешь?

— Могу, — честно сказал Даосов.

Наталья капризно поморщилась.

— Я не о том, — сказала она. — Это я и без твоих слов вижу. Ты мне честно скажи, ты действительно души переселяешь? Или для понтов все это, чтобы капусты на жизнь срубить?

— Говорят тебе, все на самом деле, без обмана, — досадливо сказал Даосов. — Я же тебе не Алан Чумак, чтобы мозги людям пудрить!

— Боренька, — женщина вытянулась на диване, стервозно давая обрисоваться всем самым соблазнительным изгибам своего тела, — а если со мной что-нибудь случится, ты меня в кого переселишь?

Даосов оценивающе оглядел женщину.

— А как ты сама думаешь? — спросил он.

Наталья села на постель, взяла со столика сигарету и закурила.

— Я понимаю, что ты сам не все это решаешь, — сказала она, насмешливо попыхивая дымом в бороду Даосова. — Но для тех, кто тебе бабки платит, ты ведь все по-другому решаешь? Ты ведь им навстречу идешь? — Она засмеялась и сво-бодной рукой пошлепала себя по длинному красивому бедру. — Слушай, котик, а давай я с тобой тоже договор заключу? Тебе ведь все равно, с кого деньги брать? А я заплачу, честное слово, котик, заплачу. Я не хочу в кошки. Даосов, я не хочу, чтобы каждый ободранный уличный самец на меня право имел. Я женщиной хочу быть! Понимаешь, котик, женщиной! Можешь?

Даосов лег рядом, задумчиво глядя в потолок.

— Это я и без договора могу, — сказал он. — Только что изменится?

— Гад ты все-таки, Даосов! Сволочь! Она тычком затушила сигарету в пепельнице, обеими руками огладила свои круглые груди и, щурясь, сообщила:

— Ты мне, котик, сейчас сам свои услуги предлагать будешь. В обмен на жизнь! — И уселась верхом, растопырив в стороны круглые красивые колени. А в глубокую теплую ложбину между ними лучше было и не заглядывать…

В этот вечер Наталья ничего особого не готовила, и они обошлись бутылкой «Поручика Голицына» и коробочкой конфет «Рафаэлло».

Наталья ловко выскользнула из-под любовника, села, прижавшись спиной к ковру, и закурила.

— Боря, — спросила она, поглаживая плечо медленно приходящего в себя Даосова. — У тебя неприятности?

— С чего ты взяла? — судорожно выдохнул Даосов.

— Ты словно торопишься куда-то, — задумчиво выпустила струйку голубоватого дыма любовница.

— Тебе было плохо?

— Да нет… — Она прохладной ладошкой прошлась по волосатой груди Даосова. — Я за тебя волнуюсь, все-таки жаль такого спонсора потерять…

— Все нормально, — сказал Даосов. — Ты мне здорово помогла.

— Да? — Наталья положила сигарету в пепельницу и легла, обнимая Даосова свободной рукой.

— Перестань, — сказал Даосов. — Ты ведь не хочешь, чтобы я прямо в постели загнулся?

— Ах какие мы нежные, — засмеялась любовница, — Ну, иди ко мне, котик, иди ко мне!

В общем, отвлекла его Наталья от печальных и тревожных размышлений и даже некоторое душевное равновесие восстановила.

А что? Даже врачи рекомендуют заниматься этим регулярно, объясняя, что таким образом снимаются стрессы и снижается возможность сердечно-сосудистых заболеваний. В индийской же философии это занятие вообще возведено в ранг искусства. Кто не верит, может купить в книжном киоске и почитать «Камасутру».

И хорошо понятно, в чем дело.

Всем хочется быть спокойными и здоровыми.