Глава 4
Вернувшись домой уже во второй половине ночи, Борис Романович Даосов долго сидел на кухне и пил чай. Чтобы вернуть душевное равновесие, он даже выпил граммов сто водки, но покой не приходил. Интересно, а кто бы сохранил душевное равновесие, если бы его только что попытались раздавить грузовиком? А самое главное, причин к такому жестокому обращению с собой реинкарнатор не видел. Каждый занимается своим делом. Борис Романович исключением из правила не был.
Лет десять — пятнадцать назад Борис Романович был скромным младшим научным сотрудником одного из царицынских научно-исследовательских институтов. Работа была не особо пыльной, но и платили за нее не слишком щедро. На хлеб хватало, а на масло приходилось подрабатывать, разгружая вагоны с сахаром и солью на царицынской «Росбака-лее». Этот же каторжный труд позволял Борису Романовичу Даосову, которого в те годы иначе как Борьком или Борис-кой никто и не звал, иметь некоторые карманные деньги, которые он тратил на литературу. Случайно ему попался потрепанный томик какого-то буддийского проповедника, Борис его внимательно прочитал и на долгие годы заболел буддизмом. Вскоре он уже тратил на книги подобного толка и часть скромной зарплаты мэнээса. Это не замедлило пагубным образом сказаться на семейном бюджете. Жена долго боролась с увлечением Даосова, но супруг лишь раскачивался и читал нараспев мантры от злых духов. Неизвестно, сколько бы их борьба продолжалась, но тут родители жены Бориса внезапно умерли, оставив ей кооперативную квартиру в самом центре города на проспекте Ломоносова. Жена махнула на Даоеова сразу обеими руками, плюнула на семейное благополучие и ушла жить вместе с пятилетним сыном Иваном в квартиру родителей. Тем их совместная жизнь и закончилась.
Года два Борис Романович прожил в оставленной ему женой однокомнатной квартире, незаметно бросил работу в институте и некоторое время жил по инерции, приобщаясь, как и полагается бывшему интеллигентному человеку, к многочисленному племени пьющих. Постепенно он пропил все свои буддийские трактаты и часть мебели, что не забрала при переезде жена.
Однажды он проснулся в комнате, заставленной пустыми бутылками, увидел в поверхности чайника свою небритую и опухшую физиономию и на десять лет раньше известного кинорежиссера Станислава Говорухина понял, что так дальше жить нельзя. Но если Говорухин дальше разговоров не пошел, то Борис Романович свои субъективные ошибки преодолевал с решительностью российского учителя, который, устав от безденежья, решился ограбить банк.
Заняв деньги и сдав квартиру своему коллеге по работе Бфиму Самойловичу Кутнику, Борис Романович Даосов выехал в город Душанбе, где некоторое время изучал в библиотеках уцелевшие буддийские трактаты, потом понял, что напрасно теряет время, заплатил деньги бородатым и хмурым таджикским контрабандистам и ушел с ними в горы. Перейдя границу, он некоторое время скитался по горным селениям, пока не оказался в горном монастыре, который назывался дацаном. Там он научился есть цампфу и пить тибетский чай, понял, что убивать живое существо не очень хорошо, но самое главное — Даосов осознал, что у каждого живого существа на земле имеется душа. В сущности, что такое человеческая душа? Набор полевых колебаний, который может сохраняться неограниченно долго. Достаточно, чтобы был постоянный источник для ее подпитки. Вот почему в некоторых домах еще столько нереинкарнированных душ. Рассядутся по сети и близ электрических розеток, энергию сосут. Иной раз по неосторожности или по жадности какая-нибудь душа насосется энергетических излишков и давай светиться. Кто-то говорит — НЛО, кто о привидениях испуганно шепчется, ученые о шаровых молниях толкуют, а это обсосавшаяся энергии душа. Своего рода энергетическая обжора. У Даосова открылась неожиданная способность находить к этим душам подход, и из дацана он вышел признанным реинкарнатором. Однако специалистов подобного рода в горах хватало, некоторые из-за Отсутствия фронта работ даже в медитации ушли, а Даосов самоуглубляться и сидеть за молитвенной мельницей не очень любил, поэтому попросил разрешения вернуться в Россию.
Буддизм в России приживался плохо, и именно поэтому разрешение вернуться на Родину Борису Романовичу дали легко. Некоторые ламы полагали, что пора уже полуазиатскую страну сделать окончательно азиатской и к восточной культуре приобщить. Начали с боевых искусств, потом стали музыку на российские рынки проталкивать, особенно с тан-трическими мотивами. С «Камасутрой» народ знакомить стали. Молодежи учебник эротического искусства индийского народа особенно понравился: познакомившись с теорией, народ кинулся в активную практику. Разумеется, за пресыщением наступила обязательная усталость, и, следовательно, можно приступать к ознакомлению широких российских граждан с принципами дзэн и основными положениями восточных философских течений.
Борис Романович Даосов вернулся в родную страну в самый разгар перестройки. Гайдар и Чубайс уже осчастливили народ по полной программе, все, что не смогли украсть они, добрали различные «РДС» и «МММ», которые плодились в больной от реформ стране с кроличьей скоростью. Деньги, которые Ефим Самойлович Кутник ежемесячно откладывал на сберкнижку Даосова как плату за пользование его квартирой, превратились в гроши, на которые не только жить, в гроб ложиться было невозможно, потому что хватить всех этих сбережений могло лишь на целлофановый кулек. Перед Борисом Романовичем встал извечный вопрос российского интеллигента: что делать?
Конечно, он запросто мог открыть школу боевых искусств. В свое время он получил звание боевого дракона и черный пояс чемпиона Гиндукуша, что в условиях малой населенности этого района Тибета сделать было не особенно трудно. Однако Борис Романович не хотел умножать насилие, царившее, по его мнению, в России. Немного подумав и взвесив свои возможности, посоветовавшись с малым российским ламой, Даосов получил от последнего патент на реинкарнаторство и занял вакантную должность городского реинкарнатора в Царицыне. Природная смышленость Бориса Романовича помогла ему, не нарушая буддийских законов и российского законодательства, открыть в Царицыне индивидуальное частное предприятие «Мистерия жизни», которое за умеренную плату делало то, что на Тибете подобные Борису Романовичу специалисты делали бесплатно.
Выглядел он к тому времени довольно импозантно. Борис Романович был чуть выше среднего роста, но полнота пощадила его, отметив свое скромное присутствие небольшими складками на животе. Да и эти складки были скорее следствием длительных постов, которым Борис Романович подвергался в дацанах. Даосов был русоволос и русобород. Отпущенная в тибетских странствиях растительность мелкими кольцами покрывала нижнюю часть лица, делая Бориса Романовича похожим на басмача Абдуллу из знаменитого советского вестерна «Белое солнце пустыни». Слава Будде, зубы в своих странствиях Борис Романович сохранил, а каких-либо особых отметок в виде шрамов или родимых пятен на лице его не было.
В помощницы он взял первого же кандидата — длинноногую и молоденькую Елену Владимировну Богомаз. Было девице двадцать лет, внешность она имела обманчиво невинную, а очки придавали Леночке строгость школьной учительницы. Оказалось, что за невинной внешностью прятался грешный бес. Вместо «Домостроя» Елена Владимировна Богомаз вечерами читала все ту же «Камасутру», а любовников у нее оказалось столько, что надо было загнуть пальцы на руках и ногах, да и то лишь использовав для этой цели пальцы гвардейской роты. Впрочем, это обстоятельство не мешало Елене Владимировне относиться к своим служебным обязанностям со всей серьезностью. И надо было честно сказать, что с обязанностями она справлялось неплохо.
Молодая сотрудница не обошла своим вниманием и работодателя. Даосову в то время исполнилось тридцать шесть лет, был он недурен собой, к тому же, как уже говорилось, внешностью, особенно бородкой, напоминал хана из знаменитого советского боевика. Надо сказать, что круглосуточные моления в дацанах не прошли для Даосова бесследно. Не то чтобы он был абсолютно равнодушен к женщинам, но вполне мог обходиться без них. Тем не менее чары легкомысленной поклонницы «Камасутры» оказали влияние и на него. В один прекрасный вечер они оказались в постели Даосова. Борис Романович был приверженцем традиционных способов любви. Разумеется, он начал с предписанного «Ка-масутрой» сорокапятиминутного целования пяточек, а утомленная рестораном и выпитым шампанским Леночка постыдно задремала и все самое интересное пропустила. С этого времени помощница к своему шефу относилась с уважением, называла его «маленьким гигантом большого секса», но попыток к сближению не возобновляла. Даосов воспринял это с глубоким внутренним облегчением, к которому, впрочем, примешивалось и некоторое разочарование.
Предприятие Даосова оказалось неожиданно удачным. Впрочем, неожиданной эта удача была лишь для Бориса Романовича. Российские граждане, воспитанные в эпоху социализма в доверии к государственному аппарату и в ожидании вечной халявы, только и ждали тех, кто захочет их обмануть. Они доверчиво получали ваучеры и сдавали их в инвестиционные фонды, которые, обожравшись ваучеров, лопались, не оставляя каких-либо следов. Российские граждане долго не унывали и продолжали с достойным иного применения усердием искать новых мошенников, вкладывая деньги то в"Русский Дом Селенга", то в «МММ», просто в «Хопер», а то и в «Хопер-инвест». Жажда халявы и доверие были так безгранично велики, что некоторые из граждан попадались на один и тот же голый крючок по нескольку раз. Удивительно ли, что ИЧП «Мистерия жизни» оказалось именно тем предприятием, о которых среднестатистические россияне могли только мечтать. Где еще найдешь предприятие, которое может обмануть тебя в следующей жизни? А умудренные собственным негативным опытом россияне к детищу Бориса Романовича Даосова относились именно так. В принципе их грела перспектива обмануть самого реинкарнатора: «Вот он, жулик несчастный, возьмет с нас деньги за последующее рождение в новом теле, придет время — где душа? А нет ее, в Аду мы, дорогой товарищ Даосов, паримся, хрен ты нас оттуда достанешь!» Почему-то все ожидали, что попадут именно в Ад, перспектива райского блаженства российским гражданам казалась столь же реальной, как индексирование дореформенных вкладов Сбербанком — может быть, когда-нибудь…
Как бы то ни было, но предприятие Бориса Романовича Даосова процветало. Успехи в бизнесе дали ему возможность приобрести автомашину, двухкомнатную квартиру и сделать евроремонт в офисе. Получилось солидно. В одной комнате сидела Елена Богомаз, выполняющая обязанности секретаря и бухгалтера, в другой сидел сам реинкарнатор. В ящике письменного стола Даосова жила большая мудрая кобра, которая помогала Борису Романовичу уламывать недовольных и упрямых клиентов. Животное было спокойное и в отличие от компаньонки неприхотливое, гонорар брала мышами, да и то не каждый день.
Стержнем ИЧП «Мистерия жизни» был обменный фонд душ, которые Даосов хранил, как и предписывалось трактатами, на острие иглы. Иглы Борис Романович держал в специальных подушечках, которые ложились в деревянную шкатулку, а шкатулка, в свою очередь, запиралась в сейф. Иногда он раскладывал подушечки с иглами на своем рабочем столе и любовался многочисленными ореолами, исходящими от собранных на иглах душ. В основном, конечно, преобладал серый цвет посредственности, который изредка разбавляло розовое мерцание поэтических душ, красноватые художественные блики и бордовые пятна душ, склонных писать прозу и жалобы (надо иметь в виду, что высокохудожественную и оттого правдоподобную жалобу или донос иной раз написать сложнее, чем рассказ в привычной народу манере социалистического реализма) изредка озаряло комнату голубоватое сияние инженерно-технической души, аквамариновая синева научного работника, желтые искры религиозных душ и иные сполохи, соответствующие основным наклонностям имевшейся у Даосова сути. Конечно, хотелось бы, чтобы в общем калейдоскопе почаще вспыхивали бриллиантовые блестки гениальности и таланта, но об этом можно было только мечтать. Редкие карначи могли похвастать, что видели подобные блестки в своей коллекции, такими душами можно было завладеть лишь в случае, когда они не проявили себя в предыдущем рождении, обычно же, проявив себя достаточным образом, они непременно попадали в Рай или Ад, за этим чистилищные следили особенно внимательно.
Шкатулкой Борис Романович Даосов особенно дорожил, поэтому категорически запретил своей помощнице лазить в сейф. Запрет этот был опрометчивым, уже на следующий вечер Борис Романович обнаружил в расположении игл видимый беспорядок. Сообразив, что в своей беспечности он сподобился Синей Бороде, Борис Романович вызвал Леночку к себе. Убивать ее в соответствии с сюжетом французской сказки он не стал, а наоборот, сев поудобнее в кресло, долго объяснял девушке, что может произойти, если человек не имеет навыков реинкарнации, приводил ужасные своей недостоверностью примеры, показывал, как неопытные реинкарнаторы теряют свою индивидуальность в результате неправильного обращения с инкарнированными на длительное хранение душами, и с укоризной высказывал мысль о том, что по халатности Леночки они могли потерять основу благосостояния их предприятия. Около четырех часов утра Елена Владимировна Богомаз расплакалась и попросила уволить ее с работы, но увольнять девушку Даосов не стал, а отвез ее домой. Увольнять сотрудника с работы было бы непростительной ошибкой — ведь каждый новый человек мог раскрыть секреты производства, но Елене Владимировне ее начальник все-таки продолжал верить.
Подумав о девушке, Даосов некоторое время обдумывал возможность ее участия в происходивших событиях, но поздравому размышлению отказался от мысли о такой причастности. Однако оставалось неясным, кому он перешел дорогу. Вроде бы жил — не химичил, на чужое не зарился. Когда подсовывали души, по праву принадлежащие верхним или нижним, сразу отказывался, даже цены не узнавал. Две недели назад, например, предложили Борису Романовичу душу настоятеля Свято-Духовичного монастыря Устима Царицынского. Так ведь он сразу от нее отказался, знал, что это не его товар. А души священников последнее время были в баальшой цене! Выгодно можно было бы ее пристроить, желающих хватало. Однако реинкарнатор договоренности соблюдал и настоятельскую душу не приобрелтаки. Так ведь душеприказчик недобросовестный, что Устима Царицынского предлагал, никак не пострадал. Живет себе и даже «вольво» новый купил. И никто его давить грузовиком не собирается, никто не спрашивает, каким образом он святую душу умыкнул, архангелов не дождавшись. Что же, Борис Романович Даосов — крайний? Нашли виноватого! За чужой овес холку мылить взялись!
Нет, определенно на него злились не верхние и не нижние. Были бы верхние, давно бы прилетел Ангел, ахнул бы ло предприятию молниями, праха бы от здания не осталось. Да и нижние по таким диверсиям великие мастера были, не в ночь они Борису Романовичу вспомнилось! Нет, на верхних и нижних это вообще было не похоже. А может, чистилищные? Встретиться бы с ними, поговорить… Только как же, поговоришь с ними! Даосов помрачнел. Впрочем, на чистилищных это тоже было не особо похоже. Тогда кто же? Может, конкурент какой объявился? Нет, не выпускник дацана, этих реинкарнатор знал хорошо, и вряд ли кто из да-цанских пошел бы на такую подлянку. Но ведь мог кто-то из шаманов или вообще неучтенная самоучка, к которому случайно попали старые списки нужных трактатов. Навострился, стервец, по ним основным реинкарнаторским понятиям 'й действиям, а теперь жаждет найти применение своим знаниям и мастерству, жизненную нишу или материального благополучия, подлюга, ищет.
Даосов выпил еще немного, разделся и в одних трусах пошел стелить тахту. Ветер разогнал тучи, и в окно шаловливо заглядывала огромная клонящаяся к закату луна, поэтому и свет в комнате можно было не включать. Борис Романович лег в прохладную постель, и едва его голова коснулась подушки, как в нее пришла еще одна мысль. Что, если это какой-нибудь клиент недовольный безобразничает? Однако, как Даосов ни вспоминал, ни одного негра из своих клиентов припомнить не мог. Ладно бы это, черный мужик за рулем фургона мог быть простым наемником, но недовольных клиентов Даосов тоже не припоминал. Не было ведь таких! Если бы клиент остался чем-то недоволен, он бы сначала скандалить пришел, ручную кобру реинкарнатора пугал бы. Но ведь не было подобных случаев, никогда не было!
Он попробовал уснуть, но мешала смешливая луна.
Даосов прошел на кухню, допил водку и снова улегся на тахту, закинув руки за голову. Нет, давили его на полном серьезе. Но зачем? Может быть, кто-нибудь из городских группировок шалит? Так ведь нет среди них дураков, чтобы на карнача вздумали бочку катить! Все знают, карначи друг друга держатся, обижать своего не позволят. Коллеги этого карнача виновную душу пасти будут, у чистилищных выменяют, нижним стократно отвалят, лишь бы только душу негодяя заполучить. Он ведь все рождения пройдет, все мучения испытает, все вселения пройдет — от червяка для рыбалки до рожающей женщины! Не найдется среди царицынской братвы отморозка, что на карнача руку бы поднял. Этот вариант тоже отпадал.
А если все-таки чистилищные? Борис Романович даже поежился в теплой постели. Этот вариант ничего хорошего ему не обещал. И о причинах их недовольства можно было только гадать. Кто знает, какие у чистилищных могут быть интересы. Господи! Да намекнули бы, он с превеликим бы удовольствием чистилищным в любом вопросе навстречу пошел. Себе дороже с этой братией спорить! В конфликте с ними и сам верховный тибетский лама за тебя не вступится, а уж малый российский лама — тот вообще промолчит или на стрелке чистилищных в их требованиях поддержит. Ситуация!
Даосов зевнул. Водка наконец подействовала, и тело немного расслабилось. Сейчас бы самое время помедитировать немного, попытаться нирваны достичь, но Даосов устал как собака, а потому только лег на бок и прикрылся от наглой луны подушками. Представил себе пространственную вереницу Будд и принялся неторопливо считать их. На сто четвертом Будде Борис Романович уснул. Луна разочарованно улыбнулась и ушла за облака. И зря она это сделала, потому что не увидела сна, который Даосову приснился.
А приснился Даосову Ангел. Ангел был какой-то тоскливый, потерянный, с понурыми белыми крыльями, из которых в разные стороны торчали перья. Печально взглянув на Даосова, Ангел сказал:
— Что ты делаешь, Боренька? Ну что ты делаешь?
— Чего тебе? — спросил Борис Романович без особой радости от видения. А чему, собственно, радоваться, не новое воплощение Мантрейи снится! Сами понимаете, что Ангелы, как и черти, к добру не снятся!
Ангел склонился и заглянул в душу реинкарнатора большими голубыми глазищами.
— Ты зачем, Боренька, женские души в мужские тела вселяешь? — горько спросил Ангел. — Разве ты не знаешь, что потом с этими мужиками бывает?
— Знаю, — честно признался Даосов.
— Знаешь и делаешь, — всплеснул Ангел крылами. — Разве ты не знаешь, что грех это? Разве не боишься гнева Отца нашего? Содом и Гоморру забыл? — Да иди ты, — сказал Ангелу Даосов, — Спать мешаешь!
И Ангел пошел.
Некоторое время большие растерянно расставленные в сторону крылья его виднелись сквозь окружавший Даосова туман, потом не стало видно и их. Только слышался скорбный шепот.
— Что ж ты делаешь, Боренька? Что ж ты делаешь? И зачем ты, Боря, педиков на белом свете плодишь?
И в самом деле — зачем? Никто Бориса Романовича делать это не заставлял, и особой цели у Даосова не было. Так, любопытство одно.
Любопытство и озорство.