Книга: Реинкарнатор. Вокруг света с киллерами за спиной
Назад: Глава 18
Дальше: Глава 20

Глава 19

Лама слушал Даосова молча, потирая задумчиво маленькие ладошки. Круглое личико его светилось любопытством. Выслушав Даосова, он покачал головой и сказал:
— Это еще что, Боря! Был у меня случай в Одессе. Там наш карнач с одним нуворишем снюхался. Так ты знаешь, что он там за приличные деньги делал? Этому новому хохлу скучно было жить с одной и той же женщиной. А по бабам бегать положение не позволяло. Он в Одессе заместителем мэра был, журналисты его круглосуточно пасли, за нашими политиками так не следят. И что ты думаешь? Наш карнач ему в тело жены разные женские души подсаживал. Представляешь? С виду вроде одна и та же, а по внутреннему содержанию каждую неделю разная!
— И карначу все это с рук сошло? — удивился Даосов.
— Как же! Крепко бы его наказали, но тут, к его счастью, меня на СНГ поставили. Сколько усилий пришлось приложить, чтобы это дело замять! А вот еще случай был…
Даосов сморщился.
— Зубы заговариваешь? Ты мне лучше скажи, что дальше делать? Как мне в отношениях с городским и областным начальством поступить?
Лама пожал узенькими плечиками.
— Я так считаю. Если сильным мира сего чего-то надо, дай им, и пусть отвяжутся. Бесполезное это дело — против ветра плевать.
— Это вы мне советуете? — удивился Даосов. — Знаете ведь, что это противозаконно. Вспомните, запрещено в политику вмешиваться! Папы римские полезли в политику, и что из этого получилось? Ничего хорошего. Так то — папы! А мы сошки мелкие, с нами и разговаривать не станут. Скольких молнией в последнее время поразили? Я читал, на одного мужика так озлобились, семь или восемь раз в него лупили, да попасть не могли, промахивались все. А когда помер, с досады все надгробие молниями исковыряли. Подкрадутся в тучках и давай лупить!
— Бывает… — с легким зевком согласился лама. — Боги, они, дружок, не снайперы, могут и промахнуться.
— Анекдот на эту тему есть, — мрачно сообщил Даосов. — Мужик один с попом пошел в лес на охоту. Вылетает рябчик из-за деревьев. Мужик в него ш-шарах из двух стволов и промазал, конечно. Стоит, матерится в бога, душу и мать. Поп ему говорит: «Не богохульствуй, сын мой. Бог тебя покарает!» Мужик ему возбужденно: «Да иди ты со своим Богом! Надо же, с трех метров промазал, в бога-душу-мать!» Тут с небес молния — ш-шарах! От попа одни тапочки остались. А голос сверху зычно: «Промазал, твою мать!»
Лама хихикнул, осторожно принимая от хозяина чашку ароматного горячего чая.
— У твоего анекдота — во-о-от такая бородища! — показал он. — Этот анекдот, Борис Романович, у Парни еще изложен. Правду говорят, что новое — хорошо забытое старое!
— Я с ума сойду, — сказал Борис Романович. — Меня наш мэр своими идеями задолбал. То он душам справки фиктивные выписать хочет и строем их на избирательный участок пустить, то предлагает их агитаторами сделать, чтобы они народ уговаривали за него голосовать, то подселенки им хочет оформить, то, наоборот, ответственными душесъемщи-ками в чужие тела назначить. У него, как в свое время у Михаила Сергеевича Горбачева, столько замечательных идей, трудно даже понять, почему он с ума не сходит. А если его действительно губернатором назначат? Хана Царицынской области!
— Вот и не надо его до власти допускать! — авторитетно сказал лама. — Но помогать надо!
— То есть как? — Борис Романович ошеломленно по" смотрел на ламу. Волосы его бородки сами собой распрямляться стали. — А действующий губернатор? Я же вам пересказывал его просьбу! И ведь чем мотивирует? Не корысти, говорит, ради, а токмо волею пославшей меня партии! Ты понимаешь, говорит он мне, народ в нищете живет, а мы единственная партия, которая выступает в защиту интересов трудового народа. А сам так смотрит, что бумажник от него спрятать хочется. Про этого Жухрая такое рассказывают! Лама со стуком поставил пустую чашку на стол.
— Знаешь, Борис Романович, я у вас в городе два дня всего, а устал, как за месяц, — сказал он. — Ты послушай, какой я тебе расклад дам. Если Жухрай выборы проиграет, то его обязательно в Москву вытянут. А из Москвы он тебе не опасен. Если мэр в губернаторы пройдет, то мы нужную рокировочку проведем, и большевики опять у власти окажутся. И тогда Жухрай тебя поддержит во всех начинаниях. Ты думаешь, я приезжал есаулов да сотников с кришнаитами мирить? Плевать я хотел на эти религиозные конфликты! Как подерутся, так и помирятся. У меня здесь личные интересы имеются, дорогой мой Борис Романович. У меня доля на мебельной фабрике, доля в алюминиевом бизнесе, ну и кое-что еще, помельче, но терять все равно жалко. С коммунистами местными я уже общий язык нашел, мы друг другу мешать не будем. А если Брюсов пройдет? Это ж опять передел собственности начнется. А кому это нужно? Дорогой ты мой, нам всем стабильность уже необходима, хватит мутной воды, мы свою рыбку в ней отловили, пора уже очистные сооружения ставить, понял? А если так, то такой вот вариант и надо избирать — Брюсову помогать, за него и так многие проголосуют, а на предложение Жухрая тоже без раздумий соглашаться надо. Доходит?
Даосов тупо смотрел на ламу. Лама добродушно посмеивался, беззаботно болтая ножками. Маленькое личико ламы было довольным и немножечко самоуверенным. Глазки с хитрым прищуром разглядывали пытающегося осмыслить новую буддистскую стратегию.
? Ты не думай, — посоветовал лама. — Ты исполняй! В прихожей зазвонил телефон. Даосов вышел в коридор, сел на козетку и поднял трубку. Лучше бы он ее не поднимал!
Звонила Анна Леонидовна. Голос ее был безумен и страшен.
— Негодяй! — вместо приветствия сказала она. — Подлец! Знаете, что вы натворили? Не знаете? Ах не знаете! Подлая вы душа! Я вам поверила, приняла как родного… Эх вы! Но не думайте, это вам не сойдет с рук!
— Да вы успокойтесь, Анна Леонидовна, — сказал Даосов встревоженно, добавив в голос малую нотку участливости. — Успокойтесь и расскажите мне все по порядку. Что случилось?
— Что случилось? — взвизгнула супруга мэра. — Вы еще спрашиваете меня, что случилось? Вы что нам подсунули? Сегодня днем наш Мишенька взял из отцовского сейфа деньги и отправился в ресторан «Маяк». Там он сел за столик, потребовал графинчик водки и — вы представляете! — наш Мишенька ущипнул официантку за задницу! Какую-то накрашенную лахудру он ущипнул за задницу!
— Странно, — подумал вслух Даосов. — Может быть, остаточные явления?
— Не знаю, какие уж там могут быть явления! — рявкнула Анна Леонидовна. — Только никакой водки ребенку, слава Богу, не принесли. Но они отправили Мишеньку в милицию! Я сижу дома, вдруг приходит милиционер и спрашивает, где мой сын. Что я должна была сказать ему? Конечно, я сказала, что ребенок в садике. А он… а он… — Голос женщины предательски задрожал, в трубке послышались глухие рыдания. — В милиции, говорит, ваш сын, его за хулиган ство и сексуальные домогательства забрали! Вы представляете? Моего Мишеньку забрали за сексуальные домогательства! Семилетнего ребенка! Да еще к тому же сына мэра! Вы представляете, что произойдет, если об этом желтая пресса узнает? А если коммунисты пронюхают? Вы представляете, какой начнется скандал?
— И где сейчас Миша? — спросил Даосов, ища взглядом туфли. — Он в милиции?
— Неужели вы думаете, что я позволю ребенку сидеть в камере? — гневно спросила жена мэра. — Конечно же, он дома! Я сразу же поехала и забрала его. Хорошо еще, что начальник милиции хороший друг Валерия Яковлевича. Но ведь его подчиненные смотрят! Да и какого там только сброда нет! Ну вы нам и удружили!
— Ждите, — сказал Даосов. — Сейчас я к вам подъеду. Из комнаты выглянул лама, бросил на Бориса Романовича вопросительный взгляд. Реинкарнатор торопливо пересказал ему суть разговора.
— Так ты ему Маковецкого подсадил! — Лама хмыкнул. — Мог бы и посоветоваться. Я ж про этого Маковецкого все знаю. Тот еще бабник! Да и откуда ему другим быть, если он с Михаилом Лукониным дружил, они вместе по бабам бегали!
— Ладно, — сказал Даосов. — Поехал я.
— Программка где? — спросил лама. — Я пока телевизор посмотрю.
— Под телевизором.
— Ты там не особо задерживайся, — безмятежно зевнул лама. — Тебе еще завтра в аэропорт ехать, меня провожать.
По дороге к дому мэра Даосов то и дело наталкивался взглядом на портреты Валерия Яковлевича. Ничего удивительного в том не было, избирательная кампания вышла на финишную прямую. С цветных плакатов Брюсов смотрел на реинкарнатора сурово и осуждающе. Холодок пробегал по Спине от этого взгляда. Почти сразу же хотелось признаться в чем-нибудь предосудительном.
Как и следовало ожидать, Анна Леонидовна встретила реинкарнатора возгласом:
— Верните деньги, негодяй!
Даосов заглянул в комнату пациента.
Мишутка лежал на постели, небрежно листая журнал «Плейбой», Заметив голову реинкарнатора в дверях, мальчуган по-взрослому мерзко хихикнул,

 

Анна Леонидовна, выплеснув на реинкарнатора гнев, стояла рядом потухшая и растерянная.
— Тяжелый случай, — сказал Даосов. — Плохо дело. Ваш муж выпивает?
— Как все, — сказала Анна Леонидовна.
— Тогда извините меня за нескромный вопрос, — сказал Борис Романович, готовясь к новой вспышке женского гнева. — Может, у вас любовник есть, который спиртным злоупотребляет?
— Да что вы! — Анна Леонидовна пунцово покраснела. — Он очень порядочный человек!
Тут до хозяйки дошло, что она проговорилась. Она еще более покраснела, раздула ноздри и свистящим шепотом произнесла:
— Что за намеки, Борис Романович? Кто вам позволил думать так обо мне? Вы что себе позволяете?
— Тише, тише, — поднял руки Борис Романович, пытаясь таким образом защититься от возможного нападения жены мэра. От женщин, когда они в разгоряченном состоянии, всего можно ожидать — могут ударить, лицо исцарапать, плюнуть, рубашку порвать, а то и поцеловать. — Не надо шуметь, милая Анна Леонидовна, внимание соседей привлекать. Я же говорил вам, что реинкарнаторы сродни врачам. Я же спрашиваю не для того, чтобы навредить, я помочь хочу!
Женщина ехидно улыбнулась.
— Уже помогли, — сказала она. — Вот что, дорогой мой, деньги вы мне вернете, все вернете, до последнего цента! Но что мне делать с ребенком?
— Это у него в генах заложено, — сказал Даосов. — А сами понимаете, генетическая предрасположенность, когда на нее накладываются порочные склонности подсаженной души, проявляется особенно активно.
— Вы мне мозги не туманьте, — сказала Анна Леонидовна презрительно. — Откуда у ребенка генетическая предрасположенность такая? Папа — мэр, мама — уважаемый торговый работник!
— В том-то и дело, — мягко сказал Даосов. — Вы ведь раньше окончание каждой ревизии, каждой серьезной проверки отмечали? И муж все круги торгового ада прошел…
— Ну, склонность к спиртному этим еще можно объяснить, — согласилась Анна Леонидовна. — Но почему он баб в кабаках за задницу щипает?
— Так ведь и это понятно, — вздохнул Даосов. — Вы, Анна, любовника себе завели, муж, наверное, тоже небезгрешен, а уж какими ваши отцы и матери, бабки и деды были, только гадать приходится. Понимаете?
— Понимаю? — после недолгого размышления переспросила Анна Леонидовна и призналась: — Папашка мой и в самом деле ходок великий был, помню, мать его чуть не каждый день за шашни с чужими бабами била. Но если все так, как вы говорите, то что же делать? Неужели и выхода никакого нет? Я как подумаю, что наш Мишенька неисправимым бабником и алкашом станет, мне дурно делается. Он ведь так даже маньяком может стать, я правильно понимаю, Боря?
— Маниакальные наклонности возможны, — согласился Борис Романович, радуясь в душе, что жена мэра смягчилась, вот уже и Борей называть стала, о прежних оскорблениях забыла.
— Так что же нам делать? — Анна Леонидовна смотрела на него с трепетной надеждой. — Он ведь еще ребенок!
— Знаете, — сказал реинкарнатор, — а если нам с вами пойти от обратного? Ну не станет ваш ребенок гениальным поэтом или художником, ведь есть и иные области, где ребенок может проявить себя и пользоваться в силу этого большим общественным уважением. Творческая жизнь ему генетически противопоказана. А вот если мы ему подсадим волевую натуру, крепкую, чтобы юной душе помощь в преодолении вредных привычек оказала, то мы обязательно положительных результатов добьемся. Согласны?
— Ах, я не знаю, — несколько театрально откинулась в кресле Анна Леонидовна, провокационно демонстрируя Дао-сову молочно-белое круглое колено. — Лишь бы хуже не было!
— Душа, конечно, нужна волевая, с крепкими нервами и железной самодисциплиной, — рассуждал меж тем реинкарнатор, старательно отводя взгляд в сторону. — Есть у меня такая, генерал-майора Авдохина душа, бывшего коменданта Царицынского гарнизона. Волевой был мужчина, у него все по струнке ходили, сам круглый год в проруби купался. Он поможет юной душе себя найти. Конечно, это будет не обмен, а только подселенка, но это вам даже дешевле обойдется.
Последний аргумент смягчил сердце женщины.
— Давайте, — сказала Анна Леонидовна. — Надеюсь, вы взяли ее с собой?
Конечно, Борис Романович немного лукавил. Откуда у него было взяться душе генерал-майора? Такие души сами знаете куда попадают. Тут уж ничего не поделаешь, служба у наших генералов такая. Жалеть их, конечно, можно, а вот изменить карму их никак нельзя. Но душа нужного плана у Даосова была, и была она душой прапорщика Жеребцова из Красных казарм. Прапорщик Жеребцов был личностью легендарной. Став старшиной во взводе отстающих, прапорщик Жеребцов за полгода вывел его в передовые, добившись стопроцентной успеваемости солдат в боевой и служебной подготовке. Разумеется, подобные успехи всех заинтересовали, и изучать положительный опыт Жеребцова приехал какой-то не то полковник, не то генерал из политотдела военного округа. Приехав, он расположился в кабинете начальника штаба мотострелкового полка, где служил Жеребцов, и принялся расспрашивать прапорщика о применяемой им учебно-педагогической методе. Прапорщик Жеребцов мутно оглядел проверяющего и негромко посоветовал: «Застегнись!» Проверяющий не понял и продолжал расспросы. Офицеры полка, присутствующие при беседе, побледнели. «Застегнись!» — еще тверже сказал прапорщик Жеребцов, а не то генерал, не то полковник прапорщика опять не понял. Тут уже побледнел и начальник штаба полка. Придвинувшись, он шепотом посоветовал проверяющему: «Иван Захарович, застегните пуговку на груди. Наш Жеребцов в третий раз не повторяет!»
Погиб прапорщик Жеребцов при исполнении служебных обязанностей. В части начали перестраивать боксы для военной техники, и солдаты обрушили кирпичную стену одного из боксов — по случайности — именно туда, где стоял Жеребцов, Увидев падающую на него стену, прапорщик Жеребцов приказал: «Стоять!», не сомневаясь, что приказ его будет неукоснительно выполнен. Разубедить его в том никто уже не успел.
Борис Романович Даосов резонно полагал, что душа прапорщика может помочь в становлении юного Брюсова, генералом же он его обозвал только потому, что чин прапорщика мог показаться жене мэра слишком низким для любимого ребенка.
Надо ли говорить, что подселение души прапорщика Жеребцова, уже соскучившейся по бытию, прошло без сучка и задоринки?
Назад: Глава 18
Дальше: Глава 20