Домой Даосов не пошел.

А чего он не видел дома? Припрется опять настойчивый Бородуля, будет весь вечер звонить и ломиться в дверь, окончательно испортит настроение. Хорошо, если припрется один, а то ведь может явиться и с товарищами по ремеслу, потом выслушивай от соседей замечания по поводу шума в коридоре и неправильно выбранных знакомых. Можно подумать, что Борис Романович их и в самом деле выбирал! Да его воля, он бы этого Бородулю и его прихвостней век бы не видел. Только кому это объяснишь? А может, и в самом деле дать Бородуле справку, пусть он, подлюган, ею подавится? Так ведь не отстанет, только слабинку дай, потом по пословице будет: коготок увяз — всей птичке пропасть.

Даосов подумал немного, погулял бесцельно по улицам и отправился к любовнице. Никто в него по дороге не стрелял, никто не пытался заказ чей-то глупый исполнить. Борис Романович в который раз подумал, что никакого заказа и не было, просто пошутил кто-то глупо и жестоко.

И на улице было хорошо. Погода стояла прекрасная, тополя отцвели, и пух тополиный с улиц исчез. В темнеющих небесах слабо помигивали первые звездочки.

В подъезде дома, где жила Наталья, пахло кошками и краской. У подъезда густыми непроходимыми кустами росла сирень, и встань в ее тень злоумышленник, нипочем его Да-осову не увидеть. Но, к счастью Бориса Романовича, у подъезда сидели все те же старухи, которые, увидев позднего гостя, примолкли, а когда Даосов прошел мимо них, торопливо и оживленно зашушукались.

Даосов поднялся на четвертый этаж и нажал кнопку звонка.

Наталья открыла сразу, и на лице ее появилось недоверчиво-радостное выражение.

— Боречка, — сказала Наталья. — Каким ветром тебя занесло? Не ожидала, честное слово, не ожидала!

Одета она была на выход, и кожаная сумочка, Даосовым подаренная, висела у нее через плечо.

Наталья впустила Даосова в комнату.

— Хмурый ты сегодня какой-то, — сказала она. — Недовольный… Случилось что-нибудь?

Она стояла посреди комнаты в брючном костюме, красивая, умело подкрашенная в нужных местах, и пахло от нее настоящим «Кристиан Диором».

— Ты куда-нибудь собралась? — после обязательного, но заставившего сердце затрепетать поцелуя спросил Борис Романович. — Может быть, я не вовремя?

Наталья ослепительно улыбнулась.

— Вот дурашка, — необидчиво сказала она. — Гнусный ревнивый старикашка. Никуда я не собиралась. Есть будешь?

Уже позже, когда они приходили в себя на роскошных подушках ее не менее роскошной постели, Наталья спросила.

— У тебя неприятности, Боренька?

— Да нет у меня никаких неприятностей, — буркнул Даосов. — Это у них неприятности, а не у меня!

— У кого это у них? — быстро спросила любовница и даже приподнялась на локте, заглядывая Борису Романовичу в лицо.

— У дураков некоторых, — неопределенно сказал Даосов, прижимая теплую и мягкую женщину к себе. — И вообще, с чего ты взяла, что у меня неприятности?

Наталья освободилась, села в постели и потянулась к сигаретам на тумбочке. Закурила, бесцеремонно поставила на грудь любовника пепельницу. Как уже отмечалось. Даосов к женщинам относился довольно спокойно, длительное пребывание в тибетских дацанах способствовало сдержанности, но рядом с Натальей все дацанские уроки как-то забывались. Он потянулся к ней, но она снова освободилась от даосовских объятий. По лицу ее видно было, что она решила высказаться до конца.

— Знаешь, — сказала Наталья, — мне вчера странный звонок был…

«Ну, Бородуля! — раздраженно подумал Борис Романович. — Ну, скотина, и до Наташки уже добрался! Нет, я тебе этого не прощу. Ты у меня об этом всю жизнь жалеть будешь! Ну, Бородуля!»

— Кто звонил-то? — поинтересовался он, вновь нежно и настойчиво привлекая ее к себе.

— Ты знаешь… — Наталья ткнула сигаретой в пепельницу и свободной рукой на ощупь поставила ее на тумбочку. — Дурацкий какой-то звонок. Я уж потом полночи голову ломала, так и не поняла, кто это мне звонил. Голос мужской, но абсолютно незнакомый. Я бы вспомнила, если бы звонил кто-нибудь знакомый. У меня память на голоса хорошая.

Она доверчиво прижалась к груди Даосова, нежно перебирая пальцами курчавые волосы его бородки. Ощущение было приятным. Округлые груди любовницы задорно уткнулись в. грудь Бориса Романовича, и это вновь побуждало его к активным разведывательным действиям.

— О чем хоть разговор шел, лапа? — ощущая легкое. —не-йбнятое беспокойство, спросил Даосов.

— Да не было никакого разговора! — с видимой досадой сказала Наталья. Видно было, что беседа ее отвлекала от более приятного занятия. — Поднимаю трубку. Спрашивают:

«Это квартира Пригорницкой?» «Пригорницкой», — говорю. Этот самый тип, что звонил, поздоровался и говорит, мол, знаем мы о ваших отношениях с Борисом Романовичем Даосовым. Неприятности у него, говорит, в скором времени серьезные будут. Вы уж ему посоветуйте, чтобы мужик не артачился и посговорчивее был. И ему хорошо, и вам вреда особого не будет. Сказал и трубку положил. А сегодня тебя увидела, лица на тебе нет. Вот я и подумала, что у тебя неприятности начались. Кто это мог звонить, Боречка?

Рука Бориса Романовича замерла.

«Бородуля! — утвердился он в своих мыслях. — Нашел, гнида, слабое место! Со мной у него не получилось, так он Наталью запугивать начал, чтобы она мне пожаловалась, а я за нее испугался. Если его не остановить, он Наташку вполне может захватить в качестве заложницы. Вот сукин кот!».

Захотелось действовать немедленно, и Даосов даже сел на постели, свесив ноги. Нехорошие чувства обуревали царицынского реинкарнатора! Даже пальцы в кулаки сами собой сжимались.

" — Куда ты собрался? — удивилась Наталья. — Поздно уже. " «И в самом деле, — подумал Борис Романович. — Куда это я? Все равно с Шустриком мы на послезавтра договорились. Ладно. — Он снова опустился на постель. — Послезавтра мы с Бородулей поговорим. И с его орлами тоже».

Он снова лег в разворошенную постель, глядя в потолок.

Некоторое время он лежал, сладостно представляя, как отомстит Бородуле и его браткам.

— Боря, — тепло дохнула ему в лицо Наталья. — Это так серьезно?

— Ерунда все это, — сонно пробормотал Даосов. — Не волнуйся, скоро они от тебя отстанут. Все это семечки, лапа!

Потом они снова занимались любовью, и любовь вполне естественно перешла в здоровый и глубокий сон.

А во сне к Даосову пришел уже знакомый черт.

— Грешишь? — вполне дружелюбно поинтересовался он, кося заинтересованным глазом на спящую Наталью.

— Да какой же это грех? — удивился Даосов. — Она не замужем, я разведен.

— Да я не о том, — развязно сверкнул клыками черт. — Этого хоть сто порций. Гордыня тебя обуяла, Даосов. Божественные функции себе присваивать начинаешь. Все под себя гребешь. А Бог, между прочим, делиться велел. Плохо тебе будет, Даосов, ой плохо!

— Слушай, — попросил Борис Романович. — Завязывай со своими непонятками. Ты можешь что-то по делу сказать? Если тебя для делового разговора послали, так говори, не выеживайся. Спать хочется. И косяки зря не кидай, хвост оторву, понял?

Черт присел на постели. Хвост его нервно постукивал по полу.

— Значит, козыри тебе на стол выложи? — с наглой улыбкой спросил он. — А ху-ху по хо-хо не хочешь?

— Сгинь! — приказал Даосов устало. — Надоело твое рыло разглядывать!

Черт покорно сгинул.

— Ты еще пожалеешь. Даосов!, — зловеще сказал он на прощание.

С левой стороны тепло и пушисто заворочалась Наталья, жарко и влажно прижалась к Даосову и сонно пробормотала:

— Псих ты, Даосов. Вот уже и во сне разговаривать стал…

Даосов на эти слова только вздохнул, крепче прижал Наталью к груди и начал привычно выстраивать вереницу Будд, хмурых и недовольных столь бесцеремонным отношением к себе.

Уснул он не сразу, а проснулся рано — молоковоз во дворе сигналить начал.

Уходил от Натальи рано.

Женщина жарко заворочалась в постели, сонно приоткрыла глаза и пробормотала:

— Сыр в холодильнике, чай сам вскипятишь. Я еще посплю, котик? У меня выходной.

— Спи, лапа, — сказал Даосов и отправился в ванную комнату. Побрившись, он выпил чашку чая, прикрыл за собой дверь и, насвистывая, принялся спускаться по лестнице. Расслабившись ночью, он сейчас был умиротворенным и даже о Бородуле вспоминал без особого раздражения. Все-таки Наталья была хорошей женщиной, Борис Романович иногда даже подумывал о том, что неудачи первого брака не могут вечно заслонять то хорошее, что все-таки имело место в общении с противоположным полом. Нет, а что? Красива, умна, хозяйственна, со спокойным характером, скандалов не устраивает, а в постели… При воспоминании о постели у Дао-сова вообще голова кругом шла! Вот и сейчас она у него закружилась, и Борис Романович сразу даже не понял, что его с силой ударили по затылку чем-то тяжелым. Он даже еще успел раздвинуть в глупой улыбке бороду и только потом почувствовал боль. В глазах у него потемнело, и он потерял сознание, услышав перед тем пронзительный и немного истеричный от смелости женский вопль:

— Безобразие! Прекратите немедленно! Коля, звони, вызывай милицию, здесь человека избивают!

В себя он пришел уже на диване в чужой квартире. Толстая и сердобольная хозяйка квартиры, одетая в красивый халат, заботливо накладывала ему на лоб холодный компресс. Рядом растерянно топтался ее супруг, значительно уступавший супруге в габаритах. Одет он был в майку и синее трико. На вид супружеской паре было лет под шестьдесят, и по внешнему виду квартиры и обоих супругов было видно, что они прожили совместно долгую и почти бесконфликтную жизнь.

— Слава Богу! — певуче сказала женщина. — А мы уж думали «скорую» вызывать. Как вы себя чувствуете?

Чувствовал себя Даосов отвратительно. Как еще может себя чувствовать человек, которому только по преступной небрежности злоумышленника не раскроили череп?

Еще с тибетского дацана Борис Романович усвоил, что у человека есть несколько чакр. Так, тантра «Шива Самхита» называла семь чакр. Муладхара находилась в копчике, свад-хистана — между ног, манипура — в пупке, анахата — в солнечном сплетении, висудха — там, где гортань, аджна — меж бровей, а сахасрара являлась нервным центром на темечке. Неудивительно, что в драках били именно по чакрам. Если тебя отоварили по башке, значит, целили в сахасрару. Дали в пятак, следовательно, пытались повредить аджну. Очко порвали — несомненно, целили в муладхару, а уж про попытки повредить такую важную чакру, как свадхистана, и говорить не приходилось. Каждый может представить, куда целят, чтобы до этой нужнейшей чакры добраться!

Судя по ощущениям, били Даосова сразу по всем чакрам сразу и бил большой специалист. Не иначе, как спящий в чакрах кундалини повредить пытался, лишить Бориса Романовича этой важнейшей энергии. И надо признаться, что это ему почти удалось. Материнской энергии Даосов в себе не чувствовал. Осталось лишь виталлическое тело — и тело это сейчас трясло от бешенства и бессилия.

— Большое спасибо, — сказал он полной женщине, которая назвалась Ириной Николаевной. — Выручили вы меня. Скажите, Ирина Николаевна, вы видели, кто меня бил?

Женщина всплеснула руками.

— Да откуда ж я знаю? — сказала она. — Двое каких-то в черных куртках. Боже мой! Я думала, они вас убьют! Вы лег жите, лежите, сейчас милиция и «скорая помощь» приедут!

—Вот только этого Даосову и не хватало! Кряхтя, он сел.

— Не надо милиции, — сказал он. — У меня тут знакомая живет, пойду к ней, отлежусь немного, а потом сам разберусь. Что же милицию напрасно беспокоить?

Лица супругов стали подозрительными, как у ручных белых мышей, которым вместо пшена насыпали мака.

— А что это вы милицию вызывать не хотите? — сухо спросил супруг. — А если эти бандюки завтра еще кого-нибудь измордуют?

— Так ведь все равно не найдут тех, кто меня бил, — объяснил Даосов. — А нервы вызовами трепать будут. Вы что, не знаете, как сейчас наша милиция работает?

Супруги дружно и согласно закивали.

— Не говорите, — сказала Ирина Николаевна, и полное лицо ее выразило понимание и нежную сострадательность. — Из нашего подъезда Николая из пятой квартиры в вытрезвитель забирали. Весь в синяках пришел, будто его там не трезвили, а с третьего этажа сбрасывали. И деньги Отняли!

— Деньги не у него, — возразил супруг. — Откуда у Кольки деньги? Он уже полгода не работает. Деньги у Степана Митрофановича отняли, и не в вытрезвителе, а в пикете на колхозном базаре. Двести рублей было, так ни копеечки не оставили!

— Да что ты говоришь? — подбоченилась Ирина Николаевна. — Мне Валька сама вчера рассказывала, она Кольке за квартиру заплатить дала, так все до копеечки у него выгребли!

— Пропил, наверное, — высказал реальное предположенние супруг, которого звали Николаем Владимировичем. —А все на ментов свалил, чтобы Валька не ругалась. Если бы не пил, каким макаром он бы в вытрезвитель попал?

Спор разгорался, тональности голосов все повышались, и супруги даже не заметили, как спасенный ими Даосов потихонечку вышел в коридор и прикрыл за собой дверь.

С трудом поднявшись по лестнице, он нажал на кнопку звонка. Голова кружилась, во рту стоял металлический привкус, словно Даосов всю ночь дверную ручку сосал. Наталья еще спала. Через некоторое время за дверью послышалось шлепанье босых ног, и немного раздраженный ц вместе с тем заспанный голос спросил:

— Кто это?

— Я это, лапа, я, — сказал Борис Романович.

Дверь распахнулась. Наталья торопливо оглядела Бориса Романовича, заметила его истерзанную и перепачканную одежду и, побледнев, тревожно спросила:

— Что случилось, Боренька? Тебя побили? Даосов вошел в квартиру.

— Ничего, — сказал он. — Какие-то козлы в подъезде напали, все чакры, гады, отбили!

Наталья прикрыла ладошкой дрожащие губы.

— Это Гусек, — сказала она. — Ну, в общем, я с ним до тебя встречалась. Это он, паразит, из ревности отомстить решил! Я так и знала! Вот козел! Боречка, я не думала…

Борис Романович прошел в комнату и обессиленно опустился в кресло, вытягивая ноги.

— Этот Гусек… Он буддизмом когда-нибудь увлекался?

— Никогда, — сказала Наталья, торопливо освобождая Даосова от пиджака и ботинок. — Каким буддизмом! Он и креститься-то никогда не умел!

— Тогда это не он, — сказал Даосов, языком проверяя зубы и оттого немного шепелявя. — Непосвященный свадхистану так ловко не найдет! — И он судорожно всосал воздух.

«Какой Гусек! Бородулинской братвы это работа, — подумал он. — Пусть они и не увлекаются восточными учениями, так у них опыт какой! Ну, Бородуля, ну, козел! Ты у меня за свой беспредел ответишь! Не ментам ответишь, гаденыш, я тебя по понятиям разведу!»

— Снимай все, — сказала Наталья. — Я тебя сейчас, котик, в порядок приведу. А ты пока умойся, у меня такое ощущение, что тебя носиком по полу возили!

У Бориса Романовича было ощущение, что по полу его возили не только носиком, но вслух он ничего не сказал, а, шипя от боли, принялся умываться. Умывшись, он обнаружил, что злоумышленники оставили на его лице не такие уж большие повреждения. Бросалась в глаза ссадина на правой щеке, и левое ухо было в подсохшей кровяной корочке. Можно было даже сказать, что повезло ему, легким испугом отделался. Кровь смылась, открывая небольшую ранку, а ссадину можно тональным кремом замазать. Он посмотрел на часы и успокоился — к Брюсову он успевал, а остальное могло и подождать.

Даосов вернулся в комнату.

Наталья ловко орудовала утюгом.

— У тебя сегодня деловые встречи? — спросила она. Даосов утвердительно промычал, с опаской щупая ноющий подбородок.

— Я бы на твоем месте все отложила, — деловито сказала любовница, укладывая на гладильной доске брюки Даосова. — Сам видишь, у тебя сегодня несчастливый день.

Даосов раскинулся в кресле. Закрыв глаза, он деловито прислушивался к своему организму.

— Рад бы, да не могу, — признался он. — Мне мэр еще вчера стрелку забил. Ну, сама прикинь, как я на эту встречу не пойду? Завтра же своих контролеров пришлет, и прощай спокойная жизнь!

— Брюсов тебе встречу назначил? — удивилась Наталья. — А чего это ему от тебя понадобилось? Опять спонсоров ищут?

— Домой пригласил, — сказал Даосов. — Какие-то семейные проблемы решать хочет.

— Я слышала, что его жена с губернатором нашим путается, — задумчиво проглаживая брюки, сказала Наталья. Может, из-за нее он тебя зовет?

— Жена Брюсова? — удивился Борис Романович. Сколько же ей лет?

— Молодая еще, — согласилась Наталья. — Только ведь, сам знаешь, не в годах счастье. И я вот с дури на седого старикашку прельстилась. А ведь такие мальчики за мной ухлестывали! — Она улыбчиво покачала головой и повторила: — Какие мальчики!