Утром он собрал вертолет и отправился на разведку. Внизу проплывала однообразная каменистая равнина. На этой планете не было ничего, кроме камней и пыли. Непонятно тогда, откуда в атмосфере свободный кислород… После трех часов полета он повернул обратно. Что-то беспокоило. Вспомнились ночные тени за иллюминатором, мерещились мезозойские чудища, обнюхивающие «Дельту» и ворочающие ее уродливыми лапами. Он постарался отогнать эти мысли и увеличил скорость.

Корабль был на месте. Он только свалился набок и на нем появились царапины. И что-то изменилось вокруг – камни, что ли, не так лежали, а между ними виднелся след. Отпечаток громадной куриной лапы. Очень четкий оттиск. Когти. Чешуйки – каждая с ладонь. «Так… Страшновато здесь думать. Додумался. Это тебе не зайчик», – пробормотал Олег и вернулся в вертолет.

Поднявшись метров на двести, он заметил в стороне движущееся пятно. Выключил двигатель, немного отдал ручку и бесшумно пошел вниз на авторотации.

Это был зверь вроде кенгуру, только размером с автокран. Двигался он плавными прыжками, грациозно отставив хвост. Какой-то хищный динозавр, из крупных.

Когда до зверя осталось метров двадцать, Олег потянул ручку на себя и одновременно включил мотор. Вертолет взвыл и завис. Зверь шарахнулся в сторону, замер в угрожающей позе – весь подобрался для прыжка, раскрыл зубастую пасть-сундук и выставил вперед рог, очень кстати торчащий на конце морды.

Олег вытащил из кобуры пистолет, открыл правую дверцу, тщательно прицелился и ударил лучом прямо между выпученных глаз – желтых, свирепых, с вертикальными зрачками. Луч полоснул по черепу, но этого оказалось мало – зверь прыгнул, достал вертолет кончиком рога и тяжело рухнул вниз. Олег чуть не вывалился при толчке, но удержался и выровнял машину в метре от земли. И тут же дал полные обороты, потому что зверь прыгнул снова. Олег бил лучом, пока динозавр не завалился на левый бок. Из него хлестала черная кровь, отсеченная голова валялась отдельно, а задняя нога, громадная, как рычаги экскаватора, все еще дергалась, расшвыривая камни.

Олег посадил «Муху» в сторонке и осторожно подошел к зверю. Первый луч прорезал толстую пупырчатую кожу и кость черепа сантиметров на десять вглубь, и все же до мозга не достал. Олег хотел потрогать пальцем, но воздержался, поднял камень побольше и кинул в раскрытую пасть. По языку пробежала судорога, челюсть вздрогнула и захлопнулась с экскаваторным лязгом…

У Олега холодно закрутилось внутри, он отвернулся и пошел к вертолету…

Корабль лежал на боку, и люк теперь был под ним. Аварийный люк заклинило при посадке. Внутрь попасть было невозможно. Олег долго топтался возле аварийного люка, бессмысленно дергая рычаг запора, потом решил выжечь замок лучом. Тугоплавкий металл поддавался медленно. Оранжевые брызги разлетались в стороны, ветер относил густой дым. А потом луч исчез – сели аккумуляторы. Олег отбросил пистолет, опустился на камни и заплакал.

Он плакал от безысходности и страха. Остаться один на один с целой планетой. Голеньким. Без укрытия от всего неведомого, что могла сотворить тупая исполнительность планеты чудес под воздействием искореженного страхом воображения. Беззащитным. Можно дышать кисельным воздухом, можно питаться плодами собственного воображения, ел ведь морковку и яблоко. Но как спастись от других воплощенных фантазий? Динозавра убил, но на смену ему придут другие чудища, страшные, могучие, а то и неуязвимые…

Слезы кончились, но в горле остался тугой колючий клубок. Постепенно отчаяние перешло в тупое безразличие, заглушившее мысли и чувства. Он встал, с трудом выпрямился и пошел, не выбирая дороги, не задумываясь, куда и зачем. Зыбкий горизонт окружил его тесным кольцом и сдвигался при каждом шаге, оставаясь далеким и недоступным. Он шел и думал: «Зачем идти? Какая разница, когда это случится – через два дня или через две минуты? Все равно будет желто-серая пустыня, кисельное небо с лиловыми кляксами, монотонно ноющий ветер, и где-то в самом центре унылого мира будет лежать в красивом серебристом скафандре труп – сначала совсем как живой человек, только с закрытыми глазами и желто-серым, как пустыня, лицом, потом отвратительные полусгнившие останки, потом скелет; и скафандр, уже не заполненный телом, станет плоским, как тряпка…»

Он споткнулся и остановился. Он споткнулся о скафандр – только не серебристый, а желто-серый от пыли. Плоский, как тряпка, едва возвышающийся там, где остались ребра. Олег наклонился и стер пыль со шлема. Внутри был череп – белый, с отдельными прядями волос, темными провалами глазниц и носа, с насмешливо отвалившейся нижней челюстью…

Это был его труп, он понял сразу, и стало так страшно, как никогда. Это был уже не осознанный страх перед предполагаемой опасностью и возможной гибелью, а бездумный скотский ужас, и он породил крик – хриплый, длинный, отчаянный звериный вой, прерывающийся жутким стоном на вдохе…

Он побежал, оступился на камне, упал, снова вскочил, заметался на одном месте, бессознательно срывая с себя шлем, опять упал, извиваясь, выбрался из скафандра и помчался громадными скачками. Он бежал долго, и даже его закаленный организм не выдержал. Дыхание стало прерывистым и тяжелым, кровь ударами приливала к голове, раздирая сосуды, заливая мозг, выдавливаясь через глазницы. Он снова упал, ударился головой о камень и потерял сознание…

Большой рыжий муравей прополз по тыльной стороне ладони, остановился, деловито подергался в разные стороны, будто принюхивался, потом перебрался на травинку и исчез. Олег оперся руками о землю и с трудом приподнялся.

Он находился в низинке, заросшей мягкой зеленой травой. Слева, на холме, колыхались под ветром длинные висячие ветки двух берез. За извилистой линией ивняка журчал ручей. Большое приплюснутое солнце уже коснулось горизонта.

Олег встал и почувствовал ломоту и усталость во всем теле. Тяжело переставляя ноги, поднялся на холм. Вдали, за широким зеленым пространством, темнел лес. Где-то чирикнула птица, наверное, на дереве. Захотелось пить. Он спустился к ручью. Ручей был совсем узкий – один шаг – и мелкий, с чистой ледяной водой. От нее ломило зубы, а Олег, стоя на коленях, все зачерпывал ладонью. Тонкая струйка стекла в рукав, и это было так здорово, что он засмеялся от радости.

Дышалось легко, пахло свежей зеленью, живой водой, нагретой за день землей. Детство, далекое деревенское лето… Он сорвал длинную травинку, сжевал сладкий стебелек уже на ходу. Шел, сунув руки в карманы, улыбался, ветер овевал грудь через распахнутый воротник, и усталость сделалась теперь приятной, легкой и мягкой.

Солнце село, небо заполыхало всеми оттенками красного, лилового, сиреневого цветов. Над горизонтом засветилась длинная блекло-зеленая полоска. Повеяло свежестью близкого вечера. Надо было думать о ночлеге. Наверное, он бы не замерз просто в траве, но перед глазами на фоне заката вдруг выросла до зенита надпись черными буквами с лохматыми потеками внизу: «Н О Ч Ь» – и сразу стихло журчание ручья и шелест листьев, отдаленным громом пронесся звериный вой и едва заметно потянуло зоопарком. Олег плотно застегнулся и сосредоточился. Налетел порыв ветра – и вдруг замер на месте. Воздух загустел, стал мутным и непрозрачным. Взвихрились струи, устремились как будто беспорядочно и застыли, обретая форму и твердость.

На склоне холма встала кубическая бетонная громада. Высоко вздымались глухие зеленовато-серые стены, в передней чуть поблескивала в сумерках утопленная стальная дверь.

Олег подошел к двери и уперся в нее плечом. Медленно, с едва слышным рокотом дверь повернулась и встала поперек проема, наполовину загородив его своей метровой толщей. Олег вошел внутрь, с усилием повернул дверь обратно и задвинул массивные засовы. Нащупал на стене выключатель. Вспыхнул слишком яркий после сумерек свет. Постепенно глаза привыкли, он разглядел легкую деревянную лесенку, круто поднимающуюся на второй этаж. Она упиралась в горизонтальную стальную плиту. Олег поднялся и приложил к плите ладонь – щелкнуло реле, заурчал мотор, плита поднялась, как крышка погреба. Открылся ярко освещенный коридор, выходящий в просторный зал. Олег прошел коридором, задвинул за собой еще одну стальную дверь (эта была зашита дубовой панелью) и перевел дух.

Зал получился хорошо. Большой камин. На решетке клетью уложены сухие дрова. Слева – широкий стол с лампой на складном рычаге. Стопа чистой бумаги, стакан с ручками и карандашами. Стул с низкой спинкой и подлокотниками. Лицом к камину – глубокое кресло. Вдоль стен сплошные стеллажи, уставленные книгами. Толстый зеленоватый ковер. Справа – дверь в спальню. Олег заглянул в ванную комнату, на кухню и вернулся в зал.

Какое-то время он стоял в дверях, опираясь плечом о косяк, сунув руки в карманы, довольно оглядывая свое жилище. Потом подошел к стеллажу, снял книгу – там были одни чистые страницы… Он долго ходил вдоль полок, снимая книги наугад – все они были без текста. Кроме одной, томика стихов под названием «Багровая Луна». Это были его стихи, которые когда-то, еще в школьные времена, ему вернули из редакции с вежливыми ссылками на перегруженность типографии и сверстанные на несколько лет вперед планы издательства. Он криво улыбнулся, задвинул томик поглубже и пошел принимать душ.