Глава 3
Заброшенный прииск

Ожидание можно скоротать за самыми разными делами, и лучшее из них, бесспорно, задушевный разговор. Однако, когда под боком не оказывается достойного собеседника, то приходится искать иные альтернативы, а, как известно, кто ищет, тот всегда найдет… иль ценную вещь, иль опасное приключение на свое неугомонное седалище.

Ринва заснула довольно быстро. Неподвижное положение её тела в течение пяти минут и ровное, медленное дыхание полностью исключало вероятность симуляции. Разговаривать с Крамбергом Дарку вовсе не хотелось, да и тот не горел желанием вступать в беседу. Вильсет не был дураком, и чтобы лишний раз не провоцировать не нужный никому конфликт, поступил в высшей степени разумно. Сделав вид, что уже очистил нелепую сковороду, поверхность которой на самом деле еще обильно покрывали жировые разводы, разведчик быстренько улегся спать, подложив под голову основательно примятый и, видимо, не содержавший внутри особо острых и жестких предметов походный мешок. В отличие от боевой подружки, Крамберг лишь делал вид, что спит, притом довольно неумело. Дарк смог бы легко уличить соратничка в притворстве, но по вполне понятным причинам предпочел насладиться одиночеством. Моррон был несказанно рад, что хоть на время лишился общества далеко не приятного ему компаньона, и знал, как с толком скоротать выпавший ему час или даже два.

Жажда, мучившая моррона после пробуждения, была худо-бедно утолена, а есть ему по-прежнему не хотелось. Ознакомление с содержимым основательно полегчавших, но все еще довольно плотно набитых мешков, бесспорно, могло бы стать весьма увлекательным и полезным для дела занятием, но, к сожалению, люди фон Кервица почему-то пока не желали подпускать к их общему имуществу чужака. Дарк подозревал, что Крамберг вовсе не даром превратил кладь в походную подушку, а Ринва, отходя ко сну, не выпустила из рук второго драгоценного мешка. Она обняла и прильнула к его толстым кожаным бокам всем телом, как любящая женщина прижимается во сне к дорогому её сердцу мужчине. Потихоньку вытащить мешок из плена девичьих объятий было делом рискованным, практически обреченным на провал. По крайней мере, Дарк на такой шаг не отважился.

Выждав, пока девушка покрепче уснет, а ее товарищ, устав от притворства, задремлет, Аламез осторожно поднялся и, затушив к тому времени уже еле тлевший костерок сапогом, потихоньку подошел к входу в шахту. Немного прислушавшись к монотонному гулу, доносившемуся из ее тонущих во тьме глубин, моррон едва слышно прицокнул языком, наверное, таким образом выразив сожаление, а затем, бесшумно ступая с пятки на носок, направился в чащу леса, где он провел примерно с полчаса.

Возвратился рыцарь не налегке, а неся в руках полтора десятка прямых свежесрезанных и уже очищенных от коры веток. Все они, как на подбор, были с два пальца толщиной и длиною около метра. Стараясь не разбудить спутников, которые к тому времени вроде бы оба спали, Дарк тихо прошествовал к затухшему костру и, осторожно положив сырые палки на землю, занял покинутое место.

– Ветки сырые, гореть не станут! – раздался тихий, шепчущий голос Вильсета, как только седалище моррона коснулось травы. – Да и кору ты с них зря содрал… она быстрей сохнет да хорошо пламенеет…

– Не в свое дело не лезь! – решил не опускаться до объяснений Дарк, немного разочарованный бодрствованием спутника. – Думаешь, я не знаю, как разводить костер, иль так… улучив возможность, поумничать решил?!

– Ни то ни другое, просто наскучило спящим притворяться, – честно признался Крамберг. – Сон не идет, хоть живот полон и в членах приятная нега, вот ведь досадная странность…

– Коль пережрал, коль брюхо набито, как барабан, да в ляжках слабость, поди, в деревца сходи! Хозяйка спит, хозяйка не осерчает! – резко прервал праздный разговор Дарк, беря в левую руку одну из палок, а в правую охотничий нож. – А коль со скуки помочь хочешь, так я не против…

– Чем помочь и, главное, в чём? – спросил Вильсет, стерпев оскорбительный выпад, но явно не собираясь его забывать.

– Нить какая, тряпки ненужные, да иголка портняжная есть? – деловито спросил Дарк и принялся обстругивать первую палку, аккуратными скребками снимая тонкие слои древесины.

– Ну, есть, – кивнул Крамберг, теряясь в догадках, что рыцарь задумал.

– Тогда принимайся колчан шить… небольшой, но широкий. Особо не старайся да наплечные ремешки пришить не забудь! – еще более поразил спутника Аламез и, не дав ему опомниться, продолжил расспрос: – Наконечники стрел да точило вы, надеюсь, прихватить догадались?

– Точило найдется, – снова кивнул Крамберг, а затем интенсивно замотал головой, – а вот наконечников нет… Зачем в подземелье луки?

– О, Небеса, с какими дурнями я связался! – не отрываясь от работы, посетовал моррон. На этот раз вслух, а не про себя. – Ну, что сидишь, что зенками зазря моргаешь?! Доставай точильный камень из мешка, и железяки тонкие да крепкие, вроде гвоздей, поищи!

На этот раз Вильсет едва сдержался. Дарк порадовался, видя, как в глазах спутника полыхнули и тут же угасли искорки злости. Крамбергу удалось побороть гнев, но рано или поздно он бы точно не выдержал и первым набросился бы на моррона. Аламез только на это и надеялся, постепенно подливая масла в огонь затаенной обиды и терпеливо дожидаясь, когда же он полыхнет ярким пламенем. Просто так взять и прирезать гнусного осведомителя нельзя, но ему вынуждены были бы простить убийство во время самозащиты. Если бы Вильсет не совладал с очередным приступом гнева и набросился на него первым, у Дарка появился бы реальный шанс отомстить.

– Такое пойдет? – спросил уже успокоившийся Крамберг, немного покопавшись в мешке и извлекая из него небольшой прямоугольник точильного камня.

– Угу, – кивнул моррон, даже не приподняв головы и не оторвав взора от гладко обстругиваемой им палки. – Теперь гвозди ищи, гвозди или нечто, похожее на них…

– Если есть, найду, – проворчал Вильсет, залезая с головой в мешок. – Ты б вчерась предупредил, мы б дротики хорошие прихватили, сами-то ножи метаем, нам-то палки эти ни к чему, уж больно громоздки да медлительны…

– Понимал бы чего… – буркнул в ответ моррон, завершив обработку самодельного дротика с одного конца и взявшись за обточку другого.

Хоть не сразу, но Крамберг все же догадался, что Аламез пытается из подручных средств смастерить короткие дротики. С точки зрения разведчика, да и его спящей напарницы, это было глупым занятием, а сами метательные копья далеко не оптимальным оружием. Однако на самом деле это было не так, в особенности учитывая специфику предстоящих боев в узких проходах шахты и заброшенных тоннелях. Луков да арбалетов разведчики с собой не прихватили, наверное, потому, что привыкли полагаться на метательные ножи и поскольку знали, что далеко не всегда и не во всех ситуациях смогут воспользоваться обычным оружием дальнего боя. Древесина и тетива имеют дурную особенность сыреть, что не только значительно снижает скорость, силу и точность выстрела, но и повышает ломкость стрелковых конструкций. К тому же от долгого соприкосновения с влагой железные части механизма арбалетов быстро бы проржавели, и оружие могло бы заклинить в самый неподходящий момент. А метательные ножи компактны, не требовали времени на перезарядку, да и уберечь их от ржавчины было куда проще – просто завернуть в небольшой кусок кожи и носить под плащом. Вот только одного люди фон Кервица не учли, и именно это их спутник сейчас наспех пытался исправить.

Хоть Ринва однажды уже спускалась в шахту, но с подземными тварями вблизи не встречалась, поскольку их отпугивал магический свет, слепящий и заставлявший забиваться по щелям при ее приближении. Дарк был уверен, что девушке просто-напросто очень сильно повезло. Скорее всего возле старого шеварийского прииска обитала разновидность подземных хищников, иногда выползающих на поверхность и способных видеть во тьме. Яркий свет слепил их и поэтому отпугивал. В старые давние времена гномы рассказывали моррону, что большинство подземных обитателей от рождения слепы и на их черепах вовсе нет глазниц, или есть, но совсем маленькие, атрофированные, да к тому же без глаз. Таким невиданным чудищам свет нипочем, будь он хоть ярким, как солнце, и трижды магическим. Их отпугнуть смог бы лишь жаркий факел, причем подсунутый прямо под нос.

Троице странников предстоял долгий путь, а не просто прогулка до нижнего яруса шахты. Если Ринва права, и по дальнему берегу подземного озера действительно когда-то проходил гномий караванный путь, впереди их ожидали весьма неприятные встречи с когтистыми и клыкастыми врагами. Слепыми, но зато обладающими отменными нюхом и слухом; не умеющими говорить, но жаждущими свежей плоти. Дарк не жалел, что согласился отправиться в путешествие, ведь иного выхода у него всё равно не было, но был весьма расстроен, что услышал рассказ Ринвы этим днем, а не вечером прошлого. Узнай он еще в Удбише, что им предстоит, лично занялся бы экипировкой и подошел бы к этому вопросу куда основательней. Сейчас же он пытался сделать, что возможно, но всё равно ощущал себя обезумевшим с голодухи крестьянином, идущим на бой в драной рубахе да с вилами наперевес против закованного в стальные латы рыцаря с двуручным мечом в руках.

С оружием ближнего боя у крошечного отряда дела обстояли не очень. Мечи да ножи хороши в схватке с людьми иль вампирами, но малоэффективны, если придется противостоять превосходящим по силе и размерам хищникам, да к тому же имевшим толстую панцирную броню. Как рассказывал Румбиро Альто, таких тварей в подземных пещерах водилось немало; радовало лишь то, что они встречались не на каждом шагу. Дарк очень жалел, что перед выходом они не облачились в стальные доспехи да не прихватили с собой прочных щитов и острых топоров. Одним словом, к тварям лучше не приближаться, но на дальней или средней дистанциях бой практически было нечем вести. Луки с арбалетами отсутствовали, а метательные ножи в лучшем случае лишь оставили бы на прочных костяных панцирях подземных чудищ отметины в виде крошечных сколов да едва различимых глазом царапин.

Сами по себе дротики, которые, не жалея ни времени, ни сил, пытался смастерить моррон, тоже не спасли бы положения, хотя бы потому, что вместо настоящих боевых наконечников пришлось бы использовать лишь слегка подточенные гвозди. Даже если такой снаряд и пробил бы панцирь хищника или удачно попал в узкий стык между пластинами, то не смог бы войти в плоть глубоко и остановить несущуюся на воина тварь.

Однако Дарку была известна одна гномья уловка, позволяющая превратить в смертельное даже столь шуточное оружие. Этим секретом с ним поделился бывалый караванщик Пархавиэль Зингершульцо. Они тогда сидели ночью возле костра где-то посреди дикой шермдарнской степи, пили вино и болтали о чем угодно, но только не о том, что им вскоре предстояло свершить. Аламез отчетливо помнил тот разговор, как будто он произошел лишь вчера, а не за несколько дней до падения Великой Кодвусийской Стены и его второй смерти. Он воскрес, хоть и через пару сотен лет, но воскрес. А его былые соратники гномы ушли навсегда, после них не осталось даже могил… только добрая память.

– Такие пойдут? Больше нет… – вырвал моррона из плена горьких, но в то же время и приятных, согревающих сердце воспоминаний голос Крамберга. – Когда Ринва проснется, могу и в ее мешке покопаться…

– Не стоит, пока больше и не надо, – покачал головой Аламез, принимая из протянутой к нему руки Вильсета три длинных, слегка покрытых налетом ржавчины гвоздя. – Ты лучше колчан шей. Не против буду даже, коль неказисто получится… лишь бы лямка с плеча не спадала да дротики из него не вываливались…

– Сделаю, – хмыкнул Крамберг, тут же взявшись за поиски нити да иглы. – Но только зря всё это… Ножи метать проще, быстрее, надежней, а коль боишься, что лезвия шкуру зверья подземного не пробьют, так гвозди с тем и подавно не справятся…

– Я учту. Ну а ты давай, пошевеливайся! – ответил Дарк, откладывая в сторону довольно аккуратно сделанную заготовку под первый дротик и берясь терзать ножом вторую палку. – Нравятся ножи, вот ты их и метай, я ж сам как-нибудь разберусь…

Последующие полчаса прошли в гробовой тишине, если, конечно, не принимать в расчет задорное щебетание иногда пролетавших над головами путников лесных пташек, услаждающий слух шелест листвы да порой раздающиеся тихие чертыхания Крамберга, видать, давненько не орудовавшего портняжной иглой. За это время Дарк сделал еще две заготовки и подточил слегка затупившийся нож. Большего, к сожалению, моррон не успел. Спящая разведчица проснулась, перевернулась к нему лицом и уставилась в упор удивленными глазами.

– Крамберг потом всё объяснит, – предвосхитил вопрос Ринвы Аламез, откладывая в сторону точильный камень. – Лучше помоги ему с иглой да ниткой справиться, портняжка из него никакой…

Почему-то худшие предположения Дарка чаще всего и сбывались. Моррон уже отвык думать о людях хорошо и ожидал от окружающих лишь новых забот да пакостей; когда мелких, почти безобидных, а когда и основательных, суливших в скором будущем перерасти в крупные неприятности, если не беды.

Едва открыв сонные глаза, Ринва тут же взялась за работу, хоть и не видела в ней смысла. Отобрав у Крамберга ворох довольно прочных тряпок да моток нити с иглой, девушка ловко принялась мастерить нечто среднее между огромным колчаном, нищенской сумой и вместительным чехлом. Её напарник тоже не терял времени даром и как только избавился от исколовшей все пальцы иглы, тут же стал вынимать и аккуратно раскладывать на траве содержимое второго мешка.

Как и полагал Дарк, большую часть его объема и веса составляла броня, но только не тонкие нательные кольчуги, которые обычно носятся под одеждой, а более серьезные доспехи. Прочные стальные пластины, крепящиеся поверх рубах крепкими кожаными ремнями, да наколенники с налокотниками, ничуть не стеснявшие движений и надежно защищающие изгибы конечностей от повреждений при падениях и от рубящих ударов. Сам Аламез обычно этими частями наручных и ножных доспехов пренебрегал, считая их далеко не первостепенно важными, а при некоторых обстоятельствах даже весьма вредными. Что проку, если меч или топор врага не разрубит локоть, но, соскользнув с округлой чашки налокотника, пройдется по касательной и срежет внушительный кусок мышц иль, того хуже, прорубит руку под острым углом и намертво застрянет в расщепленной кости? Что ни говори, а наколенники да налокотники стоило носить лишь вместе с остальными частями пластинчатой брони или поверх гобисонов, бригант, кольчуг. Толстая дубленая кожа иль стальные звенья смогли бы защитить руку от потерявшего большую часть силы, скользящего удара вражеского меча. А так от стальных чашечек, закрепленных на локтях да коленях, было больше вреда, чем пользы – раны получались гораздо уродливей, а страдания раненого более тяжкими и долгими. Уж лучше сразу отмучиться, пережив пару часов острой боли при потере конечности, чем несколько суток кряду изнывать и метаться в агонии с изуродованным, приносящим мучения при малейшем движении куском кровоточащего, распухшего мяса вместо руки иль ноги, который к тому же в любой момент может начать гнить.

Впрочем, эта незавидная участь моррону вовсе не грозила. Наколенников и налокотников было всего два комплекта. Разведчики снова позаботились лишь о себе, не только обделив спутника достойной одеждой, но, как оказалось, и броней. Ему полагалась лишь небольшая, уже неоднократно поцарапанная нагрудная накладка в форме причудливо изогнутой пластины, прикрывающей лишь сердце да половину левой ключицы.

Следом за доспехами на траве появились и остальные предметы походной экипировки лазутчиков. Пара абордажных крюков с прикрепленными к ним тонкими, но прочными веревками, наверняка способными выдержать вес не только одного человека, но, если понадобится, двоих, а то и троих. Множество каких-то мешочков, кулёчков, сверточков, о содержании которых не посвященному в боевые ухищрения агентов герканской разведки Аламезу оставалось только догадываться; и пара внушительных мотков то ли бинтов, то ли иного перевязочного материала. Последними недра опустевшего мешка с неприятным звоном покинули три кирки, конечно же, пока еще без черенков.

– Слышь, Дитрих, пожертвуй три палки из своего запаса. Инструмент наладить надо, – попросил Вильсет, многозначительно кивнув на лежащие возле его ног орудия горняков. – По лесу рыскать неохота, только время даром терять, а те все равно так много без надобности…

Моррон собирался ответить на столь наглую просьбу презрительным молчанием, но неожиданно сам для себя передумал. Хоть и печально было признать, а Крамберг прав. Дюжины дротиков ему бы одному всяко хватило даже для серьезного боя, тем более что он не собирался ими раскидываться, беспечно оставляя в телах умерщвленных тварей. А если Вильсет отправился бы на поиски подходящих рукоятей, то пришлось бы прождать еще с полчаса, если не целый час. Дарку же уже не терпелось отправиться в путь, его утомляло заунывное однообразие ожидания.

– Жертвую, – изрек Аламез, слегка кивнув, и небрежно бросил под ноги Крамбергу три пока еще не обструганных заготовки. – А как дела у нашей портняжки? Скоро готово бу…

Ответом на вопрос также послужил бросок, но только неуважительный, так сказать, с далеко не скрытым подтекстом. Едва закончив работу, Ринва хотела вручить Дарку наспех сшитый мешок, для чего и встала, но, услышав в свой адрес уничижительное и в высшей мере оскорбительное слово «портняжка», с силой швырнула результат своих трудов моррону прямо в лицо. Надо сказать, реакция у девицы была отменной. Обидчик не успел увернуться, и ему не хватило времени, чтобы прикрыться.

– У «портняжки» дела идут хорошо, лучше только у прачек! – с победным смешком произнесла девушка, наслаждаясь обескураженным видом Аламеза, а затем презрительно хмыкнула и, тряхнув копной распущенных длинных волос, величественно прошествовала к Крамбергу.

К этому времени Вильсет уже успел насадить первую кирку на немного тонковатый для нее черенок и даже опробовал прочность собранного инструмента метким ударом в самый центр ближайшего пня. К удивлению Аламеза, торчащий из земли обломок дерева не просто треснул, а раскололся пополам, хоть вовсе и не казался полым или гнилым. Тому, что удар получился столь мощным и эффективным, можно было найти лишь два объяснения. То ли с виду далеко не внушительный спутник скрывал в своих плечах воистину богатырскую силу и был способен на куда более впечатляющие подвиги, например забивать кулаком гвозди или корчевать молодые деревца голыми руками; то ли кирка была изготовлена из особого сплава и к тому же отменно заточена. Впрочем, одно вовсе не исключало другого. В герканской разведке не держали слабаков, да и на инструменты для дела не скупились. Когда Вильсет служил у него в отряде, то просто не выставлял напоказ свои физические возможности. Быть силачом не значит кичиться мощью своего тела и размахивать кулачищами по каждому поводу, а порой и вовсе без такового.

Вдвоем разведчики быстро приладили к киркам рукояти и успешно опробовали орудия горняков на прочность. Поскольку достойных пней поблизости не нашлось (на площадке перед шахтой, как назло, из земли торчали лишь одни древние-предревние гнилушки, спиленные еще в те времена, когда прииск не был заброшен), проверка инструмента и в то же время довольно эффективного дробящего оружия была произведена на каменной кладке входа.

К счастью, Дарк вовремя сообразил, что пустота каменного прохода в шахту, подобно огромному барабану, вызовет сильный резонанс, и заблаговременно зажал ладонями уши. Лесное эхо не только многократно повторило целую череду накладывающихся друг на друга, оглушающих звуков ударов металла о камень, но еще и в несколько раз их усилило. Напуганные пташки мгновенно вспорхнули с деревьев, где-то вдали жалобно завыл волк, к которому через миг уже присоединилась вся стая, а ноги моррона почувствовали легкую дрожь земли.

– Нашумели, болваны! Теперь срочно под землю лезть надо! Того и гляди солдаты заявятся, – проворчал Аламез, вешая на плечо только что сшитый чехол-мешок и собирая в него палки, еще не превращенные в смертоносные метательные снаряды. – Поди, по всему лесу ваша «музыка» прокатилась, да и в городе, возможно, услышали…

Разведчики ничего не ответили, потому что ничего не расслышали. Когда моррон подобрал последнюю палку и наконец-то взглянул на парочку недотеп, то чуть было не лопнул со смеха, по крайней мере, позлорадствовал вдоволь. Побросав инструмент и интенсивно хлопая себя по ушам, Ринва с Вильсетом занимались бессмысленным делом, то есть ругались. Бессмысленным же это занятие было потому, что на время оглохшие горе-горняки не могли докричаться друг до дружки, а по губам читать, видимо, не умели, так что только моррон слышал обильные потоки забористых, бранных слов, льющихся из их ртов. Но это и к лучшему! Пойми они хоть десятую часть тех оскорблений, которыми щедро награждали друг дружку, то непременно передрались бы. Возможно, не обошлось бы и без смертельного исхода.

Не желая ни мирить ругавшихся спутников, ни подсказать, как побыстрее избавиться от монотонного гула в ушах, моррон приблизился к парочке лишь для того, чтобы получше рассмотреть результат проведенного эксперимента. Увиденное его весьма подивило и приятно порадовало. На каменной кладке виднелись два обширных и довольно глубоких скола. Что же касается инструментов, то они вовсе не пострадали: чересчур тонкие с виду рукояти не переломились, а сами ударные части ни капельки не затупились. Выходило, что орудие горняков могло стать достойной заменой топору, дубине иль секире в предстоящих боях с особо толстокожими или покрытыми пластинами костяного панциря тварями. Уж если кирки так разворотили камни, то крепкую кость точно должны пробить.

Приближение Дарка заставило обоих горлопанов замолчать. Поскольку говорить всё равно было бессмысленно, Аламезу пришлось перейти на язык мимики и жестов.

– Я все, я готов продолжить путь, – сообщил моррон, движениями рук и беззвучным шевелением губ. – Вас ждать?

– Мы щас, подожди! Пока нагрудник надень! – прокричала в ответ Ринва, да так громко, что Дарк чуть не оглох. – Минут через пять начнем спуск!

Конечно, за такую глупую выходку Ринву следовало хорошенько отшлепать. Лес вовсе не то место, чтобы во всё горло кричать. Его тишина и спокойствие обманчивы и могли быть нарушены в любой миг либо топотом солдатских сапог, либо стрелами, бесшумно вылетевшими из ближайшего куста. Однако объяснять это оглохшей девице было бессмысленно, а наказывать её – все равно что добивать подранка. Так что моррону ничего не оставалось, как только кивнуть в знак согласия, отойти к уже остывшему костровищу и терпеливо ждать, усевшись на траву.

Нагрудник моррон надевать не хотел, хоть был уверен, что причудливо изогнутая стальная пластина на ремешках смогла бы выдержать сильный удар копья или когтистой звериной лапы. К чему надевать доспех, защищающий лишь небольшую часть тела? Если бы их впереди ожидали сражения с людьми иль вампирами, то смысл бы был. Разумные существа частенько метят в сердце противников; дикие же твари не столь избирательны и бьют туда, куда проще достать, а те из них, кто поумней, либо сразу стараются сорвать голову с плеч, либо пытаются вначале обездвижить человека, оторвав или откусив ему конечности. Одним словом, стальная накладка была совершенно бесполезна, с таким же успехом ее можно было бы надеть, к примеру, на левую пятку и уповать, что неразборчивый зверь ударит именно туда.

Сидя на траве, Аламез медленно оглаживал свою кирку, как будто приручая дикого зверя и привыкая сам к слишком гладкой и тонкой рукояти. Одновременно с этим занятием моррон флегматично наблюдал за поспешными сборами разведчиков. Видимо, до них всё же дошло, что они изрядно нашумели и что в любой миг из чащи могли появиться шеварийские солдаты. Дарк не знал, восстановился ли слух бедолаг, или они по-прежнему туговаты на ухо, но движения парочки были быстры и отточены. На сборы изрядно похудевших, но всё еще тяжелых мешков ушло не более пары минут, а облачение в упрощенное подобие доспехов не отняло более трех. Со стороны его спутники выглядели весьма презабавно, как будто перепившие повар с кухаркой решили позабавиться и обклеили себя чашками да блюдцами, однако моррону было вовсе не до смеха. Дарка посетило весьма неприятное предчувствие; предчувствие того, что большую часть подземного пути ему придется проделать одному, а до этого похоронить компаньонов, предварительно собрав их изгрызенные, обглоданные останки.

Дурные предчувствия и прочие страхи с позором отступают или вовсе трусливо бегут, когда наступает пора действовать. Причина тому очень проста – мозг человека прекращает упражнять себя прогнозами потенциальных угроз и полностью переключается на обработку текущей информации, то есть того, что видят глаза, слышат уши и чует нос. Разум моррона в этом плане мало чем отличается от человеческого, разве что в его распоряжении находится куда больше образов из памяти, и он может сопоставить большее число запахов, картинок и звуков с тем, что когда-то уже воспринимал при помощи органов чувств.

Небольшой отряд герканцев только вошел в заброшенную шахту, а моррон уже точно знал, что в ближайшие полчаса им не встретятся живые существа, если, конечно, не считать таковыми дождевых червей и прочих мелких жучков, копошащихся там, где стены шахтерских стволов были не каменными, а земляными.

Обоняние ощущало лишь затхлость, а слух не различал ничего, кроме тихих шагов спутников, шороха мешков, ерзающих по их плечам, да мерного капанья грунтовых вод, просачивающихся внутрь шахты сквозь покрытый трещинами потолок. Моррону оставалось полагаться лишь на зрение, и именно оно подсказывало, что все, кто когда-то ходил или ползал по этим тоннелям, или давно ушли восвояси, или были мертвы.

Дарк еще никогда так хорошо не видел во время путешествия под землей, и за это он должен был благодарить герканскую разведку, снабжавшую своих агентов чудесным раствором, ярко светящимся в абсолютной темноте и позволяющим хорошо видеть все предметы вокруг в непривычном глазу светло-зеленом цвете.

С факелами было бы намного хуже. Мало того, что пламя, трепещущее на обмотанной тряпками палке, постоянно мерцало и чадило, отчего сильно слезились и болели глаза, так оно еще и выхватывало из темноты лишь крошечный пятачок пространства. Человек, несущий факел, не видел далее двух, в лучшем случае пяти шагов, но зато сам был отлично виден тому, кто скрывался во тьме и, возможно, даже с оружием в руках. Кроме того, у факелов имелся еще целый ряд существенных недостатков. Сквозняк мог задуть пламя, а духота – затушить или заставить его едва трепыхаться, практически не светить. Открытым огнем можно было обжечься или, того хуже, подпалить волосы при неудачном повороте головы. Факел был недолговечен, он служил, самое большее, час, а затем превращался в бесполезную, обгоревшую с одного конца палку.

С магическим же раствором, аккуратно нанесенным Ринвой тонким слоем на небольшие палочки, идти во тьме было намного проще, лучше и безопасней. Зеленый свет, исходивший от необычных факелов, которые путники держали в руках, хорошо освещал пространство вокруг, но вовсе не слепил, даже если приблизить источник света к глазам. Дарк не только отчетливо видел спины идущих впереди спутников, но и мог различить, как по сильно обветшавшим, прогнившим, но всё ещё удерживающим свод деревянным опорам ползали мелкие букашки. В скопившейся в шахте воде, местами доходившей до щиколоток, плавала какая-то мелкая живность, но пока это были все обитатели заброшенного подземелья.

Если рассказ разведчицы был правдив и на работавших здесь каторжников действительно когда-то напали неизвестные подземные твари, то они уже давно покинули это место. Хищники обитают лишь там, где водится пища. Им нечего делать в пустых тоннелях среди жучков, червей да таракашек. А сейчас в шахте не было даже крыс, Аламез непременно заметил бы следы их присутствия. Хотя, впрочем, пока еще рано было судить, насколько можно доверять проводнице, ведь до сих пор они шли по основному тоннелю, к тому же даже не ведущему вниз. Здесь не было ничего, что бы напоминало о былой трагедии: ни изгрызенных человеческих костей, ни проржавевших и сгнивших остатков поспешно брошенных вещей.

Примерно с четверть часа моррон мучился сомнениями, но с расспросами к Ринве не лез, терпеливо следуя за ней и Крамбергом. И вот коридор закончился, причем довольно необычно: не тупиком, а просторным помещением, которое было совершенно пустым, если не считать возвышавшейся возле дальней стены огромной проржавевшей конструкции, состоявшей из множества балок, шарниров, шестеренок и рычагов. Поскольку рядом с изъеденной влагой железной махиной чернела огромная яма шагов пять в длину и семь в ширину, моррон пришел к единственно возможному заключению, что когда-то это был грузовой подъемник, при помощи которого рабочие поднимали наверх золотоносную руду и груды ценных самоцветов.

Сама платформа отсутствовала, но Аламез был уверен, что, покидая шахту, люди оставили её наверху. Обрывки размахрившихся и прогнивших толстых тросов, свисавшие с балки под потолком, служили лучшим тому доказательством. Через год, а может, и два после того, как люди оставили прииск, пострадавшие от сырости веревки не выдержали внушительного веса платформы и оборвались. Теперь же на дне пугающей чернотой и приносящей наверх холод ямы догнивали её жалкие обломки.

К тому же сам механизм подъемника был основательно поврежден. Дарк не был ни строителем, ни горняком, но зато отлично знал основные принципы работы армейских катапульт и крепостных мостов и поэтому сразу заметил отсутствие в нагромождении ржавых деталей нескольких важных шестеренок, тросов и ремней. Перед уходом рабочие частично разобрали механизм, сняв с него самые легкие детали.

– Мы на верхнем ярусе шахты. Это подъемник, при помощи которого… – остановившись и повернувшись к Аламезу, начала объяснять Ринва, но по выражению его лица тут же поняла, что это лишнее. – А вон там… – девушка указала рукой направо, туда, где в стене виднелся широкий проем, – начинается спуск на нижние ярусы.

– Сколько их? – кратко и намеренно тихо спросил моррон, чтобы проверить, восстановился ли слух спутников. Если нет, то лучше было бы пока обождать наверху.

– Кажется, три, точно не помню, – к радости Аламеза, без запинки ответила Ринва. – Спуск – это тоннель, идущий по кругу, как винтовая лестница, и у которого имеются ответвления, ведущие на каждый ярус. На первом и втором сверху нечего делать, они даже когда прииск действовал, были заброшены и пусты. У горняков такой уж принцип работы. Наткнувшись на жилу, они вырабатывают её до конца, а затем прорывают боковые ответвления. Когда же золота не остается и там, то спускаются ниже… так что в год трагедии работы велись лишь на нижнем ярусе, а остальные…

– Понятно, – кивнул Аламез, уже наслышанный о специфике горняцкого промысла, причем из уст более авторитетных рассказчиков, каковыми, бесспорно, являлись гномы, – там на тварей шахтеры и наткнулись. На сколько еще ваших «факелов» хватит? – спросил Дарк, не зная, как точно назвать светящуюся палку в руке.

– Примерно часа на два-три, – приятно удивила Ринва. – Ты не боись, раствор глубоко в древесину впитался и испаряется медленно. А перед тем, как потухнуть, он еще с четверть часа будет мерцать. Слушай, я предупредить хотела. Свет, конечно, тварей отпугивает, но ты бы меч на всякий случай все ж вынул бы… мало ли что…

– За это не волнуйся, живой мертвец себя в обиду не даст, – усмехнулся моррон, приятно пораженный проявленной заботой, но и не думавший воспользоваться советом. – Кирка, мне кажется, будет понадежней.

– Как знаешь, – пожала девица плечами и тут же отвернулась, то ли обидевшись, то ли нет. Женщин иногда так трудно понять, в особенности тех, кто строит из себя мужчин…

Остановка возле подъемника была недолгой, около пяти минут. За это время путники немного отдохнули, сняв мешки с плеч, и чуток осмотрелись. Спутники Дарка с интересом принялись разглядывать нагромождение ржавого металла, пытаясь понять, как же оно когда-то работало, а моррона более привлекла яма, к самому краю которой он осторожно и подошел. Вертикальная шахта подъемника казалась довольно глубокой, хоть на глаз это было невозможно определить. Однако голову Аламеза неожиданно посетила мысль, как просто и точно рассчитать глубину в пределах от одного до пятнадцати метров. Самое удивительное, что эта идея появилась ниоткуда, пришла сама по себе; об этом ранее ему точно никто не рассказывал…

Немного порывшись в своем мешке, Дарк извлек один из трех подаренных ему Крамбергом гвоздей и потер его вначале острием, а затем и шляпкой о палку, покрытую магическим раствором. Через секунду на обоих концах гвоздя засветились две небольшие зеленые точки. Металл не дерево, раствор в него совсем не впитывался, и поэтому уже вскоре испарился бы с поверхности, но моррон был почему-то уверен, что времени для проведения эксперимента ему должно хватить. Испачкав гвоздь, Аламез бросил его в темноту ямы и стал наблюдать, как две светящиеся точки стали быстро сближаться, а затем, едва слившись в одну, сразу же погасли.

«Более четырех целых, семидесяти трех сотых метра… – тут же определил моррон, никогда не разбиравшийся в геометрических расчетах, но почему-то абсолютно уверенный, что условные параллельные прямые, проходившие через кончики гвоздя, в его поле зрения пересекутся именно на этом расстоянии. – Более пятнадцати метров, – через пару секунд уточнил моррон, не услышав звука падения гвоздя. – Интересно, а откуда мне всё это известно? И почему расчеты делаются так быстро? Как будто моя голова их сама рожает! Быть может, это «подарок» Коллективного Разума? Так вот что он мне в голову засунул, пока я спал. Ну что ж, дельные знания! Когда заживу спокойной, размеренной жизнью, можно будет в зодчие податься иль лучше в мореплаватели… Им больше везет, они реже видят людей… а женщины им вовсе не попадаются, если не заглядывать в портовые кабаки…»

Тихий свист отвлек Дарка от размышлений. Спутники отдохнули и были готовы продолжить путь, причем, как заметил Аламез, один из разведчиков все же решил последовать его совету. В правой руке Ринвы блестело лезвие обнаженного меча, а вот Крамберг сжимал кирку. Бывший солдат его лесного отряда по опыту знал, что Дитрих фон Херцштайн плохого не посоветует, и уж если сказал, что оружие горняков в борьбе с обитателями подземелий эффективней, значит, так оно и есть. Как ни странно, но моррону было приятно осознавать, что разведчик высоко ценил его мнение и готов был придерживаться совета, даже когда речь шла о жизни и смерти.

Договорившись следовать друг за дружкой с интервалом в два-три шага и не отлучаться без предупреждения даже на секундочку, даже по малой иль великой нужде, маленькая боевая группа двинулась в путь по довольно узкому, плавно ведущему вниз проходу. Конечно, Дарк предпочел бы идти впереди, а не замыкать процессию, но, к сожалению, он не знал пути и на первой же развилке был бы вынужден пропустить вперед Ринву.

Однако во всем есть свои плюсы. Находясь в арьергарде отряда разведчиков, моррон мог, не нарушая строя, ненадолго задерживаться, чтобы изучать, что же валяется у него под ногами, тем более что в отличие от верхнего тоннеля в этом стволе шахты брошенного барахла было превеликое множество. Что же касалось воды, то она, конечно, иногда булькала под сапогами, кое-где стекала ручейками по стенам и даже капала с потолка, но луж больших не было. Объяснялось это довольно просто, грунтовые воды на месте не задерживались, стремились дальше вниз, на нижний ярус шахты, скорее всего основательно затопленный.

Среди множества мелких обломков вещей Дарку, как ни странно, удалось найти с полдюжины мало затронутых ржавчиной гвоздей, которые ему вскоре весьма пригодились бы. К тому же моррон обнаружил даже мелкие фрагменты полуразложившихся человеческих костей, самым большим из которых была верхняя часть фаланги указательного пальца. Его исследования ничуть не замедлили продвижение группы, а идущая впереди Ринва вообще не заметила, что он то и дело ненадолго останавливался и отставал от Вильсета на семь-восемь шагов вместо оговоренного интервала в два-три.

В общем и целом этот участок маршрута проходил довольно скучно. Путники спускались всё ниже и ниже, благодаря проводнице правильно выбирая путь на каждой развилке и ни разу не свернув в тоннель, который завел бы их не на тот ярус подземных разработок. За полчаса спокойного и безопасного движения отряд, наверное, прошел по идущему спиралью в глубь шахты проходу чуть более мили и опустился под землю примерно на двадцать два – двадцать шесть метров. Точнее моррон, к сожалению, сказать не мог, поскольку его метод определения общей глубины шахты был весьма далек от совершенства. Зал, в котором находился подъемник, был примерно на четыре-пять метров ниже уровня земли. К этому показателю следовало прибавить подкорректированную в ходе спуска расчетную глубину ямы, выведенную Дарком на основе не только исходных данных – «более пятнадцати метров» – и общей площади ямы, вокруг которой вился спуск, но и с учетом приблизительной длины пройденного пути и среднеарифметического угла наклона тоннеля.

Еще недавно, буквально вчера, эти вычисления заняли бы у моррона более дня, причем большую часть времени он бы потратил на то, чтобы понять общий принцип расчета. Сегодня же цифры как-то сами собой сложились у него в голове, пока он был занят осмотром ветхого хлама под ногами. Все-таки кто-то основательно покопался в его мозгах, не только заметно повысив способность произведения расчетов, но и впихнув полезные знания, которыми он ранее не обладал. Окажись на месте Дарка любой человек, то непременно возомнил бы себя невесть кем: в лучшем случае всего лишь гением, в худшем – избранником богов. Однако Аламеза уже явный и неоспоримый факт «божественного» проникновения в его черепную коробку совсем не обрадовал. Пока видны были только плюсы чудесной метаморфозы, но вскоре могли проявиться и минусы…

– Ну, вот и всё, нижний ярус, – устало оповестила Ринва, отступив к стенке и дав идущим за ней спутникам полюбоваться тем, что их ждало впереди; местом, с которого, собственно, и должна была начаться опасная часть пути.

Проход заметно расширился, изменил угол наклона практически на нулевой, и к тому же был покрыт почти идеально ровной, лишь слегка колышущейся гладью мутной воды. К сожалению, путники видели всё в различных тонах зеленого и поэтому не могли определить, какого цвета была жидкость, но Дарк подозревал, что грязно-коричневого или даже бурого. Последнее обстоятельство ничуть не удивило моррона, а вот Крамберга весьма поразило.

– Это что?! – взвизгнул растерянный разведчик, тыча пальцем в толщу воды. – Это и есть твое подземное озеро?! А что ж ты не сказала, что оно прямо здесь, сразу так и начинается?! А вода почему такая мутная?! Ни черта не видно! Наверняка в ней иль пиявки, иль гадость похуже водится! Я туда не полезу!

– Успокойся, до озера еще далеко, привал сделать успеем… – ответил за девушку моррон, на секунду забывшись и по старой привычке похлопав бывшего товарища по плечу. – Это всего лишь стоялая грунтовая вода. Всё, что в шахте струится да капает, сюда в конце концов и стекается… Прииск заброшен, откачивать некому, вот и поднакопилось за несколько десятков лет. Здесь уже камень кругом, жижа сквозь щели долго просачивается. Что пиявок касается, то их точно нет! – заявил Аламез с полной уверенностью. – Пиявки паразиты, им кровь пить надо, а из кого им тут её сосать?! Твари, что шахтеров сожрали, здесь не обитают, им тоже пища нужна. Нагрянули, насытились и обратно по щелям расползлись, причем очень давно… так что волноваться нечего.

Ринва уже открыла рот, чтобы оспорить последний аргумент моррона, но быстро сообразила, что этого не стоит делать, и благоразумно промолчала. Кто же мог знать, что Крамберг, не раз проявивший отвагу в бою и ничуть не страшащийся крупных хищников, панически боится пиявок и прочих мелких паразитов, которые обычно водятся в стоялой, грязной воде.

С одной стороны, страх разведчика был легко объясним и понятен. Он боялся заразы, которую мелкая живность могла занести в его организм при укусах, а также личинок, некоторые хищные насекомые откладывали их под шкуру крупных животных и под кожу людей. С другой же стороны, его опасения показались моррону по-детски наивными и смешными. Как в народе говорят: «Распрощавшись с головой, по волосам не плачут!» Раз Крамберг вызвался идти в опасное путешествие, нечего было переживать по поводу всякой неприятной ерунды. В любой миг их могли разорвать на части или проглотить целиком, так чего было кручиниться по поводу какой-то инфекции, которая, возможно, вовсе и не смертельна для человека? Что же касается попадания личинок под кожу, то их можно было просто вырезать ножом, а затем прижечь головешкой поврежденный участок плоти. Эта процедура была, конечно, малоприятна и очень болезненна, но Дарку не было известно ни одного случая, чтоб от нее умирали или на всю жизнь становились калекой…

– У тебя есть выбор: либо идешь вперед, либо назад. Подумай, кого ты больше боишься: каких-то личинок или фон Кервица? – привел моррон последний, самый весомый аргумент и первым зашел в мутную, да и к тому же пахнущую гнилью воду.

Довод подействовал, видимо, страх обвинения в дезертирстве был сильнее боязни паразитирующей живности. Как только моррон погрузился по пояс в подземный отстойник, и по виду, и по запаху весьма напоминавший болото, за его спиной почти одновременно раздались два шумных всплеска. Хоть их природа была вполне понятна, но Дарк все же обернулся.

Ринва зашла в воду весьма неудачно. Скорее всего нога девушки подвернулась, случайно ступив на подводный камень или иной предмет, покоившийся на дне. В результате разведчица упала на колени и, ненадолго уйдя под воду с головой, хлебнула мутной взвеси, которую и водой-то назвать нельзя.

А почти переборовшему свой наименьший страх Крамбергу повезло намного больше – зловонная жижа едва доходила ему до колен. Вместо того чтобы помочь оступившейся и промокшей с ног до головы напарнице, Вильсет был занят в высшей степени наиглупейшим делом – дрожащими руками водил светящейся палкой над поверхностью воды и, бормоча себе под нос какую-то молитву, пытался разглядеть, не подплывает ли к его ногам какая-нибудь мерзкая гадость. С этим было нужно срочно что-то делать. Панический страх одного бойца мог погубить весь небольшой отряд. К сожалению, у путников не было времени, чтобы толково провести излечение от боязни, которая вот-вот могла перерасти в душевное заболевание, но зато Аламез знал одно радикальное, хоть и негуманное средство. Резко подскочив к перепуганному напарнику, Дарк замахнулся киркой и рубанул наотмашь, метясь ему чуть ниже пояса. Удар получился бы очень сильным, но моррон вовремя остановил движение руки, всего на пару сантиметров не доведя острие кирки до «достоинства» Крамберга.

– Еще раз на воду глянешь, и я это сделаю… – заверил Аламез вкрадчивым шепотом. – Паразиты быстро почуют, откуда кровяка текет… прямо туда заползут…

– Убери, я все понял, – выдавил из себя Вильсет, быстро придя в себя. – Такого не повторится, обещаю!

– Поглядим, – так же тихо ответил Аламез, отводя кирку.

Отвернувшись от Крамберга, Дарк хотел поспешить на помощь Ринве, но девушка к тому времени уже поднялась на ноги и поправляла съехавшие при падении аж на изгибы локтей лямки походного мешка. Разведчица была готова продолжить движение и поджидала лишь того момента, когда напарники уладят свои сугубо мужские дела. Иногда все-таки хорошо, когда женщины проявляют самостоятельность и не требуют заботы и внимания по каждому пустяковому поводу.

После вынужденной задержки отряд двинулся в путь. На этот раз впереди шел Аламез, решивший возглавить шествие по трем веским причинам. Во-первых, моррон полагал, что сможет гораздо раньше заметить опасность в случае её приближения, чем его спутники; люди, бесспорно, опытные, но явно побывавшие в меньшем количестве передряг, чем он. Во-вторых, ствол шахты пока что был прямым и широким, не имевшим в поле зрения ни изгибов, ни поворотов, ни ответвлений. Таким образом, Дарк знал, куда идти, и не видел причины пропускать даму вперед, тем более что при данных обстоятельствах это правило галантного поведения кавалеров было более чем неуместно. И, в-третьих, моррон предпочитал пока держаться подальше от Крамберга, которому могло прийти в голову взять да и отомстить ему за недавнее унижение. Как известно, всякое эффективное «деяние во благо» имеет множество нежелательных побочных эффектов, одним из которых мог легко стать внезапный удар кирки иль ножа в спину. А сейчас идущая между ними Ринва, возможно, сама о том не догадываясь, играла роль некоего буфера. У неё на глазах Вильсет не осмелился бы напасть со спины.

Всего шагов через двадцать заполненный водой нижний ярус разительно изменился, и это заставило задающего темп передвижения моррона сбавить шаг и жестом подать знак товарищам быть настороже. Теперь уже мутная жидкость едва доходила до колен, а под ноги путников стали попадать предметы, совсем не напоминающие камни. Сапоги Дарка ступали то на обломки брошенных инструментов, то на какие-то вещи, а порой и на останки, скорее всего человеческие. Пару раз моррон даже нагибался и, чтобы проверить свое предположение насчет костей, доставал из-под толщи мутной воды различные фрагменты человеческого скелета, напрочь лишенные плоти и гладко обточенные водой. В основном это были либо кости конечностей, либо грудные клетки с уродливо торчащими расщепленными обломками ребер, но однажды ему повезло. Дарк извлек из воды человеческий череп с дырой в затылочной части, в которую легко влезли два пальца. Судя по неровным краям отверстия и паутине трещин, идущих по всей голове, бывалый воин сразу определил, что стало причиной смерти.

Ни у гномов, ни у людей не имелось дробящего оружия, способного оставить именно такой след после, без сомнений, очень сильного удара. Обух топора, дубина или шестопер разнесли бы всю затылочную часть головы на множество осколков, а не проделали бы дыру в черепе. Горняцкие кирки иль пехотные клевцы, которые иногда называются «воронами» (их загнутое вниз острие очень напоминает клюв этой птицы), пробили бы отверстие куда меньше, да и края смертельной раны были бы гораздо ровнее. Оставалось лишь одно предположение – человека убил крупный хищник, то ли прокусив ему голову, то ли с силой вонзив в нее коготь.

– Против твари с такими зубками кирка более подойдет, – признала правоту моррона подошедшая сзади Ринва. – Но, к счастью, у нас есть свет… Пока он горит, нам ничего не грозит!

Разведчица хотела обойти моррона и пойти первой, но Дарк не дал ей такой возможности. Грубо схватив торопыгу за лямку висевшего на спине мешка, он резко рванул на себя и практически отпихнул девушку назад, после чего тут же сделал пару шагов вперед и снова возглавил шествие.

– Совсем с ума сбрендил?! – злобно прошипела едва не упавшая в воду сама и не увлекшая за собой Крамберга разведчица. – Хамло мужицкое!

– Комплименты потом, а щас заткнись, – прошептал Аламез, не по-рыцарски пригрозив даме кулаком.

– Чего ты перетрусил-то так? Говорю ж, если впереди твари и есть, то, как свет завидят, разбегутся… – не унималась девица.

Дарк и сам не мог толком понять, что же его так неожиданно насторожило. Он не услышал никакого звука и ничего не увидел, да и в удушающее амбре подземного зловонья не прокрался новый неприятный аромат. Однако моррон чувствовал близость врагов, и почему-то заверения спутницы его ничуть не успокаивали. Стоять на месте не было смысла, и Аламез вел отряд вперед, но шел очень медленно и с подозрением приглядывался к каждой трещинке в стене, число которых, надо сказать, заметно прибавилось, и далеко не все из них были сделаны кирками или иными горняцкими инструментами. Пару раз Аламез отчетливо видел глубокие полосы царапин от когтей и темные пятна на камнях, подозрительно напоминавшие отметины высохшей крови.

Шагов через тридцать вода вовсе исчезла из-под ног, и на сухом, покрытом толстым слоем пыли полу отчетливо виднелись обломки инструментов, оружия, прогнившие лоскуты одежд и человеческие кости: когда идеально гладкие, а когда и изрядно обгрызенные. Их вид ничуть не смущал моррона, не говоря уже о том, что не пугал, а вот то, что в стенах тоннеля появились огромные дыры, порой немногим меньше человеческого роста и в три-четыре шага шириной, весьма его насторожило. Из них веяло прохладой и сыростью, они уходили куда-то в глубь скальной породы и неизвестно куда вели… но там явно никогда еще не ступала нога человека, по крайней мере живого.

– Вот из этих отверстий они тогда и наползли, – без спроса и разрешения взяла на себя роль рассказчицы Ринва. – Дальше еще парочка таких будет… Возможно, они и щас где-то поблизости, и если свет затушить…

– Я те затушу! Руки оборву! – пропыхтел замыкающий шествие Крамберг, уже отошедший от сильного потрясения, но после пережитого страха воспринимающий все чересчур прямолинейно и дословно.

– Сначала дрожь в своих культяпах уйми! – огрызнулась Ринва. – Думаешь, я нашим не расскажу, как ты головастиков испугался?! Чуть портки не обмочил!

– До берега озера еще далеко? – прервал невинную, почти дружескую перепалку коллег Аламез, прислушивающийся к монотонному гудению, доносившемуся из глубин зловещего отверстия, весьма напоминавшего вход в пещеру ужасного чудища. – Сколько в шагах будет?

– Да примерно сто – сто пятьдесят, – на секунду призадумавшись, ответила Ринва, довольно быстро сообразившая, что чужак спрашивает не просто так. – А ты чо задумал-то?!

– Идите впереди меня, я догоню, – ответил Дарк, но так просто от компаньонов было не отделаться.

– Слышь, ты не дури! Не смей свет тушить! – сурово нахмурила брови Ринва. – Коль те жить надоело, то ты уж чуток потерпи! Вот когда миссию завершим, тогда валяй, душись иль режься сколь угодно. Я даже те подсобить могу, там… табурет из-под ног выбить иль петлицу потуже на шейке затяну!

– Не беспокойся, я вовсе не собираюсь с жизнью счеты сводить, – усмехнулся моррон. – Просто кой-какие следы интересные заметил, хочу оглядеться, проверить… Вы уж больно шумите, мозгами пораскинуть мешаете… Ступайте вперед, я вскоре догоню… Слово рыцаря даю, что свет тушить не буду, да и в щель не сунусь!

– Ну, ладно, коль так, – с недоверием ответила Ринва, но все же продолжила путь, махнув рукой Крамбергу, чтобы следовал за ней.

Дарк бессовестно наврал, хотя, с другой стороны, слова рыцарского нарушать не собирался. Он не хотел избавляться от спасительного источника света, просто решил убедиться, насколько эффективна его защита. Ринве мало было известно о повадках подземных тварей, а у него были хорошие учителя – гномы, от нечего делать у костра любившие вспоминать о былой жизни в подземельях Махакана и рассказать, к примеру, о том, как некоторые виды пещерных хищников охотятся, ищут добычу и проверяют свои угодья. Дарк знал, что плотоядные подземные твари никогда не оставляют без присмотра место, на котором когда-то была обнаружена пища. Сожрав каторжников в шахте и выжив отсюда шеварийских горняков, хищная стая ушла в поисках новой добычи, но скорее всего сюда иногда, с определенной периодичностью, наведывался одиночка – «разведчик». Если дичь вновь объявилась в старых угодьях, он оповещал о том вожака; как и каким методом, не знали даже мудрые гномы.

Прошлый визит Ринвы в шахту не остался незамеченным, по крайней мере, она постоянно повторяла, что слышала шипение из темноты. Тогда враг был всего один и, боясь то ли раздражающего, то ли просто непривычного света, не решился напасть. А быть может, он понимал, что девушка видит во тьме, и счел её слишком сильным противником. Через несколько часов к шахте скорее всего подтянулась довольно большая группа хищников, которая, конечно же, ничего не обнаружила (Ринва в прошлый раз покинула прииск очень быстро) и снова ушла, но вожак оставил нескольких «наблюдателей». Дарк чувствовал, что отверстия, идущие вдоль тоннеля, не были пусты, в их глубине кто-то затих и внимательно следил за каждым движением в тоннеле. Если бы вся стая была здесь, то твари непременно уже напали бы, причем невзирая на отпугивающий их свет. Моррон остался, чтобы найти ответ на очень простые вопросы: «Сколько хищников решится напасть на одного человека со светящейся палкой в руке?», «Сколько их сейчас поблизости?» и, собственно, «Как выглядит враг?». Пока что практика показала лишь то, что трое путников – слишком большая группа, чтобы твари-«наблюдатели» решились выползти из нор.

Как только спутники Дарка скрылись из виду, наружу из зловещей темноты подземных ходов никто не выполз, но зато моррон отчетливо услышал два настораживающих звука: тихие удары друг о дружку мелких камушков и едва различимое уху пощелкивание. Звук осыпающихся камней означал, что твари почувствовали себя уверенней и зашевелили конечностями; второй же – что хищники переговаривались между собой, обменивались условными сигналами, таким образом обсуждая, отсидеться или атаковать. Поскольку всё вскоре затихло, моррон пришел к лестному для себя выводу, что его оценили как слишком сильную добычу. Скорее всего тварей было не более трех, и они не решились напасть на жертву, классифицированную по их хищным критериям как «противник-самец, вооруженный, видящий во тьме».

Любознательность мучила Аламеза, но никогда бы не смогла взять верх над гласом рассудка и чувством самосохранения. Моррон хотел увидеть, как выглядит враг, и оценить его сильные и слабые стороны в бою, чтобы при следующей стычке, когда он их выследит и на путников нападет целая стая, знать, куда вернее разить превосходящих по численности врагов. Подставлять под удар Ринву, которая оценивалась тварями как «самка», а значит, более слабое существо, Дарк не собирался; лишаться света тоже не хотел, да и сам лезть в лабиринт ходов опасался. Для получения положительного результата эксперимента необходимо было как-то спровоцировать хищников на нападение, выманить их из нор в тоннель. Немного подумав, моррон нашел только один способ. Достав из-за голенища сапога нож, Аламез аккуратно сделал небольшой, но довольно глубокий надрез на мизинце левой руки. Запах крови должен пробудить в хищниках голод и подтолкнуть к нападению, но на деле привел лишь к обратному, весьма неожиданному и досадному результату.

Уши неудачливого экспериментатора пронзил жалобный, противный писк, исполняемый тремя визгливыми глотками; а как только он затих, издалека донеслись топот быстро удаляющихся ножек и звук осыпающихся камней. Исследование провалилась, гипотеза оказалась в корне неверной, но моррон всё же кое-что ценное узнал: «наблюдателей» было всего трое, и этот вид подземных тварей так же боялся запаха крови моррона, как и зверье, обитавшее на поверхности земли.

«Ну что ж… оно и к лучшему, – по-философски невозмутимо отнесся к провалу своего эксперимента Аламез, не торопившийся останавливать всё еще идущую из пальца кровь. – По крайней мере, теперь знаю точно, к нам эти твари не сунутся, наберись в стае даже целая сотня! Хоть выспаться можно спокойно!»