Я улетел в темный предрассветный нас, ни с кем не прощаясь. Правда, я мысленно помахал рукой тем неясным фигурам, что стояли где-то, устремив глаза в небо, зная или угадывая путь моей яхты. Для них я тоже был смутным силуэтом. Хотя в отношении некоторых я надеялся на обратное.

Мне понадобились сутки на то, чтобы ознакомиться с устройством и управлением яхты и наметить примерный план действия. И чтобы отговорить Лену лететь со мной.

Конечно, Лена оказалась изумительной женщиной, ее привязанность ко мне трогала: то, что она с такой легкостью передала мне одну из роскошнейших яхт в Империи, поразжало. И заставляло задуматься.

Однако вернемся к яхте, уже материализовавшейся в моем сознании под именем «Мечта», которым, еще при покупке, наделила ее Лена. Издали кораблик напоминал эллипсоид, а постоянно действующее защитное поле, стирающее резкость поверхностных граней, еще более являло аналогию с непрерывно струящейся поверхностью; словно постоянный поток водных струй омывал этот небольшой, вмещающий от силы десять-пятнадцать человек, кораблик.

Внутри, с первого взгляда иллюзия изменчивости сохранялась. Это объяснялось тем, что тысячи сенсорных датчиков мгновенно реагировали на скрытые и явные желания пассажиров, тут же принимаясь изменять геометрию стен, пола, потолка, а также цвет поверхности, мебели, самого воздуха. Похоже обстояло дело с музыкой или отсутствием оной.

В иллюминаторы заглядывало пожелтевшее па востоке небо. Я словно бы одиноко висел над поверхностью планеты – без костюма, скафандра или корабля, – настолько совершенно было изображение экранов, что глаз не замечал подмены; по небу между тем ползло несколько тучек, и звезды все еще цеплялись за выцветший небосклон. Теперь они больше походили на капли росы, чем на конфетти.

На «Мечте» оказалась богатейшая библиотека учебных гипнопрограмм, и те несколько часов, что мне удалось утаить от Лены, я посвятил учению: теперь, взлетая, холодно намечал план на те двое суток бортового времени, что я вынужден буду провести в полете.

Подчиняясь приказам моего голоса, яхта все разгонялась и разгонялась.

В медицинском отсеке, обезболив, я рассек ткани под ногтями левой руки, подсадил в ранки лазерные кристаллы и несколько пьезоэлектрических контуров, закрыл разрезы и полтора часа держал руку в аппарате ускоренной регенерации. Внешне ничего не было заметно. Теперь, если я только вытяну напряженно сжатые вместе пальцы, из кристаллов выйдет луч, способный пробить метровую бериллиевую плиту.

Внутренне посмеиваясь и, возможно, просто из детского желания поиграть в войну, я подготовил еще несколько сюрпризов противнику. Так, я замаскировал в волосах полутораметровой длины нить, молекулярные связи которой были усилены настолько, что ею можно было без труда перерезать руку, ногу или шею человека.

Было и еще кое-что, но остановился я лишь после того, как вживил в себя ген, позволяющий телу почти мгновенно (правда, с огромными затратами энергии, мимикрировать в "ситуациях, угрожающих целостности всего организма", как было начертано в сверхсекретной инструкции, неведомо как приобретенной Леной.

В общем, я спал, ел, ждал и пытался ненавидеть.

Потом в один прекрасный час послышался гул, перешедший в визг, звезды вдруг посыпались огненным дождем и неподвижно залили обзорные экраны. Одна, яркая, повисла впереди.

Теперь яхта двигалась в обычном режиме, и два часа – или две жизни – спустя я уже рассматривал опаловую планету со сверкающими морями, множеством заливов, островов, фиордов, с буйной растительностью на двух тропических континентах, с прохладными лесами и многочисленными озерами на трех континентах умеренной зоны. Без особо высоких гор, но с большим количеством холмов, с семью небольшими пустынями – для сохранения разнообразия, как видно, и длинной извилистой рекой в половину континента; это смутно напоминало, хотя и в карикатурном исполнении, древнюю Землю.

Я наблюдал, как формируется штормовой фронт в зоне экватора, как он движется на север, рассеивая свои влажный груз над океаном. Потом появилась, плавно раскачиваясь, неизменная луна, моду на которую не смогло уничтожить тысячелетнее пилигримство человечества.

Я вывел «Мечту» на эллиптическую орбиту за пределами, как я надеялся, действия обнаруживающих лучей и занялся подготовкой десантирования.

Разумеется, я не собирался сажать «Мечту» на поверхность мирабовского Сада наслаждений.

Приняв ультразвуковой душ, я надел комбинезон из водоотталкивающей самозатягивающейся синтетики, тяжелые армейские ботинки и наглухо застегнул ремешок мягкого кожаного пояса с системой эмиттеров Калашникова, создающих защитное поле, в просторечии – аккумуляторами. Справа на бедро подвесил ручной лазер, а по поясу за спиной прикрепил гирлянду ручных гранат. На шее у меня покачивалось ожерелье из бусин-бомбочек и плоский диск-излучатель, а на запястье я прикрепил ножны веерных ножей, не раз выручавших меня еще на Уране.

Войдя в трехметровую нишу с черным плоским диском посередине, я стал в центр диска. Мозг корабля включил эмиттеры. Воздух заметно уплотнился, тело мое словно обдували раскаленным ветром: контуры вокруг зябко дрожали. Чмокнув, появилась отсекающая мембрана, и тут же из стены выползла металл о пластовая бордовая плита. Я досчитал до трех и вместе с воздухом (словно пробка из бутылки шампанского вина) вылетел из шлюза.

Я летел. Сопротивление разряженной еще атмосферы не ощущалось. Материк – огромный, плоский – лежал внизу, слегка покачиваясь, словно гигантский плот. Я был еще на границе стратосферы. В океане не различались отдельные волны; на таком расстоянии, казалось, внизу расстелили огромное, слегка размытое зеркало. Фиолетово-зеленый грушевидный материк, отороченный по западному краю и тонкому черепку перешейка желтым контуром песчаных пляжей, выцветился и слегка рыжел под тонким слоем низовых облаков.

Я опустил на глаза щиток бинокля; отдельные деревья буквально прыгнули мне навстречу. Я быстро проглядел весь материк; горная гряда, тянущаяся с севера на юг, снежно-голубой блеск вершин, озера, мелкие реки, множество небольших поселков. Но ни военных, ни транспортных кораблей, ни крупных городов-портов. Я стал еще внимательнее вглядываться в район, помеченный па карте как резиденция владельца планеты – Мираба Мамедова. В микрофоне, закрепленном возле левого уха, стало потрескивать. Прорвался залп атмосферного разряда автоматически активизировал фильтр. Сразу тихо, но очень явственно зашумел фон планеты. Вдруг потемнело; рыжевато-рыхлая масса надвинулась – лавиной унеслись вверх тучи. Сквозь шум и треск прямо в голове раздался мерный голос корабельного Мозга.

– Командиру Сергею Волкову! На поверхности материка «Сладострастие» не замечено ни одного города. Имеются девять тысяч семьсот шестьдесят пять поселений. Температура воздуха на поверхности планеты плюс двадцать шесть градусов по Цельсию. Вы находитесь на высоте пять тысяч двести метров над уровнем моря.

– Очень хорошо. Опусти меня до тысячи метров и останови. Хочу осмотреться. Здесь что-то должно быть не так. И сообщи параметры излучения полей. У меня все.

Очередной раз потемнело. Я прошел нижний разряженный слой облаков. Внизу, километров двадцать южнее искрился океан. Широкая река почти по курсу моего полета-падения. Лодка или какое-то огромное животное, плывущее вниз по течению. Туда, где океан и золотая полоса пляжа, куда вольно и лениво стекала река. Меня слегка, но ощутимо дернуло. Я все время ждал нападения или иной опасности.

– Командиру Сергею Волкову! Анализ параметров полей почти закончен. Можете включить интерферон.

Я щелкнул переключателем бинокля, начав поиск интерферирующих силовых полей.

И увидел: словно песчаная рябь у атолловых островов под водой, вся поверхность подо мной оказалась покрыта сетью концентрических окружностей. Центр пестро переливающейся сети был где-то подо мной, а по периметру огромного, пятидесятикилометрового круга – десятка два других, меньших, словно форпосты чьих-то рубежей. Едко-зеленые, изумрудные по вершинам, в промежутках волны светились теплыми тонами спектра, но так же едко, с переливами: алые, оранжевые, желтые…

– Мозг! Что означает зеленый цвет?

– Есть аналог. Я вынужден поднять вас повыше на тысячу метров.

Словно моргнул и не сразу открыл глаза – корабль подбросил меня вверх.

– Командиру Сергею Волкову! Зарегистрирован недолет на семьдесят пять метров. Вас что-то держит. Есть аналог, но необходимо проверить информацию. Защита подобного типа запрещена для частного использования. Для проверки высылаю зонд.

В микрофоне кто-то вздохнул. Или это был атмосферный разряд? Я напряженно, ежесекундно ожидая нападения, смотрел вниз в бинокль, не убирая и интерферон. Ноздри забивал уже процеженный фильтрами влажный морской воздух. Мне казалось, пахнет морем, хотя высота была большая.

– Командиру Сергею Волкову! Зонд исчез на высоте восьмисот метров. Зеленый выброс из эпицентра полей.

В это же мгновение я увидел внизу, как зеленые волны, запульсировав, слились в огромный пузырь, зыбко дрожащий, переливающийся изумрудными оттенками. Такие же, хотя и меньшего размера пузыри выросли по периметру. Они все увеличивались, местами перекрывая друг друга, и там, где это происходило, зеленое свечение резко усиливалось. Из этих мест, где пульсирующая зелень местами отдавала багрянцем, вытягивались тонкие синие нити. Медленно переплетаясь, они рывком устремились вверх, образовывая горловину, охватывающую рыжие облака. Ветер стих. Нечто подобное я видел при подлете к планетоиду искусственного Мозга. Я посмотрел на шкалу дальномера – расстояние до медленно тянущейся ко мне горловины было около пятисот метров. Судя по всему, энергетические затраты на создание этой невесомой конструкции были колоссальными.

– Командиру Сергею Волкову! Закончил идентификацию. Все возможности использовать временные поля запрещены для частных лиц. Судя по всему, на вас совершается нападение. Я прикрою вас половиной мощностей корабельных эмиттеров.

Я на мгновение отключил интерферон и посмотрел вниз. Ничего. И все же… какое-то неясное ощущение скованности. Клочки облаков застыли внизу, рука, протянутая к переключателю щитка, приостановилась, замерла… нет, плыла, плыла…

– Командиру Сергею Волкову! Вас накрыло временным полем.

Я стряхнул оцепенение, рука доползла к щитку бинокля. Все озарилось изумрудным огнем. Я был уже в центре горловины, которая, расширяясь книзу, накрывала дрожащие пузыри по периметру и в центре.

Я понял, что мне надо сделать, и странно непослушными пальцами расстегнул кожух излучателя антиматерии. Выдвинулся патрубок. Вокруг него (словно искрящийся цветок) появились лепестки силового отражателя. С трудом двигая пальцами, я сумел настроить оружие. И в тот же миг ударил. Ударил всей мощью, понимая, что сейчас произойдет.

Сквозь щиток интерферона было видно то, что не разглядел бы сторонний наблюдатель.

Ослепительный луч вонзился в центральный «пузырь». И вдруг растекся, заливая огнем шаровидные купола. Сквозь жидкий огонь, расползающийся по поверхности гигантского сосуда, стенки которого мгновенно раскалили звездные температуры аннигилирующей материи, видно было – и еще ярче! – пылающую циклопическую конструкцию. Опорные синие нити, словно вольфрамовые прожилки невообразимой лампы, залили окрестности мертвым нефритовым светом. Не переставая излучать антиматерию, я выключил интерферон. В видимом спектре подо мной открылся ад. Словно извержение вулкана – фонтаны ослепительного огня. И все бурлило, шипело, рвалось. Все выше, выше и выше. И сквозь этот океан огня стал медленно вырастать темный массивный гриб, сверху казавшийся уже не гладким, но кудрявым, бугристым, словно цветная капуста, пламенеющий радужными переливами. И вся эта чудовищная, словно вспухающее тесто, масса ползла ввысь, заполняя огромную воронку, за которой, словно объятый кладбищенским ужасом, притих незатронутый материк. Весь этот катаклизм, ограниченный полем времени, сгорал сам в себе и все полз, полз ко мне вверх, в облака. Я вдруг понял, что давно вызываю Мозг яхты, забыв, что в таких условиях обычная связь работать не может. Я настроил мыслепередатчик и вновь попробовал вызвать корабль. Связь наладилась мгновенно, мысль как будто моя, но настолько чужеродно отшлифованная, что принять за свою, как всегда при мыслесвязи, было бы невозможно.

– Командиру Сергею Волкову! Я не могу вас забрать. Вас держат. У меня не хватает мощностей.

На секунду включил интерферон: лампа, в горловине которой я застрял, вспыхнула еще ярче. Казалось, добавили напряжения. А в видимом спектре, нализываясь на ослепительный жгут излучателя, ползли новые шляпки грибов: один, второй, третий…

То, что творилось внизу, не поддавалось описанию. Спасали только фильтры, но ужасная, режущая глаза белизна, раскалившая, казалось, весь мир, грозила прожечь и щитки и поле. Я только сейчас осознал, в эпицентре какого чудовищного грохота нахожусь. Казалось, планета ревет от боли, воет, выдувая сквозь воронку дым, газы, пульсирующее солнце голубого огня, и все это ползло вверх, в атмосферу – выше, выше… Если бы не защита поля, я был бы давно уже частицей плазмы.

И вдруг все происходящее показалось мне дурным сном. Я вспомнил, как пушинкой хотел опуститься на материк, – никем не замеченный и никого не потревожив. К чему вся эта дуэль? Зачем этот вселенский обмен энергиями? Мне ведь был нужен Мамедов, чтобы узнать… Тупик. А за пределами термоядерного извержения спокойно, ничуть не потревоженная, жила мирной жизнью планета Сад наслаждении.

Я решительно выключил излучатель. Мир дрогнул. Я еще успел уловить предостерегающий сигнал корабельного Мозга, как вдруг мрак охватил меня. Ничего не было…