Я немного помедлил, прежде чем пройти черную мембрану, перекрывающую коридор. Что ждет меня впереди? Каков окажется мир, созданный лично моим подсознанием? Какова жизнь Бога?

Утром за мной зашел Персей, управляющий этим планетоидом. И я уже понимал, что больше никогда не увижу своих товарищей, с которыми успел сдружиться, и между нашим вчерашним расставанием лежит не ночь, а бездна ночей, бездна, которая сразу стала материальной, стоило роботу сказать:

– Пора!

Мы с Персеем довольно долго двигались по центральному туннелю. Время от времени яркая вспышка отмечала появление боковых ответвлений, под разными углами отходящих от главного хода. Одновременно из ослепительного тумана вспышек высовывались гибкие тупые щупальца, неощутимо касались меня и белкового робота, и сразу же серебристый губчатый пластик пола делал скачок к следующей вспышке. Мы все быстрей и быстрей неслись в безынерционном поле главного ствола, пока вспышки не превратились в сплошной яркий свет, пульсирующий замедленным метрономом, а в такт вспышкам в памяти звучали слова Мозга;

– Задача любой культуры состоит в выживании носителей этой культуры. Но для нас каждый отдельный социум важен лишь как средство абстрагирования, трамплин в ирреальность, помогающий постижению не задействованных эволюцией потенций Разума, в рамках любой культуры добровольно следующего цели эволюции, вернее, самоцели. Ибо смысл кода на антропогенетическом уровне стал средством передачи, а значит, для Духа не поставлена задача соразмеримая с его возможностями, силу которых ему обычно не дано познать, ибо составители программы всегда вне и всегда недостижимо удалены…

Туннель стал заметно подниматься, продолжая все явственнее закручиваться по спирали. Подумать только! Живя на поверхности планетоида, трудно вообразить, что под зримой поверхностью все изрыто сотами ходов. Планетоид источен насквозь, словно сыр или муравейник.

Витки туннеля закручивались все туже, пока не слились в одной точке, и вдруг все кончилось мгновенным толчком темноты: лифт мягко выдохнул нас в очень большой, ярко освещенный зал. В середине зала, словно маленькая затерянная планетка, медленно вращаясь, висел трехметровый шар. Это был Мозг К – 15585. Лично я, даже сейчас, весьма приблизительно знал его устройство. Я знал, что, окруженный гелиевой атмосферой со строго определенными свойствами, Мозг был абсолютно изолирован от каких бы то ни было воздействий со стороны и, кроме того, после установки вокруг него включилось, чтобы уже никогда не отключаться, защитное поле. А внутри Мозга было заключено переплетение нейронных связей неслыханной сложности, которое и было собственно Мозгом. Все остальное пространство зала пустовало, потому что посредниками между Мозгом и внешним миром – его голосом, его руками, его органами чувств – служили роботы.

И только у одной из стен находилась узнаваемая уже мембрана, затягивающая каркас ворот, через которые осуществлялся переход в разные миры, а сегодня, сейчас – мой переход в сотворенный мною же мир.

Персей пристально смотрел мне в глаза.

– Пора! – сказал он. – Осмотрись сначала. Мир хоть и сотворен тобой и связан с твоим мозгом непосредственно, но все-таки он объективно существует вне тебя. Тебе придется привыкать.

Я немного помедлил, прежде чем шагнуть во мрак – вполне понятная нерешительность, – но, собравшись с духом, пошел.

Тот же коридор, откуда несколько месяцев назад восемь человек паломников шагнули в неизвестность. Никого. Я прошел через комнату с грудой неподвижных тел роботов, сваленных у стены, попал в другой коридор, который тоже узнал по пустым и изредка заполненным отключенным электронным хламом нишам. В овальном кабинете сидел тот же или похожий на того, старого, робот.

– Я должен зафиксировать ваше появление, – сказал робот.

– Фиксируй, – согласился я, – но без подробностей. Не хватало еще привлечь к себе внимание.

Робот достал из настенного шкафа серую тетрадь, нашел графу и попросил расписаться. Я поставил какую-то закорючку и сказал, что этого довольно.

– Очень хорошо, – резюмировал робот. – Наконец-то есть прецедент.

– Ты же говорил, что уже был прецедент.

– Кому говорил? – спросил робот.

– Мне, нам, паломникам. Мы уходили отсюда четыре месяца назад.

– Сожалею, но вы ошибаетесь. Последнее паломничество ушло три недели назад. До этого – десять лет назад. В их составе вас не было. И никто никогда не возвращался обратно. Вы первый. Так что вы и есть прецедент.

Я помолчал, переваривая сообщение, а потом потребовал такси. Сиреневая машина прибыла через десять минут, и я некоторое время не мог понять, что меня привлекло… Пока не догадался – раньше машины здесь были только черные.

– Отель «Титан», – сказал я роботу-водителю и, когда мы взлетели, стал готовиться к новым открытиям.

Минут через пять машину сильно встряхнуло, и со скрежетом и визгом, чуть не сбив нас, мимо, сверху вниз, что-то пронеслось. Какой-то даже обескураженный водитель сообщил, что на нас свалился автоматический экипаж. Видимо, неисправность, объявил он.

Я смотрел, как эта «неисправная» машина вышла из пике и стала быстро набирать высоту. У меня зародилось нехорошее предчувствие.

– Свяжись с этим экипажем и выясни, что там происходит! – приказал я.

– Уже пытался. Автомат на вопрос не отвечает.

– Ну так делай что-нибудь! – закричал я, видя, что этот ярко-красный полированный болид готовится сделать новый заход на нас.

– Что я должен сделать? – меланхолически вопросил меня робот, но ответить я не успел, потому что в нас вновь врезался этот охотник и, наверное, повредился сильнее нас, потому что, расцепившись с нами корпусом, сам стал падать еще быстрее.

– Это нас и спасло, потому что первая машина взорвалась под нами, ударившись о землю в лесопарковой зоне, когда нам оставалось падать еще метров пятнадцать. Взрывная волна, подхватив нас, погасила скорость падения и со скрежетом и визгом металла вклинила корпус такси в ветви могучего, на дуб похожего дерева-великана.

Еще через пять минут с неба спикировала вызванная кем-то машина медобслуживания. Техник, не слушая возражений, обследовал меня рамкой искателя, повреждений не нашел, дал какие-то таблетки для успокоения нервов и даже доставил все еще раздраженного меня к вестибюлю отеля "Титан".

Тот же перламутровый робот успел сообщить, что меня в номере ожидает гость.

– Кто? – готовый ко всяким неожиданностям, холодно спросил я.

– Гость не назвался, чтобы сделать вам сюрприз, – уже девичьим лицом очаровательно улыбнулся портье, и я поднялся в номер, готовясь к сюрпризу. И не ошибся.

Когда я вошел, он машинально играл с пультом, доводя интерьер до совершенства. Это был Илья, Илья Бондарев. Но со здоровыми ногами. Так мне показалось, когда он вскочил, увидев меня.

– Илья!

Он вздрогнул, словно я его обругал, и большие, обычно добрые глаза его наполнились гневом:

– Ах ты!.. – словно зарычал он.

– Ах я, – передразнил я.

Все еще не пришедший в себя после автокатастрофы, я не стал сдерживаться. Тем более не видел причин для злобы.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я.

– Это я хочу тебя спросить, Орел, что ты тут делаешь? Какую еще гнусность затеял?

Я сел напротив него в голубое и непрозрачное (!) кресло. Своим поведением он несколько озадачил меня. По всему видно, он что-то знал такое, чего я не знал.

– Может, ты меня за другого принимаешь? – успокаиваясь по ходу дела, спросил я. – Меня зовут Сергеем Волковым. И я никакой не орел.

Я начинал кое-что понимать, но пока предпочитал свои соображения держать при себе.

– Я имею в виду именно тебя. И раз ты вернулся, да еще с таким треском, значит, опять что-то затеял. А с учетом того, что ты сбросил свою овечью шкурку, здесь скоро станет жарко. Я прав?

– Жарко будет, – пообещал я. – Какая-то машина только что пыталась сбить такси, в котором я летел.

– Жаль, что попытка не удалась. Я много бы дал, чтобы оказаться за водительским креслом в той машине.

– Тогда ты был бы трупом. И вообще, откуда такая любовь ко мне?

– А ты не знаешь? – ехидно спросил он.

– Откуда? Впрочем, до этого еще дойдем. Предлагаю прекратить глупую пикировку и заключить перемирие.

– Ты предлагаешь! Да я при любом удобном случае сломаю тебе шею.

– Заткнись! – приказал я. – Меня здешнее гостеприимство начинает утомлять. А па счет шеи… я ведь после Урана, так что не советую пробовать.

– Ну, ну, – сказал Илья с гаденькой усмешкой. – В детстве я всегда клал тебя на обе лопатки. А попозже с синяками от моих кулаков ходил ты, а не я.

– Уймись и расскажи мне обо всем. Расскажи так, будто меня не знаешь и разговариваешь с посторонним человеком. Выложи мне все. – Я намеренно решил использовать ту же уловку, которой воспользовался, беседуя с Ильей номер один. Я уже понял, что этот мир, вероятно, несколько отличается от моего. Предстояло узнать, в чем отличие.

– С какой стати? – вопросил он.

– Я тебе потом тоже кое-что сообщу интересное.

Колебался он недолго. Да и подумать? Что он терял?

– Я немного знаю. Впрочем, как и все.

– Не важно. Расскажи все с самого начала.

– Ну что же. Ты – Николай Орлов. В детстве мы с Мариной называли тебя Орлом. Ты родился здесь, в Мечтограде. Учился в нашей дворцовой школе. После смерти отца ты должен был стать нашим Премьер-Министром. Потом ты убил своего отца.

Он вытащил сигарету и закурил. Сигарета прыгала в его пальцах.

– Кроме того, ты соблазнил и ее. Ты только перед ней и строил из себя героя, вот она и поверила…

– Кто?

Илья поднял на меня взгляд. И должен сказать, я редко видел у людей такие вот, полные бешенства, ужасные взгляды вечной неугасимой ненависти.

– Марина Вронская. Чудесная девушка, которая была достойно лучшей судьбы.

Так. Все совпадало. Может, только детали?.. Я вежливо осведомился;

– И конечно, это я помешал устроить ее судьбу?

– Что б ты пропал! – Он закатил глаза и говорил, говорил… Я отодвинулся – брызги его бешенства долетали до меня. – Да, Марина увлеклась тобой. А ты погубил ее, уничтожил. Даже когда тебя осудили, даже тогда она осталась тебе верна. Только ради ее памяти я разговариваю тут с тобой.

– Да, теперь я вижу, какой я отпетый негодяй. Он взял себя в руки. Потухшим взором посмотрел на стол.

– Раньше я мечтал убить тебя. Бесполезно, все бесполезно. В общем, когда после убийства Премьер-Министра тебя осудили, она… Я до сих пор не могу понять, почему, когда тебя отправили на Уран, она не вернулась ко мне, а связалась с этим подонком Мирабом. Не из-за власти же! Она ведь племянница нашего нынешнего Премьер-Министра. А пить и принимать наркотики она начала из-за тебя, подлеца. Но как ей удавалось несколько лет держать в руках Мамедова до такой степени, что он просто молился на нее?

– Несколько лет? А потом?

– Потом она исчезла. – Илья в тоске наклонил голову и качал ею в такт словам. – Какой же ты вонючий подонок! Как же ты еще можешь жить после всего, что ты натворил?

Он бросился на меня так внезапно, что я не успел среагировать. Я немного отвлекся, пока он упивался своим мазохизмом, потому и пропустил бросок. Руки его неожиданно сильно сдавили мне горло, но я все-таки смог прошептать;

– Николай Орлов умер.

Он уставился на меня, как на сумасшедшего. И поверил – я прочел это в его глазах, – но не перестал душить меня.

– Что?! – Наконец он отпустил мое многострадальное горло.

Должен сказать, меня даже забавляла вся эта ситуация. Я второй раз рассказывал ему о смерти Николая, о студне, сожравшем его тело, о собственной амнезии, об отрывке письма, найденного в вещах моего умершего друга, и о своей клятве добраться до тех, кто отправил его в урановый ад на смерть.

Сигарета обожгла мне пальцы, я не заметил, как целиком ушел мыслями в прошлое.

– Он спас меня. И на его могиле я поклялся, что стану его наследником, чтобы хоть этим отблагодарить за то, что я живу. Он мне рассказал немного. То, что я знаю, можно разделить на несколько пунктов. Хочешь знать какие?

Илья кивнул, соглашаясь.

И я перечислил:

– У Николая убили отца и отняли причитавшуюся ему по праву наследования должность Премъер-Министра. Второе: девушка предала его, потому что была замешана во всем. Он ее любил, а она посмеялась над ним. Вот и все. Он был скрытен, а я думал, что еще будет время расспросить его.

– Но он не назвал никаких имен, – заметил Илья.

– Не назвал. Но это ничего не меняет. Я прибыл сюда… несколько дней назад и чувствую, тот или те, кто убил, сами вскоре назовут мне себя. А потом я их настигну. Держу пари, ты даже представить не можешь, что я намерен с ними сделать.

– Но тебе какое дело до всего этого?

– Какое дело? Видно, у тебя нет друзей. Николай был мне настоящим другом. И его обида – моя обида. Так что я прибыл отомстить за себя.

– Очень благородно. А если это он совершил эти убийства?

– Вот я и займусь расследованием. Хотя, конечно, я уверен в обратном.

Илья озадаченно посмотрел на меня:

– Что же теперь будет?

– Я постараюсь, чтобы весь Мечтоград узнал об этом.

– Не хотел бы я быть на месте неизвестно пока еще кого там, – пробормотал он и вдруг улыбнулся.

– Думаю, скучать не придется.

Он вновь задумался и спросил немного погодя:

– А что ты намерен делать сейчас?

– Отыскать Марину. Я чувствую, именно к ней сходятся концы ниточек.

Илья, однако, немедленно озверел:

– Оставь ее в покое!

– Не могу. Мои чувства к другу важнее твоей самой сильной привязанности. Да и Николай говорил…

– А чтоб тебя!.. – Он ударил кулаком по столику, отчего тот испуганно утек в пол. – Оставь ее в покое. Это мужские игры

– Перед смертью все равны. Когда замешана власть, Власть с большой буквы, вопросы пола теряют свою остроту. Кто не понимает, всегда выбывает из игры.

– Я уверен, что она ни при чем.

– А я не уверен. Поверь мне, я только за последние месяцы увидел столько смертей, за которыми, так или иначе, стояли сладкие мордашки (в тот момент я думал о Лене), что иллюзий у меня не осталось. Правда, их никогда не было слишком много.

Я вытащил сигарету и закурил.

– Где бы мне ее увидеть? Какое-нибудь изображение. Мне не хотелось бы искать вслепую. Илья удивленно взглянул на меня:

– Ты что, серьезно?

И тут же досадливо скривился:

– Все забываю о твоей амнезии. Нет ничего проще. – Он повернулся к экрану и потребовал: – Покажите нам последние записи Марины Вронской.

На самом деле это было электронно обработанное изображение. Девушка прошлась в полный рост, потом явила один анфас, медленно повернула лицо в профиль и снова взглянула на пас. Прелестная блондинка. Даже экран не мог скрыть ее очарования. У нее был нервный чувственный рот и большие страстные глаза, которые могли прожечь сердце любому мужчине, даже мне.

– Ну как? – спросил Илья.

– Ты ее до сих пор любишь?

– Люблю? – удивленно переспросил он. – Вот уже не знаю. Но я был бы рад, если бы она вернулась ко мне. И мне безразлично, что она делала в банде Мираба.

Подражая Илье, я небрежно бросил в сторону экрана:

– Подайте что-нибудь прохладительное. Можно немного добавить алкоголя.

Исчезнувший от удара Ильи синий столик выпрыгнул возле меня уставленный бокалами. Я взял ближайший и отпил.

– Хорошо, не будем заострять на этом вынимание. Лучше расскажи, как все произошло тогда, десять лет назад.

– Ну, ты же сам… Никак не осознаю, что ты не Орлов, – перебил он сам себя. – Я знаю лишь то, что твоего отца нашли в его личном кабинете с дырой в груди. Рядом валялся твой бластер, вернее, бластер Николая Орлова. Возле дверей – остатки охраны, распыленные тобой. Эксперты сразу указали, что убийство Премьер-Министра совершено из найденного оружия и стрелял Орлов. Все, что и требовалось доказать.

Слушая, я не мог отделаться от смутного ощущения, что концы сходятся не настолько гладко, как кажется на первый взгляд, – что-то чертовски несуразное есть во всей этой истории…

– А где находился в это время Мираб Мамедов? – спросил я.

Илья повернул голову и окинул меня внимательным взглядом:

– У тебя есть чутье. Жаль только, что ниточка очень легко обрывается. Мираб есть Мираб. Даже если он принимал участие в покушении и убийстве, сам бы он этого не делал.

– Ты знаешь, я тут на днях был у Мамедова…

– В Мистическом квартале?

– Да. И не один… Но это не важно. Так вот, меня за полдня несколько раз пытались убить. Даже с башни сбросили.

– Шутишь? Там же все иллюзии, фантомы. Поэтому люди и ходят.

– Да?.. Расскажи-ка мне о Мамедове.

– Мамедов мужик с головой, точнее – с железными нервами и весьма неразборчив в средствах. Честно говоря, Магический квартал и Сад наслаждении – это только малая часть того, что принадлежит его Империи. На многих планетах никто не сделает без его воли и шага.

– Теперь сделает, – пробормотал я и поставил бокал на столик.

Илья посмотрел на меня, но сдержал едва не слетевшие слова:

– Ладно, может быть…