Эффект превзошел все его ожидания.

Стоило Эгину инициировать музыкальную улитку, как в его сознании зазвучала приятная, бодрящая мелодия. Игра флейт, каниойфамм и водяного органа сопровождала хор, на три голоса исполняющий «В поход собираясь, он так говорит баронессе».

Разумеется, все звуки раздавались под его черепным сводом, в лесу же по-прежнему завывал ветер. Ничто не выдавало присутствия бывшего аррума, направляющегося в Гинсавер спасать эрхагноррат Лагхи Коалары от посягательств высоких сущностей Фальма и низкородного ставленника их, подлоименного Ларафа окс Гашаллы.

Доспехи из шардевкатрановой кожи сразу же заметно потеплели, а боль, которую вызывало острие иглы, засевшее у него под кожей, утихла.

Эгин развел руки в стороны. Так и есть – воздух оказывал ощутимое сопротивление его движениям и во всем стал подобен воде. Он вздохнул полной грудью и словно напился этого сырого, заполненного фальмскими запахами эликсира.

Он произнес слова Легкости. И, осторожно оттолкнувшись от земли, подпрыгнул, загребая воздух руками так, как делал бы, выныривая с десятисаженной глубины.

Он довольно быстро поднялся к кронам деревьев и завис, придерживаясь рукой за толстую ветвь ясеня. Ветер здесь был сильнее, чем у земли. Эгину на секунду сделалось страшно: а вдруг он не выгребет против ветра и его внесет прямо в главную башню Гинсавера, в лапы офицеров Опоры Единства?

Но, поразмыслив немного о своем местоположении и преобладающих в здешних местах ветрах, Эгин успокоился. Судя по всему, худшее, что ему грозит – быть унесенным в лесную глушь, но отнюдь не к высоким замковым постройкам. А глуши он совсем не боялся – там не было ни черной книги лжегнорра, ни аррумов с «облачными» клинками.

Эгин пошарил в темноте Взором Аррума. Два сторожевых секрета охранников Гинсавера по-прежнему находились там, где он засек их несколько коротких колоколов назад. Больше не было никого. Значит, как Эгин и надеялся, он и его проводники остались незамеченными.

Теперь требовалась особая осторожность. Стоит ему зазеваться и влететь в гущу веток – и звуки этого искусственного «бурелома» сразу же привлекут внимание сторожевых секретов. Тогда о проникновении в Гинсавер можно и не мечтать.

К счастью, гул ветра и треск, который стоял по всему лесу, предоставляли достаточно громкий фон, чтобы не заботиться об одной-двух задетых ветках. В противном случае Эгин почти наверняка не смог бы пробраться между сторожевыми секретами незамеченным.

Полчаса потребовалось ему, чтобы достичь опушки и удостовериться в том, что проводники вывели его как нельзя точнее. Он находился ровно напротив хозяйственного крыла Гинсавера. Именно здесь, в мясо– и грибосушильне стародавней фальмской придумки, была намедни разложена отсыревшая дагга – огнетворительная смесь, используемая для метания ядер в «молниях Аюта». Так показали пленные офицеры Свода Равновесия.

Эгин находился сейчас примерно на высоте в двадцать саженей, то есть выше среднего уровня стен Гинсавера. От погруженного в темноту хозяйственного крыла его отделяло расстояние в один бросок копья.

Пока что все шло как нельзя лучше. Беспокоил только непривычный разогрев шардевкатрановых доспехов, да еще легкое раздражение вызывал однообразный репертуар музыкальной иглы. Баллада про барона и баронессу пошла на шестой круг – на этот раз без музыкального сопровождения, на таркитском языке, в исполнении хора евнухов.

Он прощупал гребень замковых стен Взором Аррума. Судя по отсутствию характерных красных черточек, которые дают в фокусе Взора многие магические вещицы и, в частности, Внешние Секиры офицеров Свода, караулы на стенах состояли из ординарной пехоты. Отлично!

Последний бросок… Именно здесь, именно сейчас его может разыскать стрела бдительного лучника или «облачная» молния лукавого аррума, затаившегося где-нибудь поблизости за Стеной Иллюзий.

Эгину стало страшно. Правда, раньше ему уже доводилось вступать в единоборство с офицерами Свода. В северном Ре-Таре пришлось выдержать бой с целой плеядой иноземной разведки. Случалось и проникать во вражеские логовища, вспомнить хотя бы усадьбу-крепость Багида Вакка на Медовом Берегу. Но никогда, никогда прежде он не шел в одиночку против укрепленного гнезда Свода, против «Семи Стоп Ледовоокого» и ее непутевого дружка.

Лучшая борьба со страхом – действие. Эгин резко оттолкнулся обеими ногами от ствола дерева и, часто, размашисто загребая воздух-воду, полетел.

Ветер, подобный сильному течению в море, заметно сносил его к западу. На каждые пять шагов, преодоленных им в направлении на хозяйственное крыло замка, приходился один шаг вбок – туда, где не было никаких построек, а только непроглядная темень и колкие ветви старых елей. При этом Эгин заметил, что стоит ему глубоко вздохнуть – и он сразу же начинает набирать высоту, а на выдохе его понемногу тянет вниз.

Шардевкатрановый нагрудник тем временем начал жечься так, будто был намазан изнутри горячей горчицей. И это сквозь многослойные покрова шерсти и рубаху! Эгину просто страшно было себе представить, как бы он перенес это необъяснимое явление, надень он нагрудник на голое тело.

Однако самым неприятным было то, что ветер усиливался, а до гребня стены по-прежнему оставалось не меньше тридцати саженей. Таким образом, Эгин двигался не по направлению к замку, а по плавной кривой, которая в лучшем случае являлась касательной к линии стены, а в худшем должна была безнадежно увести незадачливого воздухоплавателя от цели.

Эгин вздохнул так глубоко, как только мог, и, продолжая грести воздух-воду одной рукой, сорвал с плеча моток линя с предусмотрительно навязанными просторными петлями.

Бросать из положения «лежа на воздухе» было очень неудобно. Эгин исхитрился придать телу наклонное положение, раскрутил длинный конец линя над головой и швырнул свой тройчатый аркан по направлению к стене.

К счастью, на стенах замка имелись зубцы. И к счастью, Эгин был достаточно предусмотрителен, чтобы навязать несколько петель вместо одной.

Две из них схватили пустоту, но третья все-таки зацепилась за зубец. Ветер, крепчавший с каждым вздохом, не замедлил вернуть почти ничего не весящее под воздействием комбинированной магии тело Эгина в горизонтальное положение.

Столь быстро, сколь это было возможно Эгин выбрал линь полностью и таким вот экзотическим «самотягом» оказался на гребне стены.

– Эй! Э-эй! Слышь, Муг, ты только не смейся, но, сдается, какой-то мужик по воздуху летел.

– И где ж твой мужик?

– А вот на стену где-то тут и опустился.

– То есть мужик – летающий, да?

– Да. Такой вот он. Летающий мужик, Шилолов перец…

Вместо ожидаемых упреков в безумии Эгин не услышал вообще ничего. Разговор караульных внезапно оборвался. Если только оба не померли на месте со страху – во что, увы, поверить было совершенно невозможно, – Муг отнесся к этому дикому сообщению о «летающем мужике» куда серьезнее, чем это сделал бы книжный противник Эр окс Эрра, «лосося» геройского.

То есть приложил палец к губам и знаком показал своему напарнику: прокрадемся туда, где на гребень стены присел «летающий мужик», и проверим, а вдруг и правда?

«Похоже, пребывание на Фальме широко распахнуло двери восприятия не только офицеров Свода, но и рядовых алебардистов. Они бы здесь и явление своих покойных бабушек восприняли за должное».

Караульные приближались – это Эгин обнаружил Взором Аррума, от частого использования которого, между тем, уже раскалывалась голова. А ей, страдалице, требовалось незамедлительно, молниеносно принять верное решение.

«Если я – останусь как есть, с этой Хуммеровой улиткой – то в схватке с ними – неизбежно – буду лишен преимуществ – подлинного Раздавленного Времени – ибо я словно по горло в воде.

Подымется шум – и тогда – конец моему делу – и Лагхе – который бродит сейчас – по замку.

Если я – выдерну музыкальную иглу – я не смогу улететь.

Как же – я – выберусь отсюда?»

Эгин выдернул иглу, одновременно поддерживая улитку, чтобы она не упала на каменные блоки под его ногами.

Хор евнухов заткнулся.

Это было оно – Раздавленное Время во всем своем подлинном великолепии!

Не успели караульные сделать и двух шагов, а Эгин уже полностью смотал линь и перебросил его через плечо.

«Облачный» клинок мягко вышел из ножен.

Эгин преодолел расстояние, отделяющее его от невидимых за изгибом стены стражников, и нанес ровно два глубоких колющих удара между пластинками их доспехов, по одному на брата. Он перехватил отпущенные разжавшимися пальцами алебарды, подхватил оседающие тела и осторожно пристроил их под стенными зубцами.

Все это заняло одно, три, пять мгновений. Ни Муг, ни его напарник даже не успели понять, что некий ужасающе быстрый, как бросок кобры, и столь же смертоносный чужак отнял их жизни.

Эгин, отставной аррум Опоры Вещей, был опасен.

Опасен настолько, что некогда дал себе обет никогда больше не входить в Раздавленное Время, не обнажать меч, не начинать день ради пролития смертной крови.

И вот снова пришлось. Эти двое стали первыми людьми, которых Эгин убил собственноручно после веселых денечков на Медовом Берегу.