Лараф устроился в Гинсавере с большим комфортом. Апартаменты барона Вэль-Виры почти не пострадали от «молний». Если не считать того, что над четвертым этажом не хватало крыши.

«Ну да крыша мне и не нужна. Мне же не месяц здесь сидеть!» – рассудил Лараф.

После штурма Лараф был на взводе. Ему не хотелось ни спать, ни есть, в то время как остальные просто валились с ног. Лараф и сам не знал, в чем причина его внезапной двужильности.

Осмотрев полуразрушенный замок, Лараф вернулся к себе. Гинсавер произвел на него тягостное впечатление. Всюду обезображенные трупы, хищные рожи солдат, вой раненых и искалеченных. Двое солдат, не подозревая о присутствии гнорра, естествовали козу. По Уложениям Жезла и Браслета их полагалось высечь, клеймить и сослать в Нашлаимские рудники, но Лараф только снисходительно поморщился.

«Хватит с меня государственных дел на сегодня», – решил Лараф и, входя в свои новые покои, отдал Эри важное распоряжение.

– Никого не впускать. Никого. Кроме гиазира Йора.

Сил по-прежнему было хоть отбавляй. Со скуки Лараф взялся кормить двух шпорцевых лягушек в небольшом хрустальном резервуаре, любимцев барона-сергамены. Рассматривал принадлежащую барону коллекцию минералов. Листал книги.

Лени, которая в последнее время столь часто наваливалась на Ларафа, тоже не было и в помине. Он быстро настрочил письмо баронам Маш-Магарт, вложил его в футляр и, самолично вызвав почтового альбатроса, отпустил его на волю уже вместе с важным грузом. Альбатросов он полюбил с первого же дня эрхагноррата и обращаться с ними научился почти сразу. Благо, подруга помогала.

«Неплохо это я сообразил!» Лараф мысленно прокрутил в голове текст только что отосланного письма.

«Глубокочтимая госпожа Зверда! Довожу до вашего сведения, что замок барона Вэль-Виры был взят моим войском сегодня ввечеру. Картины разорения впечатляют. Низкий поклон вашему супружнику. Надеюсь на скорую встречу. Ваш гнорр Л.».

«Особенно хорошо придумано „ваш гнорр Л.“. Можно подумать, что „л“ – это Лагха. А можно и другое! То-то челюсть у баронессы отвалится!» – Лараф довольно потер руки.

В этот момент в дверь постучали.

– Я же сказал не беспокоить!

– Но это гиазир Йор, – виновато пролепетал Эри.

Быстро согнав с лица следы веселья, Лараф уселся на неудобное деревянное кресло и сложил руки на груди. Эта поза казалась ему идеально-государственной.

– Ну как?

– Ваши приказания выполнены. Огнетворительная смесь разложена для просушки. Выставлены караулы…

– А от баронов Маш-Магарт ничего не было?

– Нет. Но я как раз пришел поговорить с вами о баронах Маш-Магарт.

– Чего о них говорить? Завтра к вечеру мы их уже у себя увидим.

– К сожалению, увидим.

Только сейчас Лараф почувствовал в словах пар-арценца некую тревожную дрожь.

– С ними что-то случилось? – Ларафу начала передаваться нервозность Йора.

– С ними – нет. Видите ли, гиазир гнорр, ко мне только что приходила баронесса Лоя, жена Аллерта велиа Семельвенк. То есть она приходила к вам, но ее не пустили. Сказали, что вы изволите отдыхать.

– Я? Я – да, изволю. Но помилуйте, Йор, как она сюда попала? Вы же сами говорили, что выставили караулы…

– Все правильно. Но караулы ее проглядели. Сейчас я вам все расскажу, это и не самое удивительное, и не самое важное. Главное – это то, что она сказала насчет баронов Маш-Магарт. – Лицо Йора было бледным и обеспокоенным.

– Что? Измена? Маш-Магарт отложился? – встревоженно поинтересовался Лараф. С первого дня своего эрхагноррата Лараф страшился одного: что в один прекрасный день Зверда, а вместе с ней и книга, отступятся от него.

– Хуже. – Йор потупил взор.

– Да Шилол вас подери, пар-арценц! – Лараф пружиной распрямился, вскочил и зашагал по комнате. – Что может быть хуже этого?!

– Бароны Шоша и Зверда велиа Маш-Магарт – трансформанты.

– Кто? – вытаращился Лараф.

– Трансформанты восемнадцати степеней свободы, настоящие гении Изменений. В это трудно поверить, но это…

– Вы хотите сказать – оборотни?

Йор церемонно кивнул.

– Гм… – Лараф изобразил озабоченность и, подойдя к окну, повернулся спиной к Йору. Он не хотел, чтобы его лицо выдало его крайнее и потому подозрительное волнение. А еще – его дикое желание задушить баронессу Лою собственными руками. «Кто тянул за язык проклятую курву?» Наконец он процедил:

– Я хочу побеседовать с баронессой Лоей лично.

– Это невозможно, гиазир гнорр. Она уже ушла.

– Почему же вы ее не задержали?

– Я не смог ее задержать. Ее… магические способности… превышали мои возможности почти на порядок. Все это было слишком неожиданно…

– Вовкулацкая погадка! – Лараф топнул ногой. Пара малоценных экспонатов из коллекции минералов свалились на пол с края стола.

– Вот именно. Выходит, что мы воюем против оборотня на стороне других оборотней! – взволнованно сказал Йор. Его нижняя губа едва заметно подрагивала. И ежу было ясно, что для Йора эта новость – гораздо большее потрясение, чем гибель под стенами Гинсавера трех сотен отборных бойцов «Голубого Лосося».

«Ой-ой-ой! Оборотни! Глядите, какие мы нежные!» – мысленно перекривлял Йора Лараф, благо он по-прежнему стоял к нему спиной.

– А доказательства? Может, эта ваша баронесса Лоя врет? – отозвался наконец Лараф.

– Нет. Она не врет. Она показала мне более, чем достаточно.

– Что значит «показала»?

– С ней был кристалл. Я видел, как баронесса Зверда обращается в медведя… Я смотрел в кристалл Взором Аррума. Иллюзия исключена. Гиазир гнорр, да неужели вы раньше ничего странного за этими баронами не замечали?! Вспомните хоть те косяки рыбы, которые видели все, когда судно с этими исчадиями Хуммеровой бездны входило в пиннаринскую гавань! Неужели вы ничего не замечали?!

Это был вопль отчаяния. И хоть вырывался он из уст опытного немолодого мужчины, с натруженной подлостями душой зверя, но принадлежал он веснушчатому мальчику Йору, с деревянным мечом у пояса, которого наставники научили бояться магии, любой магии, пуще всего на свете. Однако между испуганных мальчишеских воплей был поставлен вопрос, не ответить на который Лараф не мог.

– Да, я замечал. Замечал, – поспешил согласиться Лараф. – Но я не знал этому названия…

– Я тоже был слеп. Мы все были слепы! – вдруг взвыл Йор, и его лицо исказилось преотвратительной судорогой.

– Успокойтесь, Йор. Не надо дергаться. И пожалуйста, перестаньте выть. Не надо выть. Мы должны что-то решить… Не можем же мы проигнорировать… это? Что вы, кстати, предлагаете?

– Я… Предлагаю? – Йор, вняв увещеваниям гнорра, чье «самообладание» оказало на него отрезвляющее воздействие, наконец-то взял себя в руки. – Не знаю, мой гнорр. Я в растерянности. Прошу меня простить, но после таких новостей рассудок просто отказывается служить! В одном я уверен – их надо убивать, жечь, топить, изничтожать, вырывать их сердца и дыхания!

– Не будьте таким кровожадным, – нервно хохотнул Лараф.

Йор поднял на гнорра глаза, исполненные недоумения и жути.

– Я шучу. Шучу, – поспешил сказать Лараф. Теперь, глядя на сбрендившего Йора, застывшего в позе готового к драке бешеного пса, он со всей ясностью понял, что спустить на тормозах сообщение баронессы Лои не получится.

Он не без труда вытолкал Йора за двери. Теперь руки тряслись не только у Йора, но и у него самого.

«Что же делать? Что делать? Что? Йор – моя самая верная и самая надежная опора в этом гнезде профессиональных изменников. Если я потеряю доверие Йора, этого чокнутого охотника на нечисть, можно сразу расписаться: моя карьера в Своде окончилась. Старый извращенец придумает какую-нибудь западню, из которой я не смогу выкарабкаться – теперь ему удалось узнать меня очень хорошо. И никакая Овель тут не поможет. Казнить Йора прямо сейчас? Пока он не успел растрындеть сногсшибательную новость всем аррумам, эрм-саваннам и рах-саваннам? Нет, это не годится. Не поймут. Все эти драные аррумы и эрм-саванны его родной Опоры Единства меня ненавидят. Это ясно. Ненависть у них как пена у бешеных выступает. Еще этот Гинсавер… А Зверда? Куда она смотрела? Кто вообще такая эта сучка Лоя? Какой-то Семельвенк… Чего эту Лою угораздило сюда тащиться? Правдолюбцы! Злюки! Болтуньи! Кругом ведьмы! Может, спросить у Зверды? Сейчас, быстренько Большую Работу… Пусть скажет, что делать».

Лараф подошел к книге и посмотрел на нее с надеждой и любовью. Но открыть книгу Лараф отчего-то не решился, может быть, от общего перевозбуждения.

Затем он снова направился к окну. На уцелевших стенах Гинсавера стояли караулы. Тихо чадили костры. Солдаты лежали вповалку, закутавшись кто во что. Лагерь спал и, судя по редким, непонятно кому принадлежащим вскрикам, сновидел кошмарами.

Наконец-то стало тихо. В этой ночной тишине было слышно, как в соседней комнате печатает свои железные шаги Йор.

«Сумасшедший! Они все в этом Своде сумасшедшие! В него других, кажись, и вовсе не берут. Им бы все убивать, искоренять. Им бы Изменений и Обращений, да побольше! Как в Посаде говаривали: лежа, лежа, да все за то же!»

Лараф снова посмотрел на книгу. Нет, он не успеет проделать Большую Работу. «Шилолов Йор не выдержит под дверью так долго. Размаздонит дверь своей бычьей башкой. Ему подавай мудрый ответ. Да поскорее! Вот будет номер, если он меня застукает на этом деле, среди семиконечных звезд! То-то у него рожа вытянется! Может, разве удар его хватит? Но ведь здоровый, хоть и старый. Короче, на удар надежды мало…»

Пока Лараф бился над решением, его палец машинально вычертил на столе, покрытом тонким слоем свежей штукатурки, семиконечную звезду.

«Шилол, ну почему эти гэвенги такие медленные? Вот если б они были здесь – и проблемы бы не было!» – сокрушался Лараф, хотя прекрасно помнил о том, что это он поспешил, а не бароны опоздали.

«Может, отправить письмо? Спросить что делать? Но где так срочно взять альбатроса? А ведь Йор дожидается. Так скоро с ответом от баронов не обернешься!»

Тупо глядя перед собой, Лараф навис над столом. Звезда жирной раскорякой сияла на его крышке. «Надо вытереть, а то еще этот Йор увидит и начнет истерики. Может, сука, и догадаться, что к чему!»

Лараф стер звезду ребром ладони. Запачкал мелом рукав кафтана из дивного синего бархата. Как вдруг в его голову пришла первая стоящая идея.

«А ведь Зверду можно стереть так же, как эту звезду! Что мне, в сущности, мешает?»

Не успел Лараф промыслить эту простую мысль, как ужаснулся собственной дерзости. Его ноги похолодели – словно ушли по колено в звенящий омут безвременья, словно те годы страха и отчаяния, в которые вытянулись для него короткие колокола первой Большой Работы, текли по его сосудам вместо крови.

«Но ведь выхода больше нет! – начал рассуждать Лараф, когда столбняк прошел. – Если я скажу Йору, что не собираюсь ничего предпринимать, этот сумасшедший убьет меня сам! И все насмарку! Он зарежет меня, как петуха!»

Вслед за этим ему вспомнилась Зверда и разные неприятные сцены из его жизни, словно кто-то нарочно собрал их вместе для небольшого парада. Вот Зверда злобно хлещет его по щекам, сцепив зубы, а потом как ни в чем не бывало зовет его «сладеньким». Вот она называет его дегенератом, и они с Шошей заливаются вульгарным гоготом…

«А взять хотя бы как они с Шошей меня чуть не сожрали тогда, невдалеке от Пиннарина!»

Лараф вспомнил свое многочасовое сидение на дереве, магдорнскую черепаху, разрывающую труп какого-то удальца из Свода своими мощными челюстями, хруст одежды, пропитанной задубевшей на морозе кровью, и невольно поежился.

«Они даже не думали о том, что со мной тогда творилось! Что я чувствовал!» Ему стало противно. Ему захотелось отомстить.

«Убить Зверду», – тихо произнес Лараф и тут же вжал голову в плечи.

Но ни одна молния не низвергнулась на него из-под потолка баронских апартаментов. Все оставалось спокойно. Только в соседней комнате гремел каблуками Йор.

«А что, если медведица убьет меня?» – спросил себя Лараф.

«А что она, интересно, и так сделает после того, как Вэль-Вира будет уничтожен?» – возразил Лараф сам себе.

«А ведь Зверда с Шошей – единственные существа, которые знают всё о подмене гнорра!» – сказал Лараф.

«Тем более их следует уничтожить. Хватит того, что я сам знаю всё о подмене гнорра!» – решил наконец Лараф.

«Интересно, что скажет подруга?»

Стараясь непонятно зачем ступать тихо, Лараф подобрался к «Семи Стопам Ледовоокого» и остановился подле них в нерешительности.

С одной стороны, вроде бы книга и Зверда были для него чем-то вроде разных концов одной веревочки. Потянешь с одного конца – получишь Зверду. Потянешь с другого – получишь книгу. Таким образом, вопрос о том, как отреагирует книга на предложение убить Зверду, был риторическим. Не может же левый конец веревочки хотеть уничтожения правого? Это так логично!

Но с другой… Лараф каким-то образом чувствовал, ощущал солнечным сплетением, что с недавних пор книга любит его. Любит больше, чем Зверду. Что она больше не хочет быть веревочкой. Или «просто веревочкой». А значит – к Шилолу логику!

Прошелестев страницами, книга распахнулась.

Все было прозрачно в этом указании.

«То, что отслужило, – это Зверда с Шошей. Ведь если посмотреть на вещи трезво, так это не я им помогаю, а они мне. Они помогали мне стать гнорром. Я им стал. Теперь они мне не нужны, да еще и свербят, как больной зуб. Значит, небытие должно завладеть тем, что принадлежит ему по праву. Бароны должны быть убиты!»

Лараф прижал книгу к губам и прошептал слова благодарности. Он всегда был уверен, что хороший друг – это тот, кто говорит именно то, что ты хочешь услышать.

Через минуту он вышел к Йору. Его было не узнать. От неуверенности и подавленности не оставалось и следа.

– Слушайте, Йор, я придумал, как действовать, – заявил Лараф.

По мере того как он излагал пар-арценцу детали созревшего у него в мозгу (а в действительности – далеко за его пределами) плана, лицо последнего прояснялось, и на нем начало проступать привычное выражение – жестокой несомненности происходящего.

«В конце концов, Зверда сама всегда говорила, что я должен думать в первую очередь своей головой!» – лукаво скривил красивое лицо гнорра Лагхи Коалары молодой дворянин из Казенного Посада Лараф окс Гашалла. Гибель баронов Маш-Магарт он видел теперь с точностью до деталей.