Глава 3
Военно-полевой маскарад

«Людей встречают по одежке, а провожают по уму!» – как ни прискорбно, но это несправедливое, нелогичное правило действует всегда и везде: как в мирное время, так и на войне, как на ратном поле, так и в тылу, причем не важно, в своем родном или чужом. Форма шеварийского пехотинца хоть и была далека от совершенства, как в плане защиты, так и в плане удобства, но полностью устраивала Дарка, пока он вместе с махаканскими воинами отступал к Аргахару. Здесь же, глубоко во вражеском тылу, она смотрелась в высшей степени нелепо, потому что большая часть штанов была утрачена, а также из-за того, что солдаты регулярных частей редко посещали горные разработки, тем более тайные, ведущиеся глубоко под землей и явно не включенные королевскими чиновниками в перечень казенных приисков. Встреча с первым же патрулем стражи или иными шеварийцами, вынужденными прозябать в захваченных подземельях, например мастеровыми, торговцами, фуражирами или надсмотрщиками, грозила полным разоблачением и, как следствие, массой мелких и крупных неприятностей. Вряд ли кто из врагов не удивился бы, узрев вблизи от «гномоводческих» ферм или карьеров практически бесштанного шеварийского пехотинца с далеко не армейской котомкой за плечами да еще разгуливающего в компании двух основательно пропахших вином обнаженных особ, одной мужского, а другой женского пола. И хоть Крамберг, в отличие от Аламеза, болтал на языке врагов ничуть не хуже уроженца Гилаца или любого иного шеварийского города, но троице непристойно выглядевших путников было не отбрехаться. Их нелепых, похожих на сказку объяснений никто и слушать бы не стал, а сразу же взяли бы чужаков под стражу.

Как ни крути, а забравшимся далеко в шеварийскую глубинку герканцам срочно нужно было разжиться достойной и в то же время неброской по меркам подземелья одеждой. К счастью, Аламез знал, как ее раздобыть и, главное, где. Фактически, он уже сделал большую часть дела, убив четверых беспечных мастеров. Теперь ему только оставалось завершить начатое и стянуть с бездыханных тел рубахи, башмаки, портки, диковинно пестрые подвязки и прочие смешные части одежд, которые безумные шеварийцы считали красивыми и изящными.

Никакой трудности это не представляло, благо что неуместной на войне брезгливостью Дарк не страдал и к мародерству, в отличие от большинства людей его положения, то есть рыцарей, относился весьма и весьма положительно. Высокородные воители на службе у любого короля частенько с презрением отзывались о тех, кто собирал на бранном поле трофеи. Тем самым они пытались подчеркнуть величие и благородство своих возвышенных натур, но на самом деле проявляли красивыми речами лишь аристократическое чистоплюйство и смехотворное ханжество. Ведь им самим, конечно же, не было нужды мараться, обшаривая мертвецов и стаскивая с них не запачканные кровью одежды. За них эту грязную, но очень доходную работу всегда выполняли оруженосцы, денщики и прочие слуги. Самим же рыцарям победившей в сражении стороны оставалось лишь разделить собранные и уже отчищенные от крови и грязи трофеи, то есть решить, что оставить себе, что продать неотступно следовавшим за войсками маркитантам и что из добытого милостиво даровать своим людям, которые, собственно, и месили за них грязь, раздевая окоченевшие тела умерщвленных врагов да отрубая ради колец с перстнями пальцы у трупов. В общем, поскольку верной челяди у Аламеза не было, то презренным мародерством ему пришлось заняться самому. Впрочем, Дарк не испытывал даже мало-мальского отвращения к этой работе. Она была для него делом привычным, естественным и ничуть не более зазорным, чем убийство солдат противника, как в честном бою, так и при нападении тайком из засады.

Покинув звериную нору на этот раз менее изощренным и рискованным прыжком, Аламез сразу же направился к костру, возле которого остывали так и лежащие в прежних позах шеварийцы. Послушные горняки добросовестно исполняли его указание, усердно долбя скалу и не глазея по сторонам. Они даже на минутку не отвлеклись, чтобы аккуратно уложить рядком трупы бывших хозяев да привалить их сверху камнями. Такое бездумное послушание не только поражало, но и угнетало. Покорность рабов всегда встречает непонимание в сердце любого вольного человека, не готового беспрекословно подчиняться чужой воле, но и не желающего самому принуждать других.

Стараясь не смотреть в сторону тружеников, вызывающих у него лишь жалость да искреннее сожаление, что с таинственным кланом Мартел еще не покончено, Дарк приблизился к трупам вплотную и навскидку, пока не дотрагиваясь до тел, а только их осматривая, оценил, насколько одежды убитых пригодны для носки. Платья двух мертвецов абсолютно не пострадали в результате его внезапного нападения. Смертельный яд мгновенно сделал свое дело, и шеварийцы умерли, не успев подпортить платьев, то есть не разорвав от резких движений по швам рукавов, не продрав нелепые черные чулки на пестрых лентах-подвязках. Впрочем, если бы это даже и случилось, то небольшие повреждения одежды ничуть не вызвали бы подозрений и не сказались бы на успехе маскировки. Как известно, во время работы, тем более в карьере, немудрено и рукав порвать, и штаны на коленках разодрать.

Таким образом, платья для пока еще находившихся в далеко не лучшей физической форме спутников без особых трудов были найдены, их оставалось лишь быстренько снять с бездыханных трупов и донести до убежища. Что же касалось третьего шеварийского платья, предназначенного для самого Аламеза, то дела были не столь хороши, как хотелось бы. Третий шевариец упал прямо в догоравший костер, затушив его собственным телом. Верхние одежды, что кожаная куртка, что штаны, оказались сильно обожжены и, похоже, безвозвратно испорчены. Трофеями с этого мертвеца могли только стать неуклюжие с виду, остроносые и квадратнопяточные деревянные башмаки, штопаные-перештопаные чулки, едва доходившие мертвецу до середины его тощих икр, да ярко желтые ленты-подвязки, намертво затянутые вокруг кожаных надколенных ремешков тройными узлами. С лежащего же чуть в сторонке от остальных тела последнего шеварийца вообще нечего было взять. Старший надзиратель оказал моррону сопротивление, и теперь его труп скорчился на боку в луже собственной крови, а в засаленной куртке зияла довольно внушительная, заметная издалека дыра от лезвия меча. Оттирать кровь – дело неблагодарное, тем более когда поблизости нет ни колодца, ни иного источника воды, а со дна походных фляжек много влаги не насобираешь. В окровавленных одеждах расхаживать тоже нельзя. Кровь – особая жидкость, она вызывает слишком много вопросов, на которые далеко не всегда удается подобрать убедительные ответы. Продолжать же щеголять в потрепанном солдатском одеянии было бы еще более глупо и, как следствие, куда опасней. В голове первого же встречного стражника мгновенно возникли бы два убийственных вопроса: «В каком полку служишь?» и «Каким-таким непутевым ветром тебя, олух, сюда занесло?»

Недолго поразмыслив над внезапно возникшим осложнением, Дарк принял единственно возможное решение, как составить свой ущербный трофейный гардероб так, чтобы он выглядел не очень подозрительным. Найдя более-менее подходящий выход, моррон тут же приступил к действию, тем более что особо рассиживаться было некогда. Гномы устали, работали гораздо медленней, и это означало, что их смена заканчивалась. Вскоре к карьеру должен был подойти новый отряд, естественно, с новыми надсмотрщиками. Их маленькой не столько разведывательной, сколько диверсионной группе лучше было покинуть место проведения горных работ до этого момента.

Скинув с плеч котомку, с которой моррон не хотел разлучаться даже на краткие полчаса, Дарк склонился над трупами и принялся снимать с них одежды умелыми, не раз проделанными ранее движениями. Естественно, при этом Аламез не забывал поглядывать в сторону карьера, следя за реакцией на его действия работавших гномов, и избавлять пояса да карманы мертвецов от тощих кошельков. Если Дарк милостиво жертвовал спутникам лучшую одежду, это еще не означало, что он должен проявлять альтруизм во всем и делиться с разведчиками звонкой монетой. В конце концов, это была его добыча, его честно добытые в бою медяки, ну а Ринва с Вильсетом не были ему друзьями, так что дележ должен быть справедливым, по заслугам, а не пополам, как водится среди доверявших друг другу боевых товарищей.

Старые навыки сохранились отменно, руки солдата помнили, как вершить незазорное дело сбора трофеев, презрительно называемого глупцами мародерством. За минуту, а может, чуть более, Аламез ловко раздел пару тел и свалил предназначенную для попутчиков одежду на одну из подстилок, оказавшуюся не чем иным, как стареньким, драным, обильно заляпанным грязными ручищами плащом. Завязав «обновки» в узелок, моррон занялся собственным перевоплощением в шеварийского горных дел мастера, являвшегося на самом деле не только тружеником-ремесленником, но и ленивцем-надсмотрщиком; жуткой гремучей смесью «добытчика» и «паразита». Особи этого гибридного, искусственно выведенного вида не выживают в дикой природе, среди волков, медведей и прочих зверей, но зато довольно комфортно чувствуют себя в человеческой общности, и поэтому их популяция непрерывно растет.

Стянув с наполовину обгоревшего трупа деревянные колодки-башмаки с как будто намертво приклеившимися к ним изнутри влажными, липкими и очень ядрено пахнущими чулками, Дарк со злостью чертыхнулся. Затем он, стараясь дышать исключительно через рот, а не нос, принялся стаскивать с грязнули штаны, пострадавшие от горячих углей и золы только в верхней части. Отрешившись от остатков брезгливости и от безвыходности позабыв о неоспоримой истине, что чужие обноски не следует надевать на голое тело без предварительной, основательной стирки, моррон быстро разделся. Еще быстрее, чтобы не застынуть на холодном сквозняке, беспрепятственно разгуливающем по тоннелям и пещерам подземелья, он натянул на себя лишенные доброй половины передней части штаны.

Как ни странно, но удача улыбнулась находчивому мародеру, притом так широко, как он и не ожидал. Чужие штаны оказались не только впору, но и уцелели в месте, прикрывающем мужское достоинство, а в области поясницы, где грубая ткань была местами полностью уничтожена, а местами лишь частично повреждена огнем, положение дел спас его собственный широкий пояс, прикрывший от посторонних глаз абсолютно все, что им не следовало видеть. С заношенными до тошноты и слипания чулками моррону пришлось помучиться. Особо много хлопот доставили дурацкие, выскальзывающие из пальцев завязки, но зато деревянные башмаки наделись на удивление легко и вовсе не доставили четко зафиксированным в них ступням болезненных ощущений.

Потоптавшись для порядка на месте и даже немного попрыгав, Аламез был приятно удивлен тем, насколько удобной оказалась смехотворная с виду обувь. Прочные, нерастягивающиеся, высокие стенки ничуть не жали на ногу, но в то же время и не допускали, чтобы башмак слетал. Мягкие стельки и внутренние боковые накладки из особого вида кожи не только позволяли ноге пружинить, но и уберегали пальцы с пятками от натираний. Но главное скрытое достоинство шеварийских башмаков состояло в том, что они совершенно не скользили при ходьбе по камням, причем как крупным, так и по мелкой, неоднородной россыпи. Этому во многом способствовали как необычная форма башмаков, так и глубокие, рельефные прорези, идущие поперек основательно просмоленной подошвы. В такой обуви можно было не только передвигаться гораздо быстрее, но и навсегда позабыть о растяжениях, вывихах лодыжек и о прочих неприятностях, которые частенько возникают при быстрой ходьбе или даже беге по каменистой и прочей пересеченной местности.

Искренне порадовавшись неожиданному и весьма приятному открытию, Аламез надел на голову причудливую шляпу с торчащими во все стороны, изрядно ощипанными обломками перьев и на том завершил мародерство. Хоть торс моррона остался обнажен, но он решил позаботиться о том чуть позже, а именно всего лишь прикрыть его тем самым до неприличия драным и грязным плащом, в который пока что была завернута одежда для компаньонов. Дарк понимал, что будет выглядеть как презренный пьянчужка, методично прогуливающий скудное жалованье задолго до момента его получения из рук помощника приискового казначея, но разумно рассудил, что уж лучше выглядеть опустившимся, чем подозрительным типом. Иного выбора, к сожалению, вовсе не было. Оставшись в форменной куртке пехотинца, он рисковал быть заподозренным в дезертирстве, ну а сменить ее на обгоревшую или окровавленную одежду было еще глупее. Так что на ближайшее время Дарку пришлось смириться с ролью спившегося босяка. Впрочем, он о том не очень-то и горевал, ведь в предстоящем ему маскараде имелся один весьма существенный плюс. От пропойц люди инстинктивно стараются держаться подальше и брезгливо отводят взгляды, как только те попадаются им в поле зрения. Это правило касается не только обычных прохожих, но и стражников, опасающихся запачкать казенные мундиры и пропахнуть отбросами при слишком близком и долгом контакте со спившимся отребьем.

Завершив перевоплощение в шеварийца, Дарк решил заняться трупами. Конечно, хоронить он их не стал, поскольку на то было жалко как сил, так и времени, но за валун, за которым сам недавно прятался, он мертвецов оттащил и слегка камнями присыпал, чтобы их не сразу обнаружили надсмотрщики-сменщики. К сожалению, время всегда ведет себя вопреки желаниям человека: когда нужно обождать, тянется; а когда пребываешь весь в хлопотах да трудах, летит незаметно. Сбор трофеев, переодевание и последовавшая за ними уборка отняли у Дарка более получаса, так что посидеть, подремать да меланхолично поплевать на камушки и пары жалких минут не осталось.

Вернувшись к костру, Аламез тут же добровольно возвел себя в незавидный ранг вьючного животного. Перекинув через правое плечо котомку с дротиками, а на левое взвалив огромный, хоть и легкий узелок с одеждой, моррон необычайно шустро заковылял по осыпающимся под ногами камням обратно к звериной норе. Его спутники уже наверняка пришли в себя и, возможно, даже слегка отчистились. Если же нет, то их следовало срочно поторопить.

Жизнь богатеев, бесспорно, сытна, но зато скучна и безлика. Властелины серебра да злата потребляют лишь те развлечения, что для них готовит их раболепная челядь, далеко не всегда талантливая настолько, чтобы радовать избалованных господ неповторимыми чудесами фантазии. Толстосумы тешатся лишь за деньги и лишь, когда захотят. Как следствие, они лишены счастья внезапных сюрпризов и испытывают довольно скудный набор давно приевшихся, не будоражащих сердце и не щекочущих нервишки эмоций. Развлечения состоятельного люда, как высокородных вельмож, так и успешных купцов, весьма похожи на сытный и вкусный обед. Он подается точно по расписанию, в незыблемой последовательности чередования блюд и со строгой расстановкой столовых приборов на столе, причем на том же самом, за которым неизменно в течение долгих лет проходят нудные трапезы и за которым редко можно узреть новое лицо сотрапезника.

Что ж, во всем есть своя закономерность и высшая справедливость. За достаток и безопасность богачам приходится расплачиваться убогой серостью их однообразного бытия, возможностью восприятия лишь узкого, очень ограниченного спектра предсказуемых впечатлений и неспособностью бурно радоваться незначительным пустякам, которые каждый день преподносит им жизнь, но которые не вызывают в «спящих» сердцах эмоций.

Беднякам же, в особенности странствующим, развлечения готовит сама судьба, поэтому ассортимент выпадающих на их долю приключений и злоключений в десятки, если не сотни раз многообразнее. Попадая порой в комичные, но гораздо чаще в трагичные ситуации, простолюдины переживают их, пропуская через себя, и поэтому куда более эмоциональны в позитивном плане, то есть умеют радоваться пустякам и от души веселиться. Они проще, чем богачи, переживают невзгоды, которые с ними случаются чуть ли не на каждом шагу, и намного дольше помнят добро, внезапно вошедшее в их жизнь. Спустя долгие-предолгие годы бедняк точно может сказать, близ какого города, под каким кустом и даже при какой погоде он случайно нашел кошель с медяками; купец же без своего гроссбуха вряд ли припомнит, сколько сотен золотых выручил пару месяцев назад и на каких сделках.

Одним словом, жить богато и жить, дыша полной грудью, – две разные вещи. Чем беднее человек, тем меньше серости в его жизни и тем ярче впечатления от, в общем-то, заурядных событий.

Если смотреть на жизнь с этой позиции, то Дарк, безо всяких сомнений, являлся одним из счастливейших людей. Провидение щедро одаривало его необычными сюрпризами, а яркие, незабываемые впечатления поджидали буквально на каждом шагу. Вот и в тот день судьба решила побаловать Аламеза не одним, а сразу двумя очень смешными и весьма пикантными зрелищами, шанс увидеть которые, да еще одновременно, другим людям выпадает раз в десяток лет.

Лишь только протиснувшись с громоздкой поклажей на плечах сквозь недорубленные заросли колючей растительности, моррон тут же зашелся в приступе громкого хохота, ничуть не беспокоясь, что виновники его веселья могут обидеться, а безудержный и неосмотрительно громкий смех может быть услышан снаружи. Проспавшие в винных бочках около суток разведчики приводили в себя в порядок, избавляясь от последствий похмелья, но делали это настолько смешно, что остаться серьезным было просто невозможно.

На заднем плане несуразной картины гордо возвышалась обнаженная фигура Крамберга, широко расставившего мускулистые ноги, повернувшегося к выходу спиной (ну и, соответственно, тем местом, что чуть пониже) и упершегося в стену пещеры не только руками, но и широким лбом. Сейчас Вильсет явно жалел, что, находясь в хмельном заточении, не удержался, пожадничал и опустошил большую часть бочонка, предпочтя внутреннее применение дорогого напитка и снадобья наружному. Его утомленный вином организм едва справлялся с задачей по избавлению себя самого от избытка жидкости. Судя по лужице, растекшейся по доброй половине пещеры, и по непрерывному, задорному звону, процесс опустошения мочевого пузыря разведчика проходил на пределе физических возможностей и намного быстрее, чем влага успевала просачиваться между камней. Попутно с явно уже притомившим его делом парень непрерывно жестикулировал, отчего то и дело падал на колени, но тут же снова вскакивал и, прежде чем опереться на стену руками, утыкался в камни лбом. При всем при этом плясуна мотало из стороны в сторону с интенсивностью хорошенько раскачанного маятника, и его выкрутасы возле мокрой стены очень напоминали бесхитростный танец вошедшего в боевой раж дикаря у костра. Отличий было всего два: воины диких племен все-таки носили набедренные повязки, и они поклонялись огню, а не луже зловонной жидкости, которую и водой-то назвать нельзя, не то чтобы гордо величать ее «водной стихией».

Упорно борющийся с могучей силой земного притяжения и собственным мочевым пузырем Крамберг отплясывал не один. Его страстный, зажигательный танец решилась поддержать и Ринва, причем отсутствие музыки и неподходящее место для демонстрации чудес пластики красавицу вовсе не смущало. Распрощавшись с одеждами, насквозь пропитавшимися вином и поэтому непригодными для носки, полностью обнаженная, как и ее напарник, разведчица не выделывала ногами замысловатые кренделя, но зато со скоростью и гибкостью, достойными восхищения, изгибала свое стройное тело и при этом активно чесалась, раздирая острыми коготочками свою нежную кожицу в кровь. Пакли липких, густых волос, не ниспадали на плечи и аппетитную грудь девушки, а стояли на голове торчком и вздыбились в разные стороны. Это делало разведчицу похожей на молодую орчиху, только что вступившую в фазу половой зрелости и исполнявшую ритуальный танец, чтобы дать о том знать своим соплеменникам. Она интенсивно почесывала себя во всех возможных местах, до которых только могли добраться ее изящные пальчики; ну а там, где кожа уже была разодрана в кровь, страстно оглаживалась.

Со стороны было необычайно забавно смотреть как на потуги Вильсета, так и на комичные, но в то же время пробуждающие желание телодвижения Ринвы. Безудержный, импульсивный танец обнаженных партнеров на сырых камнях возле перевернутых бочек чуть не привел моррона к смерти от хохота, по крайней мере, Дарк почувствовал сильные спазмы мышц внизу живота и надрывную, сухую резь, впившуюся мертвой хваткой в горло. На самом же деле происходящее было не столь комично, сколь опасно. Аламез вот-вот мог лишиться обоих напарников, и прежде всего это касалось Ринвы. Неуемный зуд, охвативший кожу девушки, походил на сильную аллергическую реакцию, вызванную долгим отмоканием в вине. Не исключено, что так проявила себя загадочная болезнь Ринвы, появившаяся у нее после пыток в шеварийском плену. До этого момента внешних симптомов смертельного недуга не наблюдалось, да и физическое состояние девушки было отменным, но, как знать, не запустила ли невинная ванна из махаканского вина необратимые процессы до поры до времени дремавшей внутри организма заразы.

С этим нужно было что-то срочно делать, но вот что именно, насилу отсмеявшийся Дарк не мог ума приложить. Ни снадобий, ни мазей под рукой не было, а воды со дна всех фляг работавших в карьере гномов вряд ли хватило бы, чтобы хоть на время увлажнить и остудить сухую, горевшую кожу разведчицы. Самостоятельно Ринва была не в силах сопротивляться жуткой чесотке. Она только усугубляла свое незавидное состояние, медленно, но верно сдирая с себя кожу и впадая в безумие.

Когда крепость нельзя взять штурмом, ее осаждают; когда врага невозможно победить, его пытаются остановить на укрепленном рубеже или хоть на какое-то время задержать. Выход найдется всегда, но, к сожалению, чаще всего он является не окончательным, а лишь промежуточным решением, позволяющим выиграть время. Аламез не мог помочь Ринве избавиться от сводившей ее с ума чесотки, но отсрочить ее страдания на пару-тройку часов был вполне в силах. Стерев неуместную улыбку с лица и борясь с соблазном вновь рассмеяться, Дарк развязал принесенный им узелок с трофейной одеждой и извлек из его глубин деревянный шеварийский башмак. К тому времени вся покрывшаяся красными пятнами и кровоточащими царапинами Ринва как раз нагнулась, чтобы почесать еще не изуродованные ноготками, но, видимо, изрядно зудящие икры. Не раздумывая, правильно он делает иль нет (на поиски иного варианта все равно не было времени), Дарк одним резким прыжком подскочил к девушке вплотную и с силой ударил надетым на правую руку башмаком по ее беззащитному затылку.

Ничего не сказав, а только жалобно крякнув, больная мгновенно лишилась сознания, и ее обмякшее тело повалилось в своевременно подставленные руки Аламеза. Бережно опустив девушку на камни, Дарк ничего не стал объяснять только-только закончившему изнурительный процесс выведения жидкости Вильсету, а тут же принялся одевать бесчувственную Ринву в шеварийскую одежду. Начал он с натягивания чулков, самого трудного по уже приобретенному опыту действия.

– Чего творишь? – прозвучал за спиной успешно натянувшего правый чулок на девичью ножку и взявшегося за левый моррона слабый, немного побулькивающий голосок страдающего не только от потери сил, но и от икоты разведчика.

– А ты, что ль, не видишь, красавицу нашу одеваю… – невозмутимо ответил Дарк, не отрываясь от довольно-таки трудного дела. – Помочь мне не желаешь?

Обернувшись, Аламез пожалел, что спросил. Его предложение было, мягко говоря, неуместным. Уставший, как будто только что в одиночку разгрузил пару телег с мукой, Вильсет полулежал на мокрых камнях и наблюдал за его действиями отрешенным, полным недоумения взором. Крамберг явно не понимал, где он находится, а события последних дней стерлись из его памяти. Похоже, защитники махаканских границ сильно ошиблись, посчитав, что долгое пребывание в бочонках с вином парочки непоседливых спутников Дарка обойдется без последствий. Впрочем, возможно, главным виновником вялого и плачевного во всех смыслах состояния разведчиков было не само необычное заключение, а процесс телепортации в емкостях с алкогольной жидкостью. Вероятно, именно магическое перемещение в неподходящей среде и привело к нежелательным побочным эффектам.

– А мы, собственно, где? Что это за дыра такая? – подтвердил опасения Аламеза Крамберг, медленно обводя затхлую и зловонную (в основном по его милости) пещеру унылым взором.

– Соберись, солдат! Напряги извилины! Назови последнее, что ты помнишь! – приказал Дарк по-армейски четко и строго, не желая тратить на вводную часть разговора ни минуты больше времени, чем она заслуживала. Как известно, хорошо поставленный командный глас заставляет мыслишки солдат шевелиться быстрее, да и имеет чудесное свойство, отрезвлять хмельные головы, что сейчас было весьма кстати.

– Помню баррикаду, бой… – едва шевеля непослушным языком, прошептал Вильсет, закрыв глаза. – Мы с Ринвой бьемся вместе с гномами против шеварюг… Тебя почему-то не вижу… А, нет, это не последнее, потом еще склока с гномами была, но когда уже мы атаку отбили… Шмотки наши пропали, да и ты куда-то задевался, вот Ринва с коротышками и сцепилась…

«Ну, слава Небесам! Память вроде бы не пострадала! Помнит все до последней минуты, пока ему махаканцы кулачищем по башке не треснули!» – с облегчением подумал Дарк, обрадованный сразу двумя благоприятно сложившимися обстоятельствами: тем, что второй чулок натянулся на девичью ножку гораздо быстрее первого, и тем, что ему не придется отвечать на наиглупейшие вопросы компаньона: «Кто я, а кто ты?», «Что за девица с нами?», «Как под землей оказались?», «Куда бредем?» и «Зачем ты ее одеваешь, когда логичней раздевать?».

– Потом еще помню, меня в бочонок запихивают, но это уже смутно, – добавил Вильсет, попытавшись приподняться, но тщетно.

Глупо было бы предполагать, что первая попытка окажется удачной, к примеру, Дарк и не рассчитывал, что развалившееся на камнях тело попутчика сможет принять вертикальное положение ранее пятой или шестой. Но он ошибся, уже третий заход Крамберга увенчался успехом. Разведчик не только поднялся на ноги и на них устоял, но и сделал пару робких шажков в сторону уже заканчивающего натягивать на девушку штаны Аламеза. Правда, эта небольшая прогулка далась Вильсету с трудом и была, судя по его сморщившемуся лицу, весьма и весьма болезненной. Впрочем, именно этот факт ничуть Дарка не удивил. После такого количества выпитого, переработанного внутри организма и выведенного наружу в виде вторичного, годного лишь для удобрения или дезинфекции, продукта – чудо, что Крамберг вообще мог ходить.

– Так все ж… – попытался повторить свои вопросы Вильсет, но был грубо прерван как суровым взглядом на миг оторвавшегося от дела моррона, так и емким словом «Заткнись!», произнесенным с весьма убедительной интонацией.

– Времени языками чесать нет! Вместо того чтоб болтать, лучше одевайся! – произнес Аламез, кивнув на кучу трофеев. – Все, что там есть, бери, только плащ не тронь! Я его надену! А я пока кратко диспозицию изложу, если ты, конечно, способен два дела одновременно делать: срамоту прикрывать и что-то воспринимать.

– Способен, – ответил Вильсет и в знак подтверждения чересчур интенсивно кивнул, так что чуть не потерял равновесие и не упал на сидевшего на корточках моррона.

– Махаканцы народ добрый и сговорчивый, но дамских истерик терпеть не могут, так что не обессудь уж, что тя заодно с Ринвой в бочонок закатали, – пояснил Дарк, наконец-то завязав на животе Ринвы неуклюжий тряпичный пояс и приступив к самому трудному делу, к возне с тонкими, скользкими надколенными ремешками и перепутавшимися подвязками. – Первая атака, в отражении которой вы поучаствовали, действительно была отбита, но затем мертвяки гномов, или, как себя они величали, Сыны Великого Горна, не удержали пограничного рубежа и отступили к ближайшему гномьему городу Аргахару.

– Почему «величали», почему в прошедшем времени? – задал вполне разумный и уместный вопрос Вильсет, решивший, что ему проще одеваться сидя, и грузно шлепнувшийся на камни.

– Потому что их уже нет, потому что они все до одного погибли на крепостных стенах Аргахара, – соврал Аламез, не посчитавший нужным посвящать агента разведки в подробности совместного с махаканцами отступления. Во-первых, на данный момент это было совершенно не важно, а во-вторых, герканской разведке не стоило знать ни о Великом Горне, ни о том, что было сокрыто в тайном зале городского храма. – Но перед тем как погибнуть и уже не воскреснуть, гномы отвели меня к старому телепорту, туда же и бочонки с вами откатили. Вот мы и перенеслись в окрестности Марфаро, бывшего гномьего города, который шеварийские вампиры захватили первым. Таким образом, мы уже близки к конечной точке маршрута. Тоннель, соединяющий цитадель клана Мартел с подземельем Махакана, находится где-то поблизости, возможно, всего в нескольких часах пути.

– Славно, – кивнул Вильсет, на удивление быстро приходящий в себя. – Ну а что поблизости творится? Только не говори, что ты сразу же бочонки вскрыл, а потом сидел да глазел, как мы из них, подобно тараканам, на пару выползали. Поди, уже разведку местности провел? Одежонка-то явно с дохляков снята, трупы, поди, где-нить недалече прикопаны…

За то время, пока Аламез справился с подвязками на одной ноге девушки и только приступил к завязыванию ленточек на второй, Крамберг уже почти оделся. Вильсет ловко влез в узковато приталенные шеварийские штаны и с поразительной скоростью справился с чулками да перепутавшимися лентами. Сейчас он уже натягивал на ноги башмаки и оценивающе поглядывал на куртки, выбирая, какую надеть самому, а какую оставить Ринве. Сразу было понятно, что разведчик уже не впервой носил нелепые одежды шеварийских ремесленников. Не исключено, что до начала войны он какое-то время прожил в Шеварии, поэтому и лопотал на вражеском языке, как на родном.

– Диспозиция такова, – не стал вдаваться в подробности Дарк, по достоинству оценив догадливость спутника. – Шеварийцы ведут в окрестности горные разработки. Прямо рядом с пещерой находится один из карьеров. Работают там гномы, но это совсем не те гномы, которых ты видел на заставе. Это их потомки, оболваненные с рождения, выращенные, как безропотный скот, с одной лишь целью – добывать руду. На их помощь нам не стоит рассчитывать, более того, они преданы шеварийским господам, как собаки хозяевам. От них лучше держаться подальше… Первичная сортировка руды производится шеварийскими мастерами-надсмотрщиками прямо на месте добычи. Кстати, именно в них мы уже и переодеваемся. Вторичная, скорее всего, вблизи от руин Марфаро, по крайней мере, именно туда телеги везут руду. Нас пока не разыскивают, но это лишь вопрос времени, а именно пары-другой часов. Наше, а точнее, мое исчезновение из Аргахара явно не осталось незамеченным, да и здесь наследить пришлось, чтоб одежонку раздобыть. Не голышом же было идти…

– Это-то понятно, – кивнул Вильсет, всего за десяток секунд справившийся с тряпичным поясом и уже накинувший на плечи куртку. – Скажи лучше, зачем ты Ринву оглушил? Характер у нее, конечно, еще тот, но не думаю, чтоб она особливо на тя срываться за гномов стала б…

– А ты видел, что с ней творилось? Иль те не до того было? – перебил Дарк и, получив отрицательный ответ в виде мотания головы, продолжил: – Так теперь приподними седалище и посмотри! Чесотка у нее. Жуткая чесотка девку одолела, всю кожу на себе разодрала. Если б я на пяток минут задержался, вусмерть ся б зачесала!

– Эх, как ее! – присвистнул Крамберг, ползком переместившись ближе и наконец-то увидев в тусклом свете догоравшего факела ярко-красные пятна и кровавые царапины по всему телу девушки. – Болезнь, что ль, ее проявилась? Так вроде она говорила, что того… незаразная она да не докучавшая подобными пакостями…

– Гадать не будем! – подвел Аламез черту, приподняв бессознательную, лишь слегка постанывающую девушку за голову, и при помощи Крамберга стал осторожно натягивать на изуродованное недугом тело спутницы куртку. – Главное, до лекаря какого быстрее добраться, а что это и как страдания красавице нашей облегчить, уж на месте и решим.

– Да где ж его, лекаря, взять-то?

– Ты не болтай, а слушай! – со злостью произнес Дарк, сверкнув глазами. – Иль уже позабыл армейскую науку, что языком не треплют, пока старшие говорят!

В отличие от Ринвы, Крамбергу и в голову не приходило оспаривать старшинство моррона, потому что, во-первых, разведчик знал, кто рыцарь на самом деле, а во-вторых, уже довольно долго по меркам военной поры проходил под его началом и ни разу не разочаровывался в своем командире.

– Да я ж только спросил… – произнес Вильсет виновато и инстинктивно отполз на пару шагов назад.

– План действий такой, – продолжил Аламез уже спокойно и попутно застегивал куртку на груди у девицы. – Берем Ринву в охапку и тащим попеременно. Коль очнется, башмаком по голове бей, сонную артерию пережимай, в общем, все, что угодно делай, но лишь бы она раньше времени в сознание не приходила.

– Ясно, – кивнул Вильсет, согласный с морроном в том, что пока больной лучше оставаться без сознания.

– По дороге к городу, то бишь к месту сбора руды, мы шеварийцев встретить можем. Мелких группок опасаться не стоит, если это, конечно, не солдаты и не вампиры, ну а от отрядов горняцких да патрулей придется прятаться. С ними встречаться опасно, несмотря даже на весь наш маскарад. Хоть Марфаро в руинах лежит, но рядом наверняка шеварийцы жилища построили. Раз они здесь обитают да за добычей следят, то должны же где-то жить. Как бы убого ни было их поселение, но наверняка в нем один лекаришка да имеется. Плохонький, конечно, какой-нибудь пьянчужка-костоправ, который кроме переломов да похмелья ничего целить и не умеет, но нам его познания ни к чему, нам его запасы нужны: бинты, нательные мази для заживления ран, одним словом, все, что зуд кожный снять поможет.

– А коль не поможет? – осмелился вставить слово Вильсет, что, однако, на этот раз не разозлило Дарка.

– Там поглядим, что да как… – ответил моррон, бережно опуская полностью одетую красавицу на камни. – Обождем несколько часов в домишке лекаря, затаимся на время. Коль лечение наше Ринве поможет и она обузой не станет, дальше вместе пойдем, ну а коль нет, то уж извиняй… – Аламез развел руками, показав этим жестом, что иного выбора нет. – Придется ее оставить, бросить, так сказать, на произвол судьбы. Если, конечно, хочешь, можешь при ней сиделкой побыть, а я к врагам в логово один отправлюсь…

– Ну уж нет! – замотал Крамберг головою. – Я с тобой, Дитрих. Вдвоем сподручней, да ты и языка не знаешь…

– Не хочу тебя расстраивать… – усмехнулся моррон, понявший истинную причину привязанности разведчика, – …но в цитадели клана Мартел без разницы, знаешь ты шеварийский или нет. К тому же шанс, что мы там оба головы сложим, настолько велик, что я бы на твоем месте подумал, что для тебя меньшее зло: смерть в бою да в пыточных муках или прослыть трусом в глазах фон Кервица?

– А я уже подумал, я с тобой! – заявил Крамберг уверенно, но абсолютно без напускного пафоса.

– Ладно, поживем, увидим, – подытожил моррон, сам не знавший, что его в ближайшем будущем ожидает, и не желавший ни секунды о том задумываться. – Факел вот-вот погаснет, нам двигаться пора. Сам-то ты как, идти можешь?

– Могу, – кивнул Крамберг, и в подтверждение того, что уже способен твердо стоять на ногах, резко поднялся и, вытянув перед собой руки, быстро сделал несколько приседаний, а затем, для пущей убедительности, перевернулся, встал на руки и несколько секунд на них простоял, причем ни чуточки не покачнувшись.

– Убедил, – кивнул Дарк, пораженный, насколько быстро разведчик сумел собраться с силами и побороть последствия похмелья, усугубленные болью в промежности. – Тогда Ринву первым ты тащишь. Давай-ка, взваливай девицу на плечи, да и не забудь волосы ей под шляпу заправить! Не думаю, что в подземелье женщины есть. Ну, а коль парочка потрепанных прелестниц даже и водится, то они явно мастера не горняцкого дела… – произнес Дарк с печальным смешком и, поднявшись на ноги, направился к выходу из пещеры.

– Может, ты хоть палки с гвоздями мне дашь? – спросил Вильсет вслед. – У самого-то вон, меч на боку мотается.

– Нет, не дам, – произнес Дарк, скупо покачав головой. – У костра четыре меча шеварийских валяются. Мимо пойдем, подберешь! Чай, ради такого дела и нагнуться не грех!

Аламез не стал объяснять, насколько грозно для врагов пропитанное редким ядом оружие. Моррон устал и не хотел попусту утруждать язык объяснениями, а голову подбором слов, тем более что в первом же бою Крамберг сам быстро понял бы, какая убийственная мощь сокрыта в этих убогих с виду «палках с гвоздями». Жаль только, что, как недавно выяснилось, она действовала далеко не на всех. Некоторые люди были не восприимчивы к яду «матерого убийцы».

Хорошего хозяина отличить от плохого не так уж и сложно, достаточно взглянуть на забор его дома да бегающую по двору скотину. Если поросята упитанны, а пес на цепи не завшивел, значит, мужик работящ и не лежит на завалинке без дела. Если же наоборот, то это означает, что здесь проживает ленивый увалень, ценящий собственный покой гораздо больше, чем достаток, и относящийся к собственному добру как к чужому.

Хоть шеварийцы уже довольно давно обосновались в подземелье, но все равно относились к новым территориям, как к чужим владениям, из которых хотели выкачать все ресурсы и при этом не дать ничему взамен. С первых же минут, как троица герканцев вступила на дорогу, по которой то и дело ездили нагруженные горной породой телеги, Дарк не мог избавиться от странного ощущения, что окружающий мир не настоящий, а всего лишь иллюзия, жалкая декорация, где все держится на ржавых гвоздях да на честном слове. Как ни странно, но заброшенные, уже давно заваленные камнями, поросшие дикой травой да изъеденные влагой караванные пути Махакана, по которым ему совсем недавно приходилось брести, выглядели куда более ухоженными и величественными, чем только что обновленная дорога, идущая от карьера к Марфаро. Несмотря на пыль, грязь и запустение, царившее теперь на торговых трактах когда-то величественного Махаканского Сообщества, идя по ним, Аламез чувствовал величие былого и основательность подхода гномьих мастеров ко всему, в том числе и к обустройству дорог, переживших их на долгие годы. Здесь же, на территориях, обжитых шеварийцами, этого ощущения не возникало. Упадком тут и не пахло, но зато бросалось в глаза наплевательское отношение к делу новых хозяев.

На дороге, по которой они с Вильсетом шли, инстинктивно стараясь держаться ближе к обочине, лишь кое-где имелись небольшие участки, выложенные еще в давние времена булыжниками. Куда подевались камни из старой мостовой, обтесанные и уложенные еще вольными гномами в эпоху процветания подземного государства, оставалось только гадать. Наверное, шеварийские первопроходцы разобрали дорожное покрытие для возведения собственных домов и иных целей, поскольку не предполагали, что когда-нибудь будут в пещерах что-либо добывать и, соответственно, перевозить по тоннелям грузы. Их же нерадивые потомки не стали утруждать себя восстановлением гномьих дорог, а только расчистили их от камней, немного расширили по краям, практически лишив обочин, да на тех местах, где влага сотворила ямы да рытвины, соорудили временные деревянные помосты. Конечно, телегам по ним было ездить удобно, но доски из-за сырости быстро гнили, а хозяева карьеров и ферм, которые было бы более уместно назвать тюрьмами под открытым небом, не удосуживались за ними присматривать и регулярно их обновлять. В результате чего дерево помостов гнило и быстро превращалось под колесами тяжелых повозок в обломки да в зловонную, сырую щепу, которая мерзко пахла, отвратительно хлюпала под ногами и в которой к тому же ползала какая-то мелкая живность.

Именно этот прискорбный факт и заставил Аламеза разочароваться в шеварийских башмаках, в которых и ходить было удобней, чем в кожаной обуви, и ноги гораздо меньше прели. Однако у сапог было два существенных преимущества, которых в данный момент что Дарк, что его спутник были лишены (Ринва не в счет, она покоилась у Крамберга на плече и не ступала по гнилым настилам). За их высокие голенища мерзким букашкам не удалось бы заползти, да и сапоги никто не пытался сожрать. Деревянная же обувь, как только соприкоснулась с трухой, мгновенно подверглась нападению полчищ крошечных паразитов. Оставалось только гадать, как по этой дороге ходили шеварийские мастеровые: то ли они вовсе и не ходили, а только разъезжали верхом да на телегах, то ли передвигались аккуратно, обходя помосты стороной и карабкаясь по камням, вместо того чтобы смело, как герканцы, ступить на огромное покрывало из древесной трухи.

Впрочем, сохранность башмаков, густо облепленных букашками, впившимися во вкусную древесину, подобно клешням, крохотными лапками и зубками, моррона мало волновала. Их стенки были толстыми, и сколь голодны ни были бы паразиты, но за несколько часов пути до поселения горняков на месте гномьего города им было их насквозь не прогрызть. Раз уж так получилось и лазутчики совершили глупость, наступив на труху, то теперь им было проще раздобыть новую обувь, чем бороться за ее сохранность, тем более что ни у идущего немного впереди Аламеза, ни у следовавшего за ним с Ринвой на плечах Крамберга абсолютно не было времени, чтобы смотреть под ноги.

Почти каждые пять минут на довольно оживленной подземной дороге что-то происходило, и лазутчикам приходилось либо прятаться за камнями, либо притворятся троицей изрядно подвыпивших мастеровых, скучающих на обочине, пока их четвертый «воображаемый» собутыльник чуток облегчится. Наиболее талантливо исполняла роль пьяницы, конечно же, Ринва. Ее вальяжно развалившееся на камнях тело и красные-прекрасные щеки не вызывали у случайных прохожих подозрений. Им сразу становилось понятно, что юный паренек очень сильно перебрал, а его более опытные в хмельном деле коллеги исполняют товарищеский долг, стараясь дотащить его до постели.

К счастью, подобные спектакли маленькой труппе герканских бродяг устраивать приходилось нечасто, только пару раз, когда мимо проходили горняки-мастеровые да те шеварийцы, кто занимался разведением гномов на фермах. На телеги же, как груженные рудой, так и возвращающиеся порожняком на карьер, Дарк с Вильсетом внимания совсем не обращали, разве что прижимались к обочине, когда те проезжали мимо. Выращенным, как рабам, возницам-гномам, не было дела, что делают их господа пешком на дороге. Они лишь кланялись переодетым в шеварийские наряды диверсантам и, тут же смиренно потупив взоры, проезжали мимо. В остальных же случаях путники не полагались на удачу, а поспешно прятались, когда в камнях, а когда и в густых зарослях диковиной подземной растительности, которую, естественно, никто не удосуживался выпалывать или хотя бы стричь. Трофейные одежды, конечно, делали их внешне похожими на шеварийцев, но это был более подходящий маскарад для горняцкого поселка, до которого еще предстояло добраться. Встреч же на дороге с большими группами людей лучше было избегать. Всего один нелепый ответ на заданные им вопросы, и шеварийцы раскусили бы, что перед ними не соотечественники, а переодетые чужаки.

До первой развилки дороги особо волноваться герканцам не приходилось, а вот после нее и до самого конца пути бедолагам то и дело приходилось скрываться, как от пеших патрулей стражи, так и от отрядов гномов, ведомых несколькими надсмотрщиками, как с работ, так и на работу; как на карьеры с фермами, так и в иные места, о которых довольно мало знавшим о подземной жизни чужакам оставалось только догадываться. Поскольку под землей не было солнца, не придерживались шеварийцы и привычных представлений о дне и ночи. Добыча велась круглосуточно, что, естественно, не могло не сказаться на интенсивности движения по подземным путям. Дорога практически не оставалась пустой, так что троице приходилось продвигаться к городу мелкими перебежками от одного укрытия к другому. Особо туго пришлось после второй, последней на их пути развилки. Вблизи от Марфаро на дороге стали появляться не только пешие патрули, но целые армейские отряды, конные разъезды, повозки с инструментами да провизией и даже кареты, каждая вторая из которых была украшена гербом.

Вильсет был в шоке от увиденного. Он никак не ожидал, что подземелье настолько обжито, ну а Дарк хоть и удивлялся, но все же не так сильно, поскольку понимал, в чем крылась причина. Марфаро был не единственным гномьим городом, захваченным шеварийцами, и так уж получилось, что после последнего поворота дороги они вышли на тракт, ведущий к другим городам, находившимся в глубине Махакана. Ну а так как вход в подземное царство с поверхности был всего один, то и большаков было немного, не исключено, что этот был единственным.

Непонимание же у моррона вызывало нечто иное, а именно, зачем шеварийским вампирам понадобилось нагонять под землю столько народу и вести добычу именно здесь, а не более простыми и дешевыми способами: карьерным на поверхности земли или методом пробивки отдельных шахт. «Что было в махаканской руде особенного? Для чего она понадобилась кровососам в таком огромном количестве? Что они собираются с ней делать?» – эти вопросы кружились в голове Аламеза и не давали ему покоя. Пока что ответы, которые он нашел, не проясняли ситуацию в целом, а лишь сужали круг поиска истины. Руда Махакана явно содержала в себе редкие элементы, которые было не найти в иных местах, а если и посчастливится, то не в таком умопомрачительно огромном количестве. Что же касалось практического применения добытой породы, то клан Мартел явно не собирался ни продавать уникальные сплавы, которые из нее получал, ни вооружать более крепкой броней и надежным оружием шеварийскую армию. Во-первых, в этом не было смысла, люди прекрасно убивали друг дружку на полях сражений и тем, чем были на данный момент вооружены, а во-вторых, все, что становится массовым, довольно быстро обесценивается. Затраты по освоению подземелий ни за что бы не окупились, если бы изделия из махаканской руды выставлялись на продажу в таких объемах. Вывод был очевиден, шеварийские вампиры добывали руду только для внутреннего потребления и совершенно в других целях, нежели повышение боеспособности шеварийской армии. Наверняка она им понадобилась для воплощения в жизнь знаний, которыми обладали только они, но для чего именно, Дарк не мог и предположить. Скорее всего, затруднился бы с ответом и Мартин Гентар, поскольку некромант не был умевшим читать чужие мысли провидцем, а всего лишь ученым, который далеко не все на свете знал.

Размышления – хорошая вещь, они не только позволяют добираться собственным умом до сокрытой истины, но и скоротать долгие минуты ожидания. В последнем укрытии, а именно в густых и колючих кустах, путникам пришлось неподвижно пролежать около часа, пока на оживленной дороге не возникло короткое затишье. Дарк измучился, хоть и пытался отвлечь себя разными мыслями, а вот Крамберг к вынужденному пролеживанию боков отнесся с большим спокойствием. Он то подремывал, время от времени потихоньку меняя позу, то пресекал попытки Ринвы прийти в сознание несильным, но резким ударом каблука ее же башмака по затылку.

Когда же на недолгое время дорога оказалась пустой, оба путника мгновенно вскочили и, превозмогая вялость в затекших конечностях, что есть сил понеслись вперед, к видневшемуся впереди повороту тоннеля, повернуть за который так и не успели. Слух бегущих мгновенно уловил дружный топот ног маршировавшего в их сторону отряда. Аламез не растерялся и за считаные доли секунды сообразил, где лучше спрятаться. Скупо бросив напарнику через плечо краткий и четкий приказ «За мной!», Дарк побежал к стоявшей на обочине телеге, на которой уже не было груза, за исключением ржавого, сбитого молотка да вороха протертых до дыр тряпок, а рядом с ней валялось расколовшееся почти пополам заднее колесо. Добежав до нее, моррон мгновенно упал и ловко заполз по-пластунски под днище, увлекая за собой и котомку. К сожалению, из-за нехватки места поступить точно так же Крамберг не смог, но разведчик на ходу сориентировался и нашел достойный выход из сложной ситуации. Скинув с плеч Ринву и запихнув ее бессознательное тело под телегу чуть ли не пинком ноги, Вильсет быстро нагнулся, подхватил разломанное колесо и одним точным броском закинул его на место возницы. Затем находчивый разведчик тут же вооружился молотком и принялся для вида стучать по месту разлома, как будто питая надежду починить отслужившее колесо, которое уже пару годков назад пора было отправлять на свалку или лучше в печь.

Сделал он это весьма своевременно. Едва рукоять столярного инструмента коснулась ладони разведчика, как из-за поворота дороги показались первые ряды небольшого отряда лучников.

– Чо, чумазявка горняцкая, поломкалась?! Меньше с гномьем на дряхлом возу кувырявкаться надоть! Чо, неужто взаправду, вам, горнявкам, пузаны подземельные милее девок будут?! – донесся до слуха лежавшего под телегой моррона задорный и задиристый голосок одного из шеварийских стрелков, тут же нашедший поддержку сослуживцев, выразившуюся как в дружном хохоте, так и еще в паре-другой более привольных реплик на эту же тему. – А чо? Мне о том девка разгульна поведкала… К ним на усладу редко горнявки захаживают…

– Ляхами шевелявкай, солдапер, пока промеж них молотило не встряло! – сурово произнес Вильсет и, оторвав нахмуренный взор от колеса, пригрозил шутнику молотком. – У меня и колесявка найдется, чтоб в хлебало раззявистое впихать!

– Да, ладно, горнявка, не серчай попусту! Пузаны – не овцы, позору тут не особливо много! – парировал напоследок любитель острот и, возможно, продолжил бы перепалку, да только уже порядком удалился, а покинуть строй продолжавшего движение отряда, естественно, не отважился.

В который раз моррон убедился, что худа без добра не бывает и всякое зло при умелом подходе может обратиться благом. Шеварийские солдаты скучали на марше и поэтому спонтанно затеяли небольшую словесную перепалку с чинившим поломавшуюся телегу горняком, роль которого Крамберг отменно исполнил. Ни один из служивых не додумался опустить взор вниз и хотя бы мельком взглянуть под телегу, из-под которой торчали левый локоть, коленка и башмак не уместившейся целиком Ринвы. Но еще ранее стечение обстоятельств заставило Дарка спрятаться под телегой, и именно отсюда, из-под грязного, пропахшего гнилой капустой да тухлыми яйцами воза он заметил прикрепленный слишком низко к скале, практически на уровне колен, дорожный указатель: «Рудно скопище / Горняво поселье». Они с Крамбергом все же добрались до конца своего опасного и довольно долгого путешествия, хоть мимо места вторичной сортировки руды им предстояло еще пробраться, а в поселение горняков умудриться каким-то чудом попасть.