Глава 7
За ночь интересного не проявилось — ни в окрестностях, ни в море, ни в заветной моей пещере. Даже блуждающие под водой светляки, кто бы ни служил ими, что-то утихли — выходной взяли, а то и вовсе убрались в иные места.
Новый день я начал с посещения заведения, в которое не собрался заехать вчера. Местное отделение ФСБ по стилю работы и возможностям больше напоминало резиденцию иностранной разведки. Или даже посольство, поскольку федералы особо не скрывались. Они могли наблюдать, интриговать, даже выступать с заявлениями, но на деле решали мало. Однако наезжать на них избегали, поскольку сила за ними стояла громадная, пусть и рассеянная по стране. И стоит выделиться из умеренных центробежцев, как по тебе шарахнет такой кулак!.. Людей в конторе ошивалось с десяток, а верховодил полуполковник со странной фамилией Гувер. Собственно, по-другому его никто не величал, а многие, включая меня, даже не помнили имени. Насколько я знал, Гувер был типичным гэбистом, в меру умелым, в меру ретивым. И никто тут не отличался интеллектом, острым как бритва (еще один обывательский миф), или изощренным коварством. Просто они играли в свою игру, на своем столе да еще с полным рукавом козырей — конечно, с ними трудно тягаться!.. Хотя теперь козырей у них поубавилось.
Гувер и выглядел обыкновенно: нормальный мужик, крепкий, жилистый, с простоватой физиономией и стандартными наклонностями. И типичных слабостей у него хватало, чтобы не сказать — грешков. Однако он был из «честных ментов», то есть брать-то брал, но по крайней мере не вымогал. И если обещал, то выполнял, — такие сейчас в цене. А я из тех, кто готов платить подходящую цену за настоящий товар. И поэтому мы с Гувером ладили.
Вся их контора помещалась в пятикомнатной квартире на пятом этаже пятиподъездной пятиэтажки — не в самом центре, но и не слишком далеко от него, в одном из спальных «народных» кварталов. Сам Гувер и первый его помощник, как откомандированные, обитали прямо тут, занимая по комнате, а в прихожей обычно дежурил охранник из местных. Но сегодня его на посту не оказалось, и дверь мне открыли прямо из гостиной — по-моему, особо не всматриваясь. Да и там я обнаружил лишь одного Гувера.
Судя по наставленным вокруг стола бутылкам, ночь прошла бурно. Наверно, и дамы присутствовали, но сейчас куда-то подевались, оставив хозяина без выпивки и, похоже, без денег. То есть вряд ли они обчистили Гувера, однако на угощение он наверняка ухлопал остатки зарплаты. И теперь слонялся по комнате, безнадежно заглядывая в ящики шкафов, распахивая дверцы, — явно искал, чем похмелиться. Но не находил даже рассола. К тому же тут было душно: старенькие кондиционеры гудели на полную, однако не справлялись. И мебель пора обновить — скрипу от нее!..
— У тебя таблетки нет? — сипло спросил Гувер. — Голова раскалывается.
— Сядь, — велел я. — Откинь затылок.
— Да я скоро коньки отброшу! — проворчал он, однако подчинился.
Очень не люблю трогать мужиков иначе как за ладонь, но если не приведу гэбиста в чувство, разговора не будет. Через минуту осторожного массажа клиент стал издавать блаженные стоны. Нам, «тяжело здоровым», трудно оценить ощущение, когда вот так вот уходит боль.
— Ты волшебник! — благодарно вскричал Гувер. — Экстрасенс!
— Голову надо иметь, — откликнулся я, выпуская его виски. — Вот и вся «экстра».
— А что, по-твоему, у меня болело? — удивился он.
— Во всяком случае, не мозги. Иначе бы подумал, прежде чем заливать в себя столько.
— Э-э, милый, сколько той жизни!..
— До фига и больше, — заверил я. — Конечно, если не искать простых путей.
— Не переживай, старичок, уж сложностей нам накидают.
— Сверху? Или с боков?
— Отовсюду, — ответил он уклончиво.
— Нешто путч опять грядет? И кто теперь заправляет?
Возможно, Гувер и подбросил бы намек, но тут из соседней комнаты вывалился Агей, его помощник, — приземистый, пузатенький, обрюзгший, в измятой одежде — и зашаркал по направлению к сортиру, почти не размежая заплывших век. Вот он с самого начала меня невзлюбил, принимая то ли за шпика, то ли за бандита, и наверняка постукивал обо мне наверх, через голову Гувера, — уж таков его стиль, за это, видно, и держали на службе. Но сейчас пузан вряд ли меня заметил — кажется, вчера ему досталось еще покруче, чем Гуверу. Взглядом проводив Агея до самой кабинки, я подбодрил хозяина:
— Так что доносят наши агенты?
— Что надо, то и доносят! — огрызнулся он, но тут же хмыкнул, сообразив, что поддался на провокацию.
— Меня не волнуют секреты федералов, — напомнил я. — А что до вашей грызни с Двором, тут я скорее союзник, поскольку ближних чинуш опасаюсь больше. И разве я не поставляю тебе все, что знаю о нем?
— Ну?
— Так поделись и ты. Это ж в твоих интересах.
— Чем делиться-то?
— Общей картинкой. Как видится тебе здешний пейзаж? Что греет твою душу, а что холодит сердце?
— Что тут может греть, кроме жары!..
— А. подробнее?
— Это не губерния, а пороховая бочка! — сказал Гувер в сердцах. — Ваш сраный Двор вконец охренел. Купчины и промысловики вытворяют чего хотят, не говоря о бандюгах. У этих, в Лагере, ва-аще крыша уехала — дожидаются второго пришествия, святоши гребаные!.. Казаки снюхались с дворянами и грезят о монархии, хором подавшись в православие. Будто не знаю, что половина из них вышла из партийцев, а треть остальных подвизалась в сексотах.
— Я тоже копался в архивах здешнего ГБ, — сообщил я, посмеиваясь.
— Интересно, какая сука выплеснула это в Океан?
— Скорее кобель. Вот если б такое сотворил ты, я бы тебя зауважал.
— Посмертно, да?
— Что, ваша служба и опасна, и трудна?
— Да мне молоко надо за вредность выдавать!
— Могу устроить. Какое предпочтешь — козлиное?
— Козье! — хмыкнул Гувер. — Козлов доить, знаешь ли…
— Козье так козье. Бегает у меня по парку одна козочка.
— Не Инессой зовут? — щегольнул осведомленностью гэбэшник. — Вот ее бы я подоил!
— В очередь становись.
— Вдобавок иноземцы слетаются сюда, как мухи на падаль, — продолжил Гувер. — Не дают дремать враги-империалисты!
— Молчал бы об империалистах, — уколол я. — А сам кто?
— У нас добровольный союз.
— Ну да, — не поверил я. — То-то чуть ослабли вожжи, как бросились врассыпную.
— Ума нет — вот и рванули. Вдобавок отделенцы науськивают. Местным-то князькам хочется бесконтрольной власти. Кто они, пока губерния? Прыщи на ровном месте, чинуши среднего звена. А стоит отпасть, как сразу — президент, министры, парламентарии!.. Возвышает в своих глазах, да? При том, что прыщами останутся, сколько б ни пыжились. Пока можно было, доили федерацию, а как вымя иссякло, буренку в расход? Не пройдет фокус!
— Ты в ГБ не из дояров подался? — полюбопытствовал я. — Что это тебя на доение сносит?
— А ты не согласен?
— Да нет, складно звонишь. Еще про «закрома Родины» расскажи. Как она поднимала и взращивала каждого из нас… Страсть люблю подобные сказки!
— А что, разве не так? — спросил Гувер больше по инерции.
Я отмахнулся: и сам знает. Эту тему мы уже обговаривали.
— Ваша беда, ребята, в замедленной реакции. Если не нравится Двор, чего ж его терпите?
— Куда денешься? — вздохнул он. — За Алмазиным народ.
— Кто? — удивился я. — Вот это трусливое, завистливое стадо?
— Так ведь их большинство.
— И я о том.
— Знаешь, какая у Клопа поддержка в массах? Думаешь, иначе бы столица мирилась? Ведь черт знает, что он выкинет завтра!
— А чего хотите от самодержца? Если решит, что повышение ему не светит, и вовсе перережет пуповину.
— Пусть попробует! — пригрозил федерал. — Тогда и на массы не поглядим.
— А как же «добровольный союз»?
— Система «нипилек», — пояснил Гувер со смешком. — Впускаем-то всех…
— Что, сам и стоишь на входе?
— Не пойму тебя, Род. Ты вообще на чьей стороне?
— На собственной, — ответил я который раз. — Без разницы, кто будет заправлять тут, лишь бы меня не трогали.
— Ты хоть понимаешь, что держава рухнет, если не остановить брожение?
— А плевать на государство, которое мышей не ловит, — сказал я. — На хрена оно сдалось, зачем на него тратиться? Да пусть загибается!
— Ишь какой!.. Слюны не хватит.
— Скинемся, не проблема.
— Слава богу, тех, кто желает видеть Россию великой, намного больше!
Ну, каждый судит по своему окружению. И даже в опросах, проводимых статистиками, принимает лишь, что нравится самому.
— Слушай, Гувер, я ж вправду не понимаю, — произнес я. — Ну что тебе, вот тебе лично, до «великой России»? Когда поделишь ее на сто пятьдесят миллионов, много ль выйдет — в сравнении с твоим личным престижем? Или когда тех, кто нас в дерьмо втаптывает, боятся и за бугром, не так обидно?
— Тебе бы все насмехаться, — возмутился Гувер. — А ведь здесь так удобно зацепиться, такой отличный плацдарм!.. Главное, закрыто отовсюду.
Кажется, он действительно в это верил.
— Да у тебя мания, дружок, — сочувственно заметил я. — Лечиться надо.
— А ты что, хочешь кормить чужую армию?
— Эк брякнул! Устарела цитатка-то. Для феодализма еще годилась.
— Ты, случаем, не на ЦРУ работаешь? — пошутил Губер, но при этом так в меня вперился, будто хотел подловить. Уж эти мифотворцы! Таких заговоров напридумывают, что под них заговорщиков не напасешься.
— Ты, верно, самый умный в своей конторе, если городишь такое… Впрочем, подкинь адресок — завербуюсь. Платят-то небось пощедрей вашего?
Улыбка едва не слиняла с лица федерала. Разумный вроде мужик — пока не заденешь за живое. Может, это впрямь греет: ощущать себя причастным к державе? Такая ма-аленькая частица великой… кучи.
Чтоб охладить Гувера, из бокового кармана своего обширного пиджака я достал литровую флягу, выставил перед ним.
— Чего это? — спросил он, уже предвкушая.
— Эль, — сказал я. — Ирландский, только из холодильника.
Не то чтобы я настолько прозорлив, но пиво тут всегда принимали на ура. Застонав от вожделения, Гувер схватил флягу, приложился от сердца, уговорив, по-моему, сразу половину.
— Искуситель, — сказал затем. — Вот за такое тебя и любят.
— Чтобы расположить к себе, хватит малого, — подтвердил я. — Главное — попасть. Из вашего арсенала, разве нет?
— И ты нас переоцениваешь. «Расположить»!.. Да зачем? Вот пугануть мы умеем, на слабости сыграть.
Замолчав, Гувер покосился на фляжку в своей руке, криво усмехнулся.
— Поставим вопрос шире, — сказал я. — «Кому на Руси жить хорошо?»
— Ну, тебе, наверно, — предположил он. — Еще Аскольду, Грабарю, Калиде…
— Не знаю ни одного главаря, кто доволен жизнью, — возразил я. — Вечно им неймется. То бабок не хватает, то власти.
— Вот бандитов к власти не пустим, — твердо заявил Гувер.
— А она у вас есть? Тоже, распорядитель!.. Бандиты и мне не по нутру, но куда больше меня беспокоит Клоп. Вот на него и веду сейчас охоту.
— И веди, — разрешил Гувер. — Я при чем? Гарпун тебе в руки и ветер в парус!.. Или мало?
— Да вишь, не хватает, — признался я.
— Что, уже и Океан тебе тесен? А как нахваливал его!
— Океан пронизывает всё… ну, почти. Но когда крупная акула оставляет такой хилый след… А ведь в вашем заведении еще сохранились места, недоступные для хакеров, — эдакие заповеднички.
— Ты на что намекаешь? — спросил Гувер.
— На то, что прошлое нашего козлика подозрительно туманно. А имечко шибко красивое и биография слишком правильная — ни сучка.
— Господи, и что? Ну откопаем на него компромат — толку!.. Думаешь, что-то изменится?
— Смотря что нароешь. Там может скрываться немало мин. Даже я узнал странное. К примеру, из команды, с которой он начинал, в живых не осталось никого — а ведь прошло немного лет. Полное обновление состава!
— Слушай, оно надо нам? — задушевно спросил Гувер. — Мы люди маленькие, к тому ж по краю ходим. Знаешь же: спящую собаку лучше не…
Если бы спящую! И кто ж тогда всех кусает?
— Я ж не предлагаю устраивать покушение, — сказал я и прибавил: — Пока.
— Еще не хватало!
Можно подумать, тут собрались принципиальные противники насилия, в жизни не провернувшие ни одной ликвидации. Будет он мне рассказывать!
— А тебе самому не любопытно? — зашел я с другого боку. — Можно ведь не давать ходу тому, что сыщешь, — действительно, какой смысл!.. Но если подвернется жареный фактик, его найдется кому продать. Или ты больше не нуждаешься в приработке?
— Да что за прок рыться в прошлом!..
— Бывает, что истоки нынешних бед кроются там. А обходные пути — самые верные.
— Ну хорошо, я пошлю запрос, — уступил Гувер. — А покупатель — за тобой.
— Идет! — Я положил на стол несколько купюр. — Задаток, да?
Федерал поглядел на деньги без особого воодушевления, однако промолчал — видно, и впрямь издержался.
Засим я отчалил, пока в нем не взыграла совесть. Но продолжал наблюдать комнату через подброшенный «глазок». Уж тут меня угрызения не терзали: гэбисты и сами охочи до таких трюков.
Ждать пришлось недолго — пока Агей не вернулся из сортира. Видимо, там он успел наладить соображение, благо его немного, и обмозговать подсмотренную картинку. А разговор завел без предисловий, на ожидаемую тему:
— И долго будешь якшаться с этим… — Агей запнулся, подыскивая словцо обидней. — Чё он шляется сюда?
— Может, это мой осведомитель, — сказал Гувер, посмеиваясь.
— Это еще поглядеть надо!.. — пробурчал толстун. Он явно намеревался брякнуть: «кто чей», но в последнюю секунду затормозил.
— Что? — после паузы спросил Гувер.
— Кто Шатун такой? — вывернулся тот. — Не нравится он мне.
— А вот он любит тебя. Не чувствуешь?
— Чего? — забеспокоился Агей.
— Да он же подбирается к тебе, не понял? Такой самэц, а!
— Ты чё, шутишь так? — всполошился толстун. — Ну и глупо!
— А если всерьез, от Шатуна нашему ведомству больше проку, чем от всех твоих, прости господи, агентов, которые лишь и умеют, что тянуть деньги, поставляя отборные помои.
На это Агей звучно фыркнул, демонстрируя возмущение, и двинулся по проторенному Гувером маршруту в поисках опохмелки.
Я уже подъезжал к очередному пункту назначения, когда на меня свалилось сразу два вызова — один за другим, как по сговору. Пришлось заворачивать оглобли, направляясь по новым адресам. Но сперва расставить те в порядке срочности. И первое место выпало Карине, бывшей моей подружке, с которой я расстался недавно… и не окончательно, как выясняется почти при каждой встрече. Но сейчас она звала для иного.
Карина подвизалась певичкой в едва не лучшем городском ресторане, двусмысленно именуемом «Роком». (Или имелась в виду и вовсе птица?) Голосок у нее средненький, но вот формы!.. Когда мужчины видят ее, вряд ли обращают внимание на музыку. И звонила Карина как раз из «Рока», умоляя приехать быстрей. Ей повезло, что я оказался в городе, да еще в пяти минутах езды от нее. Даже уложился в четыре, а на пятой уже топал через зал, миновав вышколенного швейцара, слегка изумленного моим нынешним видом.
Половина столиков пустовала, что неудивительно в такое время. Однако варьете все ж запустили — конечно, переполовинив состав, чтобы не слишком напрягать артистов. Днем они выходили реже и брали отнюдь не числом, как в ночных программах. Зато бесстыдства в нарядах не убавилось — уж на него спрос есть всегда. Как раз сейчас на эстраде буйствовал нуди-канкан, якобы завезенный из Германии. Одинаковые блондинки с надутыми силиконом грудями выплясывали нагишом, сплетясь руками, точно «маленькие лебеди», — этакий урок запретной анатомии. Общались с публикой они на английском, забавно имитируя немецкий акцент, но в гримерной переходили на русский, и уж тут акцент пропадал начисто. А их похожесть исчезала вместе с париками и макияжем. Еще бы груди приспустили — ну хоть слегка. Ведь глядеть жутко!..
Вступив в боковую дверь, я едва не столкнулся с одной из них, ковыляющей по коридору в сторону туалета, — видно, подвернула ступню в предыдущем танце. Девица вполне подходила под здешний стандарт: длинные ноги, пышное вымя, ни тени мысли на челе. К сему прилагались коровьи, жутко расцвеченные глаза, и коровий же рот, набитый жвачкой. Всю ее одежду составлял рыжий парик, украшенный пышными перьями, — даже туфельки сбросила.
— Полегче! — охнула она и хихикнула: — А то уписаюсь!
Коренастый сторожевик, подпирающий стену неподалеку, покосился на нас, но тут же успокоенно отвел взгляд. Меня он знал, а на голых девок насмотрелся до оскомины. Больше в коридоре никого не было, и в зале я подозрительных не заметил. Нешто опять ложный вызов? Сколько их было на моей памяти!.. Но были и другие — оттого-то я так спешил.
С ожиданием девица пялилась на меня, беспокойно поводя бедрами, будто ей правда невмоготу. Вот с ней я еще не знаком — видно, из новеньких. Ансамбль обновлялся постоянно: в среде богатеев танцорки шли нарасхват.
— Карина у себя? — спросил я, лишь бы не молчать.
— Наверно, — пожала она плечами, сразу утратив ко мне интерес, и захромала дальше, смешно дергая ягодицами.
Карина действительно ждала в своей уборной — что глупо, если дело настолько серьезно, как она заверяла. («Речь о жизни и смерти!») А кабы первым приехал не я? Вообще, что она потеряла в ресторане, где любой хищник станет искать в первую очередь?
Завидя меня, она воскликнула:
— Слава богу, ты здесь!
Карина вообще любила позу, что и понятно: артистка. Странно, что не вскочила и не «кинулась в объятия», — все-таки научилась себя сдерживать. Сегодня она явно не собиралась выступать, даже боевой раскраской пренебрегла, что косвенно подтверждало ее испуг. Вообще она паникерша и зачастую шарахается от собственной тени, но сейчас, похоже, для страха были основания. Без нарисованного лица Карина смотрелась блекло, но все формы остались при ней. Экая попадья!.. Да еще при осиной талии. Зрелые мужики западают на такое безотказно. К тому ж и ходила она, будто плыла, покачиваясь на пологих волнах. Я и поныне глядел на ее груди с теплым чувством, как на родное. Сколько раз взвешивал их в ладонях!.. А роскошный зад до сих пор хотелось похлопать или ущипнуть, словно какому-нибудь трактирному выпивохе. Черт знает, чем певичка меня влекла: наверно, все-таки формами. Хотя любовницей она оказалась пылкой — на этом уровне у нас понимание достигалось. Иначе я бросил бы Карину после первых же проб — из-за ее несносного характера. И почему мне так везет на стерв?
— Ты готова? — спросил без предисловий. — Отчаливаем!
— Да, да, — засуетилась она, соизволив наконец оторвать зад от стула, — сейчас… одну минуту…
Разумеется, Карина еще не собралась, хотя прикатила сюда как раз за вещами, — и толку в ее суете было чуть. Окинув взглядом комнатку, я подхватил с пола объемистую сумку и стал сваливать туда все, за что хваталась певичка, — просто сгребал рукой с полок. Что-то, наверное, побьется, но все можно нажить по-новой — кроме самой жизни.
Через минуту я упаковал все, на что Карина потратила бы час, и первым выглянул в коридор, изготовясь к худшему. Там по-прежнему было спокойно, безлюдно, только из туалета доносилось писклявое пение. Сторожевик куда-то сгинул, словно по договоренности. А скорее тоже решил справить нужду, пока некого охранять. Но если б незваный гость нагрянул к певичке сейчас, его бы даже не увидели.
Не доставая пока «гюрзу», я погнал перед собою Карину, готовый в любой миг задвинуть ее за спину. Уходить сквозь служебную дверь почему-то не захотелось — может, услышал что-то за порогом сознания или унюхал кого. Двинулся наружу тем же маршрутом, что пришел: через главный зал, — хотя и чудно гляделся там с этой сумой. Конечно, Карина тоже притянула не один взгляд, пока мы добрались до выхода, — и черт с ним, от нее не убудет!..
Чтоб убавить риск, я подозвал «болид» к самым дверям, даже загнал его боковыми колесами на тротуар. Вышел из «Рока» первым, прикрывая женщину своей броней и бросая по сторонам настороженные взгляды, — кино и только!.. Тем более тревога скорее всего ложная. Но лучше переусердствовать с осторожностью, чем наоборот. Уже бывало, что пренебрегал, а потом локти кусал. Иногда лучше бояться впрок и с изрядным запасом.
Наконец я усадил Карину в кресло, следом и сам забрался в салон. Без спешки отъехал, беря на заметку все подозрительные машины, двигавшиеся по соседству, затем круто свернул в ближайший переулок. И дальше погнал в своем обычном режиме, приглядывая за теми, кто ехал следом. Всё, теперь можно оправиться, закурить!.. Хотя не мужское это занятие. И пассажирке пока не до курева. Первым-то делом Карина, как обычно, выплеснула на меня негатив, скопившийся за дни разлуки. Этот поток претензий, критики, жалоб, обид следовало переждать, как ливень. Бог знает, где она набиралась всего, — может, изнутри хлестало. Эдакий фонтан!
— Каждый раз, как тебя слушаю, — ввернул я, когда женщина сделала паузу, — узнаю о себе столько нового!.. Куда ехать-то?
Обиженно она поджала губы, что не помешало ей в следующую секунду назвать адрес, отлично знакомый мне. Я качнул головой: эк ее занесло. Если уж тайное убежище снова потребовалось…
— Ну, — спросил затем, — что стряслось в этот раз? Я-то считал, ты уже устроила судьбу.
— Ах, ты про того? — Карина с пренебрежением махнула рукой. — Он как узнал, что ты мой бывший хахаль, сразу слинял. Кстати, не он первый.
— То-то ты уже западников кадришь! Хотя бы они меня не боятся.
— А знаешь, каково жить одной? — завела она старую песню. — От каждого звонка шарахаюсь.
— Вот мне звонить не станут, — утешил я. — Разве саданут ракетой в окно.
Между прочим, я не шутил. У меня впрямь опасней, чем у многих, — несмотря на принятые меры. У тех-то что грабить? Затрапезные шмотки, обшарпанную мебель да пару-тройку старинных аппаратов… Хотя сейчас и за тостер могут прибить.
— И что этим мужикам надо? — недоумевала Карина. — Ведь сколько их было!.. А больше полугода никто не задержался.
— Слишком любишь поучать, — объяснил я. — Или научись молчать, пока не спросят, или привыкай жить одна. Третьего не дано.
А если дано, такой вариант хуже первых двух. Удивляюсь я на этих дамочек. Уж если чего-то хочется настолько, почему не подойти к задачке с умом? Сформулируй цель, обозначь к ней подходы, подбери способы для решения, устрани препятствия. Хотя и большинство мужчин тут не блещут — ни соображения, ни упорства.
— Да вам лишь бы поматросить!.. И что ты вырядился как охламон? — вдруг повернула Карина. — Я чуть не сгорела от стыда, пока шли через зал!
Так вот о чем она волновалась во время нашего исхода?
— Ну что за дура! — не стерпел я. — И промолчать не умеешь, и говоришь невпопад. Ведь все при тебе, а язык портит.
— Я сейчас обижусь, — предупредила она.
— И что тогда: порвешь со мной навеки? Или будешь продолжать пользоваться, но — с отвращением?
— Ты мерзкий, гнусный тип!
— Я знаю.
Конечно, толку от моих пожеланий чуть. Прежде все разъяснения, призывы, уговоры ухали в это болото, не оставляя даже кругов.
Помолчав, Карина сообщила:
— Давеча хозяин опять подкатывался. Неймется ему, жирненькому!
Ее передернуло. Слишком она привередлива в таких делах. То есть продаться не прочь, но лишь при взаимной симпатии.
— Что ты всполошилась? — хмыкнул я. — Боишься, не сможешь отказать?
— Так хозяин же!
— И что? Ты ему нужней в другом качестве. К тому же, как я понял, уходишь в бессрочный отпуск. Правда, не понял почему.
— Сначала доедем, ладно? — попросила Карина. — Ты ведь не бросишь меня? Господи, только не теперь!
— Я знаю свой долг, — сухо заметил я.
Действительно, тут и вопроса не было. Не то чтобы я так уж привязан к Карине, однако слишком привык ее опекать. Но даже в лучшие наши времена виделся с ней редко, потому как терпеть не могу этих выяснений: кто там и кому чего недодал. Вообще Карина не жадная, но капризная и себялюбивая словно ребенок. И постоянно требует у меня чего-то: внимания, ласки, развлечений. Она ненасытна, точно кукушонок, захвативший чужое гнездо. При этом не устает твердить, как сильно любит, и добивается от меня тех же признаний, будто любовью хочет оправдать свой аппетит. До чего дошло: теперь я приплачивал Карине, лишь бы она не заявлялась ко мне домой. Хуже нет устоявшихся традиций. Когда люди привыкают жить за чужой счет, их оскорбляет донельзя, когда счет закрывают.
Вдобавок Карина не оставляла попыток разбогатеть, затевая разнообразные авантюры и каждый раз влетая по уши. Я отдалился от Карины еще и потому, что надоело за нее бояться. Вот если позовет, как сегодня, я приду. Чаще-то Карина дергала меня по ерунде, из пальца высасывая проблему. Заводится она с полоборота, влетая в мелочные конфликты, точно вздорная собачонка. И тут же ударяется в панику, если противная сторона проявляет хоть какую твердость. Но шугать дурочку я опасался, потому что тогда она на самом деле могла влететь в проблему, убоявшись вовремя запросить помощь. Старые связи обязывают… но очень уж напрягают.
И в этот раз Карина не преминула пожаловаться:
— Ты не любишь меня!
— Чтоб ты так любила меня, как я тебя не люблю, — проворчал я.
— Да ты и не хочешь меня больше. Господи, Род!.. Ты что, меня бросил?
— Тебя, пожалуй, бросишь. Как бумеранг — вернешься, да по голове.
— Так хочешь или нет? Ну скажи!
Такое общение я могу выдержать часа два — от силы. Затем начинаю звереть. Но странное дело: стоит содрать с Карины упаковку и уложить в постель, как ее будто подменяют. Наконец она замолкает, издавая лишь стоны и горячечный шепот, а лицо словно бы светится изнутри, наполняясь блаженством. В эти моменты я почти верил, что люблю свою глупышку, и потому, наверное, возвращался к ней раз за разом.
— Да хочу я, хочу! — пришлось сознаться. — Вот такой я секс-маньяк: каждую неделю хочется.
То есть примерно столько должно пройти, прежде чем нарастающее желание пересилит стихающее раздражение. И это в том случае, если встречный шквал не собьет с настроя уже на пороге. Может, имеет смысл переходить к основной программе, не дожидаясь, пока Карина раскроет рот? Вообще-то я против насилия…
— Или месяц, — поправился затем. — Я ж не мазохист.
— Кого ты строишь из себя? — перешла она в наступление. — Думаешь, я никому не нужна? К твоему сведению, за мной такие ухлестывали!..
— Что ж ты прозевала свое счастье? И мне меньше хлопот.
— Конечно, тебя-то прямо на дому обслуживают!
— А тебе лишь бы ляпнуть!.. Мало глупостей я от тебя слышал?
— То ли дело твоя Ланочка, верно? Сука гладкоречивая!
Сколько я ни убеждал Карину, что крутить сразу с двумя — не мой стиль, в ее голове это не умещалось. А уж тем более ей не понять, что я не вступаю дважды в одну реку.
— Ты напоминаешь свою мать еще больше, чем я своего отца, — сказал я. — Это как проклятие, передаваемое по наследству.
Вот так, за приятной беседой, мы добрались до убежища Карины. Помещалось оно в панельной многоэтажке, ближе к ее верху, но не под самой крышей. Когда мы еще встречались, в один из таких же сложных ее периодов я купил Карине эту квартирку, со всей обстановкой. Установил на входе стальную дверь с мудреными замками. На окна и балкончик навесил решетки, подкрепленные стальными же ставнями, — на случай совсем уж глухой обороны. Стены и потолок покрыл пробковыми плитами, полы устлал толстым паласом. И настрого предупредил, чтобы больше о квартире не знал никто.
Пока мы ехали сюда, бортокомп контролировал окружение, запоминая все авто, какие мелькали в пределах видимости, и стоило одному из них возникнуть снова… Но если за мной следили, то такие искусники, что даже мне были не по зубам. Теоретически это возможно.
Притормозив перед домом, «болид» выпустил нас и покатил дальше, чтобы не мозолить глаза жильцам. В подъезд, конечно же, я вошел первым, даже опустил на лицо прозрачное забрало, выдвинув из-под парика. Но внутри оказалось так же пусто, как перед входом, а вдобавок душно, точно в парилке. За день здание раскалялось настолько, что и ночью не успевало остудиться, — это вам не старые дома!..
Карина дернулась было к лифту, но я придержал, распорядясь негромко:
— Пешочком, пешочком… Не хватало застрять там!
Нехотя она зацокала по ступеням за мной. Я прекрасно знаю, что на лестнице дам следует пускать вперед, — но не в случае возможной засады. Впрочем, Карина и тут не растерялась, сразу уцепившись за мой пояс. Мало, что я тащил ее сумку, теперь и хозяйку буксировал.
К счастью, на лестнице не оказалось ни души и в квартире никто не ждал, исключая кота. Вот он встретил нас у порога, успев истомиться в одиночестве. Меня-то Мишель давно принимал за своего, хотя прочих гостей шарахался. Потершись о мои ноги, он вдруг отстранился и зашипел, как видно, учуяв Хана.
— На кого наезжаешь, сибарит недорезанный? — возмутился я. — Ишь, манеру взял!..
Кот у Карины роскошный: громадный, раскормленный, с дымчатой пушистой шерстью, за которой они ухаживали вдвоем. Выглядел он аристократом, но в действительности был байстрюком, прижитым подвальной кошечкой от вельможного гуляки и там же, в подвале, обнаруженный сердобольной старушкой, пристроившей его затем очень удачно. Мишка долго не мог поверить своему счастью. Потом обвыкся и даже угощение принимал теперь с большим разбором. Мне он напоминал филина — особенно когда восседал в любимой позе на спинке кресла, утопая в своих волосах, точно в перьях, и крутил по сторонам ушастой головой с непроницаемыми круглыми глазами. В общем-то мы с ним ладили. Мишель не был «доставучим», лишнего себе обычно не позволял и даже территорию не метил, уверенный в хозяйской любви. Но иногда принимался беситься, мячиком скача по комнатам, — несмотря на явный избыток веса. Либо бродил по квартире, тоскливо мяуча. Все же тяжело парню без подруги, а к кошечкам его не пускали — видно, из ревности. Вот так и расплачиваются за грехи отцов.
— Погоди, — велел я Карине. — Ничего пока не включай.
Опустив сумку на пол, наскоро обследовал квартирку, обращая особое внимание на крепления решеток и выискивая в укромных местах устройства — подслушивающие, а то и взрывные. Чувствовал себя при этом довольно глупо, но ничего не мог поделать со своей натурой. Если уж вступил в эту игру, приходится соблюдать правила.
Вещи тут были разбросаны, словно после обыска, но как раз это меня не беспокоило. Насколько Карина чистюля телом и аккуратистка в одежде, настолько же неряха в быту: в квартире всегда творится кавардак — что в прежней, что в этой.
Успокоенный, вернулся в гостиную, где Карина, расположась на диване, уже выкладывала на столик принесенное барахло, причитая над каждой разбитой склянкой, но по крайней мере воздерживаясь от попреков. Даже удивительно. Может, впрямь научил ее чему-то?
Опустившись в кресло, я покосился на кота, устроившегося неподалеку:
— Чего это он разлегся на пороге?
— А там самое продувное место. Жарко ему.
Это был не каламбур. Слов-то Карина знала много, однако не у всех помнила смысл и применяла их с такой небрежностью, будто лупила по площадям: угодит не слишком далеко, и слава богу. А в ее голосе наконец прорвался укор: сам-то небось кондиционерами обложился, а мы тут паримся!.. Но если поменять нас местами, Карина и тогда нашла бы, к чему придраться. Все-таки занятную породу вывели большевики.
— Скоро обещают похолодание, — сообщила она. — Причем жуткое.
Опять плохо, да? Не жизнь, а череда несчастий.
— Какая трагедь! — согласился я. — А зимой и вовсе могут морозы грянуть. Вплоть до нуля.
После многих лет, проведенных за шестидесятой параллелью, здешние «холода» меня умиляли.
— Тебе смешочки, а я слыхала, будто ураган на подходе.
— «Ветер северный, умеренный до сильного…»
— Не веришь? Говорят, тут такое будет!..
— Ну будет и будет… Что ж ты каждый раз помираешь до смерти?
В квартире впрямь было жарко — по-моему, еще хуже, чем на улице, хотя я выбирал теневую сторону. Не удержавшись, зевнул — разморило-таки.
— Ты опять плохо спал? — сразу прицепилась Карина. — Так и знала!
— Оставим в покое мой сон, — велел я. — Лучше скажи, на кого ты наехала в этот раз. Из-за чего сыр-бор?
Пару минут Карина продолжала перебирать драгоценную свою ерунду, будто не расслышала. Но тянуть с ответом уже некуда. Сюда-то я доставил ее, а вот дальше… Вслепую не помогаю никому. К тому ж Карина таки усвоила, что на чужую добычу я не зарюсь.
— Ты ведь знаешь: у меня полно знакомых, — наконец разродилась она.
— Еще бы!
— Ну вот. И ко мне… в общем-то случайно… попали сведения… касающиеся одного из…
— Кого? — подхлестнул я. — Конкретно.
— Лущенко, — выдавила Карина, «уступая насилию».
— Ни фига себе!
Действительно, так высоко она еще не замахивалась. Этот самый Лущенко, щуплый и низкорослый, возглавлял Дворовых «бесов» и держал в страхе всех чинуш, не говоря о «народе». И если Карина напоролась на что-то горячее, жарко может сделаться не одному Мишелю. А затем и очень-очень холодно — когда закопают.
— И ты решила слегка потрясти Двор? — полюбопытствовал я. — Задачка как раз по твоим силам.
— Чтоб ты знал, это затронет многих!.. Даже Алмазина.
Час от часу не легче — еще и этот.
— И правда, чего связываться с одним Лущом? Нам весь гадюшник подавай!
— И не только в самом Дворе, — прибавила Карина, набрав инерцию.
— Так… Где еще?
— В Кампании.
— И это все? А ФСБ ты, случаем, не зацепила? Или НАТО?
— Ты можешь говорить серьезно?
Могу, почему нет.
— Если сведения вправду важные, — сказал я, — от них лучше держаться подальше. На этом подорвалось уже столько акул — зубастых, с броневой шкурой. А такую плотву, как ты, проглотят и не заметят.
— Это мое дело, — нахмурясь, заявила Карина. — Уже испугался, да?
В ее глазах зажглись фанатичные огоньки, точно у золотоискателя, напавшего на главную жилу. Похоже, она очередной раз решила сорвать куш, обеспечивший бы ее до конца дней… скажем, до завтра.
— Ага, нам опять под хвост попала вожжа! — констатировал я. — Ну, тут ничем не могу помочь.
На один-то штурмец ее хватит, а что затем? Опять прибежит ко мне за спасением? Если успеет.
— По-твоему, они не захотят это купить?
— Зачем? Дешевле уплатить киллеру. И если даже купят, долго не проживешь. Никакие уловки не спасут — под пытками вызнают, выпотрошат до кишок. А для гарантии порешат и все окружение.
Возможно, я преувеличивал, но тут нелишне. Беда в том, что с этого пути Карину не свернуть уговорами — нужны средства серьезней.
— Я лишь хочу получить свое! — брякнула она, сдвинув брови.
Действительно, в юные годы, еще до того, как заделаться певичкой, Карина подвизалась при местных бонзах. По баням с ними поездила, приветила не одного. А теперь они завладели громадным кусом, а про нее забыли. Так что логика в этом присутствует… если забыть о том, что делиться эти гаврики любят не больше пресловутого капитана Флинта.
— Тебя погубит аппетит, — посулил я. — Ты всегда любила переедать.
— Значит, отказываешься меня защищать? — спросила она упавшим голосом.
— Защищать готов от кого угодно, но не собираюсь за тебя мстить. Так что не ищи приключений на свою роскошную задницу — в конце концов, подумай о коте!.. Уж его я не собираюсь опекать, если останется сиротой.
— И что же мне делать, по-твоему?
— Сбрось эту бяку в Океан. Или отдай мне.
— А-а, — протянула Карина, — хитренький!
— Я не навариваюсь на шантаже — не мой профиль. Но покупателя на эту компру найду. Конечно, получишь меньше, зато без риска.
— На сколько меньше?
— Намного. Но много ты не переваришь: к деньгам тоже нужна привычка.
— Мне надоело быть нищей, — заговорила Карина едва не со страстью. — Надоело считать копейки, отказывать себе во всем!..
— Бедненькая, ты не голодаешь еще? — Я оглядел сперва ее, вовсе не выглядящую нищенкой, затем обстановку, тоже не самую убогую.
— Хочу жить в собственной вилле, на Крутом Берегу!.. Чем я хуже тех?
В недоумении я уставился на нее, затем вспомнил:
— А, ну да, там же кладбище рядом! Действительно, как удобно: сразу и закопают… Ну, радость моя, не жадничай, поделись тайной!
Но у Карины уже пропало желание откровенничать. По быстрому ее взгляду, брошенному исподлобья, я понял, что ничего больше, кроме вранья, не услышу тут, и отступил:
— Ладно, но после вини себя, если из-за своих секретов останешься без головы. Этот предмет сейчас отрывают запросто.
— Еще неизвестно, как поведут себя твои покупатели, — пробормотала она.
— Можешь сказать без обиняков? — спросил я. — «Да» или «нет»?
— Нет! — сказала Карина без обиняков.
— Твое право. Только не рассчитывай, что приду на твои похороны.
— А я вообще больше не жду от тебя многого.
— И правильно. Кто-то еще знает, где ты прячешься?
— Только Ляля.
Я чуть не выругался, но лишь спросил:
— А не проще было дать объявление в газету? Твоя Ляля сдаст тебя любому за десяток мэнчиков.
— Может, я поживу у тебя с недельку? — неуверенно предположила Карина. — Пока все утрясется.
— Если переберешься ко мне, удавлю в первые же сутки, — пообещал я. — Зачем нам такие радости?
Знаю, как это бывает: пустишь на недельку, а выселяться потом придется самому. К тому ж Карина не Инесса, даже ради спасения жизни не сможет помалкивать да соблюдать дистанцию, — с ней будет тесно и во дворце.
— Что же мне делать?
— До вечера посиди тут, — решил я. — На звонки не отвечай, перед окнами не мелькай, музыку не врубай — слушай, не ковыряют ли в замках. Что тебя отыщут уже сегодня, шансов мало. А если найдут, враз не доберутся. Тем временем я успею подъехать. Позже перебазирую тебя в другое место.
— А куда я кота дену? — плачущим голосом спросила она. — Если со мной что стрясется, ему не жить.
— Не бойся, от горя не зачахнет, — утешил я. — В крайнем случае поручу его Хану.
— Да твоему тигродаву Мишель на один кус!
Положим, тут она не права. Хан слишком себя ценит, чтобы размениваться на котов.
— Ладно, будем решать проблемы по мере поступления.
Стряхнув сонливость, я поднялся и пошел к выходу, по пути перешагнув через Мишеля, якобы дремлющего. Карина поспешила следом, чтобы сразу же закрыть за мной на все замки: все-таки я нагнал на нее страху.
— Будь мужественной, — сказал я в дверях. — Что тебе еще остается?
И чмокнул в подставленные губы.
На лестнице по-прежнему было пусто, словно бы и это здание покинули. А когда, выскочив из подъезда, я нырнул в подкативший «болид», никто, по-моему, меня не увидел.
Теперь предстояло свидание со второй моей прежней подружкой, Клер, хотя с этой мы дружили еще до Ланы. Наша связь длилась недолго — так, курортный роман, — однако протекала бурно. В том смысле, что все ночи напролет мы предавались похоти, а днем отсыпались на пляже. Остались друг другом вполне довольны, потом разлетелись по прежним орбитам. Но совсем отношений не порвали.
Это был тип «бизнес-вумен» — до встречи с Клер я полагал, что его выдумали киношники да писалки-эмансипэ, чтобы «умыть» мужичков. Все другие мои знакомые дамы думали сердцем, в лучшем случае, а вот Клер не давала воли ни страсти, ни гневу — все отмерено, просчитано. Была она долговязой, изысканно тощей и уже в возрасте. Но выглядела моложаво, поскольку чуралась излишеств и держала себя в форме. Почти всегда носила брючные костюмы, но они лишь подчеркивали ее сексапильные пропорции, а искусный макияж довершал эффект, делая Клер неотразимой. Своей внешностью она умело пользовалась, не брезгуя подкреплять дела близостью, — конечно, если партнер не слишком претил ей. А одного из городских заправил даже возвела в ранг основного любовника, и тот, хотя был человеком властным и трезвым, охотно позволял манипулировать собой, покровительствуя расчетливой красотке в чем только мог.
Даже и теперь, спустя столько лет, Клер симпатизировала мне и, видимо, доверяла, хотя это против ее правил. А заодно использовала, время от времени привлекая разрешать щекотливые вопросы. Она была не прочь и меня повязать крепче, вновь задействовав свои чары, но я не люблю хоженых троп. То есть третий в таких делах уже лишний, а сколько «лишних» тут, и сама Клер могла не помнить.
Ее контора занимала целое здание, нарядное и модерновое, хотя небольшое. На входе меня поджидал один из многофункциональных мальчиков Клер, преданных ей душой и всеми частями тела, и без проволочек сопроводил к кабинету шефини, по пути дружелюбно болтая о ерунде. Пропустив внутрь, тщательно прикрыл за мною дверь.
В комнате поддерживалась идеальная чистота, каждая деталь продумана. Со своего рабочего места, обустроенного в лучших традициях, хозяйка уже перебралась в гостевой уголок, больше смахивающий на будуар, где и устраивала обычно такие вот неформальные встречи.
— Хочу посоветоваться, — сказала Клер, усадив меня перед собой. — Тебе, конечно, сока?
Я молча кивнул, выжидая. Спиртного на работе не приемлю — еще один из моих принципов. Когда нет общего стержня, приходится всюду расставлять вешки, чтобы не заблудиться.
Плеснув из запотевшего графина в пузатый фужер, женщина заодно обслужила себя, предпочтя рейнское вино, столь же ледяное. Обычно этим занимался секретарь, лощеный, вышколенный, а его отсутствие подразумевало сугубую доверительность беседы.
Откинувшись в кресле, Клер забросила длинные ноги мне на сиденье, демонстрируя холеные ступни и стройные щиколотки, проглянувшие из-под брючин. Разглядывая меня сквозь бокал, заметила:
— А давненько ты не массировал мои телеса!
Будто, кроме меня, этим некому заниматься. Да и какие у нее «телеса»? Хотя в потребных местах хватает мякоти.
— Об этом и пойдет речь?
— Нет, конечно. — Она отхлебнула из бокала, щурясь от удовольствия. — Ты ведь долго не выбирался в город?
— С месяц.
— Вот-вот. За этот срок тут многое изменилось. Если б не возник сегодня, пришлось бы самой тебя вызывать.
— Что, и у тебя проблемы? — удивился я таким тоном, будто произнес знаменитое «И ты, Брут». — Разве нас больше не покрывает Валуев?
Отреагировав на двусмысленное словцо усмешкой, она ответила:
— С ним, видишь, сложности — будто подменили старичка!.. Нет, он не прочь встречаться, но с последней случки я сбежала едва не голяком.
— Хотел бы это видеть!
— Я не шучу. До сих пор не поняла, чего Гога хотел: поиметь меня или растерзать. Показать метины?
Отмахнувшись, я спросил:
— И долго ты выдерживала его перед… э-э… встречей?
— Как обычно, — пожала Клер плечами. — Оптимальный перерыв: когда он готов на многое, лишь бы получить дозу, но еще не стал злобствовать.
— А если от жары процесс ускорился?
Она покачала головой.
— Говорю же, Гога походил на сорвавшегося с цепи пса! За годы у нас многое случалось, но таким он не был никогда. По-моему, он даже не очень меня хотел — то есть не как женщину.
— Как мужчину, что ль?
— Как шмат сырого мяса, к тому же бегающий и орущий. Хорошо, челюсти у него вставные, не то вправду бы чего-нибудь отгрыз. Но кто поручится, что в следующий раз Гога не запасется тесаком?
— Забавно, — сказал я. — Может, на него повышение повлияло? Ведь после переезда Двора Валуев стал главенствовать не только над копами. Теперь он как бы министр внутренних дел всея губернии. А такому зверю и положено кормиться сырым мясом.
— Смешочки тебе? — Клер досадливо пнула в мое бедро сухой пяткой и словно бы забыла убрать ногу, рассеянно трогая меня длинными пальцами. — Вот мне не до смеха.
Кажется, и она не получила «дозы». Я-то полагал, что для таких надобностей у нее помощники — красавцы, как на подбор. Впрочем, Клер предпочитала мужчин зрелых, солидных.
— Ну, что присоветуешь? — спросила она, глядя на меня не то чтобы с надеждой, однако внимательно.
— Разве мало вокруг матерых самцов? — ухмыльнулся я. — Да стоит тебе поманить!..
— Не валяй дурака. — Она снова пнула меня пяткой, тут же загладив удар ласковыми касаниями пальцев. Этакая «политика кнута и пряника» в своеобразной трактовке. — Ты ж знаешь, кем был для меня Валуев.
— Ладно, начинаю советовать, — уступил я. — Бесплатно, заметь!.. Во-первых, пока не разберусь тут, воздержись от контактов с Валуевым — любых, да? Во-вторых, как понимаешь, распространяться о вашем разрыве ни к чему. Некоторую фору это даст, но потом начнутся наезды: слишком лакомый ты кус. Одной тебе с бандитами не сладить, так что придется искать нового покровителя, и теперь уже среди Семейных главарей.
— Например?
— Ну, навскидку: Арнольд или Грабарь, — остальные, пожалуй, не твой масштаб. Но первому хватает впечатлений и в ближнем кругу, так что примет он тебя разве для коллекции… а тут, само собой, другие расценки. Грабарю же сейчас не до гуляний: утром подстрелили его младшенького.
— Андрюшу? — вздрогнула женщина. — Бедный мальчик!
Я глянул на нее с подозрением. Может, с возрастом ей стали нравиться не только зрелые? Но от комментариев воздержался.
— А как насчет Калиды? — спросила Клер. — Он-то уже подкатывался с предложениями.
— Боже тебя упаси! Во-первых, ты совершенно не в его вкусе… причем уже лет тридцать.
— Он педофил, да?
— Именно. Сейчас это повальное увлечение, но Калида обскакал многих. Во-вторых, он не из тех, кто идет на честный обмен.
— Это и я слышала, — кивнула она. — А еще есть Дворянское Собрание.
Клер ведь тоже из дворян. (А кто сейчас простых кровей?) Но от своих предков-графьев унаследовала разве изысканные пропорции да холодный ум.
— Эти ряженые? — хмыкнул я. — За ними нет серьезной силы, хотя доить готовы кого угодно.
— И что остается?
— Гильдия, — ответил я. — Торгаши наконец зашевелились. Правда, там-то придется платить не натурой, что для тебя внове.
— Наглец! — фыркнула Клер.
И я ощутил третий пинок с последующими поглаживаниями. Это становилось опасным. Стоит мне проявить заинтересованность, и шаловливая ее ступня окажется в ином месте. И уж там лучше обойтись без пинков.
— Хотя торгаши ведь в большинстве мужики, а уж что у них определяет сознание: мошна или мошонка…
— Разберемся.
— Но учти: в гильдии подбираются люди серьезные, чье слово уже имеет вес и кто надежен в делах. Об обычном разгильдяйстве торговой вольницы придется забыть. Если обещаешь, надо выполнять, не то вылетишь в момент.
— От тебя примут рекомендацию? — спросила Клер деловито.
— Наверное. Ты ведь не захочешь меня подвести? Это может сильно пошатнуть нашу дружбу и, уж во всяком случае, надолго отобьет у меня охоту к сводничеству… А вторым привлеки Трофима.
— Так он уже там?
— Тс-с-с! — предупредил я с улыбкой. — Эти сведения не для разглашения. Пока гильдия сродни тайному обществу. Вот когда станет на ноги и сравняется мощью со средней Семьей… Птичек ведь принято сбивать на взлете.
— Все ясно.
— Когда увижусь с Трофимом, могу переговорить от твоего имени.
— Сделай такую милость. И если потребуется вступительный взнос…
— Кстати, — вспомнил я, — как с тем твоим долгом, вернули?
Тогда-то и мне пришлось подсуетиться, хотя не сильно.
— Обещали выплатить — в три приема.
— Первая рыбка моя! — алчно потребовал я.
Клер рассмеялась, не поверив. И вправду: видал я таких «рыбок»!..
— Еще я собираюсь составить завещание, — сообщила она, — и отписать все в твою пользу.
Теперь я не поверил, однако возразил:
— Лучше не вводи во искушение. И зачем мне лишние хлопоты?
— Но если со мной что случится…
— …то я первый попаду под подозрение.
— В конце концов, для этого не требуется твое согласие, — сказала Клер. — Просто я не хочу, чтобы строили планы на мой счет. Пусть знают, что следующий хозяин им не по зубам.
А вот в этом есть резон: бесхозное имущество растащить легче.
— Но не надейся на ответный жест!
Она снисходительно улыбнулась. Моя вилла не особо ее прельщала. Разве пожаловать кому-то из помощников — этакий вассальный феод.
— Ну вот, — сказала Клер, сладко потягиваясь, — с делами разобрались…
— Пришел час потехи, да?
Уж развлекаться она умела, в отличие от трудоголиков. А «час» иногда затягивался на месяц — как тогда, на критском курорте. Судя по задумчивой улыбке, Клер тоже вспомнила о безумном том времени. И что мешает воскресить его — хотя б на час? Поди, на этом диванчике скреплялся не один договор и отмечались многие успешные сделки.
— А ты все так же строг в морали?
Вот и я угодил в чистоплюи — сподобился! А сколькие сочли б меня распутником?
— Истинное целомудрие обретается с годами, — изрек я. — Когда уходят искушения.
— Что-то не замечаю, — засмеялась Клер. — Да и ты, по-моему, прибедняешься!..
— Как бы там ни было, а мне пора. Дел — невпроворот.
— Ну жаль, жаль… Уж нам плохо не было, верно?
— Это точно, — со вздохом подтвердил я, покидая и это кресло.
