РАЗБОРКИ В МАЛЕНЬКОЙ УСАДЬБЕ
Если бы не он, мы, женщины, вряд ли провели бы эту снежную ночь без сна до самого утра, и красота ее не показалась бы нам столь необычной.
Сей-Сеногон
Мы вошли. Асмодея смотрела на нас растерянно и испуганно.
— Я уже начала волноваться. Вы так долго гуляли, что я уже подумала, не заблудились ли вы в лесу. Хотите чаю?
— Нет, — ответила Ясна, подбоченясь.
— Как хотите. — Асмодея сникла и, пожелав спокойной ночи, ушла в соседнюю комнату.
Я повернулась к малышке:
— Ясна, разве можно себя так вести? Как тебе не стыдно?!
— Никак мне не стыдно! Не люблю, когда мучают несчастных поэтов! Они и так беззащитны и ранимы, зачем лишний раз еще ранить?
— Девочка моя, ты, кажется, решила отомстить за Омлата?
— Да.
— С чего бы это?
— Я за униженных и оскорбленных!
— Ой ли?
— Что «ой ли»?
— Деточка, любовь не картошка — за пазуху не спрячешь.
— Ты думаешь, что я?..
— И по самые гланды!
— Ты ошибаешься, поверь мне, глубоко ошибаешься! Просто меня сильно волнует судьба мировой поэзии.
— Да? Ну хорошо. Спокойной ночи, детка.
Я повернулась спиной к Ясне и, открыв книгу «Виндоувские насмешницы» (ее мне дал почитать Юзек Харек, изобретатель с острова Блеклых Попугайчиков), принялась читать.
Пока я читала, Ясна тихо лежала и даже не шептала никаких заклинаний в адрес Асмодеи. Вот и хорошо, девочка успокоилась. Постепенно сморил сон и меня. Но досмотреть его я так и не смогла, поскольку сквозь дремоту почувствовала, что в комнате творится что-то не так.
Я открыла глаза, осмотрелась и пришла в ужас, или, если хотите, ужас пришел в меня.
ЯСНЫ РЯДОМ НЕ БЫЛО!!!
Я вскочила с кровати и глянула в окно. Во дворе при свете полной луны метрах в десяти друг от друга стояли Асмодея и Ясна. Они ругались и размахивали руками. Я выбежала на улицу и услышала:
— …зараза! Безжалостная, черствая колдунья!
— Что ты можешь понимать в таких вопросах, малолетка?!
— Побольше твоего!
— Да конечно! У тебя еще орган для понимания этого не вырос. А уже туда же, акселератка!
— Исправь свой гнусный поступок сейчас же, курица окольцованная!
— Тебя забыла спросить, что мне делать, истеричка гормональная!
Краем глаза в кустах я заметила Омлата, дрожащего, как осиновый лист.
А беседа тем временем продолжалась.
— Если ты не сделаешь этого, я превращу тебя в скунса, нет, в скунсиху! Будешь до конца жизни мелкопитающейся!
— Детка, силенок не хватит, аджна чакру надорвешь!
— Не надорву!
— Ты хоть знаешь, сколько мне лет?!
— И сколько же?
— Семьсот тридцать два!
— Вот именно, а совести и сострадания ни на грамм!
— А у тебя мозгов, как кот… наплакал!
— Ну, все!
— Все!!!
У взбешенных ведьм в руках засверкали молнии, еще бы секунда, и мне пришлось бы собирать в ладошки две горочки пепла.
— Стойте! — в отчаянье закричала я.
Они обернулись, но молнии не убрали.
— Что вы делаете! Так же нельзя! Остановитесь!
Я подошла к малышке.
— Ясна, в чем дело?
— Йо, не мешай! Она не хочет вернуть Омлату его нормальный вид!
— Асмодея, это правда?
И тут случилось странное — она разрыдалась:
— Да не лезьте вы ко мне в душу, там и так тесно… Не могу я вернуть ему… понимаешь… не имею… права… для него… у него… расколдовала… нет… смерть… дуры, вот вы кто!
— Не притворяйся, презренная! — никак не успокаивалась Ясна.
Я не выдержала:
— Заткнись, Ясна, и успокойся!!!
— Я поняла! Она заколдовала и тебя тоже! Вот гадюка! Но меня не проведешь! — Малышка явно была в азарте.
Ничего не оставалось, как наложить на нее чары, что я и сделала — наслала на нее столбняковый кокон: Ясна замерла, не в силах пошевелить ни единой мыслью и частью тела, кроме глаз, коими она удивленно хлопала, не понимая, что же произошло.
Я подошла к Асмодее.
— Так почему же ты не можешь расколдовать Омлата? Ведь так тоже нельзя! В конце концов, есть профессиональная честь, этика, да хоть бы та же доброта, едри ее налево, или милосердие!
Асмодея посмотрела на меня заплаканными и неимоверно, безостановочно несчастными глазами.
— Вы ведь все знаете. Я видела, как Омлат рассказывал вам свою историю.
Я растерялась и не знала, что на это сказать. Но тут ситуация резко изменилась. Ясна каким-то непонятным образом сумела снять мои чары и теперь смотрела на мир разъяренными глазами. Миру и мне с Асмодеей стало неуютно.
Асмодея вмиг перестала плакать и напряженно посмотрела на мою ученицу.
— Сейчас ты ответишь за все, и за Омлата, и за Йо! Я и без тебя сумею их расколдовать, а тебе не миновать жизни в облике козявочки в носу носорога!
В намерениях Ясны можно было не сомневаться.
— Асмодея, нам нужно сконцентрироваться вместе и остановить этот клокочущий комок гормонов.
Она утвердительно кивнула. Мы взялись за руки и направили на Ясну свои мизинцы. Выкрикнув заклинания, мы, хоть и с большим трудом, окружили ее стеной тумана. А затем превратили в листок бумаги, который я удовлетворенно поместила во внутренний карман дорожного костюма.
— Как она умудрилась снять твое заклятье? — спросила Асмодея.
— Девочка талантлива, как семь мальчиков, плюс переходный возраст, плюс мое воспитание.
— И что теперь делать? Где гарантия того, что она не выберется и из этого чародейства?
— Гарантия одна — объяснить, почему ты не можешь расколдовать Омлата.
— Ох, если бы это было так просто!
— Что же тут сложного! — я начинала терять терпение.
— Ты же знаешь, он уже рассказал вам с Ясной о пророчестве этого вздорного старикашки. А теперь войди в мое положение. Я впервые за последние двести семьдесят четыре года влюбилась, как двенадцатилетняя пигалица, а тут такое! Ему хорошо — он испугался и все, а я? А обо мне кто-нибудь подумал? Я так люблю его, что еле-еле себя в руках держу, вот-вот и накинусь да поцелую! Поэтому я и заколдовала Омлата в такой образ, чтобы, видя его, не имела желания поцеловать. Но ведь я люблю его — вот и пришлось не в чудовище превращать, а в… в общем, ты сама видела, во что.
— Да-а… Взаимности добиться — не поле перейти. Мне это знакомо. Но ведь должен же быть какой-то выход! Так не бывает. Мои наставники в МИСТЕРЕ ИСТУКАНЕ часто повторяли мне: «Если мертвые возвращаются, значит и в гробу есть щели! Следовательно, безотходных ситуаций не бывает!»
— Ты училась в МИСТЕРЕ ИСТУКАНЕ?
— Да.
— Я тоже.
— У кого?
— У Помпелия Содом Гоморыча, а ты?
— У Шамбалая Мекка Иерусалимовича.
— А помнишь…
— А было…
— А тогда…
— А в то…
— А у нас…
— А в наше…
Мы так увлеклись воспоминаниями о студенческих годах, что чуть не позабыли об окружающей нас реальности. Вот так — учишься пять лет, а вспоминаешь всю жизнь!
