2
Погода показала свой норов, когда караван был в нескольких километрах от стойбища Аламаст. Тучи, пробегавшие по небу, вдруг сгустились, почернели. Резко потемнело. Ветерок, до этого приятно холодивший лицо, окреп и начал потихоньку завывать. Пыль и мелкие комки земли били по глазам, заставляя опускать головы.
Несколько раз явственно громыхнула гроза, раскаты грома прокатились по степи и стали бить с размеренностью барабана. Порывы ветра срывали капюшоны и плохо закрепленные пологи крытых повозок.
Вильдерг приказал ускорить ход. Лошади, опустив морды и натужно хрипя, потащили телеги и повозки вперед.
Встретивший караван разъезд степняков даже не стал выяснять, кто и куда едет. Просто возглавил вереницу, ведя ее к длинному глубокому оврагу. Здесь было убежище как раз на случай урагана.
Едва повозки спустились по пологой дороге вниз, гром загрохотал прямо над головами с такой силой, что закладывало уши. Молнии насытили воздух озоном. Несколько разрядов ударили неподалеку, опалив землю.
Возничим пришлось успокаивать лошадей, закрывать их головы покрывалами. Телеги ставили квадратом близко друг к другу, лошадей загоняли в центр. Люди прятались под телегами.
С неба начали падать комья земли, камни, вырванные с корнем кустарники.
— Долго так может быть?! — проорал Герман, с трудом перекрывая грохот грома.
— Пару часов точно! — тоже закричал Бертом. — Ветер скоро стихнет, но молнии и гром только усилятся!
— А где прячутся степняки?
— В землянках. Их специально отрывают у развалин.
— Каких развалин!
Рвануло прямо над головами, и ответ сержанта Герман не услышал. Лошади взвились на дыбы и в страхе заржали. Привязанные к телегам поводья и стреноженные передние ноги не дали им перепрыгнуть через препятствие и ускакать прочь. Но при этом они едва не стоптали Мирта и Кира. Те едва увернулись от копыт и шмыгнули под повозку.
Герман выбрал момент и взглянул на небо. Иссиня-черные тучи неслись с огромной скоростью низко-низко над землей. Периодически из них били извилистые нитки молний.
Где-то в стороне среди туч кружила воронка, то сужаясь, то расширяясь. По ней то и дело пробегали разряды.
— Во, бля, шпарит, — прохрипел рядом Кир. — С такой погодкой никакой артиллерии не надо. Разнесет все к чертовой матери!
Опять громыхнуло. Раз, другой. Герман даже слегка оглох на одно ухо. Ураган стих, перешел в сильный ветер, завывающий, как голодный волк. И тут же шесть ударов грома, один громче другого, шарахнули где-то рядом. А потом кустистая молния расцвела среди туч, извиваясь и мерцая, протянула тонкие щупальца к земле и сверкнула напоследок так ярко, что ослепила тех, кто неосторожно посмотрел на нее.
Непогода бушевала еще час. А потом вдруг резко стихло. За десять минут ветер разогнал все тучи, и вновь засияло солнце. Наступившая раньше времени ночь сменилась днем.
Около часа ушло на ликвидацию последствий урагана. С нескольких повозок слетели кожаные тенты, кое-какой груз разбросало. Легкие ранения получили охранники и возничие, сильнее пострадали лошади, три сорвались с привязи и попробовали убежать. Одна сломала ногу, другой камень угодил по спине и теперь она едва ходила.
Досталось и кочевникам. Не успевшие укрыться дозорные угодили под удар молнии, один погиб, двоих ранило.
Встреча каравана из-за налетевшего урагана прошла скомканно. Местный вождь Туун — немолодой сгорбленный мужчина с бритой наголо головой — произнес общую формулу приветствия, принял подарок от Вильдерга, посетовал на немилость богов и дал добро на ночевку. И тут же попросил кое-что продать ему.
Обычно перевозчики не торгуют в стойбищах, ибо с собой мало своего товара. Только что-то по мелочи. Но Туун хотел купить соль и кремневые камушки.
В Степи соль добывали на юге, но в малых количествах, основной объем доставляли торговцы. В этом году почти все запасы ушли на изготовление солонины для войска.
Вильдерг это знал, но вождю не сказал. Пообещал дать несколько кульков (граммов по сто каждый). Цену ломить не стал, но немного поднял. Вождь принял ее без спора.
Относительно кремневых камушков тоже все понятно. Немногочисленные образцы огнестрельного оружия в Степи были представлены кремневыми ружьями. От неправильного и частого использования кремень в них стирался или крошился. А поставки шли только через контрабандистов. Но те глубоко в Степь не заходили, сдавали товар племенам, жившим у границы. Так что до местного кочевья мало что доходило.
Вильдерг развел руками. Такого товара он не возит. Запрещено!
Туун, некогда получавший от Вильдерга два пистолета с запасом пуль, спорить не стал. Нет, так нет. Значит, времена такие, что возить подобный товар стало очень опасно.
Пока шли переговоры, караван занимал привычное место для ночевки. Это был длинный узкий овраг с отвесными стенами. В них сделаны небольшие пещеры для людей и животных. В центре два огромных навеса. Неплохое убежище на случай непогоды, защищает от ветра и дождя (редкого в этих местах).
Возничие и часть охраны занимались приготовлениями, разжигали костры. Остальные стражники заняли позиции вокруг оврага. Кочевники, занятые приведением стойбища в порядок, к гостям не лезли, но правила есть правила.
Наемники, заинтригованные упоминанием о неких развалинах, решили посмотреть на них поближе. Запретов у кочевников вроде бы не было, и четверка всадников неторопливо потрусила по полю.
Стойбища кочевых племен всегда располагались рядом с естественными укрытиями. Иногда это могла быть опушка рощи, гая, но чаще — холмы, русла высохших рек, ущелья. В них или возле них вырывали землянки или глубокие рвы, где пережидали непогоду.
Однако в землянках и рвах кочевники только укрывались от ураганов, а жили в шатрах. Так что само стойбище напоминало огромный палаточный городок или цыганский табор. Возле каждого шатра стояли кибитки и возы. Тут же были походные мангалы, кострища.
Лошади и скот выпасали на полях. Стада и табуны сопровождала серьезная охрана. Почти все воины племени, за исключением небольшой стражи вождя и дозорных, были заняты охраной скота. Набеги соседей — не редкость.
На занимаемых племенем землях было как минимум несколько хороших полей, а также один-два водоема (не считая колодцев). Богатые племена обладали десятком больших полей и несколькими водоемами.
На едущих сквозь стойбище всадников никто не обращал внимания. И вражды, как опасались Герман и Бертом, не выказывал. Действовало строгое правило: в стойбище никого не трогать, тем более гостей.
Да и некогда было кочевникам разглядывать чужаков, следовало как можно скорее разобрать завалы песка и земли, отремонтировать поломанные кибитки и шатры, отыскать потерянные вещи, оказать помощь раненым.
Кир первым разглядел развалины и направил туда коня. Следом свернули и остальные.
Издалека это напоминало Стоунхендж. Около трех десятков столбов, на которых лежали огромные плиты. Столбы выглядели слишком тонкими по сравнению с плитами, и создавалось впечатление, что вся конструкция может рухнуть в любой момент. Как только степняки не боятся здесь ходить?
Однако вблизи иллюзия хрупкости пропадала. Вместо столбов взгляд обнаруживал длинные толстые стены. А вместо плит — уцелевшие перекрытия.
Это были остатки гигантского здания как минимум из пяти этажей. Стены из больших прямоугольных блоков, проложенных металлическими вставками. Перекрытия из некоего подобия бетона. Ни помещений, ни обстановки внутри не сохранилось.
Наемники объехали развалины, осмотрели стены, постучали по ним, заглянули внутрь.
— Цех завода. Или склад, — высказал догадку Кир.
— Склад в столько этажей? — усомнился Герман. — Маловероятно. Может, деловой центр?
— Да не один хрен?
Герман покосился на отставших спутников.
— Вполне логично предположить, что здесь было не одно строение. Может, и город.
— Может, — согласился Кир.
— Или целая страна… Ты представляешь, что здесь бушевало сколько-то веков назад?
Кир попробовал представить, наморщил лоб, потом передернул плечами и сплюнул.
— Лучше не представлять! Мороз по коже! Вон какие ураганы до сих пор бушуют!
— Вот-вот. Во всей Степи таких развалин, видимо, уцелело не больше десятка-другого. А ведь была целая страна!
— Местные принимают развалины как нечто обычное, — сменил тему Кир. — Да и в Хартемене на развалины смотрят спокойно.
— Им пока некогда археологией заниматься. Не вышли на должный уровень.
Друзья замолчали, глядя на развалины и испытывая сложные чувства при виде следов погибшей непонятно от чего цивилизации. Нерадостная картина так и вызывает неприятные ассоциации.
Подъехали разведчики, Бертом негромко спросил:
— Может, поедем? Скоро темнеть будет.
Герман еще раз окинул развалины взглядом и посмотрел на небо. Светило понемногу падало за горизонт. Долгий летний день подходил к концу.
— Поехали.
На обратном пути проехали мимо землянок. Здесь уже никого не было. И только возле крайней копошились с десяток человек. Некоторые оттаскивали бревна, еще трое разгребали землю. Два тщедушных паренька и женщина кого-то относили в сторону. Женщина причитала, плакала и часто кивала головой.
Кир направил коня к ним. Подъехав ближе, рассмотрел лежащую на земле женщину с окровавленным лицом, в разорванном почти до пояса платье и без обуви. По обнаженной ноге стекал ручеек крови, у колена была рваная рана. Женщина не подавала признаков жизни.
— Завалило, что ли? — высказал догадку Герман. — Чем это угораздило, если землянку разворотило?
— Так это тебе не наши землянки в три-четыре наката. И бревнышки тонкие. Такое перекрытие даже кирпич не выдержит.
— Кирпич-то выдержит. А вот камешек, летящий с приличной скоростью, вряд ли…
Подъехавший Бертом спешился и подошел к кочевникам. Коротко переговорил с ними и вернулся к коню.
— С верхнего перекрытия развалин ураганом сбросило обломок стены прямо на землянку. Придавило двоих. Мужика насмерть, а девчонку только задело. Ногу перебило. В принципе спасти можно, но рана грязная, загноится. А черной смолы у них нет.
Черной смолой здесь называли соли, по своим свойствам напоминающие йод и борную кислоту. В Хартемене черную смолу уже использовали в медицине в качестве антисептика. Но в Степи она была неизвестна. Кочевники применяли лошадиную мочу и золу. Но с переменным успехом.
Местные шаманы хоть и слыли лекарями, реально не очень-то справлялись с этим делом. Смертность в Степи была довольно высокой, а больные и раненые в большинстве случаев умирали. Потому у воинов и существовала традиция добровольного ухода из жизни, дабы не обрекать себя на мучительную смерть.
Несложное, по сути, ранение обрекало девушку либо на инвалидность, либо на гибель. Потому и женщина — ее мать — заранее оплакивала дитя и сетовала на несправедливость богов.
— Все ясно, — буркнул Кир. — Медицина на грани фантастики!
Он слез с коня, отдал повод Герману, достал из седельной сумки аптечку и шагнул к лежащей девушке, на ходу открывая коробку.
Девушка лежала, запрокинув голову и глядя куда-то вдаль, дышала прерывисто, то и дело постанывала.
— Ну-ка, мать, — отодвинул родительницу несчастной Кир в сторону. — Потом слезы будешь лить. Хэн, где ты там? Помоги.
Девушку положили на расстеленный тент, снятый с кибитки. Под голову сунули скатанный халат. Кир велел вскипятить воды и принести два факела.
Потом осмотрел рану. Ногу повредило чем-то не очень острым, но тяжелым. Видимо, камнем. Он содрал кожу, надорвал мышцу голени и выбил сустав. А заодно порвал несколько некрупных сосудов.
Кир велел двум паренькам — родичам девушки — держать ее руки и ноги. А когда молодые ребята недовольно нахмурились (чужак не смеет прикасаться к женщине), показал им кулак и пообещал оторвать уши. На помощь пришла мать, ей было наплевать на суеверия: дочь умирала.
Сержант принес воду, стырил ее с костра, где готовили еду. Кир вымыл руки сам и сказал вымыть сержанту. Потом приступил к работе.
С врачебной точки зрения, ранение ерундовое. Местный наркоз, очистка раны, сшив, наложение повязки или гипса. Но для человека, окончившего только курсы фельдшеров, и такой пустяк представлял проблему. Правда, у Кира был кое-какой опыт.
Герман с капралом держали факелы, освещая импровизированную операционную. Еще несколько человек заставили держать запасные тенты, огораживая место, чтобы ветер не нанес грязи в рану.
Герман смотрел, как работает друг, и вспомнил эпизод с первой войны. Тогда Кир вытащил из-под обстрела парня из их роты. И попробовал перевязать его. Но рана была тяжелая, да и руки у Кира тряслись. Раненый умер через полчаса. Шилов два дня ходил мрачным, все переживал.
Перед второй чеченской Шилов окончил курсы первой помощи и курсы фельдшеров. А потом еще успел немного поработать в госпитале. На контракте его даже хотели отправить к медикам, но он отбрехался.
Кир работал споро, без задержек. Остановил кровь, вколол промедол. Потом очистил рану и вправил сустав. Затем сшил порванную мышцу и зашил рану. Наложил тугую повязку, ногу заковал в самодельную шину из двух досок. В конце сделал инъекцию ПСС (противостолбнячная сыворотка). Работенка, конечно, на тройку, но в этих условиях сойдет.
Мать смотрела на дочь широко открытыми глазами и шептала молитвы. Кир велел ей обмыть лицо девушки тепой водой. Женщина повиновалась, хотя омыла скорее слезами, чем водой. Кир осмотрел лицо. Ничего страшного, пара царапин. Тут и йода хватит.
Он закрыл аптечку, встал и подозвал сержанта.
— Полей на руки… А вы чего смотрите? Все. Несите вашу красотку в шатер. Только осторожно.
Герман принес котелок с водой. Сам полил на руки доморощенному хирургу и его ассистенту, насмешливо заметил:
— Она и впрямь красотка. Как грязь и кровь смыли, стало видно лицо.
— Кто о чем… А еще на меня говоришь.
— Молодец! Здорово сработал!
— А-а! — махнул мокрой рукой Кир. — Топорно. Я ж не спец, чтобы все сделать как надо. Шрам останется. Правда, не очень большой.
— Да кто на него смотреть будет?
Кира окликнули. Он обернулся и увидел склоненные спины родственников девушки. Все хором благодарили спасителя, призывали милость богов на его голову и сулили отдать все, что у них есть. А также расхваливали девушку.
— Ладно-ладно, — остановил их Кир. — Хватит осанну петь. Хорошо, что все обошлось. Теперь ей нужен уход, питание и покой. Я скажу, когда снять швы и как делать перевязку. Опять будет бегать!
— Господин, ты подарил ей жизнь. Ты вправе распоряжаться ею по своему усмотрению…
— Вот мне делать не фига! Все, нам пора.
Кир хотел сесть на коня, но у родичей девушки были иные планы. Они настойчиво зазывали его в свой шатер, умоляли угоститься.
Если бы не вмешательство сержанта, немного знавшего местные обычаи, Кир бы просто так не отвертелся. Но Бертом сумел убедить родню, что высокому господину надо отдохнуть после трудного дня. И поговорить с богом.
Родичи отступили. Временно.
— Ну вот, нашел проблему на свою голову, — подколол друга Герман. — Еще заставят погостить…
— Обойдутся.
— Могут сосватать девушку, — вдруг сказал Бертом. — По местным обычаям жизнь спасенного целиком принадлежит спасителю. Он волен ею распоряжаться, как захочет.
— Черт! — ругнулся Кир. — Этого еще не хватало! А если бы был парень?
— Стал бы слугой.
Кир матюгнулся. Помог на свою шею!
К возвращению наемников караван уже обустроился на новом месте. Люди успели поужинать и многие легли спать. Бодрствовали часовые и несколько человек у костров.
Земляне и разведчики обустроились в пещере (земляной шатер по-местному) и решили перекусить перед сном. Мирт сходил к кухарям, принес мясную кашу и кисель. Герман довольно потер руки. Здешняя еда, конечно, не баловала изысками, но уж точно была экологически чистой и сытной. А привередничать в походных условиях наемники не привыкли.
Но спокойно доесть им не дали. Едва покончили с кашей, в лагерь заявилась целая делегация. Родня спасенной девушки, шаман и какой-то тип, приближенный к вождю. Что-то вроде зама по судопроизводству.
Охрана пропустила их и поспешила уведомить Вильдерга. Появление такой процессии могло означать что угодно.
Гости явились с благодарностью, на этот раз вещественной. Принесли кинжал в расписных ножнах, уздечку, халат и большой круг сыра. Бертом, как увидел подарки, сразу шепнул Герману:
— Они хотят отдать дочь за него замуж.
Ветров едва не поперхнулся киселем. Ничего себе заява!
Кир крутил головой, не зная, что делать, мял в руках халат и смотрел то на мать девушки, то на друга. Попытка отказаться от даров была не принята, словно ее не услышали.
Вручив дары, мать спасенной заговорила что-то о долге и обычаях, помянула предков и богов, потом какого-то Исмарана и его потомков.
Тут уже ничего не могли подсказать даже разведчики, об Исмаране и не слышали.
Наступила неловкая пауза. Наемники не знали, что сказать, а гости ждали реакции, причем определенной. Атмосфера понемногу накалялась.
Ситуацию разрядил Вильдерг. Зайдя в пещеру, он поздоровался с гостями, спросил о самочувствии дочери, о здоровье всей семьи. Словом, увел разговор в сторону.
Из слов кочевников стало ясно, что дочь жива, воспаления нет, даже горячка не бьет. И, судя по всему, сможет вновь ходить.
Теперь, как требуют обычаи, мать девушки готова отдать спасенную спасителю. Для этого ему надо принять дары, прилюдно объявить о своем решении и отдать калым — выкуп за скафью (невесту).
— Оп твою мать! — едва слышно выругался Кир. — Во влип!
— Тихо! — толкнул его в бок Герман. — Отбрешимся. Вильдерг поможет. Только не шуми, а то еще обидятся. До драки дойдет.
Перевозчик отвел одного из родичей девушки — дородного мужика — в сторону и пошептался с ним. Потом подошел к наемникам.
— Что вы с ней сделали?
— С кем?
— С девушкой.
— Помогли, небольшую операцию сделали. Умерла бы…
Перевозчик хмыкнул, почесал затылок.
— По местным обычаям чужой мужчина не смеет касаться девушки и видеть ее тело. Никто, кроме шамана. Тот, кто это сделает, обязан либо взять ее в жены, либо заплатить за позор.
— Так какого черта ее мамаша не сказала об этом? — сдавленно прошипел Кир. — И остальные не возражали.
Вильдерг развел руками. Вместо него ответил Герман:
— Быстро сообразили, что калеку замуж не отдать, вот и решили воспользоваться случаем!
Шилов сплюнул и со свирепым видом уставился на потенциальную родню.
— С вождем этот вопрос не решить?
— Нет, — покачал головой перевозчик. — Это обычай, он не станет вмешиваться.
— Та-ак, — протянул Кир. — А как насчет откупиться?
Он уже был готов расстаться с двумя-тремя монетами. Но Вильдерг развеял его надежды.
— Расплата жизнью.
— А поепаться им не завернуть? — ощерился Шилов.
Герман опять толкнул друга и повернулся к перевозчику:
— Что можно сделать?
Вильдерг осклабился:
— Жениться.
— Я серьезно, — металлическим голосом предупредил Ветров.
Вильдерг изменения в голосе уловил, но ответил спокойно:
— Я тоже. От него надо только признать факт женитьбы, отдать калым и сделать подарок девушке. С собой он ее не возьмет, она ранена. Оставит здесь, чтобы увезти на обратном пути. А до него еще долго…
Кир наморщил лоб, соображая, насколько подходит этот вариант. Герман успел оценить сказанное раньше, кивнул:
— Неплохо. С учетом обстановки, пожалуй, это лучший выход из положения.
— Да. Только если вы сможете отдать два десятка коров или строевого коня с седлом.
— Чего нет, того нет. Золотом не возьмут?
Вильдерг подумал, пожал плечами.
— Могут. А за то, что он спас жизнь девушки, скостят калым.
— Это все?
— Завтра надо пройти обряд посвящения в женихи.
— Твою мать! Ну и обычаи у них! — Кир помотал головой, зло посмотрел на родню «невесты». — Знал бы…
— Именно поэтому мы не влезаем в дела кочевников, — очень серьезно произнес Вильдерг. — И никогда не оказываем медицинскую помощь. Хотя в караване есть свой лекарь. В разных кочевьях разные обычаи. Свои запреты и привычки. Из самых лучших побуждений можно угодить в такую переделку, что легко потеряешь шкуру. Это Степь!
— А раньше ты не мог предупредить? — сквозь зубы процедил Кир.
Перевозчик развел руками.
— Да мне как-то и в голову не приходило, что вы полезете к кочевникам. И потом, о каждом случае не скажешь.
Кир промолчал. Перевозчик прав, а он, сострадалец хренов, в жопе! Вот и делай добро! Верно говорил их шеф в Ираке: «Мы и они — разные цивилизации». Место другое, но суть та же!
— Значит, так! — подвел итог короткому совещанию Герман. — Этого сердобольного врача мы венчаем, в смысле обручаем с местной красоткой. Калым отдаем. И сваливаем.
Слова «венчание» и «обручение» Вильдерг не понял, но суть уловил.
— Да, это решит проблему. До возвращения. А потом…
— А что потом, — перебил его Кир, — потом и решим! Баста!
И опять Вильдерг не понял, переспросил:
— Значит, все, отрезано!
— А! Хорошее слово, решительное. Надо запомнить.
И он пошел договариваться с родней девушки. Те уже начали нервничать и бросать на наемников косые взгляды.
Чего-чего, а торговаться Вильдерг умел. Правда, заставить родственников девушки пойти на попятную с женитьбой не смог. Зато почти вполовину скостил калым. Киру теперь надо было заплатить полтора золотых паластра.
Еще перевозчик настоял на урезанном варианте предсвадебного обряда, мотивируя это обычаями народа Кира.
Родственникам невесты на сам обряд было наплевать. Лишь бы сбагрить девушку. Спаситель сохранил ей жизнь, но мать девушки сомневалась в том, что дочь не останется калекой.
Когда торг был почти завершен, родня вдруг потребовала в качестве подарка для девушки чудо-сундучок.
— Что за сундучок? — не понял Вильдерг.
— Где хранятся снадобья.
Перевозчик подошел к наемникам и потребовал объяснений. Кир чертыхнулся.
— Аптечка! Хрен им по всей роже! Аптечку не отдам!
— Коробка с лекарствами? Видимо, кочевники приняли ее за некий защитный оберег. Угораздило же вас показать ее!..
Он задумался.
— Попробую отговорить их. Но придется заплатить за подарок.
Кир обреченно кивнул. Раз лоханулся, как идиот, надо платить. И впредь быть умнее.
Торг возобновился. Что уж такого сказал кочевникам Вильдерг, земляне не слышали, ушли в глубь пещеры. Вернее, Герман увел друга, пока тот не натворил дел. Кир и так кипел как чайник, наглость и вероломство степняков бесили его. В конце концов перевозчик аптечку отстоял. За три четверти паластра.
Деньги следовало отдать перед обрядом ближайшему родственнику невесты, то есть матери.
— Два с четвертью паластра, — подвел итог промаха Герман. — Или сорок пять серебряных ренций. Неплохо нас кинули.
Кир угрюмо сопел. С собой каждый взял по два десятка золотых монет — паластров. Это на крайний случай. Еще взяли по сотне ренций и медную мелочь. В Хартемене уже ходили бумажные деньги, однако в Степи принимали только монеты. Пришлось тащить увесистый мешок, а золото прятать в пояс.
Сделка с семьей девушки значительно облегчит его кошель. Не смертельно, хотя и неприятно.
Кир из глубины пещеры смотрел, как Вильдерг провожал гостей, давая зарок не лезть больше никуда, даже если на его глазах будут сжигать заживо. Милосердие и сострадание слишком дорого обходятся, а иногда могут стоить головы.
* * *
Вместе с перевозчиком гостей провожал Мирт. Он больше следил, чтобы ничего не сперли, степняки в этом деле отличались большой ловкостью.
Капрал находился рядом с кочевниками все время и только он заметил, как смотрел на Кира один из братьев спасенной девушки и как жадно блестели его глаза, когда речь шла о чудо-сундучке.
Блеск Мирту не понравился. Когда степняк чего-то очень хочет, но не может получить, он это просто крадет. А владельца зачастую убивает.
Караванщики здесь в гостях, на них нападать нельзя. Но попытаться ограбить можно. Если все пройдет незаметно, заставить потом вернуть украденное практически невозможно.
Наемникам Мирт решил ничего не говорить, хватит с них на сегодня. Но сержанта надо предупредить. Как бы этот молодой паренек не вздумал проникнуть в лагерь. Чего-чего, а умения незаметно подкрадываться степнякам было не занимать.
Вернувшегося после проводов кочевников Вильдерга наемники пригласили к себе. Извинились за неприятность, угостили квасом и спросили, какие новости поведал вождь.
Но Вильдерг ничего особенного не рассказал. Вождь больше сетовал на немилость богов, на плохую траву на пастбищах, на потравы скота. Правда, вскользь упомянул об уходе воинов, но перевозчик спрашивать об этом не стал. Хотя недовольство Тууна уловил. Старый вождь к большим походам на восточного соседа относился с неодобрением. В молодости сам участвовал в набегах и знал, какой кровью придется оплатить добычу.
— О запрете нападать на караваны он говорил? — спросил Кир.
— Нет, мы об этом и не вспоминали.
— Вот что странно, — протянул Кир. — Запрет вроде есть, но караван у самой границы кто-то разграбил. Самовольство?
— Может быть, — пожал плечами Вильдерг. — Дисциплина у кочевников держится на страхе перед старшими. А когда они далеко, желание пограбить перевешивает самые строгие запреты.
— Это могло произойти, если командовал отрядом чужой, — вдруг вставил Бертом. — Военачальник из другого племени. Беки иногда так делают, когда не уверены в преданности или знаниях прежнего начальника.
Вильдерг подумал и одобрительно кивнул:
— Может быть. В любом случае это отдельный эпизод. Судя по результату налета, степняки не имели много времени для грабежа. Часть каравана уцелела, разграбили не все.
Он отложил бурдюк с квасом, встал.
— Пора ложиться. Завтра рано выезжать. Надо к полудню дойти до оазиса Барбанда.
— Ураганы здесь нечасто бывают, — вставил Бертом. — День будет спокойным.
— Да. Если не произойдет ничего такого…
Перевозчик не договорил, но выразительно посмотрел на Кира. Тот вздохнул и махнул рукой.
Вильдерг пожелал хорошего сна и вышел из пещеры. Герман проводил его взглядом и ехидно заметил:
— Он прав, пора на боковую. Завтра жених должен быть как огурчик.
— Ну хватит! — огрызнулся Кир. — Чего напоминать?! Кто знал, что степняки такие сволочи?! Хрен с ними, пусть проводят свой обряд. Во всяком случае, обратно мы вряд ли здесь поедем.
Герман оглянулся и покачал головой. Громко говорить о таких вещах не стоит.
В пещере у входа было сделано что-то вроде камина для приготовления пищи и обогрева. А свет давали четыре факела, вставленные в держаки на стенах. На ночь факелы тушили, а в камине оставляли небольшой огонь. Полог откидывали для притока свежего воздуха.
Обычно все спали в пещерах, но после урагана нового не ожидалось и многие легли под навесом.
Наемники остались в пещере. Бертом лег у входа, а Мирт снаружи возле коней. Они с сержантом ждали ночного визита кочевников и приготовились встретить дорогих гостей по высшему разряду…
