Если Воронин и удивился намеченной акции — ничем этого не проявил. Граев, пока Астахов растолковывал Кате механику закулисной жизни фирмы, зашел в его кабинетик, посмотрев с легким любопытством: знал или нет? В принципе особого значения это не имело. В заговоре Дима не участвовал, комплот сложился задолго до его появления в «Орионе», а если что и пронюхал по долгу службы, то явно занял выжидательную позицию.

— Ну что, Дима? Особист спит, а служба идет? — Граев изрядно недоспал и говорил с каким-то понурым сарказмом.

Воронин не стал делать вид, что ничего не понял из разговора Славы и Граева с Катей.

— Не наезжай, Граев! Директор Колыванов запретил Потапову прослушку подчиненных — так? Так! Екатерина Андреевна мне это запрещение подтвердила. На разработку личной жизни данных не было — да и к чему? Все свои и все гешефты крутили в офисе… Чтением мыслей я не владею, в контрактах-инвайсах понимаю не больше твоего… Какие ко мне претензии?

— Да какие претензии… Устал я, как собака… Все последние дни копал в этом направлении. Потому как картина складывается интересная: похоже, орлы наши о свободном полете задумались до исчезновения Колыванова. Аферы их могли пройти исключительно при его отсутствии. И он, полное впечатление, что-то инстинктивно подозревал… Есть кое-какие зацепки…

Версия, привязывающая «орионовских» заговорщиков к исчезновению шефа, рассказом Метцеля не подтвердилась и не опроверглась. Но сейчас Граева интересовало другое. Происхождение своей ночной находки. Довольно неприятной и неожиданной.

— Претензий нет… — повторил он. — Есть кое-какие вопросы… Как часто ты проверяешься на предмет вредных насекомых? Сильное подозрение, что наши прохиндеи тут слушали. Иначе непонятно, как кое-какая информация к ним попала…

— Два раза в неделю, все по инструкции…

— И?..

— Чисто. Ничего. Ни разу…

Два раза в неделю… Эх, Воронин… Небось в одни и те же дни и в одно и то же время…

На самом деле проворовавшихся менеджеров Граев в этом грехе не подозревал. Не тот уровень техники. На радиорынке такого не купишь. И по Интернету не закажешь. Очень серьезные штучки нашел Граев, поработав здесь ночью с детектором. Очень серьезные люди интересовались происходившим в «Орионе».

Зря все-таки обвиняли Граева в грубой приземленности и полнейшей оторванности от мира изящных искусств. Художественная жилка у него, несомненно, была, и спектакль, разыгранный в «Орионе», был срежессирован на славу…

Проштрафившиеся менеджеры сидели по углам приемной, ожидая вызова к начальству, беседовавшему пока с Сережей Метцелем, — телефоны на секретарском столе отключены, мобильники у всех изъяты.

Быкообразные индивиды из спортивно-оздоровительного комплекса создавали надлежащую атмосферу: нагло курили, порой извлекали из карманов тяжелые предметы членовредительного назначения, лениво обменивались замечаниями о незавидной судьбе выявленных в других фирмах крысятников.

Одному из арестованных от неопределенности и переживаний приспичило по малой нужде. Бычара навис над ним, повертел у носа пудовым кулаком и утробным голосом посоветовал отойти к окну и отлить в цветочный горшок — бедолаге сразу расхотелось. Ребята из службы Воронина, не столь зверообразные, но весьма плечистые, тоже поглядывали на сослуживцев без любви и нежности, выразительно почесывая кулаки, — им объяснили, что среди прочего разворовывались и их премии.

А из кабинета доносился рявкающий голос Граева, порой перемежаемый жалобным блеянием Сережи, — слов из-за двойных дверей было не разобрать, но звук удара и шум падающего тела побледневшая часть аудитории услышала прекрасно. Блеяние стало чаще и активней, в рыканье Граева появились поощряющие нотки.

Минут через пятнадцать дверь распахнулась, вылетел Метцель, прижимающий обе ладони к лицу — из-под пальцев капало красным. Высунулся Граев, обвел свирепым взглядом сжавшихся на стульях жертв и уволок в кабинет ближайшую. Один из ребят Воронина увел в другую дверь Сережу.

Демонстрировал окровавленный кулак заговорщикам Граев недолго — театральная красная краска от крови вблизи и при дневном свете все же отличается. Ладно, клиенты в панике, не разберут ничего, зато если кто и дернется жаловаться (практически невероятно, но чем черт не шутит) — ни одно освидетельствование физического ущерба не обнаружит.

Граев усмехнулся и начал работать…

Менеджеры ломались и крошились, как чипсы в трясущихся руках любителя пива. Сольную партию вел Граев — метался угловатой тенью по кабинету, нависал над размягченными пребыванием в приемной клиентами и, казалось, готов был повторить расправу с Метцелем. Порой, сбавив обороты, давал понять, что считает очередную жертву отнюдь не главной пружиной в деле и готов многое спустить на тормозах при полной откровенности. Однажды даже вызвал из-за двери двух радостно осклабившихся обломов и устало сказал, показывая на упорствующего глупца:

— Забирайте. Но без шума. — И протянул им толстый рулон скотча. Подействовало моментально.

Словом, танец злого волшебника, режиссер-хореограф П. Граев. Когда обвиняемые начинали колоться, но пытались юлить и приуменьшать свои грехи, в дело вступал Слава. Его бритвенно-острые вопросы (никаких эмоций, сухие цифры, даты и факты) действовали на этом этапе ничуть не хуже жесткого прессинга Граева.

Катя и Воронин играли роль статистов. Она — неподвижная, бледная, безмолвная — всем своим видом демонстрировала, что является ярой противницей силовых методов, но других способов разговора со столь низкими и гнусно ее предавшими людьми не видит.

Воронин же — хоть он делал грозное лицо и задавал порой нелицеприятные вопросы, — Воронин, как Граеву показалось, происходящим спектаклем несколько забавлялся. Действительно, такая метаморфоза — превращение лощеных и самоуверенных бизнес-мальчиков в обделавшиеся ничтожества, — такое зрелище могло и рассмешить человека с определенным складом характера.

Финал представления был одинаков для каждого из проштрафившихся: писали подробные заявления в милицию о том, как обкрадывали предпринимательницу Колыванову Е.А. И отправлялись в кабинет к ожидавшему нотариусу — оформлять задним числом договор о займе у фирмы со сроком возврата через неделю.

Суммы менеджерам назначали довольно божеские, даже поменьше, чем по прикидкам Славы они накапали, — доводить дело до крайностей и иметь дело с загнанными в угол крысами Граев не хотел…

Последним, пятым (считая Метцеля), номером программы шел Вадик Раевский — заместитель и даже в свое время друг Колыванова, уже примерявший зад к креслу генерального директора. Этот держался не дольше остальных, хотя и был постарше и поопытнее. Но когда собственноручное его покаяние было закончено, Катя сказала бесцветным голосом:

— Отпустите его… Пусть идет. Не надо мне этих денег. Все равно ему счастья от них не будет… Те-то ладно… А этого Михаил другом считал…

Не верящий такому счастью Раевский метнулся к двери, не прощаясь. Граев обменялся с Катей взглядами, кивнул ей утвердительно и выскользнул следом. Догнал главного интригана в коридоре, ухватил за плечо, развернул, притиснул к стенке. И тут же с коротким замахом вмазал левой в солнечное сплетение.

— Эт-то она тебя отпустила, — прошипел разъяренной гадюкой в лицо задыхающегося Вадика, — я тебя, сука, не отпускал! Признание твое у меня, свидетелей полный мешок — пойдешь на нары как миленький. А в камере шепнут кому надо. И чтобы оттуда ты живым вышел, у тебя возьмут все. Так что делись — через три дня принесешь семьдесят тонн. Зелени. Сюда. Лично мне. И не пой песни, что не собрать! У тебя-то, паскуда, лежат наготове. На выкуп фирмы приготовленные.

К Раевскому вернулось дыхание, и он невнятно попытался сослаться на Катю. И заработал второй удар — еще сильнее.

— Заткнись! И делай что говорят! А вздумаешь к кому бежать или какие кренделя выкручивать — подумай сначала. Хорошо подумай. Про семью. Про жизнь. Про здоровье. Про деньги. Что из всего этого тебе дороже. Меня ты под вымогательство не подведешь — все фокусы наизусть знаю, сам вязал на этом пачками. А тебе — конец. Пшел вон, мудак!

Отлично. Граев покосился на ближайшую стенную панель, под которой минувшей ночью, пока Слава рылся в бумагах, обнаружил «жучка». Отлично. Пускай те, кто вдруг заинтересовался происходящим в АОЗТ «Орион-Трейд», успокоятся: старину Граева интересуют деньги, и только деньги, за которые он готов и подхалтурить за спиной хозяйки, — а на все остальное ему наплевать, благо дело Колыванова закрыто…

— Ну и методы у тебя, Павел… — сказала Катя.

— Вполне действенные, — проворчал Граев.

Финал совещания он проводил с Ворониным и Катей. Слава Астахов, утомленный бессонной ночью и выматывающим днем, давно отправился отсыпаться. Да и Граев был не в лучшей своей форме — тридцать пять часов на ногах.

— Что с остальными делать, решайте сами. Тут все есть. — Граев хлопнул левой ладонью по пачечке излияний. — Я думаю, даже те, кто просто знал про эти дела, но молчал, — заработают лучше. Если припугнуть чуточку. На Раевского я надавил персонально, как договаривались. Дальше твоя забота, Дима. Если он завязан на кого-то в стороне, если куда-то дернется — мы должны знать… Ну, вроде все, пойду — упаду и усну…

Он поплелся к дверям походкой не до конца воскресшего зомби. Вспомнил, обернулся:

— Да, кстати… Дима, поищи внепланово жучков, клопов и прочих насекомых. Эти мазурики график твоих проверок знали, могли убирать и снова ставить…