15
Стареющая девица с пляжа шла конкретно к Белому домику, и разминуться уже было невозможно.
– Я решила вас навестить, – благосклонно призналась она, при том делая изумленные глазки.
– Вы немка? – спросил Корсаков, хотя внешне девица более походила на итальянку.
– Я испанка, но немецкий мой родной язык. К тому же вы не знаете испанского.
– Почему вы так решили?
– Американцы его не любят. Им надоели испаноговорящие мексиканцы.
– К счастью, я не американец. – Марат непроизвольно залюбовался ее необычными вишневыми глазами, однако кроме эстетического удовольствия, ничего более не испытывал.
– Почему вы на ногах? Вам необходимо быть в постели.
– Если только с вами, – грубо пошутил он и тут же пожалел об этом.
Дама мелодично рассмеялась, и он услышал пошлый напев, после которого, как всякий охотник, обыкновенно терял интерес – добыча сама шла в руки. Эту домашнюю курочку не пришлось бы даже ошпаривать кипятком и щипать – сама готова была сбросить инкрустированные стразами темно-зеленые перышки.
Она была совершенно не нужна ему, даже для утешения плоти, тем паче вспомнился наказ не заводить случайных знакомств на пляже, однако он взял испанскую немку под руку и открыл калитку:
– Прошу, герцогиня!
Пусть люди Оскола и камеры партнеров по разведке видят – он приехал, чтобы, кроме всего, отдохнуть, развлечься, а не сидеть и тупо докладывать по спецсвязи о результатах, просить согласования на контакты и отчитываться о произошедших встречах. Профессионал, замысливший что-то против своих руководителей, не поведет в дом случайную женщину с пляжа. Подобное может сделать только уверенный в себе человек. Ну или полный безответственный идиот…
– Да, я герцогиня Эдинбургская! – воскликнула она. – Вы так проницательны!
Корсаков пока еще не встречал на пляжах Болгарии беспородных немок, и создавалось впечатление, будто в Балчике отдыхает вся аристократическая Германия, эдакий сплошной «фон», будто у них там крестьянок и посудомоек никогда не бывало.
Революционные, баррикадные француженки были совсем другими…
– Как вы угадали? – все еще изумлялась эта легкая добыча. – Мой дед был немецким дипломатом. Он приехал в Румынию и там женился на герцогине. Сам Гитлер благословил этот брак! Но об этом мало кто знает, было время, когда свое происхождение приходилось скрывать… Ты ясновидящий?
– Это нетрудно, – обронил он. – Я сам русский князь и чувствую породу.
– Ты русский? – уже доверительно и по-свойски спросила она, взглядом бюргерши озирая усадьбу. – Ты новый русский?
– К счастью, да…
– О, русские стали очень богатыми, – обрадовалась «герцогиня». – И ужасно расточительными!
Намек на подарки он принял и никак не отозвался. Можно было сразу переходить в постельный режим, но Марат представил, как придется сейчас возиться с ее потным, горячим телом – долго наряжалась в душном гостиничном номере без кондиционера и душа, набрасывала макияж, потом шла по вечернему солнцепеку…
Угасла даже умозрительная охота. Сейчас бы чего-нибудь терпкого, скрипящего от чистоты и прохладного, в пупырышках, как свежий огурчик.
Роксана такой вышла из моря…
– Искупаться хочешь? – предложил он. – Ты же не купалась в море…
– Боюсь холодной воды. – Она сняла туфельку и потрогала ножкой воду в бассейне. – О, прекрасная температура!
Чем-то щелкнула за своей спиной, и роскошный вечерний туалет мгновенно обрушился к ее ногам – под ним ничего не оказалось. Но вместо желания при виде обнаженной женщины на Марата напал приступ смеха: в век технического прогресса раздевание было механизировано! Это же надо придумать такое приспособление, чтоб обтягивающее стан, крепко сидящее, без видимых замочков платье отстреливалось, словно кресло катапульты!
«Герцогиня» расценила его веселость по-своему – вероятно, как радость, предвосхищение, – тоже заулыбалась и погрузилась в воду.
– Иди ко мне, – поманила рукой.
– Нельзя мочить рану. – Он показал на свою шею. – Доктор не велел. Я буду созерцать!
– О да! – понимающе воскликнула она и стала изображать в воде что-то вроде танца, демонстрируя свои прелести – то верхней части тела, то нижней, ныряя в голубую воду.
Все это напоминало пошленькую телеэротику и не возбуждало. А надо было как-то приподнимать боевой дух, хотя бы из чувства мести Роксане. За всю «супружескую» жизнь у него ни разу не было женщины, столь длительный голод должен был бы сейчас захлестнуть его одной только физиологией, так бывало не раз, но тут он взирал на сочный плод и не ощущал никаких позывов. Тогда он сходил в домик и прикатил на берег бассейна столик-бар. Симаченко готовился к встрече, запас любимого сухого вина, которое Марат в Болгарии пил вместо воды. Легкий алкоголь обычно помогал раскрепоститься и долгое время поддерживать тонус на высоте. Он откупорил бутылку, вдохнул виноградный букет и стал пить из горлышка.
– Хочешь? – спросил «герцогиню».
– Я бы выпила коньяку, – призналась та и подплыла к берегу, как русалка. Разве что пышная прическа превратилась в кошачий хвост.
Все «породистые» дамы любили крепкие напитки.
Корсаков допил вино.
– Пожалуй, и я тоже…
Коньяк был хороший, французский, и как-то сразу взвеселил. Обнаженная купальщица дразнила его близким присутствием минут пять, пока не опустошила бокал, и была уже прохладная, с легкой гусиной кожей по загорелому телу. Ненароком, невзначай она принимала позы, которые знала, играла перед самым носом ягодицами, показывала впалый, эротичный живот – и нырнула в воду ни с чем. На берегу остался пустой, мутный от влаги ее жаркого дыхания бокал…
Хмель грел пищевод, голову и грудь, но не опускался ниже пояса, и Корсаков отнес это к нервным перегрузкам последних дней жизни в Москве. А чтобы поверили все, сейчас взирающие на бесплатную порнуху, надо было отключить голову, забыть на время неудачи, досадные промахи, аллергию, «партнеров», треклятого Алхимика и, наконец, сумасшедшую Роксану.
Нет, ее не забыть – напротив, помнить и представлять, как она изменяла ему с гением. И отомстить, отплатить тем же!
Запись с видеокамеры в спальне Роксаны была черно-белая, графичная и напоминала старое кино – без цвета и пошлости.
Черт возьми, красиво это у них получалось! Красиво, долго, не надоедливо и как-то ритуально, что ли. Словно исполняли некий обряд, до деталей прописанный в сценарии, – все необычно, неожиданно, притягательно…
В тот миг Марат внезапно понял, отчего до сих пор возится с Роксаной и не по долгу службы – по тайному движению души терпит ее измену, безумные капризы, выслушивает речи и сейчас, глядя на другую женщину, думает о ней. За три месяца «супружеской» жизни он не смог даже приблизиться к ее плоти, увидеть голой, притронуться к сакральным местам тела. Это были месяцы противоборства, и чем настойчивее она отбивалась от его домогательств, тем становилась желаннее.
Безумная клятва в его сознании произнеслась сама собой, без приложения сил и чувств.
– Встану перед ней на колени, – вслух по-русски сказал он. – Положу белые розы к ногам и присягну. И пойду за ней, куда поведет! Буду повиноваться и служить ей. И никому больше…
Вот для чего надо было приехать в Болгарию!
– О чем ты говоришь, князь? – спросила «герцогиня». – Я плохо понимаю твой язык! Ты сказал – будешь служить мне? Ты хочешь взять меня замуж?
– Сейчас возьму, – пообещал он и пошел за домик, в сад.
Розы там были, десятка два кустов, в том числе вьющиеся, однако на их цвет он раньше не обращал внимания и тут обнаружил много оттенков. Есть чуть розоватые, есть с сиреневым отливом и при вечернем освещении почти белые, но сразу видно – не такие, как притащил румынский воришка из чужого сада. Наконец высмотрел – вот же, вот! Попробовал сломать стебель, невзирая на колючки – получалось некрасиво, пришлось искать садовые ножницы. Марат остриг весь куст, пересчитал и вдруг забыл, сколько дарят и сколько носят на кладбище. По логике, получалось, женщине надо преподносить четное, а как по обычаю, не вспомнил, решил, вряд ли Роксана станет их считать. Из сада он вернулся с огромным букетом и уже стал подыскивать место, куда бы припрятать, чтобы достать внезапно, и тут только разглядел – розы оказались желтоватые! В тенистом саду совсем другое освещение, а на солнце явно выпячивается желтизна.
Для сравнения он сбегал в спальню Роксаны, где стоял ворованный букет, и точно – розы были молочного, снежного, с тончайшей голубизной, цвета!
– Это мне? – вопрошала из бассейна «герцогиня». – Эти цветы мне, князь?
И вода вокруг нее, кажется, закипала.
– Эти – тебе! – Корсаков метнул букет в воду и сам снова метнулся в сад.
– О, эти русские! – вожделенно простонала испанская немка, разгребая розы по водоему. – Какая стихия чувств! Я заражаюсь ими! Я уже неизлечимо ими больна!..
Изгороди между усадьбами были сетчатыми, Марат заглянул сначала к соседям справа, потом слева – и у них вроде бы таких нет…
А надо преподнести цветы тотчас, как только Симаченко приведет Роксану домой. Только не забыть бы выгнать «герцогиню» или лучше перебросить ее на капитана – вот уж порезвится халявщик…
Пусть запоздало, но метнуть розы Роксане под ноги широко, вольно, страстно, с искренним позывом, и она поймет, примет…
Верно ведь посоветовал старый хитрый Церковер – надо брать ее чувствами! Но теперь уже не ради злосчастной гребенки!..
Он пролетел мимо бассейна, устремясь на улицу, и услышал оклик:
– Князь! Князь, куда ты? Смотри, я плаваю в розах!
Опомнившись, заметил, что все еще бегает в жарком шелковом балахоне и выглядит смешно. Не видя «герцогини», ринулся в домик, там переоделся в белый морской костюм и снова выскочил на улицу.
– Айн момент, герцогиня! – зачем-то крикнул ей на ходу. – Я еще вернусь!
– Все русские – сумасшедшие! – вслед полетел ее восхищенный голос. – Я буду ждать тебя, мой щедрый князь!
Марат представления не имел, где можно добыть белые розы, и сначала помчался вдоль улицы, выглядывая их в чужих садах, но солнце опустилось так низко, что все оттенки казались розоватыми. И тогда он стал спрашивать всех встречных на разных языках:
– Белые розы? Мне нужны белые розы! Вы не знаете, где можно купить настоящие белые розы?
Прохожие жали плечами, болгары обманчиво кивали, что означало «нет», а иные шарахались и смотрели с недоумением. Так он добежал до резиденции королевы, где видел большой розарий, и, забыв о кактусах и аллергии, устремился в ботанический сад – уж там-то наверняка они есть! В вечерний час здесь прогуливались редкие парочки, бегали дети, и хоть кто-нибудь попался бы из обслуги, чтоб спросить. Вдоль дорожек недалеко от входа смотрителей не оказалось, и тогда Корсаков отыскал розарий, где сориентированный на белое глаз тотчас выхватил три куста в разных местах. Цветы были крупнее и, кажется, даже белее, чем принес румынский пацан: отборные розы на толстых, мясистых ножках, с жирными темно-зелеными листьями и искристыми шипами. Однако уподобляться мелкому вору Марат не хотел и побежал во дворец. Там все двери стояли нараспашку, не было ни единого посетителя, впрочем как и смотрителя с охранниками, а еще недавно всюду слонялись униформисты… Его словно толкали на кражу!
Корсаков сходил к воротам, где всегда торчала билетерша, но и там никого не нашел. Просто коммунизм какой-то или крайняя бесхозяйственность. Наконец он узрел мусорщика с тележкой, очищающего урны, и бросился к нему.
– Мне нужны белые розы! – сказал по-русски в надежде, что болгарин поймет. – Готов купить за хорошие деньги.
Но это оказался румын, лепечущий на своем, похожем на итальянский, языке, которого Марат не знал. А надо было спешить, ибо Симаченко с Роксаной могли появиться здесь в любую минуту. Тогда он дал мусорщику сто долларов и повел его в розарий, где указал на куст:
– Куплю весь! – И показал деньги.
Румын понял, засверкал цыганским глазом, однако распорядиться розами не посмел; из всего, что сказал, стало ясно, что надо спросить директора, мол, в королевской резиденции ничего не продается. И все показывал куда-то в сторону аллеи кактусов, которую Марат запомнил на всю жизнь и идти туда не собирался, однако услышал отдаленные голоса. Перекликались по всему саду, словно грибники в лесу, и двигались в их сторону. Румын засуетился, поклянчил еще денег, дескать, за информацию, но ничего не получил и убежал.
Скоро из зарослей сада показалась разрозненная цепочка людей, ведомых капитаном, и только тогда Корсаков сообразил, что происходит: сотрудники резиденции королевы прочесывали парк – искали Роксану!
– Она появляется!.. – задыхаясь, доложил Симаченко. – И все время исчезает!.. Как сквозь землю!..
– Куда исчезает? – Марат почуял неожиданное головокружение. – Ты плохо ищешь!
– Видишь, я народ организовал! – возмутился капитан. – Всё прочесали, под каждым кустом… Мелькнет – и нет!.. Сколько раз видел сам, Марат! Среди кактусов… Тут же везде камеры! Охрана видела!.. И будто растворяется! Как призрак!..
– Что ты мне тут?!.. – Головокружение переросло в ярость. – Сейчас покажу призрак!..
– Почему ты мне не веришь?! Я тут полтора часа гоняюсь!
Корсаков сшиб его одним ударом в переносицу, наступил ногой на грудь.
– Ты упустил ее, скотина! – заорал, и в глазах потемнело. – Я розы нашел!.. А ты!..
Болгары стояли полукругом, смотрели с недоуменным испугом и не вмешивались. Марат пнул капитана, бросился в сторону аллеи кактусов, однако вернулся.
– Кто директор? – спросил по-русски. – Кто начальник? Вот этого всего? Кто? Чье это?
Охранники сада опомнились, заслонили собой пожилую женщину в очках. Послышался приглушенный ропот, что-то про полицию.
– Мне цветы нужны, – продираясь сквозь гнев и одновременное отчаяние, натужно проговорил Корсаков. – Настоящие, белые, для нее. Я у вас нашел, там!.. Продайте мне розы, пожалуйста.
Сотрудники королевской резиденции взирали настороженно и пытливо – должно быть, не понимали русского языка.
– Хочу розы, – на английском повторил он. – Белые… Там целых три куста!
Люди таращились на него и молчали. Даже нокаутированный Симаченко, пытаясь встать на ноги, замер на четвереньках и лишь шумно утирался и швыркал разбитым носом.
– Кто мне даст розы? Для девушки… Нет, вы не понимаете, люди! Она не просто девушка. Ее зовут Карна! Она богиня!.. Вот, поцеловала меня! Смотрите!.. Она достойна самых белых роз! Если не дадите, я нарву сам!
