Мой сосед, комиссар тель-авивской уголовной полиции, Роман Бутлер время от времени приходит ко мне на чашку кофе. Если это случается по моему приглашению, то чашкой кофе да приятной беседой все и ограничивается. Но когда Роман является сам, с задумчивым видом усаживается в кресло и спрашивает «Не помешал?», я понимаю, что пришел он по делу, а не для того, чтобы дегустировать новое произведение фирмы «Элит». От кофе, впрочем, он все равно не отказывается.

Если в три часа ночи за комиссаром Бутлером прилетает служебная машина, вопя вопилкой и мигая мигалкой, то я немедленно просыпаюсь. Просыпаюсь, конечно, не только я, но и моя жена, моя дочь, моя собака, а также жители всех соседних домов, что меня, впрочем, совершенно не утешает.

Когда я говорю Роману, что его коллеги не дают спать огромному кварталу, он отвечает, что лучше уж не поспать одному кварталу, чем целому городу, ибо приезжают за комиссаром ночью только при возникновении чрезвычайных обстоятельств, действительно угрожающих спокойной жизни всего Тель-Авива.

Приходится терпеть.

Однажды, ворочаясь без сна после очередного отъезда Бутлера на задание, я решил извлечь из этой ситуации хотя бы минимум пользы, и когда Роман по давно установившейся традиции явился ко мне в субботу потрепаться о футболе, я заявил:

— Вот что, дорогой комиссар, либо в следующий раз, когда твои подчиненные разбудят весь квартал, ты возьмешь меня с собой, либо я подам жалобу в Верховный суд.

Бутлер покачал головой и спросил:

— А остальные жители квартала не потянутся за тобой следом? Толпа зевак при расследовании мне ни к чему.

— Не потянутся, — заверил я. — Идиотов среди них немного.

— Ну хорошо, — пожал плечами Роман. — Если спокойному сну ты предпочитаешь беготню по Тель-Баруху…

Так я и оказался втянут в военные действия между Израилем и Российской Федерацией, которые начались в 4 часа 13 минут утра 28 августа 2029 года.

Ночь была жаркая, и я спал при включенном кондиционере. В результате я чуть не прозевал самое интересное, поскольку закрытые окна заглушили звуки полицейской сирены, и разбудил меня звонок в дверь.

— Что такое? — возмущенно спросил я спросонья стоявшего на пороге комиссара.

— Ага, — сказал он. — Выходит, что твои жалобы на ночной шум — просто гнусная инсинуация. Ты спокойно спишь и под звуки сирены.

Чтобы доказать обратное, я оделся в течение восемнадцати секунд. Еще через минуту мы мчались через весь город к зданию Управления полиции, и я понял, что не один наш квартал имеет основания жаловаться на Бутлера.

— Почему бы, — сказал я, — не передвинуть Управление поближе к нашему дому? Меньше народа страдали бы заиканием и ночным недержанием мочи.

— Лучше быть заикой, чем мертвецом, — мрачно сказал комиссар, заставив и меня задуматься о важности и серьезности предстоящей операции.

А ведь я еще не знал, в чем она заключалась.

Мы проехали мимо Управления и понеслись в сторону правительственного городка.

— Твой водитель заснул за рулем, — заметил я.

— Мы едем в Генеральный штаб, — сказал Бутлер, не настроенный вести лишние разговоры.

Я ни разу не был в здании Генерального штаба и притих, чтобы раздраженный Бутлер не высадил меня посреди дороги.

Меня долго не желали пропускать часовые, и Роману, судя по всему, пришлось привести в действие весь свой авторитет. В результате оказалось, что, поскольку совершаемое сейчас преступление имеет историческое значение для государства, при его раскрытии непременно должен присутствовать историк, способный… И так далее.

На часах было 2 часа 11 минут, когда мы с Романом вошли в кабинет начальника Генерального штаба генерал-майора Рони Кахалани. По-моему, здесь собрались руководители всех родов войск, включая войска тыла. Момент был явно исторический, хотя я еще и не понимал, в чем он заключается.

— Если мы немедленно не примем меры, — заявил Рони Кахалани, открывая заседание, — то война с Россией начнется в течение ближайших трех-четырех часов.

У меня отвисла челюсть.

Поскольку все, кроме меня, были уже в курсе событий, разбираться в ситуации мне пришлось, складывая мозаику из коротких реплик генералов. Роман тоже вертел головой из стороны в стороны, из чего следовало, что и его не успели полностью информировать.

Полгода назад из Москвы прибыл на ПМЖ некий Аркадий Коршунов, еврей по матери, но по отцу и воспитанию человек сугубо русской ментальности. Документы у него были в полном порядке, а ментальность к делу не пришьешь. Более того. Пройдя в зал регистрации, новый репатриант немедленно спросил, где принимает представитель службы безопасности, и обратился к этому представителю с заявлением:

— Я российский шпион. Я был завербован Службой внешней разведки, когда решил репатриироваться. Мое задание — узнать и передать любую информацию, связанную с модернизацией израильского атомного вооружения. Отдаю себя в руки правосудия.

Вот поистине — слова достойного человека и патриота!

Естественно, шпиону не поверили на слово, а доказательств в виде крапленых карт или секретных передатчиков он представить не мог. Коршунова направили в гостиницу «Рамада Ренессанс» в Иерусалиме, приставили к нему двух агентов и занялись проверкой.

Как ни странно, заявление подтвердилось: хакер из посольства Израиля в Москве взломал несколько списочных файлов в компьютере СВР и обнаружил материалы о вербовке «гражданина Коршунова А.П., подавшего документы на выезд в Израиль».

Убедившись, что Коршунов действительно тот, за кого себя выдает, служба безопасности выселила его из престижной гостиницы, пустив в самостоятельное плавание по волнам абсорбции. Естественно, что к тому моменту, когда Коршунов снял двухкомнатную квартиру в иерусалимском квартале Рамот, он уже был нацело перевербован.

Не без помощи израильских контрразведчиков бывший российский шпион устроился на работу в авиационный концерн, в отдел, не имевший самостоятельного выхода на атомные центры, чтобы московские шефы Коршунова не подумали, что он ведет двойную игру. Ибо, если бы Коршунов сразу устроился работать в отдел главного инженера атомной станции в Димоне, это могло показаться слишком подозрительным. Все делается постепенно.

Короче говоря, агент-двойник стал гнать в Москву по компьютерной сети дезу, которой его снабжали бесперебойно. Деза была высшего качества, и для иной страны этой информации хватило бы, чтобы создать ядерное оружие дешево, быстро и хорошо.

Как потом оказалось, это был самый большой прокол израильской контрразведки за все время ее существования.

Две недели назад Коршунова перевели работать в компьютерный центр, поскольку россиянам нужно было показать: их агент не вызывает подозрений и успешно поднимается по служебной лестнице.

Коршунов использовал служебное положение, чтобы выйти в киберпространство Большого компьютера Министерства обороны России и взломать файлы некоторых стратегических инициатив. Разумеется, по заданию израильской разведки.

Согласно одной инициативе, Россия намерена была вот-вот начать военные действия на севере Казахстана, поскольку дальнейшее разбазаривание казахами угольных запасов Карагандинского бассейна становилось нетерпимым. Вторая инициатива касалась российских интересов в космической программе «Бета» и была, вообще говоря, известна каждому грамотному человеку.

Тут бы израильской контрразведке насторожиться: Коршунов оказался замечательным хакером — взломщиком компьютерных сетей. Но Аркадий успел обаять всех. Он ничего не скрывал. Он раскрыл коды секретных российских компьютеров. Он исправно передавал дезу. Какие могли быть сомнения в его патриотизме?

А вчера вечером Коршунов исчез.

Он не мог покинуть страну, поскольку не имел заграничного паспорта. Он находился где-то в пределах Центрального округа, но для того, чтобы его обнаружить, требовалось время. А времени практически не было.

Ибо как только Коршунов исчез, выяснилось все коварство российской разведки.

Что такое война в конце первой трети ХХI века? Атомные и водородные бомбы есть у каждого уважающего себя диктатора. Химическое оружие запрещено и им владеют все, кто подписывал Парижскую конвенцию об уничтожении химических боеприпасов. Все есть у всех, и потому каждый боится начать первым. Это называется «сдерживание с позиции силы». Даже сирийский президент Асаф Азиз вот уже второе десятилетие сдерживает сам себя и потому на нервной почве заработал язву желудка.

Все себя сдерживают, потому что, как говорил в свое, советское еще, время, великий теоретик сдерживания Л.И.Брежнев, «в атомной войне победителей не будет». Он это знал точно, потому что читал по бумажке.

Все себя сдерживают, и все готовятся отражать нападение, потому что всем ясно — мир погубят компьютеры.

Думаю, это не нуждается в разъяснении. Какая профессия сейчас самая популярная и самая высокооплачиваемая? Хакер. Компьютерный взломщик. Истинных хакеров, способных взломать даже компьютеры генеральных штабов, во всем мире человек десять. Это — гении. Они всем известны. И потому использовать их в деле невозможно — любой уважающий себя компьютер узнает гениального хакера по почерку, по дуновению мысли, по походке и по пальцевому узору.

Последствия глобальной компьютерной войны описаны нынче в сотнях фантастических романов, как в конце прошлого века описаны были фантастами последствия ядерной зимы.

Перво-наперво хакер проникает в оболочечные структуры национальной компьютерной сети потенциального противника. Взламывая коды, он добирается до командных файлов полиции и секретных служб, лишая органы правопорядка возможности активного поиска диверсанта. Затем хакер взламывает коды компьютеров министерства обороны, лишая потенциального противника возможности ввести в действие ядерные, химические, биологические и прочие боезапасы. Наконец хакер взламывает компьютерную систему национальной промышленности и сельского хозяйства, и в стране останавливаются электростанции, заводы, фабрики, в лабораториях прекращаются опыты, в теплицах гибнет урожай, в домах отключаются персональные компьютеры и даже телевизоры.

После чего премьер-министру остается только выяснить, какой именно из потенциальных противников наслал на его страну такую напасть, и признать поражение, отдавшись на милость победителя. Главное, кстати, не промахнуться. А то пошлешь парламентеров с белым флагом в Вашингтон, а окажется, что воевала против тебя не Америка, а совсем даже Франция.

Хакер, господа, страшнее атомной бомбы.

Ясное дело, что в реальной жизни не все так просто, как описывают фантасты. В реальной жизни ни один гениальный хакер не способен взломать главные коды компьютеров противника, если сам, лично, в материальном, так сказать, теле не находится перед пультом одного из таких компьютеров. Ибо компьютерные сети, связывающие разные страны, давно уже отключаются при малейшей попытке взлома.

Когда это стало ясно всем мировым разведкам, пришлось-таки им вернуться к традиционной системе засылки агентов. Коршунов был из их числа.

Но не таким, как все.

Во-первых, россиянам удалось вырастить и обучить гениального хакера так, чтобы о его существовании не узнал никто. До самой своей засылки в Израиль Коршунов ни разу не выходил на взлом международной сети — откуда же компьютерные системы безопасности могли знать его почерк?

Во-вторых, Коршунов вовсе не был агентом-двойником. Знаете, как в той цепочке: «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что…» Он был послан с целью заявить о своей вербовке, чтобы быть переворбованным израильтянами, чтобы посылать в Россию дезу, чтобы по этой дезе СВР России поняла, что Коршунов в порядке, и чтобы этот хакер сделал то, ради чего засылался: войдя в доверие, оказался бы в один «прекрасный» момент перед пультом компьютера, связанного с работой для министерства обороны. Или управления полиции. Или хотя бы центрального банка Израиля. Это достаточно.

Коршунов это сделал. Вошел, взломал, запустил и исчез.

— Военные аннигиляционные программы, — завершил совещание генерал Кахалани, — могут начать активацию в любое мгновение. Все наши системщики и хакеры работают на поиск той программы, что запустил Коршунов, но пока безрезультатно.

— Демарш российскому правительству? — предложил генерал Бен-Дор, командующий Северным округом.

— Нет доказательств, — сказал генерал Ариэли, командующий компьютерными частями. — Пока политики будут тянуть резину, мы вернемся в каменный век.

— Я одного не понимаю, — сказал я, чувствуя себя очень неловко в этой компании блестящих стратегов. — Для чего России нужна эта война? У нас с Москвой нормальные отношения…

Генералы посмотрели на меня как на недоумка, а сидевший рядом комиссар Бутлер прошептал мне на ухо:

— А еще историк…

— Думаю, — сказал генерал Ариэли, — что избежать столкновения уже не удастся. Нам остается только ждать результата. Может, перейдем в молельню?

Молельней военные компьютерщики называли свой центральный пультовый зал, и я, говорю честно, возгордился, что оказался допущен в это сверхзасекреченное помещение.

Мы спустились в подземную часть министерства обороны, прошли по каким-то коридорам, через каждые десять метров предъявляя свои удостоверения и табуном ввалились в компьютерный зал аккурат в тот момент, когда активизировалась программа, запущенная Коршуновым.

На часах было 4 часа 13 минут утра.

Час Быка.

Комиссар Бутлер сказал мне потом, что впервые видел, как десяток мужчин сидели, раскрыв рты, в состоянии, близком к оргазму, и при этом переговаривались друг с другом так быстро, что уловить отдельные слова мог бы только автомат-дешифровщик.

Я назвал его предателем и был прав. Мы, все, кто был на совещании у Кахалани, войдя в пультовую, сразу же нацепили датчики и вошли в виртуальное киберпространство, чтобы своими глазами, ушами и прочими органами чувств наблюдать за ходом военных действий. А Роман, видите ли, не любит эти игры — он уселся в кресло и принялся следить за нами, пытаясь по выражениям лиц угадать, кто побеждает, а кто проигрывает. С таким же успехом он мог смотреть на лампы под потолком. Если бы Израиль потерпел поражение, свет погас бы, поскольку все энергетические системы были бы выведены из строя.

Я не хакер, я простой пользователь, и я не представляю, как Коршунову, будь он трижды гением, удалось всего за три минуты, в течение которых он находился перед пультом главного компьютера авиационного концерна, взломать столько кодов.

В виртуальном пространстве царила такая же неразбериха, как на рынке Кармель перед наступлением Нового года. Оказавшись в линии связи компьютеров министерства обороны и Центробанка, я немедленно получил удар в зад и полетел в неизвестном мне направлении, узнавая по дороге десятки подпрограмм, которые никогда прежде не видел. Я пролетел мимо программы уменьшения банковских процентных ставок и, сам того не желая, понизил их сразу на восемь процентов, ужаснувшись, что от такой диверсии банковская система может и не оправиться. Я хотел вернуться и исправить содеянное, но неведомая сила влекла меня вперед. Я лишь сумел оглянуться и увидеть, как сразу несколько программ-спасателей бросились латать пробитую мной в израильской экономике брешь.

Сделав вираж и переместившись по модемной связи в систему компьютеров атомной станции в Димоне, я немедленно вляпался в какую-то грязную лужу, которая при ближайшем рассмотрении оказалась жидкой кашицей из разрушенных подпрограмм системы безопасности ядерного реактора. Если выражаться традиционным языком бульварных романов, «меня пронзил мгновенный смертельный ужас»: еще минута, и реактор пойдет вразнос, перегретый пар разорвет трубы, блокировка будет разрушена, и все в округе окажется заражено смертельной дозой стронция-90.

Что я мог сделать, не будучи ни хакером, ни даже системным программистом? Я опустился на колени (вы представляете, как это выглядит в виртуальном пространстве?) и принялся вытягивать из жижи более или менее длинные программные цепи и связывать их друг с другом, используя единственный прочный узел, каким я умел пользоваться, — бантик. Кто-то пришел мне на помощь, я не видел этой программы, но она мне очень помогла, потому что вязала морские узлы, и прошло четыре миллисекунды (а для меня так целый субъективный час) прежде чем процесс стал самоподдерживающимся: файлы вдруг начали сами выпрыгивать из лужи, прилепляться друг к другу, лужа на глазах таяла, а вокруг меня выстраивалось стройное здание программной защиты.

Слава Богу!

Но тут меня выдернуло в очередной междугородный кабель, и я помчался куда-то, пытаясь ухватиться за стенки световодных волокон. Движение все убыстрялось, кто-то толкал меня сзади, и у меня не было времени обернуться, чтобы врезать этой программе по командному файлу.

И хорошо, что я этого не сделал. Неожиданно труба, в которой мы летели, расширилась до размеров тоннеля метро (на самом-то деле, думаю, новый кабель не превышал диаметром двух сантиметров), и я понял, что выпал в международную сеть. Ускорение стало еще больше, мне даже послышался свист в ушах.

На полной скорости, наверняка близкой к скорости света, я и мой толкач влетели в огромную паучью сеть и вмиг застряли. Оглядевшись, я увидел множественные маркировки программ Российского министерства обороны и понял, что оказался на переднем фронте сражения. Самое место для историка, даже ничего не понимающего в компьютерах.

Что вам сказать? Все свершилось на моих глазах. Я жалел только, что, запутавшись в паутине защитных программ, не сумел ничем помочь неведомому мне израильскому хакеру, работавшему просто виртуозно. Впрочем, если бы я вмешался, то, наверное, совершил какую-нибудь историческую глупость.

Лед защиты крошился, плавился, шипел и исчезал. А за ним вставали грандиозные, подобные величественным небоскребам Манхэттена, программы стратегических сил Российской армии. И хакер шагал по ним с хрустом, вдавливая конструкции и изничтожая прежде всего командные файлы, отчего программы становились эластичными как резина.

Думаю, секунды за две-три мы добрались бы до личных кодов российского президента Миронова, и хотел бы я посмотреть на это зрелище!

Но хакер неожиданно осадил назад, и мы опять оказались в метротоннеле, и скорость движения приблизилась к световой; вот почему, когда Роман сдернул с моих висков датчики, я еще долго видел перед глазами игру света и тени, и ничего более.

— Что? — спросил я.

— Мир, — сказал Роман. — Оба стратегических компьютера — наш и русский — заключили пакт о ненападении и дружбе на период с 4 часов 17 минут до 18 часов 00 минут по тель-авивскому времени. Программно-боевые действия остановлены, теперь пусть политики разбираются.

— Успеют? — спросил я.

— Премьер Визель уже разговаривает с президентом Мироновым.

Двое суток я приходил в себя. В субботу Роман пришел ко мне, как обычно, и мы поговорили о футболе. Команда «Маккаби» (Хайфа) только что сыграла вничью с московским «Спартаком».

— Это символично, — заявил Роман. — В наше время лучше ничья, чем победа. Скажи на милость, что бы мы делали с Россией, если бы наши хакеры победили?

— А что бы они делали с нами? — спросил я, вовсе не надеясь на ответ.

— Коршунов… — сказал я через некоторое время, — вы его нашли?

— Тоже мне проблема, — отозвался Роман. — Можно подумать, что он исчезал…

— Не понимаю! — воскликнул я, вспоминая ночное заседание у Кахалани.

— Видишь ли, его перевербовали в тот вечер наши. До того он работал на Россию, делая вид, что работает на нас. А после девяти вечера стал работать на нас, делая вид перед Россией, что работает на нас, в то время как на самом деле…

— Хватит! — сказал я. — Это слишком запутано. Почему об этом не знал никто из генштаба?

— Конспирация. Компьютеры контролируют подачу кондиционированного воздуха в помещение, они могли фиксировать разговоры, передавать по линиям связи… Нет, нужно было быть полностью уверенными, что Коршунова не провалят в самом финале операции.

— Если ты еще скажешь, что именно он был со мной, когда…

— А кто же еще? Он действительно гениальный хакер, он просто не мог допустить, чтобы кто-то другой взламывал защиту российского министерства обороны.

— Ясно, — сказал я. — Скорпион, как говорили в шпионских романах, укусил себя за хвост.

— Какой еще скорпион? — подозрительно спросил Бутлер.

— Неважно, — отмахнулся я. — Это из истории.

— А, — сказал Роман.

История его не интересовала.