13. ЕГОР ЧЕХОНИН
Егор недостаточно знал Петербург.
Он был там с отцом на школьных каникулах в девятом классе, отец считал себя просветителем и с утра доставал записную книжку, в которой были учтены все музеи и галереи, а также выдающиеся памятники архитектуры. Егор устал за неделю и мало что запомнил.
Но Егор думал, что у него есть преимущество перед агентами Берии. Вернее всего они сбежали из мира раньше, и даже значительно раньше, чем он. Может, он думал так оттого, что Майоранский был похож на киноменьшевика, а Лядов — на Суворова. И одеты они старомодно.
Обычно люди одевались в Чистилище так, как привыкли делать при жизни.
Эти мысли промелькнули у Егора, пока он перемещался в свой старый мир. Само перемещение не занимает времени и в то же время объективно кажется долгим.
И тут он очутился в нашем с вами мире.
Он и не мечтал здесь очутиться. И все произошло так быстро, что он не подумал о Люсе. А сейчас, стоя на каменном полу пустого пыльного цеха, он вдруг понял, как плохо он поступил.
Хотя и не мог поступить иначе.
Но он не должен был — не имел права оказаться дома без Люськи. Это было предательством.
Пока сбивчивые мысли неслись в сознании, Егор осматривался и прислушивался.
Все было иначе.
Во-первых, воздух — живой, наполненный запахами и звуками.
Может быть, если ты живешь здесь всегда, то этого гудения воздуха не чувствуешь.
На самом деле — это главное, что ощущает человек, пришедший оттуда.
Егор осмотрелся. В гулком здании покинутого цеха, в дальнем конце которого стояли штабеля ящиков, было совсем пусто. Может, поздно, может, выходной, а может, завод стоит.
Пол был пыльным. Пылинки, миллионы пылинок танцевали в воздухе, где из высокого окна цех пронзал по диагонали луч солнца.
Господи, это же солнце! Какая радость!
Егор сделал несколько шагов в сторону луча и остановился — увидел в пыли следы ботинок.
Вернее всего следы агентов.
Они знали, куда идти. И пошли не прямо в торец цеха, как намеревался Егор, а направо, к небольшой двери.
Он быстро пошел по следам, но, еще не дойдя до двери, был вынужден остановиться, потому что перехватило дыхание.
Воздух здесь был тугим, он с трудом входил в легкие, когда спешишь. Это придется учитывать. Ты же мертвый человек в отпуске среди живых на три дня!
Приоткрытая дверь вывела Егора на заводской двор.
Наконец-то он на улице.
Вечерело. И было не поздно. Скорее тепло, чем холодно, но ветер, налетающий вежливо и не спеша, был прохладным.
Множество звуков окружило Егора. И звонок проезжающего за высоким забором трамвая, и вороний крик, и лай собаки, и голос телевизора, передающего спортивный репортаж, и даже отдаленные переклики людей.
Перед ним была проходная.
Егор обернулся.
Сзади поднимался потрепанный корпус цеха, но справа и слева стояли целые и обитаемые здания. Видно, это был большой завод.
Егор вошел в проходную.
Бабка, сидевшая за турникетом, пронзила его орлиным взором из-под сильных очков и спросила:
— Ничего с собой не прихватил?
— Как же можно? — возмущенно и правдиво ответил Егор и этим вахтершу убедил.
Пройдя, он остановился, словно только сейчас вспомнил о пустяке.
— Простите, тут двое наших были, — сказал он. — Один худой, а другой с бородкой как у Ленина. Они давно прошли?
— Эти-то? Минут десять. Но ничего про тебя не говорили.
— И не должны были, — согласился Егор. — А куда они пошли?
— Мне откуда знать? Я за ними не бегала. Но думаю, что на трамвай пошли. Куда еще у нас пойдешь? У нас только у коммерческого директора джип есть.
Егор вышел на площадку перед проходной. По обе стороны тянулся высокий некрасивый бетонный забор.
Вот и трамвайная линия.
Егор вышел к ней, посмотрел в обе стороны и увидел белую табличку на проводах — остановку.
Там стояла женщина.
Егор решил не терять времени.
— К Московскому вокзалу, — спросил он, — в какую сторону?
— Отсюда, — ответила женщина, — отсюда трамваи ходят.
Егор перешел улицу и встал неподалеку от женщины.
Женщина охватила его цепким и быстрым взглядом.
— Работу ищешь? — спросила она.
— Нет, не ищу, — ответил Егор. Он не хотел заводить разговоры — он мог проговориться, показаться чужим. Правда, паспорт у Егора был: он всегда носил с собой паспорт с московской пропиской.
— Поизносился, — сообщила ему женщина.
Егор внимательно посмотрел на нее.
Она тоже была одета не лучшим образом, в руке — авоська с пустыми бутылками, молодое лицо красное как на морозе. От нее пахло перегаром и потом.
— До вокзала далеко? — спросил Егор.
— Дай десятку, сообщу.
— Нет денег.
— Так я и думала. Вопросы задавать — все вы мастера, а как помочь человеку, вас нету. Может, продать чего хочешь?
Подошел трамвай. Он был полупустым.
Женщина вошла перед Егором и встала рядом.
Егор хотел было спросить у нее, какое число, но удержался — уж очень она болтлива.
Вместо этого он спросил:
— До Московского сколько ехать?
— Скоро будем. А часы не продашь?
И только тут как вспышка на Егора обрушилась мысль: он же кинулся в Верхний мир без денег! Совсем без денег.
Именно когда подумаешь о таком, начинаются новые неприятности.
Трамвай остановился на углу большой улицы. В, него вошли два парня, у одного на груди — бляха.
— Прошу приготовить билеты, — сказал он.
Второй быстро прошел в другой конец вагона, чтобы отрезать путь к отступлению безбилетникам.
— Все, нам кранты, — сказала женщина. — Теперь держись за меня, не пропадешь.
— Ваш билет? — Контролер приближался к ним.
Второй подошел к женщине и Егору.
— Ваш билет, — сказал он, не глядя на пассажиров.
— Может, лучше бутылки купишь? — спросила женщина. — Бутылки хорошие, отечественные. А то мне далеко ехать до ларька.
— А пошла ты, Верка, — сказал контролер.
— Парень со мной, — сказала женщина. — Любовник.
— А где Емельян?
— Емельян в отлучке, — сказала женщина и громко засмеялась.
— Триппером заразила? — спросил контролер и не получил ответа.
Контролеры сошли с трамвая.
— Хорошие ребята, — сказала женщина. — Только хамье. Ты не слушай про триппер. Емелю дружки порезали. Из-за пустяков — лишний помойный ящик заказал. Представляешь?
Егор сообразил, что она очень молода. Кожа на лице красная, огрубевшая, а зубы целые, губы пухлые — она еще не стала развалиной. И белки глаз пока еще не красные, а белые, нормальные, с голубыми кружочками зрачков.
— Чего уставился? — заявила Вера и вдруг засмеялась. — Понимаешь, я же не думала, что мы с тобой подружимся, и твоих биографических данных не спросила. Как тебя зовут и где ты бедствуешь?
— Егор.
— Такого имени нет.
— Полное имя Георгий, — сказал Егор. — Георгий Чехонин.
— И паспорта нет?
— И паспорт есть.
— А где ночевать будешь?
— Мне на поезд надо, в Бологое.
— Что там делать будешь, попса ты моя наивная. Тебя что, жизнь еще мало била? Оставайся в Питере. Будем вместе жить, не пропадем. Меня вся Нарвская знает. Верка-снайпер. Я нормальная баба, здоровая, ты не подозревай.
— У меня в Бологом важное дело, — сказал Егор.
— Я предложила, ты меня отринул, — сказала Вера громче, чем следовало, словно работала на публику.
К ним поворачивались головы.
— Брезгуешь? — спросила Вера.
— Нет, — сказал Егор. — Честное слово, мне это и в голову не приходило. Но у меня, ей-богу, важное дело в Бологом. От этого зависит жизнь многих людей.
— Цицерон! — воскликнула Вера. — И я должна ему верить.
— Как хочешь, — сказал Егор.
Воздух за окнами трамвая стал синим, желтые огни — как давно он их не видел! — зажглись в домах, загорелись фонари. Люди проходили черными силуэтами мимо витрин и обретали объем и цвет, когда оказывались на фоне стены.
Огни отражались на крышах автомобилей.
Егору казалось, что город веселится, как Рио-де-Жанейро во время карнавала.
Впереди показалась площадь с высоким обелиском. Площадь была почти круглая и очень просторная. Справа виднелось здание Московского вокзала.
— Спасибо, — сказал Егор Вере, — я пошел.
— Мне тоже сходить, — сказала Верка.
Они сошли с трамвая и пошли к входу в метро.
— Простите, Вера, — сказал Егор. В конце концов Вера была его единственной знакомой в Петербурге. — У вас не найдется телефонной карточки?
— Проблема, — вдруг развеселилась бомжиха. — Я люблю скоротать вечерок в телефоне-автомате, беседуя с подружкой Мэри в Лос-Анджелесе!
— Извините, — сказал Егор.
— А что, совсем денежек нет?
— Я спешил и не взял.
— И мог бы взять, врунишка мой?
— Мог бы и взять. Сколько угодно. Они же взяли.
— Кто это такие они? У тебя есть враги?
— Не столько у меня, как у всех нас.
— Меня включая?
— И вас.
— Значит, демократы и президент Клинтон.
Вера принялась смеяться. Она все делала преувеличенно, громко и даже вызывающе.
— Значит, тебе карточка нужна?
— Мне надо позвонить в Москву.
— Только не произноси передо мной слова «правоохранительные органы». Если половые органы — пожалуйста, а если правоохранительные, я тебя убью.
— Я не из милиции, — сказал Егор.
— Что же, у меня глаз нет, что ли? Конечно, ты не из милиции, я думаю, ты краденый.
— Как так?
— Тебя украли, чтобы насолить твоему папаше-депутату. А твой папаша им говорит — режьте сына, бейте, убивайте, но бабок от меня вы не увидите. Вот они и держали тебя в подвале, казнили и убивали, а потом плюнули и отправили тебя куда глаза глядят.
— Очень интересно, — сказал Егор и подумал, что при всей нелепости этой версии она была не так уж далека от действительности.
— Мне нужно две минуты…
И он тут же замолк.
Не нужна ему телефонная карта. Просто мозг его настолько ослаб, что выкинул из себя нужные факты: у него же нет домашнего телефона Гарика, а в Институт экспертизы он сможет позвонить только завтра. А завтра он может оказаться так далеко от Петербурга и от телефона…
— Черт побери…
— Опять что-то не так? — спросила участливо Вера.
— Мне нужен билет до Бологого.
— Переночуешь у меня, получишь завтра билет.
Егор спросил:
— А где вход в вокзал?
— Здесь много входов.
— А где кассы?
— С той стороны… Да что я тут с тобой расселась! Иди занимайся своими проблемами, а меня оставь в покое.
Но никуда Верка-снайпер не ушла.
— Вы хотели купить мои часы, — сказал Егор. — Хорошие часы, «Сейко».
— Идут?
— Там, где я был, часы не идут, — сказал Егор.
— В любой зоне часы идут, — возразила Верка. — Может, батарейка кончилась? Покажи.
Егор снял часы. Он их не выбросил в том мире, потому что это был подарок отца, когда он получил аттестат.
Верка взяла часы, стала рассматривать, прочла — «Сейко», потом потянула за винтик, подвела стрелки.
— В порядке, — сказала она. — Идут.
— Не может быть!
— А ты погляди, зачем свои вещи унижаешь?
Господи, подумал Егор, ну как сказать тебе, чтобы ты отодвинулась? У меня теперь такое обоняние — катастрофа.
Верка протянула Егору часы. Секундная стрелка двигалась толчками — по секунде толчок. Часы шли. Они возвратились домой, все вернулось для них на свои места. А вот для тебя, Егор, ничего не вернулось. Тебе здесь не жить. И Верка тебя переоценивает. Если бы даже захотел отплатить ей за билеты или за телефонную карточку ночью любви — ничего бы прекрасная бомжиха не добилась от молодого джигита.
— Ты что? — спросила Верка. — Раздумал часы отдавать?
— Возьми.
— Сколько? Только учти, мне еще клиента надо отыскать и всучить. А часы не новые, еле идут.
Егор улыбнулся.
— На твой век хватит, — сказал он.
— Сколько?
— Билет до Бологого и телефонную карточку. И еще на автобус. Может пригодиться.
— Да у тебя губа не дура.
— Я обещаю все тебе вернуть. Все деньги. А часы будут в подарок. Хорошенько подумай, Вера. Может, тебе это выгодно?
— И я должна тебе верить?
— А кому еще, как не мне?
— Разумно, — сказала Верка, почесала в голове острым длинным ногтем. Вокруг совсем стемнело, и потому освещенная площадка перед входом в вокзал, куда они поспешили, казалась яркой сценой. А за ней утопал в темноте зрительный зал.
— А какой вагон тебе? — спросила Верка.
— Все равно какой. Лучше, конечно, купейный. Но все равно.
— Общий пойдет?
— И общий пойдет.
— И карточку? И билет? А сколько билет на автобус стоит?
— Дай из расчета десяти долларов, — сказал Егор.
— Бери свои часы и разбегаемся, — твердо ответила Верка.
— Ну ладно, ладно, сколько дашь, столько и возьму, — сказал Егор.
Верка кинула часы в карман шинели, залезла рукой за пазуху и вытащила оттуда целую пачку десяток.
Отсчитала несколько штук и протянула Егору.
— Этого тебе хватит в два конца. Потому что я жду тебя, понял?
— Спасибо, Вера, — сказал Егор.
— И возьми мою визитную карточку.
Верка протянула ему визитку. Егору показалось нетактичным рассматривать ее, и он сунул в карман куртки. Сунув, спросил:
— А там адрес есть?
— Ну ты, блин, даешь! — сказала Верка. — Я, знаешь, визитками не разбрасываюсь. И кому попало не даю. Все там есть — и адрес, и телефон.
— Обещаю тебе, что если буду жив, то через два дня все верну.
— Может, тебе надо еще помочь?
Егор чуть было не попросил ее позвонить Гарику. Но что-то заставило его удержаться от просьбы. Какое-то опасение — опасение, что Вера не та, за кого себя выдает.
Чувство было сродни тому, что испытывал Леонид Моисеевич, когда увидел возле Невского рикшу. Уж слишком все удачно складывается.
— Ну я пошел, — сказал Егор.
— Ну иди, — согласилась Верка. Она поправила армейскую пилотку времен войны и закинула за плечо авоську с пустыми бутылками.
Егор пошел к билетным кассам и через несколько шагов обернулся. Верка стояла неподвижно. Она смотрела ему вслед. Увидев, что Егор глядит на нее, она подняла руку и помахала ему пальцами.
Егор вошел в кассовый зал.
Теперь многое зависело от везения.
В вечернем зале было много народу, он был светлым и просторным. За стеклянной стенкой, как в террариуме, сидели кассирши.
Егор прошел к большой доске — расписанию поездов.
До Москвы вечером и ночью было несколько поездов, и все они останавливались в Бологом.
Были ли уже здесь агенты? Или еще подходят?
Егор подошел к справочному экрану и узнал цену билета до Бологого. Потом пересчитал свои деньги. Только-только хватит на плацкартный. Если купить общий, то останется несколько рублей — на автобус.
Девушка могла бы быть пощедрее.
Вряд ли — что он ей? Ведь живет она, сдавая бутылки — так что хлеб ей достается нелегко.
Едва ли агенты могли намного его обогнать.
Но стоит, наверное, пройти по перронам. Ведь в расписании есть один почтовый, отходит через час. Может, они решили ехать на нем?
Егор направился к выходу и тут столкнулся с агентами. Они как раз входили. Никогда в жизни ничего не получается так, как ты того желаешь. Он готов был отыскать шахматистов на перроне, у поезда, но не сталкиваться же с ними в дверях.
По инерции Егор вышел на улицу и остановился.
«Не спеши, — уговаривал он себя, — иди спокойно, не бросайся снова к кассам — это самый верный путь обратить на себя внимание».
Он просчитал до двадцати и вошел в зал.
Шахматисты, как и он сам, были одеты странно для внимательного глаза. Они были одеты случайно.
В своих костюмах они многократно лежали на земле или на досках, им дела не было, все ли пуговицы застегиваются, они никогда не чистили ботинок и не гладили брюк.
В общем, такие люди не обращают на себя внимания на российских вокзалах, но если ты поставил целью выследить пришельцев из Чистилища, то отыскать их нетрудно.
Тем более что не только и не столько в одежде дело. У них бескровные сероватые лица, тусклые нечесаные волосы, руки настолько лишены загара и даже действия свежего воздуха, что стали голубоватыми.
Лядов и Майоранский подошли к кассе.
Егор направился за ними и остановился между этой кассой и следующей, вынул из кармана бумажник, принялся в нем копаться.
Каждое слово, сказанное шахматистами, доносилось до него.
— Два билета на Бологое. Чем скорее, тем лучше. Купейные.
Кассирша что-то ответила.
— Какой паспорт? — спросил Майоранский — тот кто постарше, с бородкой клинышком. — Почему паспорт?
Он выслушал ответ кассирши и сказал, натянуто улыбаясь — улыбка ему не шла:
— Неужели мы производим впечатление террористов?
— Поймите же, — вмешался Лядов. — Мы едем в командировку, на один день, всего на один день. И сразу вернемся. Нам даже в голову не пришло…
— Нет, — сказал Майоранский, — мы не можем ехать домой — у нас нет на это времени.
— А что можно сделать? К начальнику вокзала? Зачем мы будем его утруждать?
Лядов прикрыл Майоранского, тот вытащил из кармана конверт, отсчитал несколько бумажек и произнес, протягивая их кассирше:
— Тогда два билета в мягкий вагон.
— В международный, — поправил его Майоранский, отошел в сторону и стал изучать табло-расписание.
Лядов что-то очень тихо сказал, почти прижав губы к стеклу.
Кассирша перестала бормотать и обратилась к компьютеру.
Затем достала две бумажки и протянула Лядову.
Лядов отсчитывал деньги.
Потом он отошел к Майоранскому и стал вместе с ним смотреть на табло.
— С шестого пути, — сказал он.
— С шестого пути, — согласился Майоранский.
Егор, который стоял за их спинами, увидел, что с шестого пути уходит поезд на Москву в 22:40. Пассажирский.
У стены стоял справочный пульт.
Егор набрал на нем номер поезда, чтобы узнать, когда он будет в Бологом. Оказалось, в пять часов сорок минут утра.
Что ж, они правильно рассудили. Они окажутся в Бологом ранним утром — у них целый день, чтобы добраться до цели.
Как же они получили билеты без паспортов? Купили кассиршу? Наверное, Берия снабдил агентов хорошими деньгами. Он же предусмотрел подобные ситуации, хоть и не знал, что теперь билеты продаются только по паспортам.
Егор подошел к той кассе, где брали билеты Майоранский и Лядов. Кассирша подняла к нему сильно накрашенные карие очи. Это был взгляд томной коровы. Зовущий взгляд.
— Только что два гражданина брали билеты на 65-бис до Бологого.
— Я никого не знаю. — Глаза захлопнулись.
— А я и не спрашиваю, — сказал Егор. — Попрошу дать мне билет в тот же вагон, в котором намереваются путешествовать эти граждане. Вам понятно?
— Я же сказала…
— И никому не слова. Ясно?
Кассирша даже не спросила паспорта. Она поверила праву Егора следить за пассажирами и к тому же поняла — ее никто не намерен судить или преследовать за взятку.
К счастью, денег хватило, хоть и в обрез. И Егор с некоторым запоздалым сожалением подумал, что, если бы он дал ей меньше денег, чем стоил билет, кассирша не стала бы требовать остального. Но не сообразил — теперь мучайся.
Билет был в четвертый вагон. Конечно, можно было бы поехать и в другом вагоне, но так по крайней мере можешь быть спокоен, что шахматисты не сойдут на остановку раньше. Ведь поезд пассажирский, останавливается часто…
Времени до отхода поезда оставалось немало.
Надо использовать его разумно.
Были бы сейчас деньги — он бы отправил в Москву телеграмму. Впрочем, может, их хватит?
Егор пошел в почтовое отделение. Тут же, на вокзале.
Когда вошел туда, удивился странному и почти забытому чувству во рту. И в желудке. Он был голоден! Не может быть. Сейчас бы рассказать об этом Леониду Моисеевичу! Может, кажется? А попробовать? Нет, телеграмма важнее.
В почтовом отделении никого не было. Егор истратил три бланка, прежде чем получился кратчайшей текст:
МОСКВА ИНСТИТУТ ЭКСПЕРТИЗЫ ГАГАРИНУ
БОЛОГОЕ ПОЧТА ЕГОР
Сонная тетка долго считала мелочь — хватило впритык. А вот на конверт, чтобы отправить его до востребования, уже денег не было. Хоть бы снова Верка-снайпер встретилась. На конверт она бы дала.
Теперь оставалось еще одно дело — конечно, надежды немного, но попытаться придется.
Егор пошел искать отделение милиции.
В отделении милиции было шумно и людно.
Как раз перед Егором два милиционера втащили туда пьяного гражданина, который кричал, что его ограбили. Две девицы, очевидно, легкого поведения, плакали навзрыд на скамейке рядом со столом дежурного, кто-то требовал адвоката.
Неудачное вечернее время на вокзале.
Егор стал ждать. Дежурный что-то писал и разговаривал сразу с обиженным гражданином и сержантом, который принес ему чай, и материл девиц.
Егор ждал.
Ничего не менялось. Было душно. Вместо девиц появилась крикливая цыганка, у нее в юбках металась собачонка, на спине в желтом рюкзаке рыдал младенец. Гражданин отошел, но привели кришнаитов, у которых не было паспортов.
Егор пошел дальше по коридору. Но две двери по одну сторону и одна по другую были заперты. В крайней комнате за столом сидела лейтенант — хорошенькая блондинка. Она писала.
— Вам кого? — спросила она.
— Вас, — сказал Егор.
— Тогда скажите рифму к слову «блестят».
— Пустяк, — сказал Егор.
— Это не пустяк, — возразил лейтенант, — это серьезно.
— Пустяк — это рифма.
— О нет, нет, нет! Мне нужна возвышенная рифма. Ведь глаза блестят.
— И это не пустяк.
— Другую!
— В гостях.
— Ага. Тут есть о чем подумать.
— У меня к вам тоже просьба. Мне нужно оставить у вас записку.
— Тоже влюблен? — спросила лейтенант.
— Нет, я слежу за важными преступниками, — сказал Егор, — но необходимо передать о них сведения в Институт экспертизы.
Лейтенант отодвинула листок со стихотворением.
— В Институт судебной экспертизы?
— Просто в Институт экспертизы.
— Такого нет, — сказала лейтенант.
— Мне только написать письмо. Поверьте, я преследую их, но остался без копейки.
— Это очередная ложь?
У лейтенанта были выщипанные высокие брови и голубые тени вокруг глаз. Губы грубо темно-красно, широко и даже размашисто накрашены.
— Я же вам рифму дал, — сказал Егор. — Я еще могу дать.
— Это честно?
— А с начальником разговаривал?
— Его нет.
— Ну что ж, рискнем, одним добрым делом больше, одним делом меньше, не играет роли. Конверт у меня без марки.
— Нужна марка.
— Ладно, завтра найду. Ты мне нравишься. Садись за тот свободный стол и пиши. А мне дай рифму. Я все хорошо делаю, у меня стихи первый класс, на всех мероприятиях меня привлекают, но с рифмой нелады. Дай мне рифму к слову «гениальный».
— Реальный.
— Не лучший вариант. Ну ладно, на тебе бумагу…
И как назло в тот момент в комнату вошел молодой старшина с толстым розовым лицом, желтыми бровями и ресницами.
— Ох, — сказала девушка низким голосом и в мгновение ока одной рукой открыла ящик стола, другой смела в него бумаги — и рифмы, и стихи.
— Это что еще за фрукт? — спросил старшина.
— Ошибся номером, — сказала лейтенант. — Вы идите, гражданин, идите.
— Мне можно попозже зайти?
— Гони его, Коля, — сказала девушка равнодушным голосом.
И Егор понял, что старшина и есть объект ее страсти. И потерять его — трагедия. Так что у Егора нет шансов.
Он вышел в коридор.
Возле дежурного все так же клубились задержанные и свидетели.
Бомж в рваном матросском бушлате и бескозырке пытался плясать, напевая «яблочко».
Егор решил пойти в другое отделение. Должно же быть отделение возле вокзала, но в городе.
В зале, напротив входа в отделение, его ждала Верка-снайпер.
— Ничего не получилось? — спросила она.
— Ничего не получилось.
— Ходил доложить?
— Нет. Хотел оставить письмо.
— Я же тебе денег дала.
— Билет купил.
— И куда надо купил?
Сейчас бы послать ее куда подальше, но Егор понял — нельзя. От этой нелепой девицы зависит, может быть, судьба Земли. Надо рисковать.
— Куда надо.
— В Бологое?
— В Бологое.
— В чем проблема?
— Мне надо отправить письмо в Москву.
— Опять деньги? А мне что за это?
— Я через два часа уезжаю.
— А когда вернешься?
— Когда вернусь? Я буду спешить обратно.
— И у меня не задержишься?
— Вряд ли.
— Ох, не люблю я этих честных юношей, Павка Корчагин трахнутый, вот ты кто. Нет того, чтобы пожалеть женщину, подарить ей минуту душевного покоя. Знаешь, как трудно быть женщиной в этой дикой стране? Ты даже не представляешь.
— Ты сможешь отправить письмо?
— Ты сказку про Василису Прекрасную читал?
— Забыл. Ну отправишь или нет?
— Она была лягушкой, — сказала Верка. — Пошли на почту, я с собой конвертов не ношу.
Они отправились на почту, благо она все еще была открыта.
По дороге Егор думал — никакого смысла посылать письмо по почте нет. Пока оно дойдет, все уже кончится и некому будет его получать. Сама мысль отправить письмо могла прийти в голову лишь не совсем нормальному человеку.
Но как отправить весть в Москву?
— Нет, — сказал Егор. — Так не пойдет. Придется тебе завтра в Москву позвонить.
— Этого еще не хватало!
— Придется, Вера, — сказал убежденно Егор.
— Куда звонить-то?
— На почте я все напишу, а потом поговорим.
Егор подошел к стойке. Там лежали бланки телеграмм. И забытая им неподписанная телеграмма.
Егор перевернул бланк и стал писать:
«Институт экспертизы. Москва. Телефон 095-876-2365. Гагарина. Если его нет, Калерию Петровну. В крайнем случае Катрин».
Вера стояла рядом. Не так уж от нее воняло помойкой. Она куда-то дела свою авоську с бутылками, теперь у нее была лишь потертая сумка через плечо.
Она делала вид, что ей не интересно и она не подглядывает.
«В районе Бологого есть опасный объект. Название Максимово или Максимовка. Туда направлены два агента, Майоранский и Лядов. Доктор Фрейд сделал вакцину, она действует три дня. И можно жить у нас. Мне он тоже вколол этой вакцины. Цель агентов прежняя. Если не получили первого сообщения: уничтожение всей жизни на Земле, чтобы обеспечить благоденствие Чистилища. Я их преследую. Они меня в лицо не знают. У меня нет денег. Еду в Бологое поездом 64-бис. Буду там в 5:40 утра. Оттуда надо ехать автобусом. Это все, что знаю точно. Жду помощи. Егор Чехонин».
Вера взяла листок бумаги, прочла, шевеля губами — видно, не очень успешно училась в школе. Потом спросила:
— Я это по телефону буду говорить?
— Да. Только проверь, чтобы тебя никто не слушал.
— А может, ты псих?
— Нет, я не псих.
— Они меня засекут и посадят, — сказала Верка. — А ты уже — тю-тю!
— Ты позвонишь из автомата. И не будут тебя сажать. Тебе деньги вернут.
— И ты поверил, чтобы у нас деньги возвращали? — удивилась Верка. — У нас догонят и еще отнимут.
— Добро. Я вернусь через три дня. Где тебя искать?
— Знаешь что, — ответила на это Верка. — Возьми свою ксиву обратно. Не мое это дело — может, ты работаешь на западные спецслужбы?
— Я тебя прошу, Вера. Ты единственный знакомый мне человек. Не имею я отношения ни к каким спецслужбам, клянусь тебе! Это наши дела, внутренние!
— Побожись!
Это было совсем неожиданно. Как в книжке Гайдара или Анатолия Рыбакова.
— Кем мне быть!
Неожиданно Вера сильно ударила его кулачком по плечу.
— Заметано, — сказала она. — Но с тебя честное слово под салютом всех вождей.
Бомжиха смеялась, улыбка была лукавой и вполне разумной.
Потом она спросила:
— Ты давно не ел, Егор?
— Несколько месяцев, — честно ответил Егор.
Вера приняла его слова за шутку.
— Пошли в буфет, — сказала она. — Я тебя угощаю.
— Деньги у тебя откуда? — спросил Егор.
— Я бутылки сдала, — ответила девушка. — Ты же видел у меня бутылки.
В вокзальном буфете было почти пусто.
Они взяли по стакану чая и по булочке с сосиской внутри.
Егор хотел есть, но, когда он откусил от булки, оказалось, что он и кусать разучился.
И глотать было трудно.
— Ты что, больной? — спросила Верка.
— В общем, больной, — признался Егор.
— Не заразный?
— Чтобы заразиться, к нам надо попасть, — сказал Егор.
— А где вы живете?
— Внизу, в аду, — ответил Егор.
— Я на тебя гляжу и думаю: ты сумасшедший или притворяешься? Можно я твою сосиску доем?
— Ешь.
Потом они прошли по перрону. Многие оборачивались, смотрели на Верку. Егору было чуть неловко, что на нее смотрят.
— Ты нарочно так разоделась? — спросил он.
— Нечаянно, — сказала Верка. — Но если я тебя компрометирую, то сейчас исчезну.
Она остановилась, протянула ему руку и сказала:
— Прощай. Я завтра позвоню.
