Пардубице, 23 марта 1942 года

Татьяна вернулась после очередной поездки в Прагу по просьбе Бартоша взволнованная. Это было понятно с первого взгляда.

— Что случилось? — спросил ее Бартош, помогая ей снять пальто.

— Беда, — сообщила она, — Леон попал в засаду. Живым взять его не сумели, но гестаповцы захватили его портфель. Как мне сказал Индра, в портфеле, возможно, были расшифровки радиограмм в Лондон и из Лондона. Кстати говоря, там, вероятно, были и ваши фотографии. По всей Праге и на вокзале висят объявления о розыске Вальчика, с его фотографией, правда, называют его все еще Мирославом Шольцем.

— Черт, — выругался Бартош, — фотографии сами по себе не так страшны. Плохо то, что на них стоит клеймо пардубецкого фотоателье. Теперь местное гестапо встанет на уши, разыскивая тех, кто делал фотографии.

— Надеюсь, вы фотографировались под вымышленными именами, — заметил Франта.

— Что толку, — пожал плечами Бартош, — они будут искать здесь и по фотографиям. Надо срочно менять внешность. Сегодня же начинаю отпускать усы.

— Да, дела, — покачал головой Франта. — Ты думаешь, усы тебе помогут?

— По фотографии на паспорте узнать человека на улице не так-то просто, — заверил Бартош. — А если у меня будут еще и усы, то это совсем собьет с толку. Но надо быть, конечно, аккуратнее. Когда Леон попался в засаду?

— Насколько я поняла, позавчера, — растерянно ответила Татьяна.

— Это случилось как раз после того, как мы с ним встречались, — кивнул Бартош. — Он шел от меня на встречу с Рене. Не хочу думать, что Рене оказался предателем, но в том, что гестапо его раскусило, нет сомнения.

Он прошел несколько раз взад-вперед по комнате и вдруг рассмеялся.

— А ведь нам теперь надо снова фотографироваться, — заметил он. — Только на этот раз надо будет для этого поехать куда-нибудь подальше.

Потом он еще несколько раз прошелся по комнате и, вздохнув, сказал:

— Мы свое главное задание выполнили, но все усилия оказались напрасными. Замену Рене и Моравеку будет найти не так уж просто.