Берлин, 29 июля 1941 года
Фельдмаршал Геринг наткнулся на Гейдриха в коридорах рейсхканцелярии совершенно случайно. Вместо того, чтобы ответить на приветствие обергруппенфюрера, Геринг остановился, секунды две пристально и внимательно смотрел на старого товарища, а потом сказал:
— Очень удачно получилось, что я тебя здесь встретил, Рейнгард. У меня к тебе есть очень серьезный разговор, но я все не мог собраться пригласить тебя к себе. Если у тебя есть время, может быть, пройдем ко мне.
Гейдрих посмотрел на часы, что-то прикинул и медленно кивнул.
— Хорошо, только не очень долго. Как только началась война с Советами, зашевелились и все местные тараканы. Приходится работать с утра до вечера.
— Это так, — закивал Геринг, — поэтому работу надо очень хорошо организовать. Кстати, мой разговор будет касаться и этого вопроса.
Они поднялись на другой этаж и прошли к кабинету фельдмаршала. Тот сам открыл перед Гейдрихом дверь и, отойдя чуть в сторону, предложил пройти туда первым. Оказавшись в кабинете, Геринг кивком указал Гейдриху на кресло, а сам ослабил ремень и достал из бара рюмки и коньяк.
— Я вот о чем хотел с тобой поговорить, — начал он, разливая коньяк, — мы с тобой оба отвечаем перед фюрером за еврейский вопрос. Пока что у нас идут только одни разговоры в этом направлении. Твой Эйхман за последние полгода не выпроводил из Рейха и тысячи евреев.
— Но это зависит не только от него, — начал было заступаться за подчиненного Гейдрих.
— Знаю, знаю, — махнул рукой Геринг. — О чем и речь. Все только говорят, а дела ни от кого не видно. А ты представляешь, что будет, когда мы займем Белоруссию и Украину? У русских в свое время там была черта оседлости, то есть по-нашему гетто. Черту оседлости отменили, но далеко не все евреи оттуда уехали. Их там и сейчас полным-полно. А мы с тобой так еще и не решили, что делать с нашими.
— Послушай, — вдруг оживился Гейдрих, — а может быть нам последовать примеру русских и устроить в этих двух районах одно большое гетто.
Геринг удивленно уставился на собеседника и несколько секунд обдумывал поданную ему мысль.
— Нет, — покачал он головой, — В какой-то мере это может быть только промежуточным этапом решения проблемы. А нам нужно окончательное. Украина представляет интерес в первую очередь своими плодородными землями, а наши сельскохозяйственные курсы для евреев были ориентированы на Палестину. Там природа другая. И вообще, нужно очистить от них территорию Рейха. Так вот, я собираюсь издать приказ, в котором на тебя будет возложена ответственность за организацию работ по подготовке окончательного решения еврейского вопроса. Организацию работ по подготовке, — он поднял указательный палец. — Вопрос этот сложный: предлагаю организовать что-то вроде конференции, на которой все заинтересованные лица выскажут свои идеи.
Гейдрих сидел, смотрел на фельдмаршала и раздумывал: «Ну и хитрая же ты, бестия, при такой постановке вопроса, несмотря на то, что мы с тобой в равной степени отвечаем за это дело, при провале ты подставишь меня, как проигравшего. А если дело завершится успехом, почивать на лаврах будешь ты».
— В общем, прими к сведению, — продолжал разглагольствовать Геринг, — Найди в своем еврейском отделе какого-нибудь бездельника, и пусть он составит и согласует список участников конференции, подберет помещение, короче, сделает все необходимое. Тебе останется только проконтролировать. Фюрер в любой момент может спросить с нас работу, а мы в этом вопросе толчемся на одном и том же месте.
— Если мы устроим очередную говорильню, работа с места не сдвинется, — поморщился Гейдрих.
— Ну, как же не сдвинется, — возмутился Геринг, осушая свою рюмку коньяка. — Мы можем найти оправдание, сказав, что созвали конференцию, ищем решение. Работа идет. Это ты зря. Вполне возможно, что на этой конференции мы и в самом деле найдем такое решение, которое устроит всех.
Гейдрих подумал о том, что приказ у Геринга, наверняка, уже готов. Отказаться от его выполнения он не может: придется так же, как Герингу, искать и для себя козла отпущения. Время, конечно очень неудачное, но он переживал и более трудные времена.
