Прага, Дейвице, 28 мая 2 часа 10 минут

После «Черного пивовара» Опалка отправился в Дейвице на Вельварскую улицу. Здесь жила пани Тереза, у которой Опалка жил последнюю неделю. В прошлом году мужа пани Терезы казнили за участие в Сопротивлении и, по расчетам Индры, живущий у нее одинокий мужчина не должен вызвать особого подозрения.

Адольф пришел домой, отказался от ужина и, сославшись на усталость, сразу же ушел спать.

Среди ночи его разбудил громкий, требовательный стук. Опалка выхватил из-под подушки пистолет и сел на диванчике, на котором спал. В ту же минуту в одной ночной рубашке в комнату влетела пани Тереза.

— Прячься, — коротко приказала она.

Адольф метнулся к двери: над дверью были дверцы, ведущие на антресоли. Он быстро раскрыл двери антресолей и полез наверх. На антресолях он пробрался к самой стене и лег за большими картонными ящиками. Пани Тереза пихнула вслед за ним его постельное белье, поправила ящики и закинула на них две пары лыж, детские и взрослые. Бросив быстрый, но критический взгляд на свою работу, она закрыла двери антресолей и пошла открывать входную дверь.

За дверью стояли два чешских полицейских, два немецких солдата и офицер в черной эсэсовской форме.

— Что долго не открывала? — недовольно спросил офицер на довольно сносном чешском.

— Люди по ночам спят, — так же недовольно огрызнулась пани Тереза.

— В связи с введением чрезвычайного положения выборочная проверка квартир, — буркнул офицер и отодвинул хозяйку в сторону.

Все пятеро ввалились в квартиру.

— Сколько человек живет в квартире? — спросил офицер.

— Только мы с дочкой, — ответила пани Тереза.

Чешский полицейский, который перед этим заглядывал в какие-то бумаги, кивнул головой.

— Посторонних нет?

— Ночь на дворе, — опять напомнила пани Тереза.

— Для некоторых это не повод, чтобы сидеть дома, — не то с грустью, не то с издевкой усмехнулся офицер.

Он заглянул на кухню, затем заметил стоящую в дверях спальни восьмилетнюю дочку пани Терезы.

Он подошел к девочке, присел на корточки и спросил:

— Как тебя зовут?

— Алена, — ответила та, протирая кулаками глазенки.

У пани Терезы перехватило дыхание: она, конечно, шепнула девочке, что надо говорить, но ведь дети непредсказуемы даже днем, а ночью, спросонья, они могут ляпнуть все что угодно.

Но офицер потерял всякий интерес к ребенку и вошел в спальню.

— Где спит девочка? — задал он совершенно ненужный вопрос, так как на детской кроватке Алены взрослый человек не мог бы уместиться при всем своем желании.

— Вот здесь, — указала пани Тереза на кроватку.

Офицер еще раз обшарил глазами спальню и снова вышел в прихожую.

— А здесь что? — спросил он, указывая носком сапога на дверь в комнату.

— Столовая, — спокойно ответила пани Тереза, — тахта, стол, стулья… буфет.

Офицер вошел в комнату и обшарил ее взглядом. Его взгляд упал на дверцы антресолей.

— А там что?

Сердце у пани Терезы ушло в пятки.

— Антресоли, — ответила она, стараясь держаться, как можно спокойней. — Всякий хлам навален. Лыжи. Прочая ерунда.

Офицер кивнул головой.

— До свиданья, — резко попрощался он и направился к выходу, его эскорт последовал за ним.

Обессиленная пани Тереза рухнула на табуретку в кухне и просидела там минут пять. Потом пошла открывать антресоли.

Опалка вылез оттуда весь мокрый. Не обращая внимания на то, что он в нижнем белье, он достал сигарету, прошел на кухню и сказал:

— Надеюсь, они не вернутся. Я здесь покурю.

Обычно, боясь неожиданных посетителей, он в этой квартире не курил, но тут решил нарушить правило.

Пани Тереза достала из буфета бутылку сливянки, налила себе рюмку, залпом выпила ее и только после этого предложила рюмку Опалке, но тот отказался.

— Несколько раз я уже думала «Ну, все», — призналась пани Тереза.

— Я тоже лежал готовый ко всему, — кивнув, проговорил Опалка, — самое противное было то, что я понимал, что даже если я их всех и уложу, нам все равно отсюда будет не выбраться.