Берлин, 1 декабря 1938 года
Гауптштурмфюрер СС Вальтер Шелленберг всегда с опаской относился к срочным вызовам в кабинет начальника Службы безопасности Рейнгарда Гейдриха. Группенфюрер слыл человеком непредсказуемым. Каждый раз, когда Вальтер шел к нему в кабинет, он не представлял, что его там ожидает: разнос или поощрение, рутинное задание или интригующая операция. Так было и на этот раз.
Когда Вальтер зашел в кабинет и отрапортовал о своем прибытии, Гейдрих даже не сделал попытки оторваться от бумаг, которые были разложены у него на письменном столе. Шелленберг застыл по стойке «смирно», в ожидании, когда же на него обратят внимание. Прошла томительная минута, Гейдрих, все еще не отрываясь от бумаг, сделал рукой жест, приглашающий начальника разведки занять стоящий рядом со столом стул.
Наконец Гейдрих оторвался от бумаг и сказал:
— Я бы хотел, гауптштурмфюрер, через два дня получить полный и подробный отчет о проделанной работе по организации разведывательной сети в Чехо-Словакии. Мы с вами о необходимости такой работы уже говорили. Но теперь нас поджимает время. К весне этого государства на карте Европе, можно сказать, не будет. Работой там займется гестапо, но не забывайте, что вы должны будете подготовить для этого почву. Как я уже вам говорил, часть чехословацких кадровых военных выедет из страны и начнет диверсионную работу из-за границы. И мы должны будем знать о том, что они предпринимают. Вы готовы предоставить мне такой отчет?
Шелленберг несколько растерялся. Конечно, работу в Чехо-Словакии его люди вели и очень большую, но все же основные усилия были направлены на обеспечение оккупации страны, а не на выявление будущих источников сопротивления в стране, тем более за ее пределами.
— Конечно, группенфюрер, — не задумываясь, ответил Шелленберг, — У нас там есть достаточная агентурная сеть. После оккупации мы переориентируем ее на эмигрантские круги.
— Это надо сделать не после оккупации — тогда будет уже поздно, — возразил Гейдрих. — Это надо делать сейчас. Ваши агенты должны уже сейчас прощупывать почву и устанавливать связи с теми, кто при первой же возможности покинет страну после оккупации. Мы заранее должны знать те каналы, которыми они воспользуются при бегстве, тех, кто будет возглавлять центры сопротивления за рубежом. Именно на это сейчас и надо обратить особое внимание: после оккупации будет уже поздно.
— Но, группенфюрер, мы в любой момент можем дать нашим агентам приказ примкнуть к таким группам, — возразил Шелленберг, — У нас есть люди в армии, которые находятся вне подозрений.
— Они должны были уже получить такой приказ, — оборвал его Гейдрих. — Они сейчас уже должны на каждом углу говорить о том, что ни на день не останутся в оккупированной нами стране. Только в этом случае мы сможем контролировать этот процесс с самого начала.
— Слушаюсь, группенфюрер, через два дня вы получите полный отчет о нашей агентурной сети в Чехо-Словакии, и сегодня же я дам приказ нескольким нашим агентам начать внедрение в группы, готовящиеся в случае оккупации покинуть страну.
— Учтите, что этот контингент будет подарком для секретных служб Англии и Франции, — предупредил Гейдрих, — Через этих ваших агентов мы сможем проникнуть и туда. Обратите на это особое внимание. Именно здесь у нас появится реальная возможность проникнуть в самое сердце этих организаций. Такая операция будет стоить десятка ваших голландских приключений. Вы уже продемонстрировали фюреру, что умеете работать, теперь ваша задача не потерять марку.
— Слушаюсь, группенфюрер.
— Если у вас нет никаких ко мне вопросов, то исполняйте. Жду вас через два дня с отчетом.
Шелленберг щелкнул каблуками и по-военному четко развернулся. Он все еще не мог прийти в себя после голландской операции. За эту операцию он получил орден, его отметило руководство, но в душе он чувствовал, что эту операцию они бездарно проиграли. Вот только причины, проигрыша он так и не смог понять.
