Фридрих фон Шлиссенбург мчался на своем «мерседесе» в Берлин. Фридрих не любил этот город. После советской оккупации и возведения знаменитой стены, немецкий народ раскололся. Те, кто остался в зоне влияния Советского Союза, незаметно для себя утратили боевой арийский дух. В душе Фридрих даже немного презирал восточных немцев, и уж тем более – переселенцев из России. Но все-таки даже выходцы из Поволжья были милее сердцу Фридриха, нежели эти вонючие арабы, заполонившие страну. Дешевая рабочая сила. Именно дешевая, потому что только немцы были очень дорогой нацией: самыми пунктуальными, точными и аккуратными. Конечно, в семье не без урода, но в массе своей, именно немецкий народ воплощал для фон Шлиссенбурга все добродетели народа-победителя.

В детстве Фридрих не любил Россию. Но еще больше он ненавидел Францию. Русские были тяжелы на подъем, точно медведи по весне, но именно они были серьезным противником: ленивым, но сильным. Зря Гитлер поторопился нарушать «Пакт о ненападении». Молниеносная война с Россией была единственной ошибкой Адольфа. Впрочем, Фридрих прекрасно понимал, что Советский Союз был в то время слишком агрессивной страной. И коммунистическая зараза грозила прокатиться по Европе, точно эпидемия чумы в Средние века.

А французы – это даже не воины, а бабники! Им бы только за юбками увиваться и отсиживаться в своих Елисейских полях. А еще французы вечно разевали рот на целостность Германии, и все время норовили оттяпать кусок пожирнее. Воинами французы никогда не были. Ах, мушкетерская отвага, воспетая Дюма-отцом! Ну да, им бы, французам, только шпажонками перед смазливыми девчонками размахивать, а как дело касалось настоящей войны – хлоп, и лапки кверху. Народ-победитель. Как же! Сопротивление они организовали. Ага, только когда Россия топталась уже у собственных границ, только тогда французы вспомнили о национальной гордости и начали печатать листовки. Трусы! Подлые трусы!!!

Фридрих понимал, что идеи нацизма крайне непопулярны в Европе. Но в голове майора никак не укладывалось: как это в свободной Америке получилось так, что негры – самый привилегированный класс. Впрочем, американцы были ростовщиками – не более того. Свои капиталы заокеанские дядюшки Сэмы сколотили именно во время Второй Мировой войны. Это золото было омыто кровью немцев. А теперь Америка указывала ООН и Германии, кого и когда нужно бомбить. Позорище!!!

Фридрих вез в ставку пакеты от начальника штаба Вооруженных Сил, от комиссара ООН по вопросам урегулирования конфликта на Ближнем Востоке. Америка требовала присутствия немецких войск в зоне военных действий в Персидском Заливе. Да, фон Шлиссенбург недолюбливал хитрых исламистов, но все-таки уважал. В вопросах чести и морали Фридрих был прямым, упертым, как истинный овен, и неприступным, как скалы. Фридрих понимал только силу. Исламисты вызывали у барона не только раздражение, но и невольное восхищение. Давно надо было показать этим заморским янки, что мир – это не одни только Штаты. Фон Шлиссенбург не любил азиатов. Но бомбы с пожеланием счастливого рамазана – это уже слишком. Соперника нужно хоть чуточку уважать и сильно ненавидеть. Враг должен быть достоин того, чтобы его убили. А подобная демонстрация технической мощи, граничащая с цинизмом, только злила Фридриха. Вояки! Да, эти американцы – великие стратеги. После Вьетнама долго подштанники стирали. Они теперь только бомбить и умеют. В основном мирное население: детей, стариков, а еще часто почему-то попадают то по школам, то по больницам. Югославию вон, чуть с землей не сровняли. Славян они гнобили, идиоты! А на чьей стороне выступили? То-то и оно! Впрочем, Штатам не все ли равно? Их только цены на нефть волнуют, а вовсе не урегулирование межнациональных распрей. Им нужен лишь Персидский залив.

Фридрих вздохнул. Надоело ему вся эта политика до чертиков. Чиновники – все законопослушные и добропорядочные бюргеры. Послушаешь – и тошно становится. Будто никогда и не было великой Германии, державшей всю Европу в страхе. Хождение на цыпочках перед Штатами, а именно так рассматривал Фридрих позицию министерства Иностранных Дел, злило майора. Да, Германия слаба, но зачем же втягиваться в чужую войну? Нужна нефть Америке, вот пусть сама ее и добудет.

В боковом зеркале показалась машина. Ничего примечательного: «шкода».

Фридрих не любил оживленных трасс. Но сейчас выбора не было: приказы не обсуждаются. А кроме того фон Шлиссенбург надеялся ворваться в Берлин утром, когда город только бы начал просыпаться. Уже было семь часов, а до города еще далеко. И солнце давно поднялось. Лето.

Машина, севшая на хвост, на обгон не шла, но и не отставала. Фридрих почувствовал смутную тревогу, достал из кобуры пистолет и сунул его под сиденье: подальше от чужих глаз, поближе к руке. Неспокойно нынче в мире, тревожно. Разная шваль почувствовала свою силу. Взрывы в Нью-Йорке показали, что нет в Америке ни порядка, ни расторопной армии. А значит – нет и карающей десницы. Эх, Адольф, почему не Германия стала сверхдержавой, ну почему?

Фридрих снова глянул в зеркало. «Шкода» упорно держала дистанцию. Сотовый телефон висел на ремне. Звонок можно было сделать в любую минуту. Но пока висящие на хвосте не подавали признаков агрессии. А Фридрих был очень мнительным, и больше всего на свете он боялся быть осмеянным. Страх перед унижением был сильнее даже ненависти ко всем, кто растоптал Германию и поставил её на колени.

«Шкода» не отставала.

Фон Шлиссенбург нервничал все сильнее. Кто бы это мог быть? Кому выгодно, чтобы пакет из ООН не попал в Берлин? Да и глупо это. Были же и телефонные звонки, и электронные письма. Эта поездка – пустая формальность. В принципе, как и все, что творилось нынче в Германии. Только в армии еще поддерживали военный дух. Солдаты Бундесвера были великолепными спортсменами. На все остальное приходилось закрывать глаза. Не утешало даже зависимое положение России. Ох, нельзя недооценивать русских. Кредиты Запада на развитие стран Содружества Независимых Государств – это деньги на ветер.

Мысли майора как-то незаметно переметнулись к семье. Изольда была прекрасной домохозяйкой, матерью троих крепких парней, но и только. В последнее время Фридрих начинал понимать, что ему постоянно чего-то не хватает. Суровый к себе и всем окружающим, барон начинал испытывать потребность в понимании. Лелеять в сердце ненависть и всегда бояться выдать себя – это мучительное занятие. Конечно, Изольда знала о настроениях своего мужа, но не догадывалась, какие страсти кипят в этой груди. Да фон Шлиссенбург и не допустил бы женщину так глубоко в свое сердце. Во всем должен быть порядок: в стране, в армии, в семье и в любви. И когда прыщавые юнцы уходили на альтернативную службу – выносить ночные вазы за престарелыми бабульками, – Фридрих не понимал этого. Мужчина должен быть воином, захватчиком, добытчиком. Так было во все времена. А современная молодежь что? Тьфу, смотреть противно! Хиппи. Волосы – до плеч, в ухе – серьга. И это они – опора и защита Отечества?

«Шкода» не желала отрываться.

«Да что же это такое, в конце концов? Оставят меня в покое или нет?» – мысленно взревел Фридрих и ударил по тормозам. Машину слегка занесло.

«Шкода» не успела притормозить: видимо, тот патлатый водитель был все-таки начинающим водителем. Автомобили столкнулись. Не сильно. Помяли друг другу крылья да разбили фары.

Фридрих сидел в машине и чувствовал, как гнев переполняет его, как ненависть захлестывает, туманит глаза, бьет через край и заливает всю дорогу.

Из «шкоды» не стреляли. В заднее зеркало хорошо было видно эту размалеванную безусую физиономию. Немец. С заднего сиденья так никто и не поднялся с гранатометом. Неужели Фридрих ошибся?

Рука барона гладила рукоятку пистолета. Так, на всякий случай.

Чего ждет этот трус, моргающий голубыми глазами. Ну же: вставай, скажи, что ты думаешь о продажных военных!

Водитель «шкоды» вздохнул и вышел.

Тут только барон осознал свою ошибку. Краска бросилась Фридриху в лицо. Надо же, это была женщина. Вот ведь довоевался в своем воображении с подростками-полудурками и со всем миром до того, что перестал отличать мужчин от женщин. Да, это был крайне тревожный симптом. Конечно, и немка могла работать на русских, французов или американцев, но барон отогнал эту мысль, отстегнул пустую кобуру и вышел навстречу незнакомке:

– Ах, как жаль. Вас подвезти?

Женщина была явно шокирована происшествием и лишь благодарно мотнула головой, улыбнувшись хмурому барону. Сердце фон Шлиссенбурга немного оттаяло. Да, немки – самые красивые девушки в мире, это точно.

Барон представился и пообещал оплатить расходы по ремонту. Это не было проявлением широкой натуры. Фридрих чувствовал легкую вину перед незнакомкой и стремился ее хоть как-то загладить.

– Маргарита Вильгельмовна, – представилась женщина.

«Высоко летает...» – почему-то подумалось барону.

Сев за руль, фон Шлиссенбург первым делом вызвал ремонтников и полицию.

– Ну что, едем?

– А вас не остановят с помятым крылом? – вопрос прозвучал как-то совсем по-детски.

– Мадам, я – солдат. Со мной вы защищены от любых житейских невзгод.

Барон говорил чистую правду.

Паркуясь у посольства, фон Шлиссенбург попросил подождать его около получаса.

Маргарита, видимо, не спешила в свой Мюнхен. А барон предпочитал не думать, почему Маргарита не свернула в свой город, а ехала в Берлин. Возможно, женщина просто не знала дороги, но всюду же указатели... Наверное, у Риты были дела и в Берлине, но после аварии потрясенная женщина решила сразу вернуться домой. Впрочем, все это не сильно волновало барона.

В посольстве Фридриха приняли незамедлительно, внимательно выслушали и дали три дня отгулов. Барон вернулся к своей прекрасной спутнице.

– Так быстро? – удивилась Марго, отрываясь от чтения любовного романа, купленного в соседнем магазинчике.

– В армии всегда так, – гордо ответил барон.

Потом нужно было заехать в гараж казармы, сдать казенный «мерседес» и пересесть на «мерс» уже личный. Все это произвело на Риту еще большее впечатление.

В забегаловке «Elefant» барон заказал столик на двоих. Марго не отказалась.

Рейнское вино – в этом барон разбирался – было нацежено из бочки урожая 1853 года. Фон Шлиссенбург обожал дорогие вина и любил смаковать букеты различной выдержки. Марго, на удивление, разбиралась в этом вопросе. Хмурый Фридрих, привыкший к всеобщему почитанию пива, был приятно поражен. Фридриху начинало казаться, что сами боги смилостивились над ним и послали эту женщину в виде утешительного приза.

Рита и в самом деле была красива. Голубые выразительные глаза в сочетании с ямочками на щеках и белокурыми локонами делали Марго немного таинственной и загадочной. Горделивая посадка головы, умение вести себя за столом, безукоризненное знание этикета – все это в совокупности создавало барону эйфорическое ощущение, что наконец-то он встретил в своей жизни ту женщину, которая понимает его с полувзгляда. Изольда как-то сразу отошла на второй план. Верный себе даже в мелочах, Фридрих ни на минуту не сомневался, что ради Марго он не оставит семью, и все же, все же... Да боги с ней, с семьей! Сейчас все это не имело никакого значения. Барон шутил и смеялся. Впервые в жизни он не чувствовал, что нужно держать себя в узде. А Рита кивала головой и вставляла такие реплики, от которых у барона захватывало дух:

– Да, отец служил в армии Третьего Рейха. Да, именно он и есть тот самый легендарный генерал.

– Да, Марго ненавидит этих евреев и арабов, но придет светлый день и для Германии.

– Да, не стоит мараться в крови недоумков. Скоро недочеловеки сами уедут на свою этническую родину.

Фон Шлиссенбург не испытывал подобного блаженства вот уже лет пятнадцать. Это надо же, женщина, а как тонко умеет чувствовать!..

Потом «мерседес» мчался по шоссе. И Фридрих чувствовал на себе лучащийся добротою взгляд. Нет, таких людей просто не бывает! Рита – это ангел, посланный с небес, чтобы указать миру правильную дорогу.

В конце концов барон не выдержал и развернул машину.

Сначала Рита молчала, а потом спросила:

– Разве я давала вам повод?

Эта последняя фраза распалила в голове барона тлеющую страсть. Фон Шлиссенбург обернулся и тут же свернул с дороги на обочину. Это было неправильно, но барону в этот миг было плевать на все предписания и инструкции. Остановившись в поле, Фридрих обернулся к Рите:

– Я хочу тебя.

Это было пошло и грубо, но Маргарита почему-то не удивилась.

– Я люблю тебя. – Поправился барон и вдруг понял, почему Изольда вот уже три года не возбуждает его.

Все дело было в том, что Фридрих отделывался от жены дежурными фразами, не вкладывая в слова эмоции и силу своего желания. Сейчас, в машине с красивой женщиной, Фридрих испытал укол стыда за свое мужланство.

– Иди сюда, мое солнышко, – проворковал барон, презирая себя и распаляясь все сильнее.

Когда барон фон Шлиссенбург проснулся, то не обнаружил красотки в своих объятиях. Странно, обычно после любовных утех Фридрих принимал душ и читал на сон грядущий Агату Кристи. А тут все случилось утром, да еще вдруг позорно уснул. Правда, давненько с бароном не случалось такого бурного и страстного романа в машине. Барон вообще был традиционен, и супружеская кровать всегда была пределом мечтаний для любовных утех.

Фридрих кинулся за руль и погнал машину по полю. Сколько же он спал? Куда подевалась Рита? Она не могла далеко уйти! Или все же успела добраться до шоссе и уехать автостопом, как вонючие хиппи?

Барон вывернул «мерседес» на шоссе. Пусто.

Куда подевалась эта колдунья? В какую сторону она подалась? Как угадать?

Сердце грохотало в груди, рвалось наружу. Как тяжело потерять счастье, даже не успев его обрести.

Барон остановил машину, вышел на дорогу, привел себя в порядок, расчесался и нервно закурил. Упустить такую женщину! Это было самой большой и непростительной ошибкой в жизни Фридриха! Фон Шлиссенбург вдруг понял, что бросил бы Изольду и детей ради таких вот жгучих ночей.

«Подарок судьбы», – едко усмехнулся барон и заглянул еще раз на заднее сиденье. Надо же, удача! Рита забыла сумочку. Видать, очень спешила.

Фридрих вытащил сумку и открыл ее. Так, а где же паспорт, кредитки, деньги в конце концов? Ничего. Она что, с неба свалилась? Никаких документов, ни единой фотографии. Нет даже телефонной записной книжки. Духи «Кобра», тушь для ресниц, губная помада, румяна, маникюрные ножницы, пилочка для ногтей. Типичный женский набор. Прокладок не хватает.

Барон грустно вздохнул. О! Сигареты. Она еще и курит! «Test the West»? Тьфу ты, пропасть – и пачка полетела в канаву.

Ничего, никаких зацепок! Где теперь её искать, эту Маргариту Вильгельмовну? Да и настоящее ли это имя?

Фридрих вернулся в машину.

На барона навалилась не свойственная ему слабость и апатия. Почему-то болела спина. Наверное, растянул позвонки, когда кувыркался с Ритой.

Фридрих положил ладони на баранку автомобиля и задумался. Что-то странное творилось в мире. Не могла же девушка просто испариться, раствориться в воздухе? Барон глянул на циферблат: тринадцать часов. Да, у Маргариты было время, чтобы дойти до трассы и поймать попутку. Ищи теперь ветра в поле! Как все неудачно сложилось...