Семейная проблема

Отец разворачивал комок фольги медленно и хмуро, словно специально затягивал паузу. Наконец в воздухе разлился характерный запах сушеного мяса, и на покрытие палубы вывалилась конечность. А за ней еще парочка. Сомнений больше не оставалось — это были руки. Небольшие, белесые, высушенные, с обгрызенными сизыми ноготками. В том месте, где руки обрывались, торчали короткие сухие жилки.

— Господи, что это?! — вырвалось у мамы на высокой телепатической волне.

— А ты считать не умеешь? — мрачно ответил отец, шевельнув своими листьями. — Раз-два-три-четыре-пять. Пятипалечник. Сушеный, измельченный.

— Что это? — испуганно повторила мама. — Это…

— Да! — жестко сказал отец.

Мама долго молчала, низко склонив макушку. Отец с болью заметил, что на ней прибавилось сухих тычинок. Небольшая прозрачная смолинка стекла по маминому стволу и впиталась в грунт горшка.

— Господи! — наконец воскликнула она. — За что нам такое? За что?

— А ты думала, это бывает только где-то в других семьях?

— Вот так растишь всю жизнь, растишь, растишь, удобряешь…

— Хватит стонать! — перебил отец. — Это все ты виновата! И бабка!

— Не смей так о моей маме!

— Да! Бабка его избаловала! А ты ей помогла!

— Я? А ты? Ты занимался ребенком? Ты неделями пропадаешь в своей рубке!

— Я работаю, — отрезал отец. — По-твоему, у штурмана корабля нет обязанностей?

— А я? Я бездельничаю? — взвилась мама. — Ты хоть раз убирался в нашем парнике? Ты только бросаешь свои листья где попало! Прикатываешься из рубки и с порога требуешь удобрений! Убери, ороси, подкорми — это все я делаю в нашей семье!

— Но…

— А я, между прочим, старший лаборант! На мне все анализы и синтез! Я прикатываюсь со смены, у меня отваливаются корни! Но ты — отец! Ты — мужчина! Ты мог бы на него повлиять! Хотя какой ты мужчина…

— Что-о-о?!! — взревел отец на самых низких телепатических волнах.

— То! — крикнула мама. — То самое! Я уже не помню, когда мы последний раз занимались опылением!

— Хватит орать!!! — рявкнул отец что было сил. — Соседи кругом спят!!!

Мама горестно всхлипнула и умолкла. Капельки смолы вовсю катились по ее стволу.

— Зови сына! — сурово приказал отец.

Мама замерла в нерешительности.

— Зови! — повторил отец.

— Что ты собираешься с ним делать? — заволновалась мама.

Отец не ответил. Он подкатился к чулану и вернулся, щелкая ржавым секатором.

— Что ты собираешься делать?! — воскликнула мама. — Отвечай!!!

— Выполю как следует, — буркнул отец.

Мамин горшок взревел, буксанул всеми колесиками и так стремительно рванулся вперед, что на пол упала горсть песка и керамзита.

— Не позволю!!! — взвизгнула мама на самой верхней телепатической волне.

— Отойди! — угрожающе произнес отец.

— Не смей полоть сына!!!

— Я ему сейчас листьев-то пообдеру…

— Изверг!!! Не позволю!!! — Мама расставила хрупкие ветви, загораживая пространство. — Ты его искалечишь!!!

— Он должен запомнить на всю жизнь!!!

— Нет!!!

— Уйди прочь! Я буду говорить со своим сыном как считаю нужным!!!

— Вы чего шумите? — раздался вдруг заспанный голосок.

Мать и отец как по команде развернулись. На пороге теплицы стоял сын. Макушкой он уже был вровень с отцом, хотя ствол его был зеленым и гибким. Только сейчас отец заметил, что в центре надписей и рисунков, покрывающих горшок сына, виднелось изображение растопыренного пятипалечника, обведенного в кружок… "Молодежная мода, молодежная мода, пусть рисует что хочет…" — вспомнил он слова жены.

— А ну-ка подойти сюда… — зловеще приказал отец.

Сын осторожно подкатился поближе. От него слегка попахивало пеплом, а верхние венчики были заметно расширены — на каждом из них все пять листиков торчали кто куда, напоминая растопыренную ладонь пресловутого пятипалечника. Отец долго смотрел на сына, и тот смутился.

— Кто тебе дал это? — Отец указал на развернутую фольгу.

Сын обернулся, посмотрел на пол и только сейчас увидел распотрошенный тайник. По всем его листьям прошла дрожь.

— Вы рылись в моих вещах?! — закричал он. — Вы рылись в моих вещах!!!

Мама снова выехала вперед и повернулась к отцу.

— Я прошу тебя! — Она встала между ними. — Не надо полоть!

— Выйди вон, я хочу поговорить с сыном наедине!!! — рявкнул отец сразу во всех телепатических диапазонах.

Мама горестно развернулась и выкатилась из парника, обливаясь смолой. Выждав, пока закроется дверь, отец повернулся к сыну.

— Видишь, до чего мать довел?! — произнес он с чувством, выдержал паузу и рявкнул: — Я жду ответа!

— Это не мое, — быстро сказал сын. — Это меня просили подержать у себя…

— Кто просил?

— Это не мое, — повторил сын. — Не мое…

— На нашем экспедиционном корабле, — прочеканил отец, — сорок пять конопов, тридцать семей. Назови имя того, кто дал тебе эту отраву?

Сын молчал.

Отец поднял ветвь с секатором и убедительно пощелкал в воздухе.

Сын молчал.

— Хорошо-о-о… — протянул отец и вновь кивнул на сушеные ручки. — Но ты сам понимаешь, что это — смерть?

— Чего сразу — смерть? — буркнул сын. — Ты сам дымишь животными! Весь парник воняет паленой шерстью!

— Не строй из себя дурака!!! — заорал отец. — Пятипалечник — не животное! Это абсолютно разные вещи! Абсолютно!

— На Альдебаране это разрешено…

— Ты не на Альдебаране! — рявкнул отец, уже понимая, что разговор зашел в тупик, а полоть теперь, пожалуй, поздно.

Он взревел всеми колесиками, развернулся, прокатился по парнику до самой стенки и снова развернулся.

— Я растил сына-опору! Сына-помощника! — сказал он с горечью. — Поэтому я взял тебя с нами в эту долгую экспедицию… Я мечтал, что мой сын вырастет настоящим конопом! Что я смогу им гордиться… Что со временем он займет мое место… — Отец сбился и развернулся к пленке парника, надеясь, что сын не заметит, как сквозь кору сами собой пробиваются капельки скупой мужской смолы. — Мне не нужен сын-наркоман!

— Я больше не буду… — неохотно пробурчал сын.

Но отец уже взял себя в листья.

— Я тебе не верю! — произнес он жестко.

— А что ты мне сделаешь? Выполешь? — Сын вскинул макушку с вызовом.

— Нет, — сказал отец, опуская секатор. — Полоть я тебя не стану. Раз мы тебя не допололи в детстве, теперь уже поздно. Сейчас мы пойдем к капитану, разбудим его, и я все ему расскажу. На этом твои экспедиции закончились. Тебя высадят на ближайшей обитаемой планете, отправят домой к бабке и поставят на учет в диспансер!

— Папа, нет, нет! — закричал сын и рванулся вперед так резко, что горшок его накренился, задние колесики мелькнули в воздухе, и он со всего размаху рухнул на пористый настил. Отец даже не пошевелился, глядя, как сын поднимается и неловко запихивает в горшок высыпавшийся грунт.

— Отвечай! — приказал он. — Кто дал тебе отраву?

— Я сам их набрал… — всхлипнул сын.

— Врешь! Кто тебя научил?!

— Я читал, как они выглядят… Как их разводить… Я их увидел, и…

— Где ты мог их увидеть?! Когда?

— Еще две эпохи назад… Когда мы садились за водой на третьей планете звезды класса «Ж»…

— Какой еще «Ж»… — начал было отец, но осекся. — Там же их не могло быть! Это дикая планета! Там, где мы садились, была только замерзшая вода и неразумные бездвижные иглолистные?!

— Они сами вышли к кораблю… Пятеро… Они двигались по застывшей воде на полозьях… Отталкивались палками… Я их собрал… Думал, не приживутся, но они так быстро размножаются…

— Размножаются?! — дернулся отец. — На корабле?! Две эпохи назад?!

Сын молчал, склонив цветущую макушку…

— Веди! — приказал отец, указав секатором на дверь.

И они отправились в путь. Мимо мамы, подслушивавшей за дверью. Мимо чужих парников, где спали остальные конопы племени. Не сговариваясь, приглушили приводы горшков и объехали капитанский парник на холостом ходу по самому дальнему пандусу. Мимо лаборатории воды, где работала мама. Мимо пожарного лифта — к лифту транспортного отсека. Спустились на нем вниз и покатились вдоль всего транспортного этажа. Мимо опечатанных боксов с пробами грунта разных планет. Мимо азотных холодильников с образцами фауны. Мимо светящихся оранжерей инопланетного дендрария. Мимо вонючего зверинца с живым зооматериалом. Отец сначала думал, что сын ведет его именно в зверинец, но тот все катил и катил вперед. Наконец они выехали к лифту аккумуляторного отсека, которым уже много эпох никто не пользовался. Да и кому придет в макушку лезть в аккумуляторный отсек во время затяжных экспедиций? Они спустились вниз. Двери разъехались, и автоматически загорелся свет.

Даже после вони зверинца, даже сквозь едкую щелочную атмосферу и неизбежный для аккумуляторов запах озона здесь остро тянуло аммиаком. А еще — тем неуловимым запахом горелого пятипалечника, который отец запомнил на всю жизнь с того единственного раза, когда попробовал его в армейском корпусе.

Сын нерешительно остановился, но отец уверенно взмахнул секатором и двинулся вперед, в лабиринты огромных пыльных кожухов — на запах. Высоко над проходом между кожухами тянулась проволочка. На ней сушились заботливо развешенные гроздья тушек. Внизу на расстеленной фольге лежали измельченные конечности и отдельно — бошки. Тут же стоял самодельный крематор — чашка с остатками пепла. А рядом валялась и лопатка для вкапывания. Отец замер. Брезгливо огляделся и сорвал с ближайшего кожуха здоровенный лоскут защитной пленки. Завернул в нее все хозяйство и двинулся дальше с этим узлом и секатором наперевес. И сразу же, обогнув кожух, увидел само гнездилище.

Широкая щель между аккумулятором и бортовой обшивкой была со всех сторон надежно огорожена поблескивающими щитками силового поля. Внутри стояла здоровенная лабораторная лунка с желтоватой водой — отец вспомнил, как давным-давно мама жаловалась на ее пропажу. Рядом с лункой возвышалась автоматическая кормушка-дозатор белково-углеродного типа — видимо, позаимствованная из зверинца. Повсюду на полу валялись хлопья мятого строительного синтепона. А у самой дальней стенки, откуда пронзительно несло аммиаком, испуганно жались крохотные пятипалечники — живые, голые. Их было здесь с полсотни. Отец долго смотрел на них с высоты своего роста. Так долго, что один зрелый пятипалечник осмелел, выскочил вперед и быстро стал выкладывать из кусков синтепона импровизированный круг на полу. Затем встал в центре, замахал конечностями и завибрировал воздухом. Постучал конечностью по полу, постучал по своей голове, воздел обе конечности к отцу и оглянулся на остальных.

— Правда прикольно? — послышалось на самой умильной телепатической волне.

Отец обернулся, с трудом сдерживая гнев, и сын осекся.

Пятипалечник снова заверещал, а затем опустился на колени и замер, одну конечность прижав к груди, а другой указывая вверх.

— Какая мерзость! — с чувством произнес отец, взмахнул секатором и двинулся сквозь силовое поле.

Пятипалечники пронзительно завибрировали. Сын развернулся и покатился прочь, к лифту. Позади раздавался ритмичный хруст, вибрации пятипалечников стихали одна за другой, пока не остался последний источник дребезга. Он звучал еще долго — то усиливаясь, то захлебываясь. Наконец оборвался и он. Вскоре появился отец с туго завязанным узлом.

— Куда?.. — печально спросил сын, когда они поднимались в лифте.

— Естественно за борт! — отрезал отец, взмахнув узелком.

— Это я уж понял… — вздохнул сын. — Мы-то куда? К капитану?

— Нет, — произнес отец, чуть помедлив. — Если, конечно, ты даешь мне слово, что больше никогда…

— Никогда! — с чувством подхватил сын.

— И чтоб никто в племени об этом не узнал! — предупредил отец.

— Само собой! — подтвердил сын.

— А капитану я доложу сам.

— Папа! — испуганно вскрикнул сын.

— Не бойся. Я доложу только про поганую третью планетенку, где эта дрянь водится. Пусть ею займутся компетентные органы.

Некоторое время они катились по коридору в полном телепатическом молчании. Дробно вибрировали колесики их горшков.

— Всю планету сожгут? — наконец спросил сын.

— Можешь не сомневаться. — сурово кивнул отец.

— А куда пепел? — произнес сын.

И произнес он это с таким игривым предвкушением, что отец не выдержал, обернулся и со всего размаху вломил паршивцу хороший крепкий подстебельник.