На поселение
— Сел, что ли?
— Сел.
— А куда сел?
— На спину.
— Эх, глупый! Полезай на голову.
Виталий Бианки
За спиной высился круглосуточный городской ларек. В этот поздний час трасса словно вымерла. Афганка ждал долго. Даже слишком долго — на малолюдных трассах и то получалось уехать быстрее. Было холодно и неуютно. Нельзя сказать, чтобы людей не было совсем. Нет, время от времени люди проносились мимо, один раз даже прошла целая кавалькада — они хохотали и кричали на всю улицу. Но все они двигались в другую сторону. А из тех редких прохожих, кто шел на север, ни один не остановился, как Афганка ни прыгал. Когда вдали послышались очередные шаркающие шаги, Афганка уже и не прыгал, только вяло помахивал ложноножкой.
Фигура приближалась. Это была самая обычная человеческая фигура — обшарпанный мужичок не первой молодости, с красноватым дряблым лицом и глазами такими же полупустыми, как и бутылка крепкого дешевого пива в темноватой руке. Двигался он медленно, шумно и рывками. Но Афганка так замерз, что даже такой транспорт казался ему сейчас лучшим в мире.
Он еще раз махнул ложноножкой и с замиранием сердца увидел, как фигура сбавляет ход. Действительно, поравнявшись с ларьком, человек затормозил и остановился, чуть покачиваясь и разглядывая бутылки за стеклом. Из его уха выглянул немолодой микроб восточной внешности.
— Куда едем? — спросил он почти без акцента.
— Прямо… — неопределенно махнул Афганка. — Сколько по пути.
— Сколько денег? — настороженно поинтересовался микроб.
— Денег нет, на попутных добираюсь, — вздохнул Афганка.
— Денег нет, денег нет… — с омерзением произнес микроб, но неожиданно кивнул: — Садись.
Мужичок нагнулся к дорожной пыли за монеткой, Афганка проворно вскочил на палец, через порез зашел в кровоток и вскоре уже был в ухе. Человек уже двигался дальше, микроб сосредоточенно рулил, глядя вперед.
— И куда едешь? — спросил он.
— Работу получил, на поселение еду, — охотно сообщил Афганка. — Из южного региона, с приморья.
— Да… — Микроб помолчал немного и включил радио.
Так они ехали долго, Афганка наслаждался теплом и покоем. Наконец микроб приглушил радио и сказал:
— После помойки — сворачиваю. Я там буду его останавливать, чтобы отлил, и ты как раз сойдешь.
— Спасибо, — кивнул Афганка и задремал.
* * *
У помойки было заметно теплее. Людей тут не было, но это было не страшно — помойка жила своей жизнью. Уже пару раз мимо Афганки с дробным стуком проносились тараканы, но они были набиты битком, и Афганка даже не стал голосовать. Впрочем, он бы не стал голосовать и если бы они шли порожняком — на местном транспорте далеко не уехать, только завезут в какую-нибудь глушь, как было позавчера, и выбирайся оттуда…
Не успел Афганка как следует оглядеться, как появилась вполне приличная крыса — скоростная и поджарая. Афганка махнул ложноножкой, и крыса остановилась, оглядываясь и принюхиваясь. Из трепещущей ноздри высунулся молодой кругленький микроб.
— Давно стоишь? — весело спросил он, окинув Афганку понимающим взглядом.
— Только что приехал, — улыбнулся Афганка.
— Ишь ты, — протянул микроб немного завистливо и скомандовал: — Залазь!
Через минуту Афганка сидел рядом с ним на мягком пульсирующем сиденье. Крыса плавно неслась вперед, покачиваясь на ухабах.
— Я ведь тоже, бывало, на попутках ездил, — сказал микроб с ностальгией. — Как сезон эпидемий, так мы и в дорогу. В молодости, с пацанами, — пояснил он.
Афганка посмотрел на него — с виду он был моложе Афганки.
— А теперь вот, — продолжал тот, — своей обзавелся.
Он с любовью похлопал по пульсирующему крысиному мозжечку.
— С рождения брал или подержанную? — поинтересовался Афганка чисто из вежливости.
— С рождения. Только с рождения, — убежденно кивнул микроб. — Подержанную брать — себе дороже, там и непонятно, кто на ней ездил, управление под себя перестроено, внутри все сгнило и посыпалось уже наверняка, свалится где-нибудь посреди трассы — и сиди кукуй.
— А хорошая вообще штука — крыса?
— Это, брат, смотря для чего… Если по городу — надо, конечно, человека брать. Хоть он и недешевый и жрет много. Зато комфорт, скорость и все такое. А я здесь живу, мне крыса самый раз. Нагрузил — разгрузил. А проходимость у крысы — пять баллов! Человека ты по такой дороге разве заставишь пройтись?
Афганка высунулся и глянул вперед. Дорога действительно была мерзее некуда, лучше и не смотреть.
— А ты сам-то в какой район направляешься? — поинтересовался тем временем микроб.
— Я в этом городе проездом, мне б к окраине и дальше поеду, — махнул ложноножкой Афганка. — Определили мне местечко под заразу на поселение. Еду обживать. Как устроюсь на месте — жену перетащу с детьми, родню…
— Не, я спрашиваю — где тебя высадить?
— На север, чем дальше, тем лучше, — беззаботно махнул Афганка.
— Я там одно неплохое место знаю, где высадиться, — пообещал микроб.
* * *
Место действительно оказалось очень даже неплохое — сырое, темное и затхлое. И, соответственно, довольно оживленное. Это была человеческая автобусная остановка, а рядом — полоса кустов и длинная канава, заваленная мусором. Нет, это была не скоростная трасса, где все спешат единым потоком и нет ни времени, ни желания останавливаться на поднятую ложноножку. Здесь трафик был хоть и плотный, но вполне умеренный. Пробегали крысы, топотали тараканы, шуршали мокрицы. В отбросах неподалеку копалась кошка — тяжело нагруженная и вполне готовая к отправлению, но совсем в другую сторону и недалеко — до ближайшей дачи. Вдалеке за кустами стояла человеческая автомашина и ритмично покачивалась. Изредка оттуда доносились невразумительные звуки — было ясно, что в машине люди. Неясно было только, куда они направляются. Можно было, конечно, на попутках добраться до машины и залезть внутрь, чтобы это выяснить, но Афганка решил не быть таким назойливым.
Остановилась полевая мышь. На ней возвращалась домой целая семья — мама, папа и трое детишек. Но место было. Подвезти они были согласны, но ехали совсем недалеко. Пока Афганка выяснял, куда именно, вдалеке хлопнула дверца человеческого автомобиля и послышались робкие шаги. Афганка торопливо распрощался с владельцами мыши — кажется, они даже были разочарованы, — и стал ждать человека. Это оказалась человеческая девушка. Афганка начал махать ложноножками, но девушка прошла мимо и скрылась за дальним кустом. Вскоре она вышла оттуда, на ходу одергивая юбку, и Афганка снова начал голосовать. На этот раз девушка остановилась. Из ее уха высунулся здоровенный крепкий микроб с неприятным взглядом и абсолютно лысый.
— Че машешь? Че случилось? — проворчал он.
— На попутках добираюсь на север, можно с вами проехать немного?
— Че, без денег? — удивился микроб.
— На попутных, — повторил Афганка. — Из южного региона.
Микроб хмыкнул и развернулся. Афганка подумал, что он сейчас уедет, но лысый советовался с кем-то в глубине. Девушка послушно стояла, задумчиво глядя в небо остановившимся взглядом. Наконец она присела, сорвала травинку, на которой сидел Афганка, и начала ее задумчиво жевать.
— Садись, — сказал лысый, и Афганка проворно перескочил с травинки на язык.
Внутри сидели четверо микробов, все они были как на подбор лысые, накачанные и неразговорчивые. Встретив таких на улице, Афганка поспешил бы отойти подальше, но здесь они не могли представлять никакой опасности.
— До границы автономии довезем, — буркнул Афганке первый микроб. — Мы несколько городов проедем на машине.
— До границы автономии? — изумился Афганка, не веря своему счастью. — Красота! А то бы я много дней добирался!
Девушка выплюнула пустую травинку и вернулась к автомобилю. За рулем сидел молодой парень, он проворно завел мотор, человеческая машина выехала из зарослей на дорогу и рванулась вперед.
— Вот крутая техника! Машина — это не пешком человека вести! — произнес Афганка, чтобы завязать разговор.
Но микроб ничего не ответил, его товарищи тоже хмуро молчали. Афганка тоже замолчал. Так за всю дорогу они не проронили ни слова. Микробы не общались ни с Афганкой, ни между собой. Так Афганка и не понял, зачем они его взяли.
Машина долго неслась по шоссе мимо лесов и проселков, и наконец замелькали жилые человеческие кварталы городка. Девушка закурила сигарету, а когда докурила — начала приоткрывать окошко.
— Вылазь, — наконец сказал микроб, который вел девушку. — Я окурок здесь скину, место хорошее, много транспорта.
— Спасибо! Удачи! — крикнул Афганка, прыгая через губу на край догорающего окурка.
* * *
Место, куда упал окурок, перелетев через забор, было бы действительно неплохим, но только для тех, у кого есть деньги: оживленные задворки большого овощного магазина. В куче коробок рылись с десяток рейсовых бомжей. Почти все они были забиты пассажирами с тюками и детьми и, судя по виду, уже вот-вот собирались отправиться, оставалось только неясным, по какому маршруту. Пока Афганка узнавал у местных бацилл, какой бомж идет на север, нужный, как назло, ушел. Правда, был еще один, который, по словам местных, тоже шел в северные районы, только дольше — через теплотрассу. Афганка нашел водителя, но тот наотрез отказался брать пассажира.
— Куда я тя? — орал он. — У меня по билетам все!
— Может, договоримся? — неуверенно намекал Афганка, нашаривая в кармане последний заветный полтинник.
Полтинник отдавать было никак нельзя — последний. А предлагать разменивать — неудобно. Афганка мялся.
— Не! — орал водитель. — Никаких тут!
Даже с каким-то облегчением Афганка отошел от него, подошел к кассе и узнал, что билетов на сегодня нет. А если бы и были, все равно денег таких у Афганки сейчас не водилось. Тем временем и этот бомж ушел. Афганка вздохнул уже с полным с облегчением. Сразу же вокруг начали прыгать блохи, из них поочередно высовывались микробы и кричали наперебой:
— Куда надо, командир? Куда надо?
— Нет денег, — отмахивался Афганка, и блохи тут же теряли к нему всякий интерес.
Время было позднее — начинало светать. Задворки стремительно пустели. Афганка плюнул и пошел прочь — на север по тропе, не оглядываясь. Прошел он всего-то ничего, когда сзади послышалось тарахтение. Афганка обернулся — так и есть, по дороге трусила грузовая собака. Старая, облезлая, чихающая и взревывающая, но еще вполне на ходу.
Афганка помахал ложноножкой, и собака послушно притормозила. Из нее никто не появлялся. Тогда Афганка забрался внутрь. Внутри сидел микроб самой простецкой и располагающей внешности, только немного уставший.
— Браток, подвезешь? — кивнул Афганка. — Из приморья еду на попутных, совсем без денег. На север мне.
— Я только до Мясного, — кивнул микроб, запуская собаку трусцой.
Сразу отовсюду затарахтело и заухало, и говорить стало невозможно.
— До Мясного — это где?! — проорал Афганка сквозь шум.
— А? — прокричал микроб, наклонившись к Афганке поближе.
— Где это — Мясное?! Сколько ехать?! — заорал Афганка изо всех сил.
— Мясное после Заборища, не доезжая железки! — гаркнул микроб и отвернулся.
Где находится Заборище и железка, Афганка тоже не знал. Выяснять или просить карту было неохота. Афганка решил, что это где-то совсем рядом. Очень хотелось спать, но уснуть не получалось — стоял шум и постоянно трясло. Выглядывая время от времени по сторонам, Афганка видел, что собака движется причудливым маршрутом — уже далеко за городом, лесами и полями, но вроде в нужную сторону и довольно бойко. Собака все шла и шла, а Заборища все не было. Разок микроб остановил собаку покормиться у бака, а сам вынул бутерброды.
— Хочешь? — предложил он Афганке.
— Спасибо, у меня есть, — Афганка достал свои припасы, но микроб улыбнулся и покачал головой.
Вскоре они двинулись дальше. После еды Афганку начало клонить в сон еще сильнее, наконец он все-таки задремал. Сколько они так проехали, Афганка не понял, но когда проснулся — вокруг уже темнело. Собака лежала посреди пустыря без движения.
— Просыпайся, приехали, — хмуро пробасил микроб.
— Это и есть Заборище? — Афганка удивленно оглядел бескрайний пустырь.
— Куда там. До Заборища пилить и пилить. Собака подохла.
— Что, совсем? — огорчился Афганка.
— А черт ее знает… Сердце вроде стучит, а давления нет…
Микроб вышел наружу, деловито протер мутное глазное яблоко, попинал зачем-то переднюю левую лапу и углубился в шрам на брюхе.
— Могу я как-то помочь? — из вежливости спросил Афганка, хотя понятия не имел, как устроены собаки.
— Да не… — Микроб высунулся наружу, его ложноножки были уже измазаны кровью. — Ты, браток, езжай себе. Мне тут ковыряться долго…
— Удачи!
Афганка покрутился около собаки еще немного. Со всех сторон к ней уже слетались мухи, и Афганка подумал, что вряд ли микробу удастся ее поднять. Одна из мух на обратном пути добросила Афганку до края пустыря — к яме, заполненной мутной цветущей водой.
* * *
И вот здесь Афганка завис окончательно. Время шло, а попутного транспорта все не было и не было. Афганка ходил взад-вперед, искал место, где лучше встать, стоял часами и снова возвращался обратно. Транспорта не было. Афганка проклял тот миг, когда сел на собаку, и проклял себя за то, что так поспешно уехал от собаки. А вдруг водителю все-таки удалось ее поднять и она побежала дальше? — с тоской думал Афганка. А вдруг там были другие собаки? Или хотя бы мухи, летящие в более пристойное место?
В бурой воде отражалась луна — дрожащая и безнадежная. Кругом не было ни души, и лишь время от времени порыв сквознячка доносил издали невнятные крики местных микробов — то ли там пели, то ли дрались, то ли хохотали. В общем, праздновали — сытно, добротно, провинциально. Афганка развязал свою котомку — еды почти не оставалось. А вскоре спряталась и луна, видимо, решив не тратить свет на это убогое захолустье.
И вот когда Афганка уже совсем отчаялся и понял, что завис в этом гиблом месте как минимум на неделю, вдали послышался шум комара. Но радость вскоре исчезла — Афганка разглядел, что это таксист. Комар летел низко-низко над землей, высматривая, кого бы взять. Поэтому Афганка даже не махал ему. Но комар сам снизился и сбавил ход. Афганка резко и с досадой махнул ложноножкой, мол, езжай, езжай дальше. Однако водитель истолковал жест по-своему и тут же приземлился рядом.
— Куда ехать? — деловито осведомился пожилой, но крепкий микроб, высунувшись из комариного хоботка.
— Денег осталось — копейки, — хмуро сказал Афганка. — Я на попутках добираюсь из приморья на север.
— Сотни за три до жилых кварталов доброшу, — предложил микроб.
Афганка вздохнул и печально помотал головой. Комар улетел. Его звук почти уже стих вдали, но затем снова стал нарастать. Комар появился снова и опять приземлился рядом.
— Две сотни до пешеходной тропы! — предложил микроб, как будто никуда и не улетал.
— Нету, — вздохнул Афганка. — Нет таких денег.
Комар обиженно взревел и свечкой взмыл в воздух. Он сделал в вышине здоровенный круг и через минуту приземлился снова.
— Ладно! — сказал микроб решительно. — Полторы сотни, и прямо до кожи доброшу!
— Да какие там полторы сотни… — махнул Афганка с такой тоской, что таксист кивнул.
— Ладно, поехали за так.
Афганка проворно забрался по хоботку внутрь, даже не спросив, куда он едет.
* * *
— Вообще я свою норму сегодня сделал, — говорил таксист, умело и небрежно ведя комара в сырых воздушных потоках, — Отвез клиента, а теперь возвращаюсь. Думал подвезти кого на обратном, но кого ж найдешь в такой дыре? А так хоть веселее вдвоем возвращаться, верно?
— Ага! — весело кивнул Афганка.
— Сам-то откуда?
— С юга я, — сказал Афганка, похлопывая по нагрудному кармашку с документами. — Определили мне человечка под заразу на поселение, еду обживать.
— Дело хорошее, — кивнул водитель. — Только без работы в городском человеке трудно удержаться. Ты кто по профессии?
— Дизентерийщик я.
— Это чего такое? — удивился водитель.
— Ну… — Афганка задумался, как бы получше объяснить. — Системы ввода-вывода.
— Мудрено чего-то, — кивнул водитель.
— Да, в общем-то, ничего сложного, — покачал головой Афганка. — Дело техники и навыка.
— А, ну если техники… — Водитель некоторое время рулил молча, а затем сказал с горечью: — А я ведь когда-то малярийное училище окончил, полжизни в малярийном цеху отработал. И чего теперь? Кому эта малярия нужна? Развалили экосистему, подонки!
— М-м-м… — неопределенно сказал Афганка — вдаваться в политические споры не хотелось.
— Вот и я говорю! — обрадовался водитель. — Раньше ведь как? Заселился в человека — и жми его, план гони! Не хочешь план гнать — просто живи, балду пинай. Никто слова не скажет, а сыт всегда будешь. И никаких тебе антибиотиков и прочей гадости! А сейчас — фиг там, все в собственности, попробуй тронь!
Микроб высунулся из комариного глаза и с досадой плюнул вниз.
— Так ведь недолго и человека развалить… — аккуратно произнес Афганка.
— Развалить? Ты больше этих наших умников слушай! — возмущенно закричал микроб и ткнул в комариный потолок. — Ворье на ворье! Развалить! Никто не разваливался почему-то, и жили нормально! А даже если и гноили людей и сами гибли — то за идею.
Афганка тактично промолчал.
— Я, — доверительно сказал водитель, наклонившись к Афганке, — в своем малярийном получал сто двадцать зарплату — старыми. Да она мне на дух не нужна была! Потому что я из разделочного цеха белка человечьего притаскивал и на рынке продавал на полторы тыщи! Понял?
— Хм… — сказал Афганка неопределенно.
— А сейчас знаешь чего? — с горечью продолжал водитель. — Сейчас цеха продали буржуям! Они всех повыгоняли, новое оборудование привезли и охрану поставили. Я как-то попробовал белка вынести вот столько… — водитель сложил ложноножку щепоткой. — Все! Уволили! Чуть до суда не дошло!
— То есть при старом режиме воровали, а сейчас не дают? — не выдержал Афганка.
— Ох какие мы умные нашлись! — злобно покосился водитель. — Сам-то понял, что сказал? Раньше-то воровали простые честные трудящиеся! А сейчас воруют несколько поганцев-олигархов. Нас обворовывают, нас! Чуешь разницу?
Афганка кивнул, и водитель успокоился.
— Я тебя высажу вон на той коже, — сказал он, глядя вниз на одинокую козу, привязанную к колышку посреди поля. — Все равно заправиться надо.
— Может, рядом высадить? Навязываться неудобно, если ему пассажир ни к чему? — заволновался Афганка.
— Перетопчется! — уверенно сказал водитель, высунулся из комара и заорал вниз: — Эй, на козе!!! Эй, на козе, говорю!!! Мальца докинешь до жилья? Парень без денег на попутках добирается!
Что ему ответили, Афганка не расслышал, но водитель удовлетворенно откинулся на сиденье, приподнял хоботок комара и с победным жужжанием повел на посадку.
* * *
Водитель козы оказался добродушным микробом. Коза отправлялась с пастбища не скоро, и в другое время Афганка стал бы подумывать о том, чтобы вылезти и уехать на более скоростном транспорте, но сейчас он слишком устал. Они немного поговорили о навозе, сырости и новых антибиотиках, но вскоре Афганку стало клонить в сон. Заметив это, водитель указал местечко в углу и даже дал чем накрыться.
Проснулся Афганка от того, что водитель тряс его за плечо.
— Уже едем? — спросонья не понял Афганка.
— Поедем не скоро, — покачал головой водитель. — Но сейчас козу доить придут, я уже с молоком договорился, чтоб тебя довезли.
* * *
В бидоне молока было душно, толпилось огромное количество местных микробов и грибков, совсем негде было сесть. Афганка дремал всю дорогу, прислонившись спиной к чьим-то пыльным чемоданам. Наконец бидон остановился. Но народ не спешил расходиться.
— Что за остановка? — спросил Афганка у толстой плесени.
— Рынок.
— А чего ждем?
— Покупателя ждем, — прошамкала плесень.
— А когда он должен подойти?
— А кто ж его знает, — пожала плечами плесень. — Как подадут, так и придет. Бывало, что и по три дня ждали, народу собиралась такая давка, что не продохнуть.
Плесень отвернулась, а Афганка стал пробиваться к выходу. Перспектива ждать покупателя его никак не устраивала.
Афганка вышел на бортик и начал энергично голосовать. Останавливались в основном частные мошки, отвезти они могли недалеко, а денег хотели много. Кончилось тем, что приземлилась милицейская оса.
— Документы! — потребовал пузатый микроб.
Афганка распахнул кармашек на груди и вынул паспорт с ордером на поселение.
— Тю, — сказал пузатый микроб. — Сам из приморья, ордер в городе, в северном микрорайоне. Как ты попал в западный пригород?
— С молоком…
— А ну-ка поехали, — сурово кивнул микроб.
Пожав плечами, Афганка прошел в осу, и та с жужжанием взмыла в воздух. В осе сидел еще один микроб в милицейской форме — напарник. Он рулил осой, и оба внимательно глядели сверху на лотки рынка.
— В улей его повезем? — спросил первый микроб у напарника, возвращая паспорт Афганке. — Как раз сота свободная есть.
— На каком основании меня задерживают и в улей везут? — сухо поинтересовался Афганка.
— А чего на пригородном рынке делал без регистрации? — обернулся к Афганке напарник.
— На попутных еду с юга на север, — объяснил Афганка.
— На попу-у-у-утных… — удивленно протянул напарник, — А чего так?
— Денег нет, — спокойно ответил Афганка.
— Де-е-енег нет… — разочарованно протянул напарник. — Не, на кой он нам в улье сдался?
Первый микроб строго повернулся к Афганке:
— А ты знаешь, что на рынке нельзя вот так стоять и голосовать?
— Ну а что ж делать-то?.. — философски произнес Афганка.
Первый микроб начал озадаченно чесать затылок, но тут напарник пихнул его в бок и многозначительно указал вниз.
— Черешня… — протянул он с уважением.
— Ух, сколько набежало! — присвистнул первый микроб. — Чего творят…
Оса резко пошла на снижение. Глянув вниз, Афганка увидел лотки с россыпями кроваво-алой черешни. По ней рулили толпы блестящих зеленых мух. Увидев пикирующую осу, мухи начали поспешно разлетаться.
Милиционеры выпрыгнули из осы, вразвалочку подошли к группе толстых бацилл и начали о чем-то не спеша беседовать. Затем вместе с одной из бацилл они вернулись к осе. Первый микроб тщательно придерживал бациллу за рукав — не ясно было, то ли в знак особого почтения, то ли чтоб не убежала.
— Вылазь! — скомандовал он Афганке и указал на самую дальнюю ягоду. — Вон там голосуй, понял?
Афганка кивнул и проворно вылез наружу.
* * *
Алый бок ягоды раскалился и пылал жаром, стоять на таком солнцепеке было тяжело. Но место было оживленным, вокруг плотным потоком сновали люди и мухи. Наконец Афганке удалось остановить нервную и энергичную старушку. Водитель ее оказался таким же энергичным стариканом.
— Куда путь держим? — осведомился он.
— На попутках добираюсь с самого юга, с моря. Мне в город, до северных кварталов.
— Море-то эвон где… — удивился старичок. — Это ты столько городов на попутках проехал?
— Ага! — улыбнулся Афганка.
— Ну а деньги-то есть? — подозрительно осведомился старичок.
— Были б деньги — разве б на попутках ехал? — улыбнулся Афганка.
— Логичненько, логичненько. — произнес микроб, поправляя очки. — Очень логичненько. Ну садись.
Старушка взяла с лотка черешенку, положила в рот и двинулась в путь, немного прихрамывая.
* * *
— И что, сейчас разве возят? — недоверчиво поинтересовался старичок.
— Ну вот еду же, — самоуверенно кивнул Афганка, вспомнив, что старичок любит логику.
— Логичненько, — ответил старичок. — Но это тебе повезло, что я встретился. А если бы не я? И чего бы ты делал?
Афганка тактично промолчал.
— Вот и оно! — сказал старичок назидательно и замолчал на некоторое время.
Старушка бойко шла по рынку, размахивая кошелкой.
— Сейчас, — сказал старичок. — Еще рыбы куплю и домой на трамвае поедем. Ну давай, милая, шагай, шагай!
— Вы прямо с ней как с живой говорите, — удивился Афганка.
— А что ж она, не живая, что ли? — охотно поддержал разговор старичок. — Живая, все слышит, может, даже думает о чем-то своем…
— Кто думает? — насторожился Афганка, а про себя подумал: "Угораздило же нарваться на психа!"
— Человечинка думает, — кивнул старичок. — Шагает себе и думает о чем-то своем…
— Хм… — сказал Афганка. — И чем это она, простите, думает?
— Это уж я не знаю чем. Да и какая нам разница, верно?
— Большая разница, — возразил Афганка. — Как и чем может думать многоклеточное? Оно ж многоклеточное!
— А вот сам посуди! — крякнул старичок. — Толпа ведь думать может? А многоклеточное — это, считай, та же толпа.
— Не, — уверенно покачал головой Афганка. — Толпа думать не может.
— Может, может! — кивнул старичок. — Ты никогда не слышал, как толпа хором скандирует? Мысли, правда, у толпы куцые. Усредненные, я бы сказал. Но ведь есть же? Так что мы не можем отымать у многоклеточного право на разум!
— Разум, — хмыкнул Афганка. — Разум — это когда самое себя осознаешь. Может ли толпа осознавать самое себя? И думать о себе как о толпе?
Старичок погрузился в мысли. А может, просто замолчал, сконцентрировавшись на сложном участке дороги. Его старушка остановилась, переложила кошелку в другую руку и двинулась дальше.
— А вот ты неправильно вопрос ставишь, молодой человек, — сказал наконец старичок. — Вот я сейчас переложил кошелку в ее другую руку, верно? А может, она при этом думает, что по своему разумению это сделала?
— Но это же сделали вы?
— Это я думаю, что это сделал я, — возразил старичок. — Однако ж я не могу знать этого наверняка. Ведь мы тоже состоим из огромной кучи молекул, откуда я знаю, сам я себе хозяин или мною управляют внутренние молекулы? Ась?
— Вами, может, и управляют, а уж мной точно не управляют, — усмехнулся Афганка.
— А чем докажешь? — хихикнул старичок. — Чем докажешь, что ты сам придумываешь свои мысли? Может, внутри тебя сидит крошечная молекула и тобой рулит?
— Ну как… — растерялся Афганка. — Если бы мною рулила какая-нибудь молекула, я бы… Я б это чувствовал, наверно!
— Ой ли? — лукаво улыбнулся старичок.
— Нет, я бы тогда вообще ничего не чувствовал! — поправился Афганка. — Не было бы меня.
— Ой ли? — снова улыбнулся старичок.
— Да! — убежденно кивнул Афганка. — Я бы ничего не чувствовал! Чувствовать что-то может лишь разумный организм, который сам себе хозяин!
Старичок снова ехидно улыбнулся и долгое время рулил молча. Улыбка не сползала с его лица.
— Вернемся-ка к толпе, — сказал он наконец. — Представь себе толпу. Толпа ведет себя разумно? Да. Она двигается, развивается, борется, живет, строит… верно? Вся наша цивилизация — это, ежели поглядеть со стороны, одна большая разумная толпа, которая…
— Все это верно, но… — начал Афганка.
— Я еще не закончил! — строго оборвал старичок. — Если глядеть со стороны, толпа — это отдельный организм, который сам себе хозяин, и поведение его разумно. Если — подчеркиваю! — со стороны. Особенно когда толпой управляет вождь или, скажем, рулевой. Идем далее. Может ли толпа что-то чувствовать? А как же! Толпа может впадать в ярость и успокаиваться, бояться или там ликовать, верно?
— Да, но…
— А вот тебе и но! — подытожил старичок. — Мы пришли к тому, что толпа — это разумный организм.
— Толпа разумна, пока состоит из отдельных личностей, — уточнил Афганка. — Но как толпа осознает себя по-вашему?
— А вот это не дано знать нам, отдельным личностям, — назидательно сказал старичок. — Даже рулевой, который управляет толпой, не сможет сказать, существует у толпы коллективный разум или же нет. Потому что разум — штука такая, его не измеришь и не пощупаешь. Я — так уверен, что его и нет вообще, этого разума. А называют разумом то, что просто объяснить не умеют. И ежели, скажем, человек думает, что он — разум, то на самом деле он лишь игра клеток. А ежели клетка думает, что она — разум, то на самом деле она лишь игра молекул. А ежели молекула думает, что она — разум, то на самом деле… Напомни, из чего у нас молекулы устроены?
Афганка молчал, глубоко задумавшись.
— Да, — сказал он наконец. — Умеете вы загрузить!
— А то ж! — радостно кивнул старичок. — Кстати, готовься вылезать, подъезжаем.
— Уже? А где мы? — Афганка завертелся, пытаясь сориентироваться.
— В северном пригороде, уже и город проехали. Я большой крюк сделал и подвез прямо к твоему дому. Решил заодно свою старушку отвести к дочке погостить, она у меня тут поблизости. Сейчас вон выйдешь, на маршрутную муху сядешь — и до нужной квартиры.
— Ох, спасибо вам огромнейшее!!! — обрадовался Афганка.
— Давай, давай, успехов! — кивнул старичок и помахал ложноножкой. — И подумай крепко над моими словами!
Перед тем как выйти, Афганка все-таки обернулся:
— А кто вы по профессии, если не секрет? Философ?
— Инженер. Менингит преподаю студентам.
* * *
Попав на оживленный газон, Афганка спросил у прохожих микробов, где ходят маршрутные мухи, и поспешил на остановку. Муха уже стояла, набитая пассажирами и готовая к взлету. Было одно свободное место, как раз для Афганки. Он оплатил пролет и сел.
Муха летела в ночном небе медленно и неспешно. Афганка все время боялся, как бы не прозевать свою остановку, и он донимал вопросами окружающих, пока пожилая бацилла не объяснила ему, что сходить надо после нее, а она сойдет у форточки.
— Остановите вон на той щеке! — попросил Афганка, когда бацилла сошла, но водитель не реагировал. — Вон на той щеке остановите, пожалуйста! Эй!
— Не глухой, слышу, — отозвался водитель лениво.
Муха пересекла комнату и медленно опустилась на щеку спящего человека. Афганка подергал жвалу, но жвала не распахивалась.
— От себя толкай, от себя! — зашумели пассажиры.
Афганка толкнул — жвала щелкнула и распахнулась. Афганка выпрыгнул наружу. Жвала захлопнулась, и муха с ровным гудением пропала вдали.
Афганка потоптался на месте и огляделся. Место было приятное, кожа ровная, румяная. Афганка пополз вверх по щеке, и наконец впереди замаячил посапывающий нос. Добравшись до него, Афганка остановился, улыбнулся, снял с плеча котомку и облегченно вздохнул. И — нырнул в твою левую ноздрю, дорогой мой читатель. Приехали, поздравляю!
март-июль 2003, Москва-Опалиха
