Книга:
Дюна
Назад:
2
Дальше:
4
3
Так сказано святой Алией, Девой Ножа: «Преподобная Мать должна сочетать в себе соблазнительность куртизанки с величественной недоступностью девственной богини, поддерживая обе стороны в напряжении, пока она сохраняет силы своей молодости. Ибо когда молодость и красота уйдут, она увидит, что место между названными дарами, которое ранее было занято напряжением, стало ныне источником хитрости и находчивости».
Принцесса Ирулан. «Муад'Диб. Семейные комментарии»
– Ну, Джессика, что ты можешь сказать в свое оправдание? – спросила Преподобная Мать.
Солнце клонилось к горизонту. Прошло уже несколько часов после испытания Пауля. Женщины остались вдвоем в утренней приемной Джессики, а Пауль ожидал в соседней комнате – звуконепроницаемом Зале Медитаций.
Джессика стояла лицом к выходившим на юг окнам, смотрела на приглушенные вечерние краски реки и Луга, но не замечала их. Она слышала вопрос Преподобной Матери – и не слышала его.
Джессика вспомнила другое испытание – так много лет назад. Худая девочка с бронзовыми волосами и телом, терзаемым взрослением, пришла тогда к Преподобной Матери Гайе-Елене Мохийам, Старшему Проктору школы Бене Гессерит на Валлахе IX. Джессика взглянула на свою правую руку, согнула пальцы, вспоминая боль, страх и гнев…
– Бедный Пауль, – прошептала она.
– Я задала тебе вопрос, Джессика! – Голос старухи звучал требовательно-раздраженно.
– Что?.. О… – Джессика оторвалась от своих воспоминаний и вернулась к Преподобной Матери, сидевшей в простенке меж двух западных окон. – О чем ты спрашиваешь?
– О чем я тебя спрашиваю?! О чем я спрашиваю! – раздраженно передразнила старуха.
– Да, я родила сына. Так что же? – вспыхнула Джессика и тут только поняла, что старуха нарочно хочет вызвать ее гнев.
– Разве не приказали тебе рожать герцогу Атрейдесу дочерей – и только дочерей?
– Но для него так важно было иметь сына. – Джессика опять пыталась оправдаться.
– И ты в своей гордыне решила, будто можешь произвести на свет Квисатц Хадераха!
Джессика вскинула голову.
– Я чувствовала, что это возможно!
– Ты думала только о том, что твой герцог хочет сына! – резко возразила старуха. – А его желания здесь ни при чем! Дочь герцога Атрейдеса можно было бы выдать за наследника барона Харконнена и тем завершить нашу работу. А ты все безнадежно запутала! Теперь мы можем потерять обе генетические линии.
– Вы все тоже не так уж непогрешимы и можете ошибаться, – сказала Джессика и смело встретила жесткий взгляд Преподобной Матери.
Через несколько мгновений та проворчала:
– А… Что сделано, то сделано.
– Я поклялась никогда не сожалеть о своем решении, – твердо сказала Джессика.
– Ах, как это благородно! – глумливо проскрипела Преподобная. – Она не сожалеет! Что ж, посмотрим, что ты запоешь, когда будешь убегать и скрываться, когда за твою голову назначат награду и всякий готов будет убить и тебя, и твоего сына!
Джессика побледнела.
– Неужели другого пути нет?
– И об этом спрашивает сестра Бене Гессерит?
– Я спрашиваю лишь о том, что ты видишь в будущем – ведь твои способности больше моих.
– В будущем я вижу то же, что видела в прошлом. Тебе известно, что, зачем и почему мы делаем. Род людской знает, что смертен, и боится вырождения. Поэтому инстинктивное стремление смешивать – безо всякого плана – свои гены у человечества в крови. Империя, КООАМ, все Великие Дома – все они лишь щепки в потоке.
– КООАМ, – пробормотала Джессика. – Полагаю, они уже переделили доходы и трофеи с Арракиса…
– КООАМ! Что такое КООАМ? Флюгер! – ответила старуха. – Император и его приспешники сейчас контролируют пятьдесят девять целых и шестьдесят пять сотых процента голосов в Директорате КООАМ. Разумеется, они видят, какое задумано прибыльное дельце, а когда и другие увидят это, у Императора прибавится голосов. Вот как делается история, девочка.
– Лекции о механизмах истории мне только и не хватало, – горько усмехнулась Джессика.
– Напрасно шутишь! Ты не хуже меня понимаешь, какие силы вовлечены в события. Наша цивилизация покоится на трех китах, трех силах: императорская семья противостоит Объединенным Великим Домам Ландсраада, а между ними стоит Гильдия с ее проклятой монополией на межзвездные перевозки. В политике, в отличие от механики, треножник – самая неустойчивая конструкция. Она достаточно плоха даже сама по себе, без феодально-торговой структуры, отвергающей почти всю науку…
Джессика с тоской произнесла:
– Щепки в потоке! Вот одна из них – герцог Лето, и вот другая – его сын, и вот…
– Ах, замолчи, девочка! Ты вступила в игру, прекрасно зная, по какой опасной дороге придется идти.
– «Я – Бене Гессерит. Я живу лишь для служения», – процитировала Джессика.
– Именно, – сказала старуха. – И все, на что мы теперь можем надеяться, – это попытка избежать большой войны… и спасти, что удастся, из выпестованных нами ключевых генетических линий.
Джессика опустила веки, чувствуя, как в глазах закипают слезы. Она справилась с внутренней и внешней дрожью, успокоила дыхание, пульс, заставила ладони не потеть. Наконец, проговорила:
– Я заплачу за свою ошибку.
– Но вместе с тобой заплатит твой сын.
– Я буду защищать его всеми силами.
– Защищать! – воскликнула старуха. – Ты сама знаешь опасность защиты: если ты станешь защищать его слишком усердно, он не вырастет достаточно сильным. У него не хватит сил для исполнения своего предназначения – каким бы оно ни было.
Джессика отвернулась, посмотрела в сгущающиеся за окном сумерки.
– Эта планета – Арракис – в самом деле так ужасна?
– Там достаточно скверно, но нельзя сказать, что уж совсем безнадежно. Миссионария Протектива неплохо на ней поработала и смягчила нравы ее обитателей… в какой-то степени. – Преподобная Мать тяжело поднялась, расправила складку облачения. – Позови сюда мальчика. Я скоро должна уходить.
– Должна? Уже?
Голос старой женщины стал мягче:
– Джессика, девочка… как бы я хотела поменяться с тобой и принять все твои испытания на себя! Но у каждой из нас – свой путь.
– Я знаю.
– Ты дорога мне, как любая из моих дочерей… но долг есть долг.
– Я понимаю… долг. Необходимость…
– Мы обе знаем, что и почему ты сделала. Но я хочу тебе сказать – я желаю тебе добра, Джессика! – что у твоего сына мало шансов стать Тем, кого ждет Бене Гессерит. Не обольщай себя чрезмерной надеждой…
Джессика сердито смахнула слезинку.
– Снова ты делаешь из меня маленькую девочку – заставляешь повторять мой первый урок: «Человек не должен покоряться животному», – выдавила Джессика и вздрогнула от рыдания без слез. – Я была так одинока.
– Надо бы сделать это одним из наших тестов, – сказала старуха. – Настоящие люди почти всегда одиноки. А теперь позови сына. Ему сегодня выпал тяжелый и страшный день. Но у него было время подумать и вспомнить, а я должна спросить его про эти сны…
Джессика кивнула, подошла к дверям Зала Медитаций:
– Пауль, зайди.
Пауль не спеша вошел в комнату с упрямым выражением на лице, взглянул на мать как на совершенно незнакомого человека. На Преподобную он посмотрел с некоторой опаской, но на этот раз кивнул ей уже как равной. Мать закрыла за ним дверь.
– Ну, молодой человек, – проговорила старуха, – вернемся к твоим снам.
– Что ты хочешь знать?
– Ты видишь сны каждую ночь?
– Не каждую – если говорить о снах, которые стоят того, чтобы их запомнить. Я могу запомнить любой сон, но некоторые стоят этого, а другие – нет.
– А откуда ты знаешь, какой сон ты видел – пустой иди достойный запоминания?
– Просто – знаю.
Старуха быстро взглянула на Джессику, потом опять обратилась к Паулю:
– А какой сон ты видел этой ночью? Его стоило запомнить?
– Да. – Пауль прикрыл глаза. – Мне снились пещера… и вода… и девочка, очень худая, с огромными глазами.
Глаза – такие… сплошь синие, совсем без белизны. Я говорю с ней о тебе… рассказываю ей, как встречался с Преподобной Матерью на Каладане… – Пауль открыл глаза.
– То, что ты рассказывал этой девушке обо мне… сегодня это сбылось?
Пауль подумал.
– Да. Я сказал ей, что ты отметила меня печатью необычности.
– Печатью необычности, – беззвучно прошептала старуха и вновь бросила короткий взгляд на Джессику. – Ответь мне правду, Пауль: часто ли сбываются твои сны в точности так, как ты их видел?
– Да. И эта девочка мне уже снилась раньше.
– Вот как? Ты ее знаешь?
– Узнаю. Когда-нибудь мы встретимся.
– Расскажи мне о ней.
Пауль снова закрыл глаза.
– Мы в каком-то маленьком укрытии в скалах. Уже почти ночь, но очень жарко, и через просветы в скалах виден песок. Мы… чего-то ждем… я должен куда-то пойти, с кем-то встретиться… Она боится, но пытается не показывать мне свой страх, а я волнуюсь. Она говорит: «Расскажи мне о водах твоей родной планеты, Усул». – Пауль открыл глаза. – Правда, странно? Моя родная планета – Каладан, про планету Усул я даже не слыхал никогда.
– Это все? Или ты видел еще что-нибудь?
– Видел. Но… может быть, это она меня называла – Усул? – проговорил Пауль. – Мне это только сейчас пришло в голову.
Он снова опустил веки.
– Девочка просит меня рассказать ей о водах – о морях… Я беру ее за руку и говорю, что прочитаю ей стихи. И я читаю ей стихи, только мне приходится объяснять ей некоторые слова – «берег», «прибой», «морская трава», «чайки»…
– Что это за стихи? – спросила Преподобная Мать. Пауль открыл глаза.
– Просто одно из сочинений Гурни Халлека. Тональный стих, «Песня настроения для грустного времени».
Джессика, стоя за спиной Пауля, начала негромко декламировать:
Я помню дым соленый костра на берегу,
И тени – под соснами тени –
Недвижные, чистые, ясные.
И чайки сели на краю воды –
Белые на зеленом.
И ветер прилетел сквозь сосны к нам,
Чтоб тени раскачать под ними;
И чайки крылья распахнули,
Взлетают
И наполняют криком воздух,
И слышу ветер я,
Летающий над пляжем,
И шум прибоя,
И вижу я, что наш костер
Спалил траву морскую.
– Это самое, – подтвердил Пауль.
Старуха некоторое время молча смотрела на Пауля, потом сказала:
– Я, как Проктор Бене Гессерит, ищу Квисатц Хадераха – мужчину, который мог бы стать одним из нас. Твоя мать полагает, что ты можешь оказаться им; но она смотрит глазами матери. Такую возможность, впрочем, вижу и я; возможность – но не более.
Она замолчала. Пауль понял, что она ждет, чтобы он что-то сказал, но тоже молчал – хотел, чтобы она продолжила. Наконец старуха произнесла:
– Как хочешь… Что ж, что-то в тебе есть наверняка.
– Можно мне теперь уйти? – спросил он.
– Разве ты не хочешь послушать, что Преподобная Мать может рассказать тебе о Квисатц Хадерахе? – спросила Джессика.
– Она уже сказала, что все, кто пытался стать им, погибли.
– Но я могла бы помочь тебе кое-какими намеками относительно того, почему их постигла неудача, – сказала Преподобная Мать.
«Она говорит – намеки, – подумал Пауль. – На самом деле она ничего толком не знает об этом».
– Я слушаю, – сказал он. – Намекни.
– И быть проклятой? – Она криво усмехнулась – маска из морщин… – Хорошо же… Итак: «Кто умеет подчиниться – тот правит».
Пауль изумился: она говорила о таких элементарных вещах, как «напряжение внутри значения»… Она что, думает, что мать его вообще ничему не учила?
– Это и есть твой намек? – спросил он.
– Мы здесь не затем, чтобы играть словами и их значениями, – сказала старуха. – Ива покоряется ветру и растет, растет до тех пор, пока не вырастает вокруг нее целая роща ив – стена на пути ветра. Это – предназначение ивы и ее цель.
Пауль взглянул в лицо Преподобной. Она сказала «предназначение» – и это слово словно ударило его, напомнив о таинственном и пугающем предназначении… Неожиданно он рассердился: глупая старая ведьма, важно изрекающая банальности!..
– Ты думаешь, что я могу быть этим вашим Квисатц Хадерахом, – проговорил он. – Ты говоришь обо мне, но ни слова не сказала о том, как помочь моему отцу. Я слышал, как ты говорила с матерью – словно он уже мертв. Но он жив!
– Если бы можно было что-то для него сделать, мы бы это сделали, – огрызнулась старуха. – Может, нам удастся спасти тебя. Сомнительно, но – возможно. Но твоего отца не спасет ничто. Когда ты сможешь принять это как факт – ты усвоишь подлинный урок Бене Гессерит.
Пауль увидел, как эти слова потрясли его мать. Он гневно посмотрел на старуху. Как смела она сказать такое о его отце?! Почему так в этом уверена? Он кипел от негодования.
Преподобная Мать взглянула на Джессику.
– Ты учила его Пути – это видно. На твоем месте я сделала бы то же самое – и пусть бы черт побрал этот Устав!
Джессика кивнула.
– Но я должна предупредить тебя: следует изменить обычный порядок обучения. Для своей безопасности он должен уметь пользоваться Голосом. Кое-что у него уже есть, и он неплохо начал. Но мы-то знаем, сколько он еще должен узнать и изучить – и следует поторопиться! – Она приблизилась к Паулю и пристально вгляделась в него: – Прощай, юный человек. Надеюсь, ты сумеешь… Но если и нет – мы еще добьемся своего.
Снова она посмотрела на Джессику. Между ними мелькнуло понимание. Потом старуха развернулась и, не оглядываясь, вышла из зала, шурша одеяниями. Зал и те, кто в нем оставался, словно бы уже покинули ее мысли.
Но Джессика успела увидеть слезы на лице Преподобной Матери, когда та отворачивалась. И эти слезы встревожили ее больше, чем любые слова и знаки, прошедшие между ними в тот день.
