12
На камне, венчающем арку над выходом с арракинского космодрома, имеется грубо высеченная надпись, словно сделанная каким-то допотопным инструментом, – Муад'Диб, должно быть, повторял ее много раз. Он увидел ее в ту первую ночь на Арракисе, когда его доставили на герцогский командный пункт – на первое совещание штаба в полном составе, созванное его отцом. Эта надпись была мольбой к тем, кто покидает Арракис, но смысл ее с мрачной силой запал в душу мальчика только что избежавшего близких объятий смерти. Надпись гласила: «О вы, те, кто знает, как страдаем мы здесь, не забудьте нас в ваших молитвах».
Из учебника «Жизнь Муад'Диба» принцессы Ирулан
– Вся теория ведения войны – это рассчитанный риск, – сказал герцог, – но когда приходится рисковать своей собственной семьей, элемент расчета растворяется в… других вещах.
Он понимал, что недостаточно сдерживает свой гнев, и, чтобы успокоиться, повернулся, широкими шагами прошелся вдоль всего длинного Стола, туда и обратно.
Герцог и Пауль остались одни в комнате совещаний космопорта. В этой большой гулкой комнате не было ничего, кроме длинного стола, старомодных трехногих стульев, стенда для карт и проектора. Пауль сидел за столом рядом со стендом. Он рассказал отцу о происшествии с охотником-искателем и о том, что возможно предательство.
Герцог остановился напротив Пауля, ударил кулаком по столу:
– Хават утверждал, что дом безопасен!!!
Пауль нерешительно сказал:
– Я тоже сначала рассердился. И считал Хавата виновным. Но нападение было совершено из-за пределов дома. Оно было простым, ловким и прямым. И достигло бы успеха, если бы не тренинг, полученный мной от тебя и от многих других – и от Хавата в том числе.
– Ты его оправдываешь? – требовательно спросил герцог.
– Да.
– Он постарел. Вот в чем дело. Ему пора…
– У него огромный опыт, – возразил Пауль. – Скажи, сколько ошибок Хавата ты можешь припомнить?
– Это я должен был бы защищать его, – сказал герцог. – А не ты.
Пауль улыбнулся.
Лето сел во главе стола и накрыл своей рукой руку сына:
– За последнее время ты стал… взрослым, сын. – Герцог убрал руку. – И это меня радует. – Герцог скопировал улыбку сына. – Хават будет казниться. Он будет гневаться на себя намного сильнее, чем могли бы мы с тобой вместе!
Пауль смотрел на потемневшие окна, частично загороженные стендом, вглядывался в ночную тьму. Огни комнаты отражались в ограждении балкона. Он заметил движение и разглядел фигуру охранника в мундире Атрейдесов. Потом Пауль посмотрел на белую стену за спиной отца, потом вниз – на блестящую поверхность стола – и заметил, что его собственные руки сжаты в кулаки.
Дверь в дальнем конце комнаты, лицом к которой сидел герцог, с шумом распахнулась. Вошел Хават, выглядевший старше и суровее, чем когда-либо прежде. Он прошел мимо всего стола и встал «смирно» напротив Лето.
– Милорд, – произнес он, глядя в какую-то точку поверх головы герцога, – я только что узнал о своем провале. Поэтому я прошу вас об отста…
– Садись и прекрати эти глупости, – отмахнулся герцог и указал на стул напротив Пауля. – Твоя ошибка была в том, что ты переоценил Харконненов. Их простые головы додумались до простого трюка. А мы на простые трюки не рассчитывали. И мой сын приложил большие старания, доказывая мне, что справился с этой опасностью лишь благодаря твоей подготовке. И тут о твоем провале речи быть не может! – Герцог хлопнул рукой по спинке пустого стула. – Садись, говорю тебе!
Хават опустился на сиденье:
– Но…
– Об этом я больше ничего не желаю слышать, – опять прервал его герцог. – Этот инцидент – уже прошлое. У нас имеются более насущные дела. Где все остальные?
– Я попросил их подождать снаружи, пока я…
– Позови их.
Хават взглянул Лето в глаза:
– Сир, я…
– Я знаю, кто мои настоящие друзья, Суфир, – сказал герцог. – Позови людей.
Хават проглотил комок в горле:
– Сейчас, милорд. – Он повернулся на стуле и крикнул в открытую дверь: – Гурни, пригласи их!
Первыми вошли мрачно-серьезные офицеры штаба, за ними следовали более молодые адъютанты и специалисты, у которых на лицах прямо-таки светилась готовность к действию.
По комнате пронесся шум отодвигаемых стульев. Все расселись, над столом повеяло слабым запахом рашага.
– Для желающих имеется кофе, – сказал герцог.
Он оглядел своих людей: это хорошая команда. В такой войне, учитывая обстоятельства, дела могли бы идти куда хуже.
Лето подождал, пока из соседней комнаты принесут кофе, отметил усталость на некоторых лицах.
Наконец он надел на себя маску спокойной деловитости, встал и призвал людей к вниманию, несильно стукнув костяшками пальцев по столу.
– Видите, господа, – сказал он, – наша цивилизация столь глубоко усвоила привычку постоянных посягательств, захватов и нападений, что даже простой приказ Императора мы не можем выполнить без того, чтобы вдруг не обнаружились старые штучки.
Вокруг стола прошелестели сухие смешки, и Пауль понял, что отец сказал именно то, что нужно, и именно таким тоном, как нужно было, чтобы поднять настроение за столом. Даже оттенок усталости в его голосе был единственно верным.
– Для начала, полагаю, неплохо было бы послушать, что Суфир может добавить к своему докладу о фрименах, – сказал герцог. – Итак, Суфир?..
Хават поднял голову:
– Я мог бы добавить к общему докладу кое-какие экономические данные, сир, но сейчас хочу сказать, что фримены все больше и больше представляются мне нашими потенциальными союзниками. Именно такими союзниками, в каких мы нуждаемся. Сейчас они выжидают – хотят посмотреть, можно ли нам доверять, но ведут себя при этом, по-моему, честно. Они прислали нам дары – дистикомбы их собственного производства… карты нескольких областей пустыни, окружающих бывшие опорные пункты Харконненов… – Хават опустил голову. – Доклады их разведки оказались абсолютно достоверными и значительно помогли нам в переговорах с Арбитром Смены. Они также прислали различные мелкие подарки: украшения для леди Джессики, Пряность, питье, так называемый пряный ликер, сласти, лекарства. Мои люди сейчас проверяют их. Подвохов там, кажется, нет.
– Вам нравятся эти люди, Суфир? – спросил один из офицеров.
Хават чуть помедлил:
– Дункан Айдахо говорит, что ими можно восхищаться.
Пауль взглянул на отца, потом на Хавата и отважился на вопрос:
– Есть ли у нас новые данные об общем количестве фрименов?
Хават посмотрел на Пауля:
– По потреблению пищи и другим признакам Айдахо оценивает численность населения того пещерного комплекса, который он посетил, примерно в десять тысяч человек. Их вождь сказал, что правит сиетчем в две тысячи очагов, или семей. У нас есть основания считать, что таких общин на планете великое множество. Причем, судя по всему, все они преданы какому-то Лиету.
– Это что-то новенькое, – сказал герцог.
– Возможно, я ошибаюсь, сир. Кое-что наводит на мысль, что Лиет – это местное божество.
Еще один из присутствующих откашлялся и спросил:
– Действительно ли они имеют дело с контрабандистами?
– Когда Айдахо был в этом сиетче, оттуда как раз вышел караван контрабандистов с большим грузом Пряности. Они использовали вьючных животных и говорили, что им предстоит восемнадцатидневное путешествие.
– Операции контрабандистов вообще, похоже, интенсифицировались в этот беспокойный период, – сказал герцог. – Это заслуживает тщательного осмысления. Нам не стоит особо беспокоиться относительно фрегатов, промышляющих на нашей планете без лицензии, – такое всегда существовало. Но нельзя оставлять их без нашего наблюдения.
– У вас есть план, сир? – спросил Хават. Герцог взглянул на Халлека:
– Гурни, я хочу направить тебя главой делегации – если хочешь, посольства – к этим романтическим бизнесменам. Скажи им, что я буду закрывать глаза на их операции до тех пор, пока они будут платить мне герцогскую десятину. Хават подсчитал, что это в четыре раза меньше, чем требовалось им до сих пор на взятки и на содержание вооруженной охраны.
– А что, если это дойдет до Императора? – спросил Халлек. – Он очень ревниво относится к своей доле доходов КООАМ, милорд.
Лето улыбнулся.
– Всю десятину мы будем честно перечислять в банк на имя Шаддама IV – так, чтобы об этом было известно, – и в соответствии с законом не будем включать ее в облагаемый налогом доход. Пусть-ка Харконнены попробуют это оспорить! Этим мы малость порастрясем жирок с тех, кто разбогател при харконненской системе. Взяток больше не будет!
Усмешка искривила лицо Халлека.
– Ах, милорд, прекрасный удар ниже пояса. Хотел бы я видеть барона в тот момент, когда он об этом узнает.
Герцог повернулся к Хавату:
– Суфир, удалось купить те бухгалтерские книги, о которых ты говорил?
– Да, милорд. Как раз сейчас они тщательно изучаются. Правда, я их бегло просмотрел, и могу сделать резюме – в первом приближении.
– Прошу.
– Харконнены выкачивали отсюда по десять миллиардов соляриев за каждые триста тридцать стандартных дней!
Вздох изумления пронесся над столом. Даже слегка заскучавшие было молодые адъютанты сели прямее и обменялись удивленными взглядами.
Халлек пробормотал:
– «И поглотят они обилие морей и сокровища, спрятанные в песке».
– Вот видите, друзья, – усмехнулся Лето. – Есть ли тут кто-нибудь настолько наивный, чтобы верить, будто Харконнены тихо упаковались и убрались отсюда – бросив такие богатства! – только из-за того, что так приказал Император?
По тому, как собравшиеся покачивали головами и негромко переговаривались или просто бормотали себе под нос, герцог увидел, что его поняли и согласились с ним.
– Нам следует быть готовыми к их проискам, – сказал Лето и обратился к Хавату: – Сейчас самое время послушать об оборудовании. Сколько они оставили нам комбайнов-подборщиков и вспомогательного оборудования?
– Полный комплект – в соответствии с имперской описью, проверенной Арбитром Смены, милорд, – сказал Хават и сделал знак адъютанту. Тот подал ему папку. Хават раскрыл ее перед собой на столе. – Они только не сочли нужным упомянуть, что работоспособны менее половины краулеров, что только для трети машин есть грузолеты, переносящие их к пескам Пряности, что все, оставленное нам Харконненами, того и гляди развалится. Нам повезет, если будет работать половина оборудования, и еще больше повезет, если половина этой половины не выйдет из строя через полгода.
– Чего-то в этом роде мы и ожидали, – сказал Лето. – Каковы оценочные цифры по основным видам техники?
Хават заглянул в папку:
– Около девятисот тридцати комбайнов можно отправить в пески в ближайшие несколько дней. Примерно шесть тысяч двести пятьдесят орнитоптеров для аэросъемки, разведки и наблюдения за погодой… чуть менее тысячи грузолетов.
– А не дешевле возобновить переговоры с Гильдией о разрешении вывести на орбиту фрегат в качестве метеоспутника? – спросил Халлек.
Герцог взглянул на Хавата:
– Как, Суфир, нет ничего нового по этому поводу?
– Придется искать другие средства, – сказал Хават. – Агент Гильдии не стал вести никаких официальных переговоров. Он просто дал мне понять – как ментат ментату, – что цена находится за пределами наших возможностей и такой и останется, сколь бы эти возможности ни выросли. Прежде чем снова встретиться с ним, нам необходимо выявить причину такой позиции.
Один из адъютантов Халлека повернулся на стуле и воскликнул:
– Это несправедливо!
– Несправедливо? – Герцог взглянул на покрасневшего юношу. – О какой справедливости может идти речь? Мы творим нашу собственную справедливость. Мы будем устанавливать ее здесь, на Арракисе, пока не победим или пока не умрем. Вы жалеете, что связали свою судьбу с нашей?
Офицер посмотрел на герцога, нерешительно сказал:
– Нет, сир. Вы не могли отказаться от величайшего во Вселенной источника доходов… а я не мог не последовать за вами. Простите за сорвавшиеся слова, но… – Он пожал плечами. – Но временами нам всем бывает горько.
– Горечь я понимаю, – сказал герцог. – Но давайте не будем рассуждать о справедливости, пока у нас есть руки и свобода, чтобы их использовать. Может быть, кто-то еще из вас испытывает какую-то горечь? Если так, выговоритесь. Здесь совещание друзей, и каждый может высказать все, что думает.
Халлек пошевелился и сказал:
– Я вот думаю, сир, как обидно, что у нас нет волонтеров из других Великих Домов. Они называют вас «Лето Справедливым» и обещают вечную дружбу – но только до тех пор, пока это ничего им не стоит.
– Просто пока они не знают, кто победит в этом столкновении, – сказал герцог. – Большинство Домов разжирело от слишком спокойной жизни. Они отвыкли рисковать! Их даже нельзя за это ругать, их можно лишь презирать. – Он взглянул на Хавата. – Однако вернемся к оборудованию. Нельзя ли показать сейчас несколько образцов, чтобы ближе познакомить присутствующих с этими машинами?
Хават кивнул и дал знак адъютанту включить проектор.
Над столом, ближе к тому месту, где сидел герцог, возникла трехмерная солидопроекция. Некоторым у дальнего конца стола пришлось встать, чтобы получше ее рассмотреть.
Пауль, вглядываясь в машину, наклонился вперед.
Сравнив с крошечными человеческими фигурками, окружавшими машину, можно было оценить ее размеры: не меньше ста двадцати метров в длину и примерно сорок метров в ширину. Она напоминала продолговатого жука и передвигалась на независимых друг от друга парах широких гусениц.
– Это комбайн-подборщик, – сказал Хават. – Для этой съемки мы подобрали машину в хорошем состоянии, только что из ремонта. А вот есть один драглайновый агрегат, доставленный сюда первой командой имперских экологов, который все еще работает… хотя я и не понимаю, как это возможно.
– Если это тот, который они называют «Старой Мэри», то это просто музейный экспонат, – сказал один из адъютантов. – Я думаю, Харконнены использовали его для наказания рабочих. Веди себя хорошо, не то отправят на «Старую Мэри».
Вдоль стола прокатились смешки. Пауль удержался от веселья – ему все больше не давал покоя один вопрос. Указав на проекцию, он спросил:
– Суфир, а бывают ли песчаные черви, способные поглотить его целиком?
Над столом повисла тишина. Герцог про себя чертыхнулся, но потом подумал: нет, они должны смотреть в лицо реалиям здешней жизни.
– В глубине Пустыни есть черви, способные одним глотком справиться со всем этим комбайном, – помедлив, подтвердил Хават. – А ближе к Барьерной Стене, где добывается большая часть Пряности, встречается изрядное количество таких, которые могут сломать его, а потом на досуге сожрать по частям.
– Почему комбайны не оборудованы силовыми щитами? – спросил Пауль.
– Согласно информации Айдахо, – сказал Хават, – силовые щиты в пустыне опасны. Щит на одного человека привлекает всех червей за сотни метров вокруг. По каким-то причинам силовые поля приводят их в дикое бешенство. Нам об этом сообщили фримены, и нет оснований в этом сомневаться. Айдахо не заметил в сиетче даже намеков на необходимое для силовых щитов оборудование.
– Вообще никаких?
– Довольно трудно утаить такие вещи среди нескольких тысяч человек, – отозвался Хават. – У Айдахо был свободный доступ к любому уголку сиетча. Он не видел ни силовых экранов, ни каких-либо признаков их использования.
– Странно, – сказал герцог.
– Харконнены, разумеется, использовали здесь много экранов, – заметил Хават. – У них были ремонтные мастерские во всех гарнизонных городках, и счета их показывают огромные расходы на запчасти для экранного оборудования.
– Могут ли фримены обладать способом нейтрализации экранов? – спросил Пауль.
– Маловероятно, – сказал Хават. – Теоретически это, конечно, возможно – статический заряд с противоположным знаком и размером с добрый округ способен это сделать, но никто здесь не проводил подобных испытаний. Мы бы услышали об этом раньше: контрабандисты имеют тесные контакты с фрименами и достали бы такое устройство, если бы оно у фрименов было. И уж ничто не удержало бы их от того, чтобы вывезти его с планеты.
– Мне не нравится оставлять непроясненным такой важный момент, – сказал Лето. – Суфир, я хочу, чтобы ты уделил первоочередное внимание решению этой проблемы.
– Мы уже работаем над ней, милорд. – Хават откашлялся. – Да, Айдахо заметил одну вещь: он сказал, что не может быть сомнений в отношении фрименов к силовым щитам. Он сказал, что они их главным образом попросту забавляют.
Герцог нахмурился:
– Вернемся к вопросу об оборудовании.
Хават сделал знак адъютанту, занятому с проектором, и солидоизображение комбайна сменилось проекцией крылатого устройства, окруженного карликовыми фигурками людей.
– Это грузолет, – продолжал объяснять Хават. – По существу, просто большой орнитоптер, чья единственная функция в том, чтобы доставлять машины к богатым Пряностью пескам, а потом спасать их при появлении червей. Появляются-то они всегда. Сбор Пряности состоит в том, чтобы сгребать и хватать столько, сколько сможешь, и уносить ноги.
– Что превосходно согласуется с харконненскими принципами, – сказал герцог.
И реплика его отозвалась за столом резким и слишком громким смехом.
Грузолет сменило изображение орнитоптера.
– Это более обычные орнитоптеры, – сообщил Хават. – Правда, они серьезно модифицированы, что позволило значительно увеличить дальность полета. Особое внимание уделено защите от песка и пыли наиболее важных узлов. При этом только один из тридцати орнитоптеров имеет генераторы силовых экранов – возможно, они сняты для уменьшения веса и увеличения дальности полета.
– Не нравится мне это наплевательское отношение к щитам, – пробормотал герцог и подумал: «Но, может, в этом и состоит секрет Харконненов? Не означает ли это, что мы даже не сможем ускользнуть на экранированных фрегатах, если все обернется против нас?»
Он резко тряхнул головой, отгоняя эти мысли, и сказал:
– Давайте сделаем рабочую оценку. На какой доход мы может рассчитывать?
Хават перелистнул две страницы в записной книжке.
– Оценив стоимость ремонта и количество действующего оборудования, мы произвели первичную оценку эксплуатационных расходов. Она основана, разумеется, на заниженном значении, с поправкой на износ, принятом для того, чтобы иметь определенный запас. – Он закрыл глаза, входя в ментат-полутранс. – При Харконненах расходы на ремонт и оплату рабочей силы составляли четырнадцать процентов. Нам повезет, если мы сумеем удержать их на первых порах в пределах тридцати процентов. С учетом реинвестиций и затрат на развитие, включая отчисления КООАМ и военные расходы, наша доля сведется к шести-семи процентам, пока мы не заменим изношенное оборудование. Когда же заменим, то, пожалуй, сумеем поднять ее до двенадцати-пятнадцати процентов… – Хават открыл глаза. – Если только милорд не желает перенять харконненские методы.
– Наша цель – устойчивое положение на планете и превращение ее в нашу надежную базу, – сказал герцог. – И мы должны делать значительные отчисления на улучшение жизни населения – особенно фрименов.
– В первую очередь фрименов, – согласился Хават.
– Наша власть на Каладане, – продолжил герцог, – зависела от мощи морских и воздушных сил. Здесь же мы должны заняться тем, что я могу назвать мощью Пустыни, и сделать ставку на нее. Сюда может быть включен и контроль воздушного пространства – но это не обязательно так; позволю себе обратить ваше внимание на отсутствие силовых экранов у орнитоптеров. – Он покачал головой. – Харконнены полагались на постоянный приток квалифицированного персонала извне. Мы же никак не можем положиться на такие кадры, ибо в каждой группе могут быть их агенты.
– Значит, нам придется смириться с намного меньшей прибылью и снижением сбора Пряности, – сказал Хават. – Наш валовой сбор за первые два сезона составит никак не более двух третей от среднего при Харконненах.
– Как раз этого мы и ожидали, – кивнул герцог. – Нам нужно быстро развивать отношения с фрименами. Хотелось бы еще до первой ревизии КООАМ иметь пять полностью укомплектованных фрименских батальонов.
– До ревизии осталось мало времени, сир, – сказал Хават.
– А у нас вообще мало времени, как вам всем хорошо известно. При первой же возможности они появятся здесь с сардаукарами, переодетыми в харконненскую форму. Как ты считаешь, Суфир, сколько они сумеют привезти?
– Судя по всему, четыре-пять батальонов, не более – цены Гильдии на перевозку войск вам известны.
– Значит, пяти батальонов фрименов вместе с нашими собственными силами может оказаться достаточно. Если удастся захватить хотя бы нескольких сардаукаров и выставить их перед Советом Ландсраада – тогда все сильно переменится и вопрос будет стоять уже не о прибылях от Арракиса…
– Мы сделаем все от нас зависящее, сир.
Пауль взглянул на отца, потом на Хавата и внезапно остро почувствовал возраст Хавата, вспомнив, что старик служит уже третьему поколению Атрейдесов. Да, он – уже старик… Это проявлялось в болезненном блеске карих глаз, в потрескавшейся и обожженной коже лица, опаленного ветрами многих миров, в сутулости плеч и в тонких губах с пятнами клюквенного цвета, вызванными потреблением сока сафо.
«Так много зависит от одного-единственного постаревшего человека…» – подумал Пауль.
– Сейчас мы втянуты в войну асассинов, – сказал герцог, – но полного размаха она еще не достигла. Суфир, в каком состоянии здесь харконненская сеть?
– Мы ликвидировали двести пятьдесят девять их ключевых агентов, милорд. Осталось не более трех харконненских гнезд – вероятно, в совокупности около сотни человек.
– А эти уничтоженные нами харконненские твари были богаты? – спросил герцог.
– Большинство из них были неплохо обеспечены – в основном это местные предприниматели.
– Изготовьте – подделайте! – убедительные сертификаты вассальной преданности за подписью каждого из них, – сказал герцог. – Копии отправьте Арбитру Смены. Мы будем стоять на том, что они фактически были изменниками – нарушителями присяги вассалов. Конфискуйте их собственность, заберите все, выселите их семьи, раздев донага. И проследите, чтобы Император получил свои десять процентов. Все должно быть абсолютно законным.
Суфир улыбнулся, обнажив испятнанные красным зубы:
– Ход, достойный вашего деда, милорд. Позор моим сединам, что я сам до него не додумался.
Халлек удивленно сдвинул брови: на лице Пауля читалась неприязнь к происходящему. Остальные улыбались и кивали.
«Так нельзя, – думал Пауль. – Это только заставит всех остальных сражаться упорнее. Потому что от капитуляции не будет никакого толку».
Он знал, что в канли запрещенных приемов практически нет, но этот прием был из тех, что могут уничтожить применившего, даже дав ему победу.
– «И стал я чужаком в чужой земле», – процитировал Халлек.
Пауль пристально посмотрел на него, узнав цитату из Экуменической Библии, и спросил себя: возможно ли, что и Гурни хотел бы покончить со всякими коварными интригами?..
Герцог бросил взгляд в темноту за окнами, потом посмотрел на Халлека:
– Гурни, скольких меланжеров удалось убедить остаться с нами?
– Всего двести восемьдесят шесть человек, сир. Думаю, мы должны взять всех, и, по-моему, нам еще повезло. У всех полезные профессии.
– Так мало? – Герцог поджал губы. – Ну ладно, перейдем к…
Шум у двери прервал его. Дункан Айдахо миновал стоявшую там охрану, быстро прошел через весь зал к герцогу и склонился к его уху.
Лето знаком отстранил его и сказал:
– Говори вслух, Дункан. Ты же видишь – это заседание штаба.
Пауль рассматривал Айдахо, отмечая его кошачьи движения и быструю реакцию, благодаря которым так трудно было соперничать с ним в фехтовании.
Темное лицо Айдахо повернулось к Паулю; выражение глубоко посаженных глаз не выдавало эмоций, но Пауль узнал эту маску безмятежности, скрывающую возбуждение.
Айдахо оглядел сидящих за столом, потом сказал:
– Мы разбили отряд харконненских наемников, переодетых фрименами. Сами фримены прислали к нам гонца, чтобы предупредить об этой банде. Напав на нее, мы, однако, обнаружили, что Харконнены подстерегли фрименского курьера на обратном пути и тяжело его ранили. Мы хотели доставить его сюда, к нашим врачам, но в дороге он умер. Я видел, как он был плох, и остановился, чтобы хоть немного помочь. А он вдруг попытался что-то выбросить. – Айдахо взглянул на Лето. – Это был нож, милорд, нож, подобного которому вы никогда не видели.
– Крис? – спросил один из офицеров.
– Несомненно, – сказал Айдахо. – Молочно-белый и словно светящийся внутренним светом.
Он потянулся и извлек из-под мундира ножны с торчащей из них черной ребристой рукояткой.
– Не вынимайте клинок из ножен!
Этот почти крик раздался от открытой двери в дальнем конце комнаты – и голос был таким звучным, пронзительным и взволнованным, что заставил всех обратить взоры на его обладателя.
В дверях стоял высокий человек в просторных одеждах. Путь ему преградили скрещенные мечи охранников. Светло-коричневый балахон полностью скрывал его фигуру, если не считать отверстия для лица в капюшоне. В прорезях черного лицевого покрывала-маски светилась пара абсолютно синих глаз, глаз без единого белого пятнышка.
– Пусть он войдет, – прошептал Айдахо.
– Пропустите его, – велел герцог.
После некоторого колебания охранники опустили мечи. Человек стремительно вошел в комнату, остановившись напротив герцога.
– Это Стилгар, глава сиетча, в котором я гостил, вождь тех людей, которые предупредили нас о харконненской банде, – сказал Айдахо.
– Добро пожаловать, – сказал Лето. – И почему же нам нельзя вынимать из ножен этот клинок?
Стилгар взглянул на Айдахо и сказал:
– Ты соблюдал среди нас обычаи чистоты и чести. Тебе я мог бы разрешить взглянуть на клинок человека, которому вы помогали… – Стилгар обежал взглядом остальных присутствующих в помещении. – Но их я не знаю. Не осквернят ли они благородное оружие?
– Я – герцог Лето, – сказал герцог. – Можете ли вы позволить мне увидеть этот клинок?
– Я позволю вам заслужить право извлечь его из ножен, – отчеканил Стилгар и, когда над столом пронесся ропот недовольства, поднял худую, в темных прожилках руку. – Напоминаю, это клинок того, кто помог вам.
В наступившей тишине Пауль изучал этого человека, ощущая исходящую от него ауру власти. Он был вождем – фрименским вождем.
Офицер, сидевший на противоположной от Пауля стороне стола, пробормотал:
– Кто он такой, чтобы учить нас, какими правами мы обладаем на Арракисе?
– Говорят, что герцог Лето Атрейдес правит с общего согласия подданных, – сказал Стилгар. – Так что я должен рассказать вам, в чем тут дело: на тех, кто видел крис, ложится определенная ответственность. – Он бросил мрачный взгляд на Айдахо. – Они становятся нашими. И не смогут покинуть Арракис без нашего согласия.
Халлек и еще несколько человек с гневом на лицах вскочили.
– Один лишь герцог Лето определяет… – начал Халлек.
– Одну минуту, – сказал Лето, и мягкость, прозвучавшая в его голосе, остановила их. Этот момент нельзя упустить, подумал он и обратился к вождю фрименов: – Сэр, я чту и уважаю личное достоинство каждого, кто уважает мое достоинство. Я действительно у вас в долгу. И я всегда плачу свои долги. Если по вашему обычаю этот нож должен остаться здесь в ножнах, значит, так и будет – по моему приказу. И если существует еще какой-нибудь способ почтить человека, погибшего, помогая нам, вам остается только указать его.
Фримен пристально посмотрел на герцога, потом медленно отвел в сторону лицевое покрывало, открыв тонкий нос и полногубый рот, обрамленный черной блестящей бородой, медленно склонился над столом и плюнул на его полированную поверхность.
Сидевшие за столом вскочили было на ноги, но тут прогремел голос Айдахо:
– Стойте!
В наступившей напряженной тишине Айдахо сказал:
– Мы благодарим тебя, Стилгар, за дар влаги твоего тела. Мы принимаем его с тем же чувством, с каким он был принесен. – И Айдахо тоже плюнул на стол.
Специально для герцога он прошептал:
– Вспомните, сколь драгоценна здесь вода, сир. Это был знак уважения.
Лето откинулся на спинку стула, поймал взгляд Пауля, заметил печальную улыбку на лице сына и почувствовал, как медленно спадает напряжение за столом, по мере того как к людям приходит понимание.
Стилгар посмотрел на Айдахо:
– Ты неплохо вписался в мой сиетч, Дункан Айдахо. Есть ли у тебя долг преданности твоему герцогу?
– Он хочет меня завербовать, сир, – пояснил Айдахо.
– Согласится ли он, если ты будешь служить и ему, и мне? – спросил Лето.
– Вы хотите, чтобы я пошел с ним, сир?
– Я хочу, чтобы ты сам принял решение, – сказал Лето и не сумел спрятать волнение в голосе.
Айдахо посмотрел прямо в глаза Стилгара:
– Берешь меня на этих условиях, Стилгар? Учти, тогда мне в случае необходимости придется возвращаться на службу к моему герцогу.
– Ты хорошо сражаешься и сделал все, что сумел, для нашего друга, – проговорил Стилгар и перевел взгляд на Лето. – Пусть будет так: человек Айдахо оставляет у себя этот крис как знак его верности нам. Он, разумеется, должен быть очищен и пройти ритуалы, но это можно сделать. Он будет фрименом и солдатом Атрейдесов. Тому уже есть прецедент: так и Лиет служит двум господам.
– Дункан? – спросил Лето.
– Я понимаю, сир, – кивнул Айдахо.
– Значит, решено, – заключил Лето.
– Твоя вода – наша, Дункан Айдахо, – сказал Стилгар. – Тело нашего друга остается у вашего герцога. Его вода – вода Атрейдесов. Теперь между нами – связь, связь воды.
Лето вздохнул, встретившись взглядом с Хаватом. Старый ментат с довольным выражением лица кивнул.
– Я буду ждать внизу, – сказал Стилгар, – пока Айдахо простится со своими друзьями. Имя нашего погибшего друга было Турок. Помните об этом, когда придет время освободить его дух. Вы – друзья Турока.
Стилгар повернулся уходить.
– Может быть, вы задержитесь, хотя бы ненадолго? – спросил Лето.
Фримен снова повернулся к нему, небрежным жестом возвращая покрывало на место и что-то под ним поправляя. Перед тем как покрывало опустилось, Пауль успел заметить что-то вроде тонкой трубки.
– А разве есть причина для задержки? – спросил Стилгар.
– Хотя бы почета ради, – пожал плечами герцог. – Честь…
– Честь велит мне как можно быстрее оказаться в другом месте, – сказал Стилгар, метнул еще один взгляд на Айдахо, круто развернулся и, широко шагая, вышел.
– Если другие фримены похожи на него, мы с ними неплохо сработаемся, – сказал Лето. – Мы можем быть очень полезны друг другу.
Айдахо проговорил сухим тоном:
– Он прекрасный образчик, сир.
– Ты понимаешь, что должен делать, Дункан?
– Я – ваш посол к фрименам, сир.
– От тебя зависит очень многое, Дункан. Мы должны набрать по меньшей мере пять батальонов этих людей – до того как на нас обрушатся сардаукары.
– Эта цель потребует некоторых усилий, сир. Фримены – весьма независимый народ. – Айдахо поколебался, потом сказал: – И еще одно, сир. Один из наемников, которых мы побили, пытался завладеть этим клинком нашего погибшего фрименского друга. Этот наемник говорит, что Харконнены обещают миллион соляриев всякому, кто доставит им хотя бы один-единственный крис.
Подбородок Лето вздернулся: герцог был удивлен.
– Почему же им так сильно хочется заполучить эти клинки?
– Нож изготавливают из зуба песчаного червя; это знак фримена, сир, и никто другой не может иметь его. С ним синеглазый человек может войти в любой сиетч в этой земле. Они потребовали бы у меня предъявить его, если бы меня не знали. Я на фримена не похож. Но…
– Питер де Врийе, – сказал герцог.
– Человек дьявольского коварства, милорд, – кивнул Хават.
Айдахо спрятал крис под мундир.
– Береги этот нож, – сказал герцог.
– Я понимаю, милорд. – Он похлопал по рации на своей портупее. – Я доложу обо всем при первой возможности. У Суфира есть код моего вызова. Используйте боевой язык.
Дункан отсалютовал, четко повернулся кругом. Они слышали, как его шаги удаляются по коридору. Лето и Хават обменялись понимающими взглядами.
– Нам многое предстоит сделать, сир, – сказал Халлек.
– А я не даю тебе приняться за работу, – усмехнулся Лето.
– У меня приготовлено сообщение о передовых базах, – сказал Хават. – Может, в другой раз, сир?
– Оно длинное?
– Я подготовил краткое изложение, так что не очень. Среди фрименов говорят, что в период действия Имперской Пустынной ботанической станции здесь, на Арракисе, было построено свыше двухсот таких баз. Предполагается, что все они, были покинуты, но есть показания, что перед тем, как бросить, их законсервировали.
– Там сохранилось действующее оборудование? – спросил герцог.
– Согласно сообщениям, полученным от Дункана, да.
– Где расположены станции? – вмешался Халлек.
– Ответ на этот вопрос, – сказал Хават, – неизменно один и тот же: «Лиет знает».
– Бог знает, – пробормотал Лето.
– Возможно, все не так безнадежно, сир, – сказал Хават. – Вы ведь слышали, как этот Стилгар употребил его имя. Не может ли оно относиться к реальному лицу?
– «Служит двум господам», – вспомнил Халлек. – Звучит как религиозная цитата, пожалуй…
– Тебе виднее. Странно, что ты не знаешь наверняка, – буркнул герцог.
Халлек улыбнулся.
– Ну а Арбитр Смены, – сказал Лето, – Имперский Эколог – Кинес… Не может ли он знать, где находятся эти базы?
– Сир, – предостерег Хават, – Кинес служит Императору.
– И очень далеко от Императора, – сказал Лето. – Мне нужны эти базы. Они, наверное, битком набиты материалами, которые вполне можно было бы использовать для ремонта нашего оборудования.
– Сир! – воскликнул Хават. – Эти базы по закону все еще относятся к феоду Его Величества.
– Климат здесь достаточно свирепый, чтобы уничтожить все, что угодно, – задумчиво сказал герцог. – Мы всегда сможем свалить все на бури… Разыщите этого Кинеса и хотя бы узнайте, существуют ли базы на самом деле.
– Реквизировать их все-таки опасно, – покачал головой Хават. – Дункан уверен, что эти базы или некая связанная с ними идея имеют для фрименов некое глубокое значение. Мы можем оттолкнуть их от себя, если разорим эти базы.
Пауль видел, с каким напряжением офицеры следят за каждым произнесенным словом. Казалось, намерения отца их глубоко расстраивают.
– Послушайся его, отец, – тихо сказал Пауль. – Он прав.
– Сир, – сказал Хават, – на этих базах действительно может содержаться столько материалов, что хватило бы на ремонт всего оставленного нам оборудования, и все-таки они могут оказаться за пределами досягаемости по стратегическим причинам. Опрометчиво было бы предпринимать какие-либо шаги без дополнительных сведений. Империя наделила Кинеса полномочиями Арбитра. Мы не должны этого забывать. И фримены считаются с его мнением.
– Значит, проделайте все мягко, – сказал герцог. – Я всего лишь хочу знать, существуют ли базы, и только.
– Как прикажете, сир. – Хават сел, опустив глаза.
– Тогда все в порядке, – сказал герцог. – Мы знаем, что нам предстоит работа. Мы к ней готовились. И у нас есть в ней кое-какой опыт. Мы знаем, каким будет вознаграждение. Альтернативы тоже достаточно ясны. У каждого есть свое задание… – Герцог посмотрел на Халлека. – Гурни, в первую очередь займись контрабандистами.
– «Вот, иду к бунтарям, обитающим в безводной земле», – нараспев произнес Халлек.
– Когда-нибудь я поймаю этого парня на отсутствии подходящей цитаты, и он будет похож на голого, – бросил герцог.
Фраза его отозвалась за столом смешками, но Пауль услышал в них нотки неестественности. Герцог обратился к Хавату:
– Суфир, разверни на этом этаже еще один командный пункт – для разведки и связи. Когда сделаешь, приходи: ты мне понадобишься.
Хават встал и окинул комнату взглядом, словно ища поддержки. Потом направился к выходу, следом потянулись остальные. Офицеры двигались торопливо, скребя пол отодвигаемыми стульями, сталкиваясь, обнаруживая явные признаки смущения.
Дело закончилось всеобщим замешательством, подумал Пауль, глядя в спины. Раньше Совет всегда заканчивался в приподнятой атмосфере. А это собрание словно вытекало медленной струйкой, утомленное собственной неэффективностью, да и завершилось оно спором…
Впервые Пауль позволил себе подумать о реальной возможности неудачи – и вовсе не из страха перед ней и не из-за предостережений, подобных тем, что исходили от старой Преподобной Матери, – его собственная оценка ситуации заставила взглянуть этой возможности в лицо.
«Отец в отчаянии, – подумал он. – Дела складываются для нас очень неудачно».
И Хават… Пауль припомнил, как вел себя на совещании старый ментат – едва уловимые колебания, признаки беспокойства…
Да, Хават чем-то глубоко встревожен.
– Тебе, наверное, лучше всего остаться на ночь здесь, сын, – сказал герцог. – Все равно скоро рассветет. Я сообщу твоей матери. – Он тяжело поднялся. – Почему бы тебе не сдвинуть вместе несколько кресел и не прилечь отдохнуть?
– Я не устал, отец.
– Ну, как хочешь.
Герцог заложил руки за спину и принялся вышагивать взад-вперед вдоль стола. Как зверь в клетке.
– Ты собираешься обсудить с Хаватом возможность того, что среди наших людей есть предатель? – спросил Пауль.
Герцог остановился напротив сына и сказал, глядя в темноту за окнами:
– Эту возможность мы обсуждали много раз.
– Старуха казалась такой уверенной в этом, – сказал Пауль. – И то послание для матери…
– Меры предосторожности приняты, – сказал герцог. Он оглядел комнату, и в его глазах сверкнула ярость загнанного зверя. – Оставайся здесь. Мне надо обсудить с Суфиром кое-что насчет командных пунктов. – Герцог повернулся и быстро вышел, коротко кивнув у двери охранникам.
Пауль смотрел на то место, где стоял отец. Оно опустело даже раньше, чем герцог вышел из комнаты. И Пауль вспомнил слова старухи: «…твоего отца не спасет ничто».
